Био

Ход времени. Он не имеет ни начала, ни конца. Он стремителен, как самая бурная река и спокоен, как самая тихая гавань. Аккан-Бурлык, приток Иртыша, - это там, где прошло моё детство. В русле своем, река спокойная, как заботливая мать: там я учился нырять, ловить раков и созерцать кувшинки в тихих заводях. И, в тоже время, на своих порогах - бурная, как молодая жена; от них я был ограждён расстоянием и скалами, да и чтобы сплавляться по ним, нужны были умения и опыт. Родители мои —  геологи-разведчики. Это был их сознательный выбор. Промысловики зарабатывали  больше, но без романтики — одно ремесло.
 Видимо поэтому творческое начало окислило мой прагматизм до растворимого основания ещё в младенчестве, и, вместе с водой, мной и чередой,  было выплеснуто из огромного оцинкованного корыта  на уличные задворки. Туда,  где кружит и бурлит жизнь. Где пьют и гуляют. Дерутся и мирятся. Воруют и исчезают. Учатся и достигают. Спиваются, тренируются,побеждают, живут, радуются. И, что чаще всего —  живут и страдают. Жизнь, в которой кого-то ещё нет, а кого-то уже нет. Жизнь как всполох. Жизнь, в которой я себя чувствую сторонним наблюдателем, что без опыта или мудрого наставника, до поры до времени, представлялось мне сюрреалистическим действом.  Какофония звуков, дел и поступков довлело надо мной.  Но семья  оказалась сильнее, чем улица? Государство мудрее, чем уютные теплотрассы? Да, в отрочестве мне запах какао был ближе, чем запах универсального клея.  Пренебрегал ли я возможностью писать матерные слова на потолке теплого коллектора зажжённой свечой? Конечно же нет! От этого примитивного чувства свободы, практически, невозможно отказаться, но не более того, ибо чётко знал, что вызывает и не вызывает чувство привыкания. Моим выбором стал тупой бег по кругу стадиона. Для чего? Чтобы пройти на областные и потом зональные? Добровольная аскеза и боль? Ради вкуса побед и горечи поражений? А пианино? Ноты, которые слиплись от слёз. Нет, пианино минуло мою биографию. А вот альт был. Гитара. И полное отсутствие музыкального слуха.  Но друзьям нравилось.  Хотя мои друзья-романтики избрали отчаянный бег от ментов, пленительный вкус огненной воды и эксперименты с веществами. Для чего? Разве не понятно, что это дорога в один конец? Самое ужасное —им абсолютно непонятно, ибо это норма. Для рабочих районов забытых богом городков — это абсолютная норма. Но практически все мы смогли запрыгнуть на платформу  неумолимо и обречённо тянущую нас   в орущий, безнадёжный  и прыщавый пертуберант. Молодость она больше ставит вопросы, чем даёт ответы. Кто я? Зачем я? Как? Где? Но времени так много и всё, что будоражит мозг и воображение, можно на время закинуть на высокие  антресоли, давно изживших себя шкафов, подоткнуть чем-нибудь тяжелым, чтобы эти вопросы никогда не свалились назад, на нас, ступивших на бескрайнее поле взрослой жизни. Но всё-равно, весь хлам рано или поздно неизбежно вывалится прямо на голову. Отложенным платежом. Кого-то оглушит.  Кому-то разобьёт голову.  Кто-то утонет в страстях своих, так ничего не услышав и не узнав, и даже не попытавшись взять себя в руки и вынырнуть за порцией чистого воздуха или хотя бы за мало-мальской закуской. Мало кто смог преодолеть первую декаду взрослой жизни. Беспрецедентное пренебрежение к собственной жизни и здоровью девяноста процентов мужского окружения, вцепившиеся в навязанные и искаженные до состояния омерзения ценности,  для какой-нибудь студентки престижного ВУЗа,  и абсолютно нормальными, по понятиям  ученицы какого-нибудь профессионально-технического училища умирающей глубинки. По понятиям. Да, по понятиям. Они просто существуют на разных уровнях бытия. Она умная, красивая, образованная и ещё ребенок в свои 35, часто, одинокий и несчастный. И она, со средним профессиональным, трое детей в 25 и уже взрослая в свои 16 и, ещё чаще, несчастна.Чем дальше идёт взросление, тем общество сильнее расслаивается и слои практически не перемешиваются и парят в параллельных мирах, как слои коктейля Хиросима. И как итог:  три капли сиропа гренадин и по 17 мл: самбуки; абсента; бейлиса.  И поджечь. Где гренадин выступает межслойным проводником и консалидатором в виде чиновников, врачей и полиции.
Да и  коктейли они не для мужиков — только чистый натуральный продукт, кристальный, как слеза, с любовью выброженный и выгнанный из мягчайшей дождевой воды, сахара и живых дрожжей. Но на самом деле, домашняя закваска  съедается ещё на этапе браги, а затем вожделенный конечный продукт закупается  из окна самогонщицы с вонючим картофельным составом и бог весть ещё какими замешанными ингредиентами, которые определенно и необратимо приводят к циррозу печени. Да плевать! Будет день — будет закусь и разговоры на кухне. О чем говорят люди, у которых  нет и не будет будущего? А говорят они о жизни: простой, светлой и незатейливой. Радуются дню, дождю, солнцу и запотелой бутылке. Иногда остервенело бьют друг друга, но протрезвев как ни в чём не бывало начинают новый такой же одинаково-серый и беспробудно-однообразный день. За днём будет ещё один, а там ещё и ещё. Красные даты календаря радуют как никогда, хотя и  в обычный вторник за поводом далеко ходить не надо.  Единственное, что может что-то измениться в течении реки жизни — это однажды слиться  с огромным Тихим океаном, таким же бескрайним и безбрежным, и таким же непостижимым, как и бесконечность.  Но что в тот момент  будет важным? Да только то, чему мы сами предаем вес и никогда то, чего ждут от нас другие. Может ли какой-нибудь сироп гренадин выдернуть того, кто уже обречён, на другой, более высокий слой? Может. Даже в обычной жизни, есть место для чудес. Главное верить.

Ваш, Винцент Ли


Аккан с казахского - текущий, бурлык - бурный.