УТРО

Вот уже с юга идут синие облака поить землю.
Ветер шелестит в кронах тополей.
Они волнуются, трепещут,  в предвкушении дождя;  ожидая сверх меры упоить свои корни.
Так было с момента сотворения Мира.
Вечный круговорот осени, зимы, весны и лета.
Цикл.
Замкнутый и совершенный.

Хоть мы и понимаем это, но с каждым разом входить в него всё труднее.
Опять мы летим, не замечая прошедших времён, листая обрывки календаря, постеры из прошлого, как вечный узор в нашей жизни; от картинки к картинке, от года к году, от сегодня к началу.

А один сказал, что прежние дни грезятся нам лучшими нынешних и мы повторяем за ним, хоть он и считает это глупостью.
Ничего в природе человека не меняется.
Мы хотим вернуться в прошлое, потому что прошлое кажется нам лучшим, хотя живём мы настоящим, но в тоже время верим в будущее, хоть и оно не определённо.
Потому как человек за давностью лет идеализирует прошедшее, больше помня хорошее.

Это юность наша возвращает нас туда, в то время, где мы ещё не догадывались , что нам предстоит пройти.
Безрассудно верили в завтрашний день.
Зная, что он обязательно наступит:
светлый, хороший.
И мы станем кем-то великим; нас будут любить и помнить.
Наверное, так оно и произошло.
Из-за того, что мы были амбициозны, неопытны и самоуверенны.
С миром в кармане.
С ветром в голове.
С чистым сердцем шли по его зову.
Под бескрайним, вечно голубым, для нас, небом.

Сила моя, как у сухого дерева, обвитого плющом, с красными и зелёными листьями; ветвями своими уходящими в синее высокое небо, и корнями своими цепляющегося за землю.

Ветер давно перестал шелестеть в его кроне, лист его опал и ствол его высох.
Вместо листвы, плющ обвивает его и оно величественно им раскачивает.
Словно зелёными побегами.
Как в своей юности.
Могучими ветвями упираясь в небо, корнем своим пронзая глубины земли.

Сколько ещё дожди будут вымывать из него сок? Оставляя засохшие борозды на его могучем стволе, на котором давно нет коры.

Однажды потоки подмоют его основание, и оно упадёт на землю, на север или на юг.
И останется лежать там, заняв своё место.
Пока не станет землёй, песчинками, пылью на дороге, войдя в вечный круговорот.
Потому что, так было до нас.

И, лёжа там, внизу, может быть я буду вспоминать, как однажды был зёрнышком тополиного пуха.
Ветер погнал меня в воздушном потоке и бросил с высоты вниз; дождь полил меня живительной влагой и земля дала силу.
И я пустил корень, и укрепился, поднялся над травой, радуясь весеннему ветру.
Листья мои шелестели под грозою.
Руки тянулись к солнцу, становясь выше неба; и упёрлись ветвями своими в небесную твердь, и зацепились за звёзды.

Многие зимы выстужали меня своими морозными ветрами.
Зной иссушал меня множество лет.
Гораздо более, чем длится человеческая жизнь.
Но теперь пришло и моё время.
Время моей осени.

Могучий тополь ещё шелестит обвивающим его плющом.
Он всё ещё выше солнца и облаков.
В нём ещё видна жизнь.

Мы как деревья.
Мы делаем шаг в этот мир.
Мы цепляемся за землю и мы тянемся в небо.
Мы как бы находимся между Землёю и Небом.
Прежде чем станем песчинками дорог или пылинками Вселенной.

Но пока ствол наш увит красным плющом.
Ветви устремлены в небо и корни держатся за землю.
Мы може пребывать.
Здесь.
В этой осени.
Нашей жизни.

Серый песок давно стал пылью дороги.
Я бреду по улице, имени которой больше не существует.
Нет тех, кто знал бы наверняка, где она находилась.
Где то здесь родился и жил мой отец.
Даже может я следую именно той же тропой, по которой он бегал пацанёнком.
Нет никого, я спрашивал. Никто не знал таких. Ни бабы Нары, прозванной так на немецкий манер, ни деда, фронтовика, с перебитыми ногами, убитого в драке у ганделыка, на Сидоренковской.
Даже старожилы не помнят, потому что улицы такой больше нет.

Улица "Красного милиционера" потерялась в послевоенных годах, в пивной, с романтическим названием "Голубой Дунай", за перекрёстком, ведущим на Балашовку, за платформой "Верещаковка", за базарчиком с картошкой по 10 копеек, недалеко отсюда.

Туда теперь невозможно вернуться.
Потому, чтоб вернуться, нужно знать- Куда?

Правда, один старик, 94-х лет, с жёлтым как воск лицом и с татуировкой "УТРО" на запястье, в конце концов пояснил мне, что от улицы той, осталось несколько домов, но кто живёт в них, он не знает.
Все, кто жили раньше, все умерли, переехали, хаты развалились. А оставшиеся исчезли с карты города, поглощённые грунтовкой "Верещаковского проезда"

"УТРО"
Синюшные буквы детей послевоенных лет.
"Уйду тропой родного отца", клялись они.
Так расшифровывается аб рэ ви а ту ра
И вот теперь я знаю: мне не нужно идти тропой моего отца.
Мне просто надо про неё помнить.
И у меня уже есть  моя дорога.
Которую я выбрал сам.

Просто, это  моя очередная осень.
Привела меня по шпалам.
На эти пути.
Где старый высохший тополь, увитый красным плющом, шелестит, рассказывая о своей жизни.
О днях юности.
Которые не смотря ни на что, кажутся ему лучшими.

Так мы попадаем в очередной цикл бытия, становясь фрагментом мозаики.
Вечно повторяющегося круговорота человеческих жизней.

Вячеслав Жадан, октябрь, 971-й день войны.
Харьков.