Нужно жить мустафа ганижев

                НУЖНО ЖИТЬ  Мустафа Ганижев
                (рассказ)               
              На улице стемнело, люди выходили, что не того, будто в поселке 36-ом заставлял их собраться всех из квартир близ стоящего дома. Но и никто на кучу не обращал внимание. Эта была обычная норма общения для этих бездельников, привычный образ жизни. Как бывает, когда эта компания  соберется, ведь у них в мозгах развлечение, кто может быть пьяный или обкуренный или в промысле к тому подобному. Голоса у них повышались, стягивались рты, как у клоунов и тем, теша самих себя. Билан сидел, как на посиделки, обняв коленки, подобно той тощей бабке - смуглый по природе, а на голове красная феска, из которой смотрели черные глаза. Он видел эту картину.
             Кампания мужиков из своих, поселковых могла собрать любой, кому не лень выставит себя по своей очередности,  место того что отойти за углом гаража, где и ограда затемняла. Тут посреди дороги стало тихо в своем кругу, что все в компании следили, как тот угрюмый наливает себе стакан то, что и всем надо, делал он себе огромный и приливной глоток и к чему-то другому прислушаться  тут не собирался, только желали, взят у него стакан и бутыль – никто не хотел. Бутылку со стаканом он не протягивал никому.
            Тут и Рафик подкатился, и вывалить человека пять, просигналив, идет на разворот, сошедшие одни проходят мимо, а двое трутся  средь стихийного сбора, выдавая себя, отставшими. За это  время успели разнести бутылку через стакан. Кому-то не доставалось глоток. Их было всего семеро рыл с прибывшими лицами. Они распределятся, кто, куда и до самого утра их не видать, если только не приедет кто-то среди ночи из дружков, охотников погреться, то опять узнают последним чувством среди ночи, и откуда не возьмись, встретят воришками своих в круг.
              Будучи новым человеком для таких бездельников, Билан знал о них как бы наперед, и всё это было видно и другим чуть порядочным людям. Он глядел на них, как на людей чуждой компании, видя их, как хорёвых, и переставал от них, удивляться. Поселок нефтяников сползал по своей форме на низ, стали меньше высасывать страна черное золото; да, он кое-где сползла, окрестив ее малгобекчане, оползневой зоной, следовательно, беспорядку стало то больше без учета; о той заражённости всей площади  мусором, ведь непросто, благодаря всему что стремились. Земля стало больше без учета о той загаженной всей жизни, ведь незаметно люди, как толпа иной раз могут, превратится в сорняк. Одним людям было больно на все это смотреть, и Билану все это красило подносом, видел постоянно, казалось, что пахло дёгтем; и вдобавок жизнь далась в картине барачной безвыходности.

                1               
              Люди жили в поселке со своими историями временщиками, но и были по духу близки к этому месту, хвалили прошлые времена и нынешние времена укладывались в их памяти и, что место их устраивало, только они хотели видеть свое родное место не в упадке. Большинство тут приезжие беженцы, все в общем временщики; что посадит новое дерево или подре-монтировать домик или квартиру ни кто не желал потому что пустить корень никто не желал.
            Там соседи могли, вытворят свои особые капризы, главное от них слышны свои вздохи и выхлопы, как от выхлопных машин, будь они свои соседские трески радости и ругани. Все, это видеть так близко было тяжело в первое время, будто под окном все люди жили, где жизнь барачная на своем месте. В этих условиях люди выходили по вечерам и кто с кем группами засиживали допоздна по-всякому, где тихо шушукались в своей дружбе, где разный народ, то громкие разговоры и пересуды, а иногда пляс и веселье с гармоникой. Народ, здешний разный были казаки, ингуши, чеченцы, ногай-цы, кумыки…  Они засиживали  до полуночи при госте из соседнего квартала, обычно как летом, кому взбредет до полуночи. Люди смеялись, слушали музыку и пели; могли орать, бросать стулья, что бились хоревые друг друга, видать кто-то перепил или не пил, что ему причитается. И бывало, устраива-ли танцы дикими выкриками, что небывалое явление в прежние времена у кавказцев, сопровождая бубен и выкриками, когда в Чечне проливался кровь винных и безвинных.
              Там, где народ: там, гам! Раздался голос впопад,  облегченно и обру-шится по соседству радостью, - вот! вот! С визгом в центре, поставили пол-ную кастрюльку.  «Вот!» - Что  поднята крышка, и винный пар горячо ударил в носы, и знакомым запахом при терпкой сладости. Так видел Билан в каждый осень, где приглашал его сосед своих друзей. Но, за соседа и этой братве он болел от злости, видя эту компанию. Билан тяжело терпел этот мужской сбор с разбавленным женским смехом; кругом не родная речь, там впрямь записались за вакханалией, будто пригнали тут немытых русских бомжей. Им было все равно, лишь осветиться в компании с той же шарадой. Действительно Батыру казался тридцать шестой участок бомжатником.
              В этом кругу под виноградником сидели, стряхивая кукожечки в ком-пании хмельные, как огарки. Что ей, Марине мешало двигаться, жене сосе-да? Раз теснота, как в коморке: «Знайте, кто это? - спрашивала она, - вон, тот смуглый, который отделился?»  Марина  посмотрела на подтянутого Билана и сказала:  «Он, какой-то сектант, вохабит».
            Билан жил в этом поселке третий год с сыном Аликом, лет восьми и матерью Гошта. Эта семья жила на удивление тихо и незаметно. Устав наб-людать и забивать свои локаторы всяким мусором, он встал незаметно вытяжкой, тихо скрылся за дверью квартиры. Марина знала, что он один и непонятный экземпляр - человек не курил, не пил и с женщинами не остана-

                2




вливался. Он на вид здоровый, как марафонец. Со стороны посмотреть  на Батыра и на его мать, то они напоминали верблюды толстый и тонкий. А вот Алик какой-то другой, видимо мать Лоли могла напоминать сына Билану. Жену он любил и не мог забыть, после армии, прослужив в Морфлоте, мать посватала ему девушку Лоли. Гошта знала ее дочкой своей школьной подру-ги. Лоли с родителями жили в Новом городе, жили красиво всем на загля-денье. Вдруг заболела у Билана его половинка, что слегла, только успели повезти в больницу, а на второй день ее не стало. Что-то в голове оборвалось непонятная для молодого мужа жилка.
          Сынишке Билана было в то время годик всего, ребенок был игривый и пышный и из теста белой муки. Таким Алик оставался по всей день отцу и бабушке. А сын напоминал отцу его мать, которую он так нежно любил; он глядел на Алика  со всех сторон ласково, и Гошта в свою очередь всматрива-лась на сына и внука жадно и боязливо.
          - Билан, ты сходил сегодня на участок, узнать о работе?- Сказала Гошта сыну.
          - За эту неделю, я бывал два раза  и просиживал с мужиками. Они устанут от меня, если так буду назойливым, нефтяники народ непонятный.
         - Ну и что сказали?- спросила она у Билан.
         - И ничего конкретного, обещают, - вот если и все!
         - Может им подсунуть  надо?
         - Да, какой подсунут! Когда будет причина на то, они из твоего кармана вытащат все до копейки. Бояться не надо, что откажутся, -  сказал Билан.
        - Ты устраивайся в милиции, ведь тебе нет и тридцати. А в охрану тебя должны брать, что будешь без дела, но я свое дело буду делать базар, как обычно - закупай да продавай.
       - Нане, Нане нас всего трое и ты нас кормишь всю жизнь, на тебя обуза одна, да ты и нестара, еще пять десяток только. Давай, я поступлю учиться на экономиста, ведь ты меня женила сразу после армии, и учиться не успел. За пять лет и Алик подрастет, тогда я женюсь. Да и жить в этом поселке один ужас, ведь все тут непутевые. И как нас занес сюда, нас в этих краях, ведь Малгобек считался у народа местом ссылки когда-то не зря.
         - Ладно, это другая история с твоим отцом. Он привез нас сюда с тобой и сам ушел через десять лет. Что поделаешь, таков удел? Приехали сюда, оставив там такое удобство: дом, хозяйство и благодатный край.
           Такие разговоры имели место для всех здешних обитателей поселка, но такие диалоги для Гошта и Билана смотрелись по-своему особо, а время уходило неумолимо, к тому праздность и безделье были бичом неудобства. Помолившись перед сном, Билан вышел и походил в огороде и в темноте простояв, глазея на мерцающие звезды, которые его заворожили мечтою. Он вернулся в свою комнату и лег, готовый заснуть. Он лежал на спине, желая, обнять все необъятное и представлять, как далекие звезды на небе и мале -

                3               




нькие светлячки в ночной дали могли, стелиться разом, глядя. Что ему жалеть и перевоплощаться? 
           Ведь все слилось когда-то с прошлой и незабываемой памяти, только оставался у Билана небольшое желание оправдать себя перед неизвестно-стью, потому что он был всего лишь свидетелем из прошлого. Только зачем все это? Опять ему находиться при людях, обретая весомость в прохладном дуновении ветра, чтобы лучи вдохновляли. Ведь пальцы по векам касались - понять, как засыпать и просыпать от прикосновения по щекам, чтобы он жене улыбнулся на вечность, будто Лоли вернулась к нему.
           Понять, как прежде прикосновение и шелковистое щекотала ему лицо, невольно улыбнулся в полусне; понять, может быть, волосы Лоли, а может ее пульс бьется, что зачеркивает в душе все разом, забывая остывшее время вдовцом. Ему хотелось, так заснуть и проснуться, чтобы опять понять ее дыхание на встрече с ушедшей женой. Только, никак не вернут ее. Раз ее дыхание отнялась, и глаза угасли, только одна мысль приплыла издалека вместе с именем ее, которая повторялась в груди его каждый раз. Эта мысль                Билану всегда определялась, то, что он не забывался с образ любимой жены. Сколько пытался он, вызвать к себе одну и ту же мысль снова и снова, которая только что повторялось, получалось каждый раз, он думал о ней, по-тому и одиночество оно съедает с ума, которое привлекало к себе внимание. Не зря человек нуждается в труде, труд его оздоровляет, отгоняя ненужные мысли.
             Ко всему Лоли оставила мужу прекрасный ребенок, похожий на мать по всему очертанию. Каждый раз Билан ощущал тупую боль  от трепетной разлуки, будто она хотела, оставить эту рану незаживающую. Так разве заснешь с одними   муками? Такие тяжелые минуты даже час приходили к нему хоть в полгода раз. Билан понимал свое положение, он снова с трудом приходил в себя. Он поднял обе руки над головой и подтянулся, что искры полетели в глазах, будто Лоли смотрела ему прямо, средь пышных волос его фантазии, смотрела с благовонием, видя прошлое, безвозвратное и родное, напоминавшая ему, как любимая была ему всем той же плотью.
         От всех пыток Билан ждал, когда она его покинет, ведь уставал он, что не мог заснуть; устанет, повернется несколько раз и за полуночи засыпал скорбящим сном. Наутро, открыв глаза, он видел иную жизнь, видел со светом радостную жизнь, что не верилось, чувствуя прошлое за плечами, что смотрел на будущее в оба. Странная жизнь, как человека провожает по жизни двуликая двоякость, после всего не оставалось место в душе для боли и мук. Билан боялся сетовать на жизнь, становясь кротким и доступным для себя, для сына и для матери. Он знал, что был не одинок и этим гордился, потому гнал от себя черный мрак. А боль и страх, что подкрадывался раньше,
ему были нестрашны. Он знал, что надо помочь сыну и матери, а они ему помогали в свою очередь своим присутствием. Он любил их, больше чем кто

                4





либо, и потому он оставался спокойным, зная все, что не делается от Творца.
           Между тем отзываться  о поселке, только в черном свете было бы несправедливо, ведь не может быть так, чтобы все его обитатели представ-лять в одни мазурики. Здесь жили люди из народа простого, как в большин-стве беженцы. Они все до единого человека на словах все свои из атмосферы ушедшей рабочей среды. Они, сами люди называли все прошлое, как старые добрые времена, оставлявшие прежний дух порядка и в занятости все под-ряд. Теперь работа и занятость понятия из прошлой жизни. Здесь жили беж-енцы: месхетинцы, ингуши и чеченцы, не говоря и о других. Если бы Богу ну-жно было, весь этот собор высолился бы оригинально, кругом безделье и выживание, заставляли их безмолвствовать в правах изгоев.
           Правда, у кого не попросишь, все они думают уезжать, как можно ско-рее, но это скоро не наступал, как им хотелось, когда власти предлагали тог-да по-иному в деле репатриации. И наконец, жить не повернутся и не поис-кать свою выручку, наняться на работу  или косить сено, копать трубы, все это здесь применимо.
              Билан решил долго, применить себя, чтобы труд стал спокойствием без спеха, как очертиться  в его уделе в дружбе с одним мужиком. Они на-чали капать трубы в тех местах, где охрана  оставлял место без присмотра, особенно в лесу. Капали они двое, оглядываясь кругом, отрезая по 5-6 мет-ров, они прятали их одновременно, чтобы настигли проверяющие, своим поведением, которые просились в долю.  
          Работа была не из легких, но податливая; главное не спешит, будто  по тьме и быть приземистее. За день Билан с Мурадом копали в среднем пят-надцать метров трубы. Работа хоть ненаказуемое воровство без спроса у властей в отличие от безделья, где охрана нефтепромыслов не наказывала, а забирал для своих нужд, составлял занятие для многих безработных, осо-бенно для подростков. Даже дети найдут себе металл, каждый свой 50 или 100 кило, и рассчитывал, получит свои денежки. Но такое занятие, когда их могли застать и держать ответ за воришек было неприятно с первых дней, многие привыкли и копали напополам с проверяющими. Одним не просто так неприятно, а совсем тяжело при желании оставить и уйти, но жить то надо было. Главное не в тяжести работы можно было судить, а самая сущес-твенная, это ее найти, когда никто не имел право  сидеть сложа руки.
            Очень скверно считал Билан, когда он сходить наняться за день сколько и можно каждый раз невезуча, глухая стена или презренное без-различие, не видящие человека своим взором как со стороны начальств промыслов, так и частных лиц. Каждый раз он оставался со своими ощуще-ниями, оскорблённый на ровном месте. Так начинался пренебрежение его к себе и всему миру. Он переставал испытывать страх при каком-то облегчении
от тугой, муторной тины на сердце. При этих ощущениях Билан капал трубы с Мурадом. Первые дни, доставались им  чужие остатки копания. К тому были

                5




всякие способы этого промысла - тайком,  пополам с ментами или по блату. Им оставался работать тайком и делиться двоим.
              На самом деле, найти трубу, - это дело удачи тоже. Для этого ее искали наугад. Получалось, что Билан с напарником брали свои метры по мелочёвке и этот вариант был надежный. Раз выдался им удача выкопать свои сто метров, как первый плод усердия. Они продали свои метры по сорок рублей, прямо на месте, где работали. Две недели по две тысячи. Такое случалось со многими, и поэтому  копавших людей заманивала эта работа.
               Пара дней они отдыхали или искали новое место. Всякое бывало, что наткнутся на чужие огрызки. Могли напороться на две плети труб, уложенных рядом в одном выкопке, когда-то и забытых. Это везение! Они решили выкопать ее скорее, будто работали в бригаде стахановцев. Было скопано  восемьдесят метров, что вдохновляло, оставался столько же. Следовало быстрее резать и спрятать в кустах, затем чтобы продолжить. Так можно им заиметь по пять тысячи на двоих за две недели. Пять дней Билан с Мурадом поработали, резали по пять метров, когда грузили на транспорте, словно с неба навалились менты из отряда неведомственной охраны под старшинство майора Беслан на уазике, человек четыре. Прохаживали, вдоль прокопанных труб промеряли и начали о своем, по всем догадкам нашелся
им куш в карман. Беслан метался больше всех с одной майорской звездой, обрюзглый фат. Он со своей командой из шести работников неведомствен-ной охраны бычился. 
          - Кто из вас старший? - сказал майор.
          - Мы работаем на равных, - сказал в ответ Мурад, пока Билан думал.
            Занервничал майор, остальные стояли, только один его работник по имени Сулейм поддакивал старшего. Когда при всех начинали Билан и Мурад находить контакт, то старший из ментов троился, будто завели машину на неправильном зажигании; он уходил дальше от всех по прокопке, как бы думая лечь в траншее место труб. Тогда один из его помощников ска-жет Билану, сходи за ним один и договаривайся. Что стоять? Тогда Билан выдался вперед к майору шагов тридцать.
           - Сулейм, давай поделим пополам, для всех будет - сказал Билан.
            - Ты, что мне несешь? Гоните машину туда во двор, где наш отряд и машину оставьте там! Мы покажем вам, как воровать трубы! Вы их уложили? Вы их уложили? - Повторял Сулейм, грозя Улану тюрьмой.
           - Нет! - сказал Улан.
           - Значит, вы думайте мы за вас, будем отвечать и так всякие нагадили нам.
           - А мы первый раз. Вот заберете все - а наш труд? Мы же тут вложили труд и пот. Эти трубы копают все здешние жители, и даже приезжие. Они оставленные и забытые государством, им сорок лет, загниют или другие ута-

                6



щат. Вообще, люди, которые копают, говорят, что вы их продаете, когда готовые или  разрешайте, тащить напополам. И мы, предлагаем вам по той же схеме.
          - Ах! Как вы смеете, так болтать?  Мы  вас посадим, как тех  двух чеченцев за трубы, тогда будьте знать.
          - Хватит вам! Что разгорячились? Скажи, что предлагаешь?  В крайнем случае вот твои трубы. Пусть вас Бог осудят! - сказал Билан и махнул рукой.
        Майор присмотрелся и сказал, - знайте, вот мой помощник, его зовут Сулейм, если хотите уйти чистыми, то делайте, что он скажет. Вам понятно! - Подошел старшина Сулейм и отставший на месте с Биланом и Мурадом. Он принял их на себя, чтобы разобраться дальше. Тем временем майор уехал с остальными ментами.
           - Заведите машину,- сказал Сулейм, - мы поедем, где нижний стан от дороги в Вознесеновку направо и там свалим трубы. Я там запишу ваши даны и расписавшись, вы уходите с миром. Только никому не говорите, что трубы свалили в этом месте, распишитесь за эти трубы у меня в этом месте. Если проболтайте, то ваши росписи… -  и указал он палец на бумажку.
            - Ладно, ладно! - Сказав уехали они, оставив за окраиной поселка, где домик и загон скота был у отшельника. Так закончился вся, эта трудовая деятельность Билана и Мурада. Менты Беслан и Сулейма продали эти трубы за шесть четыреста на двоих, так позже Билан и Мурад  узнали от работника из охраны промыслов.
          Билан подумал: «вот она эта  родная милиция! Такие порядки и чело-веческие возможности, где именем закона совершают темные дела. Люди при власти всегда пользовались окольным путем.
          С человеком все случается, поэтому он человек со своей верой и со своим лицом, только не следует зарекаться. И так пятьдесят рублей - одна бумажка или пять или три булки хлеба, когда как. Это все, хоть умри и ло-жись поперек дороги. Просит взаймы в поселке у Билана не у кого к тому времени, потому, что не было никакое общение с людьми, когда он был как в чужом мире…
          Поселок для нефтяников в годы индустриализаций всей страны, где жил Билан обветшал, что не остался того духа, рабочего муравейника; стояли за-крытыми и замурованными все качалки. Теперь прошлое оставался воспоми-нанием и никому, это прошлое не интересно в ожидании что-то необычное в сегодняшней жизни, не отлагая то ожидаемое в завтрашний день; хотя сего-дня в глазах каждый видел, лишь хаос и беспредел, кругом насилие, кровь и страдание бедного человека и райская жизнь богачей. Вот оно наследие сов-етской действительности, державшее на штыках против внешних врагов и против своего народа, напоминая это прошлое сталинскими лагерями и тру-довыми победами.
              В этих условиях русские уехали, и осталось их совсем по пальцам пере

                7




- честь старики, зато чеченские беженцы от войны заполонили ветхий посе-лок. Кто тут свой или чужой сказать не собирался,- живут себе люди, так пусть живут. Люди то, различные по образу и подобию, но жили, как могли.
         Странное время, полная свобода и бездушие, что все смешалось не в пользу добра и чести. Зато, здесь никто никому не мешал и не задевал, чув-ствуя гордость в этой оголенности. Дух свободы для ингуша от советской дей-ствительности было наведу. Даже здесь в поселке 36-ом ингуш не мог сказ-
ать, что он причастен к этой земле, что не имел прав, как в кастовой стране. Здесь жил особый народ «чести и достоинства», который отворачивался сво-им миром от чеченца и ингуша. До Перестройки, вайнахи чувствовали изгоя-ми на своей земле.
         Теперь настал время свободы и хаоса, но вайнахи могли находить свою гармонию, если не провокаторы и их покровители. Были такие орлы, если на твое добро и силу не надеются, то могли сделать с тебя посмешище, потому ослабляться равно самой смерти. Такой круг жизни уже начертался даже, здесь в окраине Малгобека. Эту жизнь видел каждый здешний житель, в том числе Билан, как воплощение в жизни всего, что движет людей.
         Человека все задевает, одно то непредставимое остается свободным от его опасения; что касается конкретных вещей, как низкий доход, дорогови-зна, безработица, преступность, нарушение закона через коррупции, клано-вость в ущерб общества и т. д… Что делать? Когда страна больна и не найти решение. Проблема края в занятости населения и это испытывал Билан. Не-вольно помечтает он о манне из небес, потому живому фантазия не помеха. Те, кто работал на промыслах, чувствовали себя баями, потому что заработ-ка была гарантия жить спокойно…
            И так, в нефтеносном районе ныне нефть исчезал день за днем, - вышки, резервуары и всякое металлическое оборудование резали на металл и отправляли на КамАЗах сдавать в приемный пункт Моздока или дальше по выгодной цене, начальство и дельцы грели на этом руки. Рядом от Билана находился маленькая средняя школа, где население убыло или вымерло, чтобы назвать ее постоянным, потому в классах учились пять-семь учени-ков, из-за этой причины с этим фактом, связанная зарплата учителей была низка.
           Вся эта картина одна, понять положение Билана, он с матерью и сыном жил так же как все люди из его барака. Вроде крыша над головой, не замер-зают и без куска хлеба не оставались, если б не мать его Гошта, которая про-падала целые дни на базаре сиделкой, то пропали бы совсем. Самое против-ное для Билана было ходить напрашиваться на работу, как бы разорваться, продувая дырявый шар. Такая неприязнь к себе могло превратиться в бол-езнь, но до крайней точки доводить себя умом он  не решался, потому что гордость заставлял терпеть и не давать миру себя заме- чать.
            Билан спокойно с думой:  а вдруг повезёт работой, шел по тропе

                8




поиска, не желая, думать о напрасных хлопотах. Вот поднялся он по лестнице на второй этаж в приемную у начальника, где стол начальнику будет протии-вно, слышать о его визите, а это Билан видел по ответу. И раз да два посе-тишь мест в поиске работы, то не захочется видеть никому эти возможные работодатели. Так в этом деле и Билан ставил точку, чтобы не искать работу. Но, придя домой, он узнал от матери, что им надо ехать в Карабулак на поминки после сорокового дня двоюродного брата. С поминок Билан верну-лся один, ведь дома оставался еще сынишка, которого некому было остав-лять, а мать решила остаться на пару дней.
          Так отец и сын остались одни дома, что стали еще ближе, давно Билан не ложился с человеком близким; ему можно бы вспомнить прожитые годы с женой, как дорогие годы и вопросами помогал отцу Алик. К Билану приходили мысли о счастливых днях, он посмеивался над  своей радостью, где он находил не один в комнате. Он лежал набок, видя и, слыша дыхание сына, и тем ощущал свою жену, она оставила его вдовцом с сыном; с тех пор прошло три года.
            Билан остался не откреплённый от старой мечты, чтобы думать о нов-ой жене. Все же, время перестраивала на новый лад потихоньку да незаме-тно. Вдруг кажись, Лоли улыбнулась, неслышно толканула дверь и закрыла за собой. Она стояла особая, неподкупная чужой воле, покорная своей судьбе. Обидно и странно было воспринимать вдовцу такое поведение, будто она принадлежала другим незнакомым людям, он ревновал к ней. Невольно заставляла обстановка понять, что они теперь совсем разные; как Лоли по делу снует, не прикасаясь о пол взад и вперед.
             Лоли присела на тумбу, достать халат ночной, сбросив с себя покрывало, оголяясь; она вытягивала тряпье, и слаживала в кучу, будто волшебник и своей шляпы красную ленту. Билан продолжал лежать с закрытыми глазами, но он видел и боялся вздохнуть, что пот выступала, а Лоли уж продолжала свое дело. Вся комната наполнялся тряпьем, что Лоли стала невидна мужу, что лежал он придавленный и застеленный, думая - лишь бы она подошла к нему и притронулась рукой, чтобы теплом прикос-нулась. Билан хотел разомкнуть  веки и броситься к ней и положить ее между собой и сыном, положить, как куклу дорогую, чтобы отогнать мрак от вдовца навеки.
             Но, это стало невозможно, он открыл глаза да потер их недоуменно, бедный муж, бедный отец повернулся к Алику, здесь он обхватил  мальчика нежно и гордо, зная, как все кончился разом, это все прошлое. Он знал с чувством, как никогда, что ближе и светлее радости у него нет, чем собс-твенный сын и родная мать.
            А на второй  день Гошта вернулась с атмосферой траура. Она вспоми-нала сирот племянника, говорила о них с охотой сыну. Билан обещал съез-

                9





дить к этим сиротам, как скоро ему это удастся. Он жалел, что съездил в Черкесск, потому что потерял там свои сбережения. Гошта не жаловалась на здоровье в свои пятьдесят лет, она вдовствовала  уже десять лет. Она, в сво-ей женской доле свыкшаяся, могла тянуть ярмо, не оглядываясь по сторон-ам. И тема о сыне у нее оставалась больным местом, она найтовила в грудь с особой болью.
          Вечером, когда Гошта вернулась с работы, она сговорилась с сыном, о ненужной вдовьей жизни на двоих, в духе нежных прикосновении. Судьба загнала их в угол, что не хотели  жаловаться кому-то. У Гошта теплилась надежда за сына, поженив его быстрее, отселится в одну комнату с внуком, а  другую отдать молодоженам.
            Она начала: «Сынок, нам достаточно того, что осталось по жизни, что одинаково вкушать одно и то же, по следам непозволительного одиночества, хватить, то что я несу вьюком. Ведь я, то женщина, которая вынесет все.  Хватить, смотреть друг на друга, нести одно и то же, грех непростительный, ты должен жениться. Вот, что я требую».
            Гошта смотрела на сына решительно…
            - Ай, нана, ты даешь! Ведь, как я могу жениться, когда у нас нет на то основа, нет у меня работы, кроме того живем не у себя, без дома своего. Да и какая попадется? - сказал Билан.
             - С людьми бывает всякое, но все же они надеются на Творца. И сколько таких, кто без крыши над головой создали свою семью. А какая попа-дётся жена? Это станет известно, как начнешь жить. Люди сходятся и расхо-дятся. Это не мы придумали. Мы будем мерить по себе и выберем, лишь бы принцесса не была. Вот женился ты на Лоли и жил же себе – разве она была плохая? Мы присмотрим и расспросим о ней, как надо, что они тоже могут это сделать в отношении нас.
              - В моем положении, жениться - это серьезное дело! Для меня это лоторейный билет, чтобы женитьба не вышла боком, сказал Билан.
              - Я знаю сын, что ты говоришь, время пропустишь. И ничего хорошего в этой холостяцкой жизни. Хочешь, чтобы сын подрос, сказать ради него жил затворником. Я знаю одно, почему ты в милиции не хочешь устроиться?
             - Скажи, тогда? - Сказал сын удивленно и понятно.
              - Но прежде ответит на мой вопрос, подумай! Я говорю, это потому что, ты вобрал в себе столько духу, будто стал промокашкой, и этим водуше-вившись готов прождать всю жизнь что ли? Ведь устраивались в милиции и до тебя люди и после нас тоже будут, поняв, где зарыта собака. Узнав прав-ду,  станешь ты другим и  практичным…
              - Мать, я не готов тебе ответить. Для меня эта неожиданность. Туда, кто идет, имеет связь и поддержка. Если меня и возьмут, то придется мне, пересилит себя, находясь на побегушках. Но и это ничего, ведь куда денется мое самолюбие.

                10




              - Подумай, прежде чем решиться, хотя ты мог бы прямо столько не думать. Ты боишься милицейской среды, потому что туда затягиваются кому не - лень, боишься, стать милиционером, ты потеряешь все, что зарубил себе на нос, сын мой.
              - Я не подумаю! - Сказал Билан.
              - А как быть с этой нищетой, что мы переносим? Тебе не надо быть богатым  - я тебе подыскала невесту, которая поможет тебе. Это моя забота, твоя мать приставила уже глаз. Она в годах на год лишь моложе тебя. И она девушка с хорошей семьи, не была замужем и все о ней хорошо отзываются и братья у нее на приличных работах. Она работает в СОБЕС-е. Ее переведут в Назрань и там квартиру можно снять. Устройся в милиции и спокойно рабо-тай, умно веди себя не выскакивай вперед, когда до тебя много есть, где что показать; исполняй задание или приказ осторожно. А о своем сыне не бес-покойся, Алик у меня будет кроме тебя вторым сыном. Как спим с ним, так по душам талдычим. Когда у вас будет дом или квартира там со временем, так мы переедим к вам. Ведь все всегда бывает неодинаково.
                - Ай, моя нана! Ты у меня, как  комбинатор Шмулевич. Все по плану у тебя, мне с тобой не пропасть под сенью твоей лишь жить,- сказал Билан.
              - Тебе надо жениться скорей, так время пробежит, и останешься в бобах. Моя подружка Марьям, которая мне стала недавно очень порядочная женщина, она самая старшая сестра, этой девушке о которой, я думаю сва-тать тебе. А я, твоя мать, тоже не буду считать себя не услышанной Богом. Заживем, если Аллах даст, как люди!
                Гошта села на стуле до этого стоявшая, убеждая своего сына.            
              - Ладно! Ты меня и первый раз так женила, что я не успел оглянуться. Теперь мне просто не удобно перед всеми: перед тобой, то что я сижу на твоей шее, будто она у тебя казенная; перед сыном, боюсь не поймет меня, когда повзрослеет и перед совестью, которую, а искать тяжело. Кроме всего, что делать с нашим нищенским положением.
             - Все стерпеться, главное не упустить свой шанс, данный самим Творцом. Ты у меня один, только и все ради тебя я могу отдать, а сын твой Алик, будет моим сыном. Думаешь, я не видела тебя за эти три года Билан, ведь я ждала и перебирала тебе подходящую невесту.  И вот, я не упущу, это время и ты должен слушаться меня, - сказала Гошта  сыну.
            Она смотрела еще, довольная, что сумела убедить его. Её тело мате-ринское, могучее до последней жилки насытились теплой кровью, становясь заметно от напряжения и  волнения. Гошта ходила теперь,  и отчитывалась от
правоты  всех своих предложения.
              - Завтра, - продолжала Гошта, - мы поедем в гости к моей подруге Марем, она пригласила нас к себе и там будет младшая сестра Фатима, при-глашенная гостить из Альтиево. С собой я беру и Алика. Пусть нас видят они-то же!

                11




            После разговора с сыном Гошта начала готовится в гости к подруге, как бы неведомая сила подталкивала сама ко всему светлому, будто кто-то подгонял ее. В таком случае, что положено по чести и нраву, она догады-валась о предстоящей встрече. Она купила подарки для подруги и его сыну, чтобы уважение занимало свое место. Гошта решала, как комбинатор в деле сына, она показала красивую куртку и туфли Билану, чтобы сын надел пер-вый раз обновку в заветном деле. Теперь мать радовалась за сына, ведь он
смотрелся молодцом и она отпускала при себе «ловца» - напутственные сло-ва.
           Небывалое настроение у людей, Билан стоял и молчал, забыв о прошлом, околдованный от нового теплого ветра, придававший особую силу против убийства и дремучей грусти. Мать стала настоящей колдуньей, она одела так же внука Алика красивым костюмом и ботинки; так она думала решать свои и сына проблемы, что любовалась сыном и внуком. Она видела в них драгоценные камни, спрятанные в сундуке - вот пришла ее время пока-зать наконец по воле Всевышнего свой товар всему людям, чтобы продать по приличной цене…
           - Ма, ты скажи, где ты достала деньги? - Сказал Билан, зная безденежье в доме.
           - Ха-ха-ха! - Гошта засмеялась не громко. Она с радостью начала вещать сыну. 
          - Я была на сороковой день, на Саг1аш*, там брат мой Керим предло-жил мне место нашего  бычка денег сорок тысяч, видать подрос он у нас неплохо. А это  для нас божье подарок! Помнишь, когда я хотела купить теле-нок за тысячу у соседки того же Керима в Долакове, как ты меня не поддер-живал. А брат, мой молодец подбодрил свою сестру на выгодное дело и теперь покупает этот теленок у нас. Вот, что значит иметь брата! Какая эта нам подмога. За эти деньги я купила для вас мои дети и кое-что для подарка, чтобы не пойти в гости с пустыми руками. Там будет у них мовлид вечером, что народ соберется, а мы до вечера побудет с часок. А ты присмотрись к Фатиме, она там будет бегать по всяким делам, и она ваш стол будет прис-матривать. Алик будет возле меня. Да и я сама буду с ней говорить по мере возможности. Как удастся, будь знакомым с ней попроще. Ты, запомни одно! Забудь, все старое и всмотрись в нее, как твое будущее, прямо без робости!
          - Хорошо, моя умница! Ты у меня комбинатор…
            На следующий день Гошта со своими детьми вышла из такси у ворот дома подруги Марем. Как в народе говорят базарное братство, чумное всего родства. День выдался приятно летний. Марем сама их встретила, ведь чуя-ла, как подойдут к ней дорогие гости.
           Вот и встреча! Шум от эмоций женщин выдался скромно. Марем и Гошта шли впереди, а Билан и Алик за ними. Во дворе было еще спокойно, чувствовалось, что в гостях готовились к мероприятиям. Дом большой и

                12




отутюженный, все, что приложилось к нему было заделано основательно. А двор был небольшой для такого красавца, зато чистый и ухоженный пали-садник. Билану стало светло в этом дворе. Вышли из дома другие, чтобы принять гостей: хозяин Аббас, сын старший Халит. Только молодые женщины находились у себя… Вроде все свои и все чужие, поэтому скром-ность и вкус поведения требовало свое, думая жить и смотреть вперед.
          Гошта и Марем продолжали стоять в окружении родных и знакомых, они. Саг1аш* (инг.) - поминки, где приглашают родственники покойного и читают молитвы… Тут двое сближали мир и сердец, как удавался. Они не терялись и говорили все лестно в угоду дружбы.
         Радость и веселье с шутками для старших продолжался не долго. Хозяин дома попросил вынести во двор стулья, чтобы спокойно посидеть на свежем воздухе, а всем занятым продолжить свое дело. Словом, день начался для гостей в самый раз, Четверо: Аббас, Гошта, Марем и Билан уселись в полукруг. Аббас расспрашивал о родных Гошта и затем о фамилии Билана и его отце. Отвечала Гошта. И Аббас на нашел особых родственных нитей, при-водившие в свидетельство, остался довольным на всех, но и Гошта знала кое-что о них не понаслышке, а через подруги.
         - Гошта у тебя семья скромная, сама такая здоровая, что не вериться, - сказал Аббас.
        - Нынче мода у людей такая, а мне сам Всевышний пожелал быть с од-ним и вот мой внучок, теперь у меня их двое, она потянула Алика к себе.  По-женим сына, а внучок останется со мной.
         - Ты, пожени сына! А внука, пусть кормить отец, ведь будут и другие вну-ки, и будет Алик своим братьям старший. А сама тем временем выходи зам-уж, ведь ты нестара и у тебя могут быть дети,- сказал Аббас, став советчиком.               
         - Ай! Не надо мне этот грех, я и так не могу за одним приложить глаз. Выйти за старого чурбана, которого надо переворачивать, что ли?
          Гошта не хотела слышать  такой разговор.
           - Моя подруга за себя постоит. И чужое имя вспоминать, пусть решаться другие. Это не в наш адрес. Я будь на месте Гошта, не смогла бы сделать половина того, что делает  она. Так, что муж оставь мою подругу, - сказала Марем.
          - Аббас у меня есть два сына и оба они со мной, вот мой маленький Алик, - сказала Гошта. - Как я смогла бы его поменять на кого-то. Сам Аллах дал мне его и меня для него. Скажи, что-то в пользу моего Билана, чтобы я его смогла поженить, когда это от тебя требуется.
           - Ну, ладно женщины. Вы народ, который не угодит и не бросит - все
одно и то же, - сказал Аббас.
           - А вот есть вариант один. А пусть переглянутся Фатима и Билан! А Гошта сама поговорит с ней!  Для этого, заведи Марем людей в свои комна-ты, покушают, обо всем поговорят. Вот вам первым долгом по воле Всевыш-

                13





него, видно наметиться добро, - сказал Аббас.
         - Да пусть Аллах будет доволен тебе Аббас! Теперь, ты говоришь, как нам этого надо. Сын мой должен молчать, а я за него буду говорить, - сказала Гошта, раздобревшая вся.
         Аббас ушел по делу, ведь к вечеру должны были прийти приглашенные на Мовлид. Марем и Гошта посидели еще немного, пока сноха хозяйки не позвала их в дом, чтобы уселись за столами с угощениями.
      Какую великую силу имеет человеческое общение, особенно с привыканием на дружбу. Вообще, кроток человек сердцем перед красотою, той восприимчивой и понятной - это вечное чувство человечности пишется знамением на драгоценном камне, желанное для души мира и любви. С этим чувством, каждый сделает над собой усилие, одолеть робость и негатива, чтобы подвести своего собеседника к истине, как к миру своих воображений, показывая свой внутренний мир, описаниями всех внутренних красот с начало и до конца, что ингуши называют Эзделом.
             Время было удачно выбрано, когда людей было немного, Гошта смог-ла, сидя за столом при обслуживании  будущей невестой поговорит, как с подругой  почти, вызывая на скромную откровенность Фатиму. Девушка скорее молчала, и молчание казался согласие, потому что сомнительного было мало при разложенных картах, только разговор с Биланом не был у Фатимы.  Нет ничего существеннее дел, чем чувственное и тайное, как пред-чувствие света и свободы. Даже, это желание, что приходило для души, имеющей отношения к тем детальным подробностям, высыпаемые жизнью в изобилие. 
             Теперь все эти слова и мысли приписывались к положению семьи мужественной женщины, у которой не был муж, и одна стояла за сына и внука защитой и опорой.
             Первый шаг к доброму делу был сделан, и надежда была для них опора. А для Фатимы и Билана оставался думать о будущем с первого шага, там присмотрев друг на друга, услышав ответы, которые следовало услышать «да». Конечно, после всего все вычерчивалось в одно, что было ясно, что могло быть, лишь таким только, что могло кончиться со счастьем. Оставалось каждой стороне своим умом думать о будущем, как бы ни помечтали, вспо-миная для себя каждое движение, каждое сказанное слово для Фатимы и Билана.
             Хлопоты Гошта и Марема  могли обещать успех. А по глазам Билана и Фатимы имелся довольствие двух сердец. Одно место оставался, где всем нужно было решать быстрее и проще к свадьбе.
            За десять дней, изменился жизнь Билана. Эти три года остались поза-ди, эти солено-жгучие, затасканные в его душе. Того наста в предзимье, что накрылась с тех пор, как ушла Лоли, рассталась вдруг - клин клином выши-бался в душе. Та развалина в его уме стерлась и того солнце блеклое уже не

                14




светилось. Но воспоминание о Лоли приходило реже, зато занимало оно свое место за навесом. Теперь и меньше думалось о прошлом, когда новое солнце  взошло, только сравнивать одно с другим Билан боялся, чтобы новое не сглазить.
          Правда свадьба у Билана была скромная, да и место на Сунженском хребте было пожелать лучшее. Гошта сама ездила в Назрань и не раз, чтобы молодожёнам найти квартиру, где сын с женой мог жить. Месяц не прошел, как новая семья - сын и сноха, у беспокойной матери жили в Насыр-Корте. Маленький домик в удобном месте нашлась им, где на работу ходить было удобно, и цена устраивала их, за снимаемое жилье. Фатима работала по сво-ей линии, работником Собеса. Новое место и новый коллектив ее устраива-ло, ее приняли будто она здесь и работала. Обычно, когда руководитель организаций свой человек родством, то это давали плюсы для работника и уверенность в работе; и Фатиме доставались такие возможности.
         Соседи у Билана и Фатимы оказались очень общительными людьми, они зааменяли им настоящих родственников, а хозяин дома Идрис работал директором лесного склада. Обычно, вечером Билан и Идрис общались частенько, они разузнали друг о друге многое и им было в чем сочувствовать и в чем говоили о жизни. Билан был лет на десять моложе своего соседа, он обращался с ним, как со старшим, что был готов помочь всеми силами. Идрис увидел сам лично и через отзывы всей семьи и старой матери Леби о новых соседях молодоженов. Они, так быстро свыклись, что семьи стали завязаны в дружбе, что сочувствовали боль каждой стороны как свою боль. Это был божий промысел, угодный людям, как помощь в их жизни.
         Однажды Идрис вернулся с работы - выдался случай, поговорит ему с Билном и он начел с вопроса.
         - Билан, ты так долго ли думаешь сидеть без дел? Конечно, у тебя нет знакомых и близких родственников помочь тебе. Но, а я тебе, чем могу помочь? Если тебе устроить, то могу тебе предложить кладовщиком моим, будешь продавать мой лес, а я тебе плачу зарплату двадцать тысяч рублей в месяц.               
        Билан зажмурился, и тихо смеясь от радости, сказал: «Такое мне не снился Идрис. Будь тебе доволен Аллах за соучастие в моих нуждах! Главное, чтобы мне под силу было такая работа».
           - Я открываю еще второй склад в другом месте, и через месяц он начнет у меня работать. Там я думаю устроить своего старшего сына. Ты мог бы выйти на работу, как ученик; за месяц научился бы что к чему, чтобы знать, и как распоряжаться и иметь хозяйский глаз.
           - Это, что мне и надо. Так надежней. - Ответил Билан с серьезным вид-ом.
           - Правда у тебя машины нет, месяцев шесть или год можешь без машины перекантоваться, за сбережение можно купить себе машину, -

                15





сказал Идрис.   
             Когда крылатые птицы улетают на юг, они напоминают об осени, а глазу примечать очей очарования. Мир сказкой сработалось, это еще доказательство, что не за горами зима. Утром и вечером ощущался, как ветерок  лизал язычком  холода, затылок. Прощание с  летом, порой уныние привставал, а порой, и не заметишь какой он мир своенравный. Чтобы не видеть расположение духа, порой легкий бег доставлял Билану одно удовольствие, не был причин не позвать его, чтобы ему не побежать в гору, где бы утолялся жаждой пережить свой мир.
          Теперь времена были в особом ритме, особенно молодым. Кругом слышалось о войнах на Кавказе, о взрывах и о похищенных, где честным людям было трудно обо всем слышать. А Билан все это слышал и был без-участным – лишь сердцем делился о несправедливости, он думал о кроткой и надежной жизни своей, всегда думал о матери и о сыне, отставших в Малгобеке. Гошта с Аликом приезжала через  пятницу, после обеда уезжала обычно.
         Конец сентября, две тысячи четвертый год, жизнь волочилась сама по себе; и нестабильность на Кавказе, и наседающая гидра дикого капитализма, после кризиса в стране. Одни богатели, другие обнищали - кому хвала, а кому хула, что всем в порядке вещей, где такие законы твердили о неспра-ведливости.
         Билан работал в своем складе уже самостоятельно, по вечерам он встречался с Идрисом, а на работе хотя не виделись, потому что не было на-добности, они были уверены, составлять один организм по работе. А что не понятное Билан мог по телефону узнать от своего патрона.
         Однажды Билан пришел с работы и он заговорился с женой о необхо-димости поступить в ВУЗ.
          - Я думаю Фатима мне нужно сдать документы на поступлении в институт, заочного обучения. Хочу адвокатом или прокурором, но не судьей. Как ты думаешь?  Ведь кругом несправедливость к бедному человеку, а их надо кому-то защищать
         - Я думала  об этом с тобой говорить, но боялся, что это рано пока материально мы слабы. Неплохо бы с весны поступать тебе.-
           - Да! Я так думаю. Просто неудобно в нынешний век быть без диплома. Ведь жена с дипломом, а муж сапожник, что-то незвучно. За это время у нас будет своя тачка хозяйка. Иншаалах1!               
          У Билана были планы жить и быть нормальным человеком, чтобы не стыдиться за свою жизнь, думая быть полезным честным людям. Днем он и
Фатима бывали на работе, лишь вечером создавали семейный уют для себя, за домом их присмотрели соседи и им думать, и переживать нечего было.
        Однажды Билан приходит с обеда, где выдался время с пол часика, он осматривал свой лес привезенный и остаток из партии привезенное еще до

                16




него. Реализация шла бойко, что за день уставал отпускать лес, вырученные деньги итожил для отчета. Вдруг мысль пришла: «Странная штука - жизнь! Ведь людям везде нужно успеть жить, что каждый по-своему с ума сходил. Болезнь их брал в свои тиски: одни строили, что нормально есть и спать не могли;  другие, служивые думали, как копейку нагребать любыми способами - методы их были разные, подкуп, взятка, обман, мошенничество, угрозы и т. д.. Еще другие воевать или помогать воюющим словом и делом, как бы их не убивали. Первое, хотели жить своим трудом. И верить, лишь тому, что у них есть в руках или в запасе, забыв нормально думать о необходимости умер-еть, думая об успехе - большим домом или торговлей, будто все к ним воз-вращается сполна. Были и самые хитрые, из двуногих людей, думающие кого обмануть ради выгод. Они были готовы все пустить под откос - они были ненасытные. Третье - эта часть простолюдины, не желавшие терпеть неспра-ведливость. Что делать, когда человек все это видел? Мир с ума сходил!
               Билан не успел обо всем подумать, как на Мерседесе подъехали  после обеденного перерыва  - трое парней, чуть старше его да немного подвыпившие, ходили по штабелям, будто были хозяева площадки.
            Билан подошел к ним и стал слушать, что они говорили меж собой. Один из них старший говорил: «Вот с этих досок выберем себе пять кубометров. Керим и Алик начинайте выбирать. Отложите нам только без сучков и сосну!»
          - Вы сначала узнайте! Можно ли так выбирать? Ведь, это партия, привезенная и заплаченная своей ценой. Там семьдесят процентов сосна остальной лес пихта.  Другое дело, кривая или дефектная доска, можно отложить в сторону от штабеля, - сказал кладовщик Билан Юсупу, который был из них старший.
        - Дорогой, нам береза не нужна. Мы покупаем, лишь сосну.
        - У нас такой сосны нет в продажу. Ищите в другом месте, - сказал Билан.
        - Ах, ты нас гонишь, что ли?
         - Я никого не гоню, а говорю по существу. Мое дело продать доску и получать за нее деньги. Дефектные доски можете отложить, что там иногда попадается пихта - это не дефект.
        - Слушай генацвали*, мне нужна сосна. Мы, только здесь будем выбирать.
        - А я не даю вам такое право. Мне придется милицию вызвать,- сказал Билан и отошел в сторону, чтобы позвонить Идрису, согласоваться.
           Прошло минут тридцать, двое выбирали доски, а Юсуп вернулся с машиной  КАМАЗ, чтобы увезти доски. К тому времени приехал Идрис с дву-
мя милиционерами. Билан стал свидетелем разговора. Тут подошли и другие покупатели леса. Юсуп стал послушным, что вынужден был забрать отло-женные доски все вместе.
            Этот случай оставил Билану свой след, где люди, орлы превращались в

                17




птицы западне. Ведь он бывал всегда осторожно-терпеливым, имея при себе терпение и это было его достоинство - терпеть перед взлетом и  падением. Мир его души стал шире в понимании добра и зла, хотя этот был, лишь маленький шажок. Вечером он вернулся домой и у себя застал мать с Аликом. Какая радость и какое счастье быть всем вместе. Для Билана вся жизнь составляла шагов по жизни.

                Август 2020г. Малгобек