Аркадий Мазин. Рентгенотехник и боец 5-й Армии

На фото:
Москва. Лефортово. СЭГ 290. 1942 год.
Консилиум по поводу тяжёлого ранения в череп воина в битве за Москву.
СЛЕВА. Стоит военврач 1-го ранга, главный рентгенолог госпиталя Г. Н. Трейстер.
Сидят: рядом с Г. Трейстером военврач 2-го ранга, нейрохирург А. А. Шлыков
и военврач 2-го ранга, нейрохирург В. А. Никольский.
СПРАВА. Рентгенотехник А. П. Мазин и раненый.

НОВОСЕЛЬЕ у Антонины Константиновны Калишенко. 27 июня 1971 г. Москва.
И встреча однополчан. Все они работали в Совете ветеранов госпиталя.
СЛЕВА НАПРАВО.
Стоят: Т. В. Давыдова (также и фотограф) и А. П. Мазин.
Сидят: А. К. Калишенко, Н. П. Михайловская, В. В. Давыдова, Н. В. Миссюра.
Мужчина в очках не известен. Тамара и Валентина Давыдовы – родные сёстры;
все годы войны, как медицинские сёстры, работали в СЭГе 290.

              АРКАДИЙ МАЗИН. РЕНТГЕНОТЕХНИК И БОЕЦ 5-Й АРМИИ               
               

   Рентгенотехник, боец 5-й Армии, фото летописец СЭГа 290 – это АРКАДИЙ ПЕТРОВИЧ МАЗИН.
   Но прежде я расскажу о фронтовом госпитале – СЭГе 290, в котором он верой и правдой служил все годы Великой Отечественной войны. Был лишь небольшой перерыв, о чём чуть позже.

   1941 год. Прифронтовой город Вязьма.
    - Помню большую площадь в Вязьме, тесно заполненную военнослужащими и ранеными с окровавленными повязками. А в центре площади стоял военврач 1-го ранга с полевой сумкой на боку. Он оживлённо разговаривал с прибывшими медработниками.
   Позже я узнала, что это был военврач Вильям Ефимович Гиллер. Ему было поручено организовать нового типа сортировочно-эвакуационный госпиталь. Его базой и стал наш эвакуированный из Каунаса госпиталь № 290.

   Так вспоминала первое знакомство с начальником СЭГа 290, полковником медицинской службы В. Е. Гиллером, врач-стоматолог Надежда Архиповна Полушкина (в замужестве - Герасина). С этим госпиталем она встретит Великую Победу над фашистской Германией и её многочисленными союзниками в Восточной Пруссии. В Берлине Надежда Архиповна салютовала Победе оружием мужа.
   До Великой Отечественной войны врач служила в гарнизонном госпитале №290 в г. Каунасе. Фашисты начали бомбить тот город и другие с первых дней войны. Всё горело. Было много раненых, в том числе и среди жителей. Гарнизонный госпиталь отправили в г. Двинск, но и там было опасно.
               
    «Чтобы сохранить высококвалифицированные кадры медицинских работников, в наш госпиталь поступил приказ выехать из г. Двинска. – Это из воспоминаний Н. Полушкиной, опубликованных здесь же. -  Теперь наш путь был строго на восток: через Смоленск и Полоцк - к городу Вязьма.
   В создаваемый госпиталь были привлечены высококвалифицированные врачи и медицинские сёстры из различных медсанбатов и других госпиталей.
   Фронтовым медико-санитарным управлением было дано указание: развернуть сортировочный эвакогоспиталь № 290 на окраине г. Вязьмы, в районе маслозавода.
  Чтобы у раненых и персонала была крыша над головой, мы начали устанавливать большие палатки. Также рыли землянки для различных хозяйственных служб.

   И вдруг налёт вражеской авиации! Несмотря на опознавательный знак Общества Красного Креста на территории госпиталя, фашистские лётчики стали бомбить, целясь прямо в палатки. Тут же полетели клочья палаток, куски досок, брёвна, кирпичи…
   У нас тогда не было опыта ведения войны. Именно поэтому госпиталь расположился на совершенно открытой местности. А делать этого нельзя было.
   Появились первые жертвы. Именно при одной из таких бомбёжек погибла санитарная дружинница, комсомолка из Москвы Таня Лазуко».

    Я привела эти воспоминания Н. А. Полушкиной для того, чтобы было понятно, что из себя представлял госпиталь, о котором дальше пойдёт речь.  СЭГ 290 (номер остался от гарнизонного госпиталя из г. Каунаса) - сортировочный эвакуационный госпиталь – главная медицинская база Западного (с лета 1944 года – 3-го Белорусского), ведущего фронта по защите Москвы от фашистских войск в первые годы Великой Отечественной войны. Понятно, что на том плацдарме этот фронт был не один.
    Пожалуй, главным и новым в работе того масштабного госпиталя, была сортировка раненых по степени их увечий. О важности сортировки говорил ещё хирург, корифей военно-полевой хирургии в России Николай Иванович Пирогов (1810-1881). Сортировка раненых позволяет оказывать, прежде всего, помощь тем воинам, состояние которых грозило смертью.

    Хирургам важно знать – где находятся пуля (пули), осколок (осколки); как повреждён позвоночник, череп, руки, ноги… Условно говоря, картину ранений показывают рентгеновские снимки. А делают их рентгенотехники.
   Одним из них в СЭГе 290 был Аркадий Мазин. К началу войны ему 20 лет.
   К сожалению, нет личных воспоминаний этого юного воина. Есть анкеты и фотографии. Вероятно, в послевоенных записях его однополчан, хранящихся в архивах и музеях, есть рассказы и о Аркадии Петровиче. Я не уверена, что в годы войны его, юношу, называли по имени-отчеству.   
   Но одно воспоминание есть.
      
                ПОСТОЯННЫЙ ТОВАРИЩ ГРИГОРИЯ НАУМОВИЧА

   Григорий Наумович - это Трейстер Григорий Наумович, начальник рентгенологического отделения СЭГа 290, а позже - главный рентгенолог Западного и 3-го Белорусского фронтов. Здесь уже опубликованы его воспоминания о Великой Отечественной войне, однополчанах.
   Но в своей статье он мало рассказал о себе, о коллегах-рентгенологах, рентгенотехниках. К счастью, его хорошо знала председатель (третий и последний) Совета ветеранов СЭГа 290, капитан медицинской службы Анна Павловна Медведева (1920-2019).
   С Анной Павловной мы были хорошо знакомы. Когда пришла такая пора, что некому было заниматься архивом Совета ветеранов, Анна Павловна постепенно передавала мне папки с разными материалами и фотографиями.
   При встречах я о ком-то из её однополчан расспрашивала, и она рассказывала, а также подписывала их фотографии военной и послевоенной поры.
   
   На одной из военных фотографий: Анна Медведева, Григорий Трейстер и Михаил Филиппович Гольник (ведущий терапевт госпиталя). Я попросила Анну Павловну рассказать о Григории Наумовиче.
   Не повторяю всё, что есть в уже здесь же опубликованной нашей с ней беседе: «Анна Медведева. Война ужасна. Не знаю, как выжила». 
   Они познакомились, когда СЭГ располагался в старинном районе Москвы – Лефортово, на территории эвакуированного в тыл в 1941 году военного госпиталя. На той территории раньше и теперь работает Главный военный клинический госпиталь имени академика Н. Н. Бурденко.
   На одном из его корпусов есть Мемориальная доска – свидетельствующая о том, что с 27 октября 1941 года и по 15 марта 1943 года там СЭГ 290 принимал и спасал раненых советских воинов.

   - Я, врач, - рассказывала Анна Павловна, - по назначению прибыла в госпиталь 11 февраля 1942 года. Несколько месяцев проработала в эвакоотделении, где были ходячие раненые. Их мыли, переодевали, перевязывали, кормили и отправляли в другие госпитали на лечение.
   Затем меня перевели в 1-е хирургическое отделение, где находились фронтовики с тяжёлыми ранениями в грудь и живот. В корпусе оно располагалось на первом этаже. А на втором этаже было рентгенологическое отделение. Я знала, что после осмотра врача, перевязки и постановки диагноза, всех раненых с поражением грудной клетки отправляют на второй этаж, где им делают рентген.

   Я очень любила медицину и всё хотела о ней знать. Например, все годы войны моей настольной книгой был не какой-нибудь любовный роман, а учебник по военно-полевой хирургии.   
    Конечно, мне хотелось познакомиться и с рентгенологическими показаниями моих раненых. И я пошла на второй этаж. Там впервые и увидела военврача 1-го ранга Григория Наумовича Трейстера; он был заведующим рентгенологического отделения. Я попросила разрешения в свободное время присутствовать в рентгенологическом кабинете.
   Трейстер разрешил. Я сидела за его спиной и наблюдала, как он смотрел раненых».   

   Ещё из воспоминаний А. Медведевой об однополчанах:
   «Хочу сказать о постоянном товарище Григория Наумовича – рентгенотехнике Аркадии Петровиче Мазине. Они вместе начали работать в СЭГе 290. Правда, как-то Аркадий решил отправиться в действующую армию; он очень хотел быть ближе к фронту.
   Григорий Наумович не хотел его отпускать, пугал, что его на фронте могут убить. Но Мазин всё же ушёл из госпиталя, участвовал в боях и за храбрость был награждён Орденом Красной Звезды. Но потом он снова вернулся в госпиталь и служил до конца войны.
   Аркадий Петрович был членом Совета ветеранов СЭГа 290, никогда не пропускал наши встречи. Непременным его спутником был фотоаппарат, он много снимал. Можно сказать, что он был нашим главным фотографом на послевоенных встречах».

    Из анкеты А. П. Мазина от 10 марта 1966 года:
    В СЭГе 290 работал рентгенотехником в рентгенологическом отделении.
   45 лет. Беспартийный. Младший техник. Лейтенант. До службы в армии - учащийся; среднее образование.
   В настоящее время – фотограф. Место работы – Щелковский райбыткомбинат.
   Адрес проживания: Московская область, г. Лошко (Лошпо?)–Петровск, санаторий «Монино» (есть номер дома и квартиры).
   НАГРАДЫ ВО ВРЕМЯ ВОЙНЫ: Два Ордена Красная Звезда; медали: «За оборону Москвы», «За боевые заслуги», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», «За победу над Японией».
   НАГРАДЫ ПОСЛЕ ВОЙНЫ: медаль «За взятие Кёнигсберга».
   Женат. Одна дочь.

   Анна Медведева сидела за спиной рентгенолога почти полтора года, когда СЭГ 290 работал в Москве. Конечно, видела и Аркадия Мазина. Я не уверена, что они, молодые, одногодки, хоть изредка, не разговаривали. И не только о войне.
   А в послевоенное время они многие годы встречались 9 мая в День Победы. Пока я не нашла ещё ни у кого из однополчан что-нибудь об Аркадии Петровиче. Но это совсем не важно.
   По анкетам и наградам видно, что это был храбрый воин. Можно лишь предположить, сколько за годы войны он сделал рентгеновских снимков – счёт, уверена, идёт на тысячи. И каждый такой снимок, позволяющий хирургам увидеть место пули или осколка в брюшной полости, в грудной клетке и не только там; определить характер перелома руки, ноги, позвоночника, черепа – это своеобразный снаряд в сторону врага.
   Известно, что после восстановления здоровья в госпиталях большое количество советских солдат и офицеров вновь возвращались в армию.

                ПО КОНЯМ! ВПЕРЁД!

   - Анна Павловна, - расспрашивала я доктора Медведеву, - я видела у вас фотографию, на которой в полный рост стоят молодые и улыбающиеся: вы, Григорий Трейстер и Михаил Гольник. Все вы в военной форме, но не похожи на врачей, а скорее - на строителей.
   - Мы и были строителями. Фото сделано в апреле 1943 года. В Пыжовском лесу под Вязьмой весь наличный состав строил подземный госпиталь. Григорий Наумович по совместительству работал заведующим лесопилкой. Брёвна из леса приносил женский персонал: врачи, медицинские сёстры, санитарные дружинницы, швеи, прачки… А из брёвен на лесопилке делали доски.

   Среди строителей подземного медицинского городка в труднопроходимом и заболоченном Пыжовском лесу (Смоленская область) в марте-апреле 1943 года был и Аркадий Мазин. 
    Это видно из второй анкеты, которую Аркадий Петрович заполнил и подписал 18 октября 1986 года:
   «Родился 11 ноября 1920 года (где – не указано). Беспартийный. Образование среднее техническое.
   СРОКИ СЛУЖБЫ в СЭГе 290 и ОТДЕЛЕНИЕ: с января 1942 и по июль 1943 гг. рентгенотехником в рентгенологическом отделении. С июля 1943 года переведён в 5-ю армию.
   К перечисленным выше наградам дописан Орден Отечественной войны 2-й степени.
   После войны работал рентгенотехником в разных медицинских учреждениях. На момент заполнения анкеты – пенсионер».
   Анкеты однополчанам рассылал Совет ветеранов госпиталя – чтобы узнать о житье-бытье однополчан; их проблемах, просьбах, пожеланиях. Очень многим помогал, рассылая письма в разные инстанции.

    В уже опубликованных здесь воспоминаниях персонала СЭГа 290 есть разные подробности о том, как в марте 1943 года, свернув всё своё имущество, госпиталь выехал из Москвы и направился к месту дислокации Западного фронта. И как оказался он в Пыжовском лесу.
   Аркадий Петрович, возможно, также написал свои воспоминания о тех событиях, но у меня их нет. Поэтому беру эмоциональное повествование из книги «И СНОВА В БОЙ…» бессменного начальника госпиталя, полковника медицинской службы Вильяма Ефимовича Гиллера (1909-1981).

   «Март 1943 года начался обильными снегопадами. Все подъездные пути к госпиталю занесло. А раненых всё везут и везут – и тяжёлых.
   Наступление на широком фронте к западу от Москвы развивается успешно. Войска нашего Западного фронта вышли на дальние подступы к Смоленску. Теперь враг находится на этом направлении уже в двухстах пятидесяти - трёхстах километрах от Москвы…
   Воспоминания нахлынули на меня в эти ранние часы мартовского рассвета. Давно миновали первые месяцы отступления от Смоленска к Вязьме, формирования госпиталя в Новоторжской, бомбёжки; миновали трагические дни сорок первого года, фронтовая Москва и, наконец, разгром немцев на подступах к столице.

   Это было время, когда наш СЭГ выполнял роль гигантского госпитального комбината для многих тысяч раненых. А сегодня всем нам ясно: мы доживаем последние дни в комфортабельном здании Лефортовского госпиталя.
   Не надо быть стратегом, чтобы понимать: как только войска Западного фронта освободят Вязьму, вслед за наступающими армиями и мы двинемся в путь.
   Сигнал «Готовьсь!» поступил. Вот-вот раздастся команда: «По коням! Вперёд!» - и мы тронемся на Вязьму, Смоленск, Минск…».

   Когда «рокочущий голос» диктора Юрия Левитана сообщил по радио: «Наши войска овладели городом Вязьма», из Москвы выехала большая группа работников СЭГа 290. Это были разведчики – им надо было найти территорию (не маленькую) для размещения госпиталя вблизи Западного фронта.
   Кроме В. Е. Гиллера, в отряде «нашей старой гвардии» были Г. Т. Савинов, заместитель начальника СЭГа по политической части; ведущий хирург госпиталя М. Я. Шур; начальники хирургических отделений: Н. Н. Письменный, Н. И. Минин; военфельдшер В. А. Основа; интендант госпиталя И. С. Степашкин и другие.

   Они едут туда, где в октябре 1941 года госпиталь чудом избежал окружения немецкой армии. А в СЭГе на тот момент находилось более трёх тысяч раненых; большинство из которых – в тяжёлом состоянии. Под звуки близкой артиллерийской канонады персонал выехал в тыл лишь после того, как был отправлен в безопасный район последний раненый.  Именно об «исходе» из Новоторжской оживленно вспоминали «разведчики».
   И что они увидели по пути на запад?

   «Но радостное возбуждение, - вспоминал В. Е. Гиллер в книге «И снова в бой…», - исчезает по мере того, как мы въезжаем на только что отбитую у врага землю.
   Разорённые деревни, осиротевшие, лишённые крова люди, мёртвая тишина – не слышно пения петухов, не мычат коровы, не видно собак; ни дымка над крышами уцелевших избушек! Взорванные мосты, минированные поля…
   Вдоль дороги, на столбиках, небольшие аккуратные таблички: «Мин не обнаружено. Гвардии лейтенант Гончаренко».
   (Вот бы узнать судьбу лейтенанта Гончаренко! Все сапёры – храбрецы и герои! – Л. П.- Б.)
   Мы проехали много километров, и всюду до нас прошёл сапёр Гончаренко. По обеим сторонам автострады его товарищи очищали поля «от чёрной смерти».
   Казалось, трудно было удивить нас, повидавших развалины Истры, Волоколамска, Калинина. Но вот перед нами открылось зрелище, при виде которого все замерли. Новоторжская! Это была она и, вместе с тем, не она. Кучи щебня, спутанная проволока да догорающие остовы домов».

   Штаб СЭГа 290, осмотрев железнодорожную станцию Новоторжская, её пакгаузы и всё, что попадалось по пути, решил, что в Вязьме нельзя развернуть их масштабный госпиталь. Ибо, «некогда красивый, весёлый, весь в зелени, старинный русский городок с пятидесятитысячным населением лежал перед нами, поверженный в прах.
   Ни улиц, ни переулков – рвы и воронки. Трупы, разбитая техника, развалины. Противник не пожалел взрывчатки…
   Осталось одно – податься в районы, в леса».

   В конце концов, «разведчики» оказались в Пыжовском лесу (по названию расположенных  близко деревни и железнодорожной станции). Это Смоленская область.
    Март 1943 года. В лесу снег. Есть небольшие речки и болота. Густо растут берёзы и сосны. Заячий след. На дереве белка.  Человеческого жилья «нет и в помине».
   Николай Иванович Минин (хирург; был в одном из первых московских ополчений в 1941 году; с тяжёлым ранением оказался в тогда ещё только формирующемся в Вязьме СЭГе 290; отказался ехать в тыл и остался работать в госпитале), остановился на берегу речушки, покрытой льдом и снегом, сказал:
   - Не знаю, что труднее – восстанавливать разорённые здания в Вязьме или заново строить госпитальный городок здесь. Но я голосую за лес.
   Его поддержал интендант госпиталя И. С. Степашкин:
   - Тем более, до станции рукой подать. И строительный материал тут же.
   
    Близость железнодорожной станции была важна, потому что туда приходили поезда –«санитарные летучки» - с ранеными (обожжёнными, контуженными, обмороженными, больными). Их принимал СЭГ, оказывал всю необходимую помощь. А затем такими же «летучками» их вывозили в тыловые районы. В СЭГе 290 оставались лишь те, кто был без сознания; кому предстояли ещё срочные операции; кто по состоянию не смог бы перенести долгий путь.
   По воспоминаниям персонала, в госпиталь в годы войны доставляли раненых (в зависимости от места его дислокации) на разного типа автомобилях, включая грузовики; самолётами; на санях; подводах и даже трамваями.

   Когда госпиталь работал в Москве в Лефортово, от некоторых железнодорожных станций столицы раненых привозили в трамваях. В холодное время их специально утепляли. По разрешению администрации города, от трамвайной линии, проходящей рядом с госпиталем, на его территорию сделали ветку.
   Это убыстряло доставку раненых в сортировочные отделения, осмотр врачей и распределение, в зависимости от увечья, в профильные отделения.
   Трамвайная линия работает и сейчас рядом с Главным военным клиническим госпиталем имени академика Н. Н. Бурденко.
   
   Штаб СЭГа 290 нашёл в Пыжовском лесу «огромную поляну, словно самой судьбой предназначенную» для будущего госпиталя. Вернувшись в Москву, В. Е. Гиллер рассказал о результатах поездки и о планах. Санитарное управление Западного фронта дало «добро» на строительство подземного медицинского городка в  лесу.
   На фронте было некое затишье. За март-апрель 1943 года госпиталь был построен. А с мая начали поступать раненые. Все подразделения СЭГа были рассчитаны на приём примерно 5 тысяч раненых, но принимал значительно больше.
   Не только в Пыжовском лесу, но и везде, где разворачивался и работал. Пациентами нередко были и жители тех районов. Случалось, принимали роды. Оказывали медицинскую помощь и раненым немцам. Но, конечно, в таких случаях штаб госпиталя получал особые указания Санитарного управления фронта.

   Среди строителей в Пыжовском лесу был и Аркадий Мазин. Есть фотографии той поры. На них строительство наземных отделений госпиталя. На лесах видны мужчины в фуфайках. Они возводят стены, крышу будущего деревянного здания. Из воспоминаний тех, кто строил городок, понятно, что техники в лесу не было никакой. Вроде бы, кем-то был добыт только маломощный трактор.
  А потому – руки, плечи – они и были главной техникой.

                «ПЫЖГРАД». НЕ СКАЛЬПЕЛИ, А ТОПОРЫ И ПИЛЫ

   Поскольку не известно, на каком участке того строительства был Аркадий Мазин, возьму небольшую часть текста из книги Эсфирь Гуревич «Полевая почта 43177 Д».  Эся Гуревич была ещё моложе, чем Аркадий. Студентка. Окончила медицинские курсы Российского Общества Красного Креста (РОКК) и добровольцем пришла работать в СЭГ 290, когда он расположился в Москве.
   Воспоминания о госпитале и однополчанах написала после войны. Некоторые главы из книги опубликованы здесь же. «Полевая почта» объясняется тем, что СЭГ был воинской частью, но медицинского профиля.
  Там было всё, как в воинской части: персонал принимал присягу, ходили в военной форме, получали воинские звания и награды; была охрана; когда позволяла ситуация – проводили строевые занятия; обучали стрелять. Имелся свой заградительный отряд и оружие. Возможно, в том отряде был и Аркадий Мазин.

   Умение стрелять пригождалось не один раз – госпиталь попадал в зоны близкого расположения фашистов; надо было защищать раненых и персонал. Одна из самых опасных ситуаций была в Минске в 1944 году. Лишь чудом они все там уцелели. Но за годы войны среди персонала были убитые и раненые. Даже во время его работы в Москве.
   Когда госпиталь выехал из Москвы – это был грандиозный обоз из десятков машин. СЭГ 290 с большим основанием называли «госпиталем на колёсах», поскольку он много переезжал, двигаясь за фронтом. Есть схема его движений от Вязьмы (1941 г.) до Восточной Пруссии (1945 г.)
   Как говорили древние греки: госпиталь всё своё возил с собой.

   «Пыжовка» - так называлось место под Вязьмой, куда наш госпиталь прибыл из Москвы, минуя некоторые небольшие пункты передислокации, - вспоминала Эся Соломоновна Гуревич. – СЭГ 290 возвращался в город во второй раз с не остывшей ещё памятью о станции Новоторжской, где его сильно бомбили и откуда он в хаосе спешного отступления с трудом пробился в Москву.
   На этот раз персонал СЭГа разместился в 12 километрах от станции г. Вязьмы – в Пыжовском лесу. Это был один из самых трудных и, возможно, наиболее запечатлевшихся в памяти периодов госпитальной жизни по своей необычности и «экзотичности», потому что «сэговцы» оказались там поначалу в не свойственных им новых ролях – землекопов, лесорубов, пильщиков, кровельщиков, строителей…

   Из заброшенных котлованов предстояло своими руками, при участии лишь небольшой группы санитаров и студентов, приданной в помощь, построить подземный госпиталь – землянки для раненых, операционные, перевязочные и все многочисленные подсобные помещения с техническим оснащением, необходимые для нормального его функционирования.
   Был ещё один важный объект строительства, который хотелось бы особо выделить, - железнодорожная ветка для подвоза поступающих раненых от станции (Пыжовка) к госпиталю и в обратном направлении – при их эвакуации.

   Весь персонал – врачи, сёстры, санитарки, хозяйственные работники, вооружённые топорами и вилами, валили деревья в ещё не проснувшемся от зимней спячки Пыжовском лесу, тащили их на своих плечах до строительной площадки на обработку – очищали от сучьев, обжигали комли, распиливали на доски, корчевали пни, рыли ещё мёрзлую, не оттаявшую землю.
   Помню, как было поначалу тяжело в предрассветной мгле подниматься с нар в настывшей холодом брезентовой палатке, отапливаемой перед сном железной печкой; зябко, сыро, серо.
   Наскоро ополаскивали лицо и руки заледеневшей водой, закручивали портянки, натягивали набрякшие сыростью, отяжелевшие кирзовые сапоги – и в лес – заиндевевший, безмолвный (без птиц), застывший в своей зимней ещё красоте».

   Эсфирь Гуревич вспоминает, что самым физически трудным был момент, когда надо было, взвалив очищенное бревно на плечи, нести его на строительную площадку. «Под дерево выстраивалось по несколько девчат с одного и другого конца» и поднимали его под команду: «Раз, два, три – взяли!».
   И таких брёвен, пока два месяца шло строительство, персонал перенёс тысячи. У некоторых женщин от тех брёвен на плечах образовались ямки. Они долго не исчезали и в послевоенные годы.
   Не менее тяжёлая работа – строительство крыш.  Уложенную дранку заливали гудроном. Его варили в чанах на кострах и в вёдрах подавали на крышу. Здесь больше работали мужчины. Возможно, среди них был и Аркадий Мазин.

   Кроме того, что было зябко в палатках и не успевали за ночь просыхать сапоги, существовала и проблема с питанием. В первые месяцы в Пыжовском лесу оно было весьма скудным – сухари, чай, каши без признаков молока и какого-то жира. Конечно, штаб СЭГа 290 заботился о питании персонала.
   Была проблема с доставкой продуктов – из-за распутицы на дорогах, обстрелов дорог.  Но так было, пока госпиталь строился. Я не раз слышала от «сэговцев»: «А раненых всегда кормили хорошо».
   Когда строительство землянок закончилось, началась внутренняя подготовка к приему раненых: мыли свеже настеленные деревянные полы (под землёй!), пахнущие смолой; на маленькие, словно рисованные оконца, повесили занавесочки, сшитые из марли…
   По всем правилам были оборудованы несколько хирургических отделений, перевязочные, рентгенологический кабинет, палаты для раненых; пищеблок, ванные и всё остальное, без чего госпиталь не мог работать нормально.

   В мае 1943 года началось наступление Красной Армии, врага гнали на запад. В СЭГ 290 сразу же стали поступать раненые. Госпиталь работал в Пыжовском лесу до июня 1944 года.
   «Но след нашего пребывания в Пыжовке, - написала в своей книге Э. Гуревич, - остался навсегда: у Пыжовского леса, на окраине деревни Борзя, установлен гранитный Обелиск, свидетельствующий, что медики (не только медицинский персонал – Л. П.-Б.) военного госпиталя №290, обитавшие здесь с 13 марта 1943 г. по 19 июня 1944 г., вернули в строй десятки тысяч солдат и офицеров Красной Армии».

   Есть много фотографий – как закладывали Обелиск в мае 1973 года; большие группы ветеранов госпиталя; школьники в пионерских галстуках 2-й Вяземской школы.  Когда Обелиск был установлен, не один раз однополчане приезжали к тем памятным местам.
   Вероятно, фотографировал там и Аркадий Мазин.
   "Сэговцы" (так называли себя ветераны госпиталя после войны) знали, что многие годы машины, проезжающие мимо того Обелиска, сигналили. Это был знак уважения к фронтовикам. Не уверена, что и сейчас сигналят.
   
                ПЕРЕВЕДЁН В 5-Ю АРМИЮ

    Но Обелиск – это уже послевоенное время.   
   Вспомним анкету А. П. Мазина. На вопрос: «Сроки службы в СЭГе 290 и отделение?», он ответил так: «С января 1942 и по июль 1943 гг. рентгенотехником в рентгенологическом отделении. С июля 1943 года переведён в 5-ю армию».
   Ещё вспомним, что Аркадий рвался на фронт. Его начальник – рентгенолог Г. Н. Трейстер всячески отговаривал своего постоянного помощника. Уговоры не помогли.
    Из рассказа доктора А. П. Медведевой (см. выше): «Но Мазин всё же ушёл из госпиталя, участвовал в боях и за храбрость был награждён Орденом Красной Звезды. Но потом он снова вернулся в госпиталь и служил до конца войны».
   От Анны Павловны я слышала, что юный Мазин хотел быть танкистом.

   Получается такая картина: Аркадий был в Пыжовском лесу, построил вместе со всеми подземный медицинский городок, что-то около двух месяцев там работал, а потом ушёл на фронт.
   Не известно, сколько он был в 5-й армии.
   19 июня 1944 года, свернув в Пыжовском лесу всё своё имущество, СЭГ 290 двинулся в сторону Минска. Пока вопрос: «К тому дню Аркадий Мазин вернулся в свой родной госпиталь или нет?».               
   
   Ещё загадка: на каком фронте оказался Аркадий? Если вдруг отзовутся родственники фронтовика, то они могли бы посмотреть записи в его военном билете: когда и каким военкоматом призван в армию; в каких частях и кем служил; все его фронтовые пути, в том числе - в каком году и откуда был демобилизован.
   «С июля 1943 года переведён в 5-ю армию», - написал Аркадий Петрович в своей анкете.
   Листаю военные мемуары «Воспоминания и размышления» Маршала Советского Союза Г. К. Жукова. Подробности о войне достоверными могут быть только у очевидцев.
   Том 3 мемуаров. Глава 17-я. «Разгром фашистских войск на Курской дуге».
   
   Понятно, что в книге рассказано всё очень подробно. Мне нет смысла переписывать многое. А потому лишь небольшие тексты, которые могут иметь отношение к моим поискам А. П. Мазина.
   В той битве и дальше – в сторону Белгорода, Орла, Харькова - маршал называет фронты: Западный, Центральный, Юго-Западный, Степной, Брянский, Воронежский и другие. Ищу – на каком фронте была 5-я армия. 
 
    1943 год. Из названной главы мемуаров Г. К. Жукова:
   «С утра 7 июля вновь начались ожесточённые атаки врага. В воздухе и на земле стоял несмолкаемый грохот боя, скрежет танков и гул моторов…
   Перегруппировав в течение 10 июля свои основные силы на более узком участке, противник вновь бросил их в направлении Прохоровки, рассчитывая здесь смять наши ослабевшие войска. 11 июля на прохоровском направлении продолжалось тяжёлое сражение.
   К исходу дня на участке Воронежского фронта наступил опасный кризис сражения. Согласно ранее разработанному плану, Ставка подтянула из своего резерва сюда, в район Прохоровки, 5-ю гвардейскую общевойсковую и 5-ю гвардейскую танковую армии, и наутро 12 июля ввела их в сражение…

   18 июля мы с А. М. Василевским находились на участке, где сражались части 69-й армии под командованием генерал-лейтенанта В. Д. Крюченкина; 5-й гвардейской армии генерал-лейтенанта А. С. Жадова и 5-й гвардейской танковой армии генерал-лейтенанта П. А. Ротмистрова…
   Контрнаступление в районе Белгорода началось утром 3 августа. Более мощный огневой и авиационный удар нанёс Воронежский фронт, в результате чего перешедшие в наступление войска 5-й и 6-й гвардейских армий, усиленные большим количеством танков, быстро прорвали главную полосу обороны противника.
   Во второй половине дня были введены в прорыв 1-я и 5-я гвардейские танковые армии, которые к исходу дня своими передовыми соединениями продвинулись до 30-35 километров, нанеся поражение всей тактической обороне противника на этом участке».

   Лишь моя версия: Аркадий Мазин участвовал в сражениях с врагом в составе Воронежского фронта. Совсем не важно, в какой из названных 5-х армий – гвардейской общевойсковой или гвардейской танковой.
   Возможно, в танковой, поскольку у него было среднее техническое образование. В советском танке Т-34 было 4-5 членов экипажа. Юный Аркадий вполне мог бы там выполнять порученное дело.
   В анкете Аркадия Петровича названы: два Ордена Красная Звезда. Повторяю то, что я вычитала о другом отважном фронтовике, и что относится также к А. П. Мазину: «Ордена Красного Знамени и Красной Звезды давали исключительно за храбрость».

   Командующим Воронежским фронтом был Н. Ф. Ватутин (1901-1944). Тот фронт оказывался в самых опасных районах – об этом подчёркивает в мемуарах Г. К. Жуков.   
   Затем Красная Армия вела бои за освобождение Украины.
   Опять лишь моё предположение: Аркадий Мазин вернулся в СЭГ 290 летом или в начале осени 1943 года, когда госпиталь ещё находился в Пыжовском лесу. И до Победы он работал в рентгенологическом кабинете. Что это было так, есть свидетель - медаль «За взятие Кёнигсберга».
   Некоторые ветераны СЭГа 290 получили её после окончания войны. Но не все, потому что медаль перестали в СССР выпускать.

    Среди боевых наград А. Мазина и медаль «За победу над Японией». Есть информация, что 150 (170)  человек из СЭГа 290 были отправлены на Дальний Восток, где продолжалась 2-я мировая война. Закончилась она полной капитуляцией Японии 3 сентября 1945 года.
   В некоторых анкетах «сэговцев» записана медаль «За победу над Японией». Для этих врачей, медицинских сестёр, санитарных дружинниц, водителей из санитарной роты и другого персонала госпиталя война, к сожалению, не закончилась 9 мая 1945 года. Не известно, все ли «сэговцы» вернулись домой целыми и невредимыми с Дальнего Востока.
    В архиве Совета ветеранов СЭГа 290, который есть у меня, нет никаких сведений о том, где служил на Дальнем Востоке Аркадий Петрович. Возможно, в каком-нибудь госпитале делал рентгеновские снимки раненым советским солдатам и офицерам.
   Кто-то из персонала СЭГа в том районе войны работал в госпиталях, куда попадали раненые китайцы. Медицинскую помощь оказывали и военнопленным японцам.

                ТРУДИЛСЯ, НЕ ПОКЛАДАЯ РУК

   Ещё из анкеты А. П. Мазина за 1986 год:
   Об общественной работе: «Работаю в составе Совета ветеранов СЭГа №290. Читаю лекции. Восстанавливаю фронтовые фотографии. Фотографирую все наши мероприятия».
   Адрес, где жил Аркадий Петрович в 1986 году: Московская область, Щелковский район, санаторий «Монино», но другие дом и квартира. Вероятно, санаторий имел (имеет) в области не одно отделение.
   На листе анкеты пожелание А. П. Мазина: «Чтобы члены Совета были здоровы и долго, долго работали на благо военно патриотической деятельности».

   Многие годы ветераны этого госпиталя встречались в День Победы 9 мая в Центральном доме медицинского работника в Москве на улице Герцена (теперь ул. Большая Никитская). Сначала со всех республик Советского Союза съезжалось столько однополчан, что в зале, как говорят, яблоку негде было упасть.
   Но постепенно редел их фронтовой отряд. Уже несколько лет, как некому бывать на встречах. Если есть рай, то все «сэговцы» там и встречаются, вспоминают военное время и их боевое братство.
   На всех (или почти на всех) встречах однополчан бывал Аркадий Петрович. Я видела его несколько раз. Всегда при нём был фотоаппарат. Светлые костюмы, лёгкая улыбка, доброжелательность… Внешне: всё в его жизни хорошо.
   Но мы никогда не узнаем, от каких страшных снов просыпались фронтовики; какие телесные и душевные боли они испытывали до последних своих дней.

   Именно об этом написал в своей книге «И снова в бой…» В. Е. Гиллер. В госпиталь привезли моряка – мичмана. По состоянию раны на ноге было видно, что нужна срочная операция, возможно, и ампутация, поскольку раненому грозила смерть от газовой гангрены.
   Посовещавшись, хирурги решили рискнуть: вскрыть коленный сустав, удалить пулю, влить моряку побольше донорской крови и сделать ещё какие-то процедуры. Время показало: всё обошлось благополучно.  Узнав от начальника госпиталя, что ему не будут ампутировать ногу, моряк заплакал.

   «После этого разговора, - вспоминал В. Е. Гиллер (военврач, хирург), - я вдруг почувствовал себя совершенно измученным. Недаром говорят, что каждая операция старит хирурга. И поймут ли наши потомки, что нечеловеческий труд, бессонные ночи, постоянная тревога за судьбу людей навсегда оставили рубцы в сердце каждого участника войны?
   Не потому ли многие мои фронтовые товарищи раньше времени состарились, а некоторые преждевременно ушли на вечный покой?».
   Вильям Ефимович Гиллер также прожил недолго.   

  Это один из рассказов об однополчанах первого председателя Совета ветеранов СЭГа 290 Нины Павловны Михайловской (лаборант; в госпитале – Уварова; её воспоминания здесь также опубликованы):

   «В День Советской Армии – 23 февраля 1967 года на встрече «сэговцев» - москвичей было принято решение: День Победы 9 мая 1968 года провести в  Вязьме, и побывать в Пыжовском лесу.
    9 мая 1968 года в 12 часов дня во дворе 2-й средней школы г. Вязьмы состоялся большой митинг. На нём присутствовали ветераны СЭГа № 290, школьники и преподаватели, представители горкома коммунистической партии и комсомола, военкомата, жители города и его окрестностей.
   Во главе бывшего начальника СЭГа № 290 Вильяма Ефимовича Гиллера из Москвы приехало 95 человек; из г. Бобруйска – 16 человек, возглавлял эту группу бывший начальник отделения госпиталя, полковник К. Я. Грищенков. Из г. Минска прибыло 18 человек во главе бывшего замполита госпиталя Георгия Трофимовича Савинова. Приехали своим ходом «сэговцы» из других городов.

   После официальной встречи в школе все поехали в деревню Митьково, где находится братская могила. Там состоялся траурный митинг с участием руководителей района и жителей окрестных деревень.
   А затем, с большим трепетным волнением, бывшие «сэговцы» ходили по тем местам в Пыжовском лесу, где в 1943-1944 годах располагался наш фронтовой госпиталь. Искали землянки, в которых были операционные блоки, палаты различного профиля, другие службы госпиталя, а также те, в которых жил персонал.
   Было много слёз и воспоминаний. Прошло 24 года! Изменился Пыжовский лес. Изменились и мы. Но память будет с нами, пока мы живы!
   Коллективом «сэговцев» была установлена крепкая дружба с «красными следопытами» Вяземской школы (В те годы это была средняя школа № 2; там был большой музей, насыщенный документами, фотографиями, разными вещами военных лет. Не знаю, в каком состоянии музей сейчас – Л. П.-Б).

   К моменту встречи в 1968 году состав Совета ветеранов СЭГа № 290 несколько изменился. По разным причинам выбыли Д. И. Солонович, А. Д. Поволяев, А. В. Богрянцев, Н.П. Шулаков.
  В совет вошли В. Т. Основа, В. Н. Дьяконов, П.Е. Казакова, А. С. Белова; как фотограф - А. П. Мазин. Кроме того, от минской группы сэговцев: Г. Т. Савинов, М. Я. Шур, а позднее – Н. М. Савинова и М. П. Хоменко; от бобруйской группы – К. Я. Грищенков и К. П. Голикова; от Вязьмы – А. А. Дропаш. Заместителем председателя совета утверждена С. С. Зверлова».

   «Как фотограф – А. П. Мазин»! Следовательно, Аркадий Петрович был в 1968 году с однополчанами на территории их родного «Пыжграда». И, конечно, фотографировал. Они все были ещё так молоды! И прекрасны своим патриотическим отношением к Родине! То поколение до последнего вздоха было патриотами!
   Не знаю, подписывал, как фотограф, свои снимки Аркадий Петрович. Знаю, что Совет ветеранов СЭГа 290 приготовил много альбомов с фотографиями разных подразделений госпиталя в военные годы.
    В той фотолетописи отражены все фронтовые пути-дороги госпиталя. Победу «сэговцы» встретили в городке Тапиау, что в Восточной Пруссии, недалеко от Кёнигсберга (с 1946 года – российский город Калининград).

   Фотоальбомы, воспоминания, биографии, различные вещи, награды, дневники и многое другое сейчас можно увидеть не только в Центральном военном музее в Москве (здесь хранится и  Красное Знамя госпиталя), но и в других городах – где жили после войны «сэговцы»; в школьных музеях.
   Здесь я должна сказать, что сейчас далеко не во всех школах, училищах, где были музеи «Боевой славы», они сохранены. Печальный факт! Министерство просвещения РФ должно бы сделать ревизию по этому поводу. Не учащиеся виноваты, если исчезают музеи с документами и различными экспонатами о Великой Отечественной войне, а директора тех учебных заведений.
   Ибо, рыба начинает гнить с головы!

   Сейчас самое время сделать такую ревизию. Грядёт величественная дата – 80-летие Великой Победы 9 мая 2025 года. Президент РФ В. В. Путин подписал указ о достойной встрече и проведении праздника. Невозможно не только День Победы вспоминать «со слезами на глазах», но и все годы Великой Отечественной войны. А это 1418 дней до Победы!

   Жаль, что Анна Павловна Медведева (см. выше) не рассказала подробнее об Аркадии Мазине, как личности. Был суровым или любил пошутить; что читал в короткие минуты отдыха; какую ещё одну профессию освоил, когда был в числе строителей госпиталя в Пыжовском лесу…
   В госпитале, несмотря на тяжести военного времени, была хорошо развита художественная самодеятельность. Среди персонала находились музыканты, танцоры, певцы; кто-то читал стихи поэтов-классиков, а кто-то – поэтов-фронтовиков…
   У всех людей есть какой-то талант. Теперь уже не у кого спросить об Аркадии Петровиче – может, он пел, сочинял стихи или танцевал вприсядку. В кинохронике военных лет есть эпизоды – как в часы затишья на фронте танцуют, «выделывая разные коленца», советские солдаты и офицеры.
   Смотреть на них – любо-дорого! Они – Победители – имели право танцевать, где хотели и где позволяла фронтовая обстановка!
  В СЭГе 290 все годы войны был свой небольшой эстрадный оркестр. Я обязательно напишу о нём, его руководителе – капитане Илье Марковиче Кац-Мордухович.

                ВИЛЬГЕЛЬМ РЕНТГЕН И ЛУЧИ ЕГО ИМЕНИ

   Как будто кто-то подкинул мне в те дни, когда я готовила очерк о рентгенотехнике Аркадии Мазине, книгу советского (так написано в аннотации книги) физика Абрама Фёдоровича Иоффе (1880-1960) «Встречи с физиками. Мои воспоминания о зарубежных физиках».
   Я её открыла и сразу же увидела одно из воспоминаний с названием «Работа в Мюнхене. Вильгельм Конрад Рентген» (Рёнтген; 1845-1923).
   «На приём к Рентгену, - написал А. Иоффе, - я попал неожиданно, без подготовки, со слабым знанием языка. Но всё-таки сумел как-то ему рассказать о своей цели – понять природу запаха. Она и его интересовала своей связью с окислением».

   А дальше о физике такое, что мне, гуманитарию, невозможно понять. Это таинственный Космос! Потому и выбираю из воспоминаний только то, что об открытии В. К. Рентгена и как оно связано с рассказом о Великой Отечественной войне и рентгеном в СЭГе 290.
   А. Иоффе, можно сказать, отправили учиться, набраться опыта. В «Предисловии» Абрам Фёдорович рассказал: «Четырёхлетнее пребывание в Мюнхене (с 1902 года) в школе Рентгена определило многое в моей дальнейшей жизни и сконцентрировало мои интересы на физике».

   И дальше:
   «Открытие рентгеновских лучей (в 1895 г.; сам В. Рентген называл их «Х-лучами») – одно из самых блестящих проявлений таланта экспериментатора, и не только по новизне самого явления, но и по тому, как оно было изучено…
   Вряд ли кто-нибудь другой, как Рентген, впервые заметив появление таинственных Х-лучей при встрече катодных лучей со стеклом, мог бы создать рентгенову трубку с платиновым антикатодом и получить с её помощью снимки, поражающие тонкостью деталей.
   Мне приходилось видеть первые снимки 1896 г., и я не знаю ничего более совершенного, хотя производство рентгеновских трубок прошло с тех пор долгий 60-летний путь*, а требования к снимкам всё повышались.
   Рентген с первых же шагов понимал значение своего открытия и, в частности, перспективы его применения в медицине. Он не взял никаких патентов и категорически отказался от многочисленных и настойчивых предложений со стороны различных фирм.
   ОН СОЗНАТЕЛЬНО ПЕРЕДАЛ СВОЁ ИЗОБРЕТЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВУ (выделила прописными буквами я, как благодарность учёному – Л. П.-Б.).

    *Книга «Встречи с физиками» первый раз вышла в 1960 году, незадолго до смерти А. Ф. Иоффе. С тех пор прошло 64 года и, надо думать, что все эти годы рентгеновские трубки постоянно совершенствовались. Вероятно, и к началу Великой Отечественной войны они уже отличались чем-то от сконструированных В. К. Рентгеном.
    На фотографии, здесь опубликованной, рентгенотехник А. П. Мазин устанавливает над раненым именно такую трубку – чтобы сделать снимок.

    В энциклопедии, изданной в СССР, написано, что В. К. Рентген – немецкий учёный. А в книге А. Ф. Иоффе: «Рентген родился на границе Голландии». Ничего раньше об этом иностранном физике не читала. Оказывается, он был ещё и прекрасным садоводом. Были у него и другие таланты, не связанные с его научной деятельностью.
   Не менее интересная биография и А. Ф. Иоффе. Прочитала, что Абрам Фёдорович «один из создателей советской физической школы; пионер исследования полупроводников». И ещё чрезвычайно существенная страница его трудов: был инициатором создания физико- технических институтов в Харькове, Днепропетровске, Свердловске (ныне – Екатеринбург), Томске.
  В перекидном календаре написано, что Абрам Иоффе родился 29 октября. Тому событию 144 года! Вероятно, российские физики в 2025 году, вспомнив своего талантливого коллегу, с торжеством отметят  145-летие со дня его рождения.

   В названном рассказе о Х-лучах ничего не сказано: как они влияют на человеческий организм. Известно, что человеку они вредны. Здесь есть разные нюансы. Рентгеновскими лучами лечат некоторые онкологические и другие заболевания.
   Сейчас в рентгенологическом кабинете, например, поликлиник такой порядок: медицинская сестра (рентгенотехник?) показывает пациенту положение, которое он должен принять для снимка, и уходит. Врач и его помощник находятся в другом помещении и наблюдают за пациентом через стекло. Таким образом они защищены от рентгеновских лучей.

   Но так было далеко не всегда. Посмотрите на опубликованную выше фотографию, где Аркадий Мазин и врачи. Никаких преград нет у них от рентгена; даже резинового фартука, которым позже защищали себя рентгенологи.
   В госпитале были и ещё рентгенотехники. Есть фотография Анатолия Денисова. Молодой мужчина в белом халате без головного убора. Он наставляет рентгеновскую трубку, наверное, на ногу (на колено?) раненого. Сделает снимок и отдаст врачу. К сожалению, ничего о А. Денисове не знаю.

                В ОДНОМ ДОМЕ. ВОЗМОЖНО, - И В ОДНОМ ПОДЪЕЗДЕ

   На обратной стороне опубликованной фотографии о новоселье у А. К. Калишенко написан адрес, где медицинская сестра, ветеран СЭГа 290, получила с сыном  Женей в 1971 году квартиру: Москва, улица Петрозаводская, дом 22, корпус… ( есть полный адрес). Я знаю этот дом. Он и сейчас жив-здоров. Конечно, теперь состав жителей там другой.
    В названных доме и корпусе жил композитор Игорь Крутой – с сестрой и начинающим певцом Александром Серовым (помните: «Ты меня любишь!..»?). Когда они там поселились, не знаю. Но точно жили в начале 90-х годов ХХ века! А. Серов ездил на такой экзотической (в те времена) машине, что её провожали взглядами.
   
   Если бы Антонина Константиновна Калишенко (Тося; в замужестве Гусева) и её однополчане каким-то чудом познакомились с Игорем Крутым, возможно, композитор в союзе с каким-нибудь поэтом написали бы песню о СЭГе 290 – его фронтовых путях-дорогах, мужестве всего его персонала (не только медработников, но и швей, прачек, санитаров, поваров, водителей санитарной автороты, политруков, электриков, рентгенотехников… ).
   Почему бы и не написать стихи и песню о рентгенологах и рентгенотехниках? Вот Роберт Рождественский прославил поваров в стихотворении-оде «Повара»:

Земля ещё и потому щедра,
Что в мире существуют
Повара!..
Благословенны их простые судьбы.
А руки –
будто помыслы – чисты.
Профессия у них добра по сути.
Злой человек
не встанет у плиты…

   Только люди, верные своему предназначению – врачевать, помогать выздоравливать раненым и больным – встанут у аппарата, излучающего рентгеновские, опасные для человека, лучи. И это те, кто работал в годы Великой Отечественной войны (и кто работает сейчас) в рентгенологических кабинетах.
   Их руки – будто помыслы – чисты! 
  На обратной стороне анкеты А. П. Мазина за 1986 год горькие слова: умер в 1988 году.
   -----------------    ------------    -----------
   Здесь и в других воспоминаниях о тех, кто в годы войны работал в СЭГе 290, мне приходится повторять биографию госпиталя, разные события. В книге подобное не имеет смысла. А в отдельных статьях без этого обойтись невозможно, поскольку, как правило, те, кому интересна эта тема, читают одно или два воспоминания. Без разных подробностей о госпитале и его персонале им будет что-то не понятно.

   Литература:
    Вильям Гиллер. И снова в бой… Документальная повесть. Ордена Трудового Красного Знамени военное издательство Министерства обороны СССР. Москва. 1981 г.
   А. Ф. Иоффе. Встречи с физиками. Мои воспоминания о зарубежных физиках. Государственное издательство физико-математической литературы. Москва. 1962 г.
   Г. К. Жуков. Воспоминания и размышления. В 3-х томах. Издательство Агентства печати Новости. Москва. 1990 г. Десятое издание, дополненное по рукописи автора.
   Эсфирь Гуревич. Полевая почта 43177 Д. Минск. Право и экономика. 2011 г.

  21 октября 2024 года