Страшная тайна данко

Как-то раз, в очередной раз, делая ремонт в центральном литературном архиве, я, по привычке, в обеденный перерыв, вкушая батон с маком, запивая вчерашней текилой, уткнулся в какую-то пожелтевшие от времени листочки, валяющиеся на полу. (Я ими чуть было не обклеил стены под обои!) О! Чудо! Это были записки помощника редактора и, по совместительству, писаря "Самарской газеты" Эраста Моисеевича Бэкингэма, датированные 10 апреля 1895 года. Я настолько увлекся чтением, забыл про ремонт, про батон и текилу.

КАК ЭТО БЫЛО

Редактор газеты Клаус Евсеевич Клячко, отложил рукопись, облегченно выдохнул, покрутил головой, откинувшись в креслах.
- Вещица, конешно, забавная, - теребя манишку, произнес он задумчиво, глядя из под пенсне, на сидящего перед ним молодого, патлатого, кудлатого, сильно усатого человека, в косоворотке. Молодой человек с нетерпением ерзал на табуретке.
- Но есть моменты, которые, априори, неприемлемы для нашей целомудренной читающей публики. - продолжал Клаус Евсеевич, - Вот почему ваш герой, как его.... (он заглянул в рукопись) ага, Данко, вырывает себе срамной уд для того, чтобы осветить путь людям?
- Но ведь так было на самом деле... - несмело возразил усатый автор.
- Да я знаю! Но, зачем читателю этот грубый натурализм? Правда не всегда оправдана, простите за тавтологию. Пусть он вырвет себе ну, я не знаю, глаз, печень, почки, селезенку, сердце в конце-то концов! Мало ли у него есть светящихся органов!
- Если он вырвет сердце, то он и минуты не проживет! - горячо возразил усатый. - А без срамного уда можно жить припеваючи, сколько хочешь...Я лично повидал таких безмудых людей немало на своем пути! - с какой-то непонятной гордостью добавил он.
- Допустим, - легко согласился Клаус Евсеевич, запихивая себе в нос традиционную понюшку табаку. - Но иногда можно немного приврать, для блага человечества. Все нормальные люди привирают! Все! Исправьте, батенька! Непременно, исправьте! И еще, почему у вас эту вашу бабку-рассказчицу неуёмную, зовут Тамара Никитична? Что это за имя?! Назовите её... ну... допустим - старуха... пусть к примеру - Изергиль!
Усатый автор вздрогнул от омерзения.
- Да, почему Изергиль-то? Что за бред? Почему - старуха-то? Не такая она уж и старуха!
- Так вот оно что! У вас с ней что-то было? - возмущенно всплеснул руками в обе стороны и вверх редактор Клячко.
- А вам-то что - завидно? - ехидно и бесстрашно спросил автор, покраснев, как буряк.
- Да нет! Пожалуйста! Совокупляйтесь с кем хотите! Но Тамара Никитична, согласитесь, - это безвкусно! Исправьте!
- А-а-а-а.... Хрен с вами! - безнадежно махнул тяжелой ручищей автор, и, понурив кудлатую, патлатую голову, схватил рукопись со стола и уныло поплелся к двери. Его авторское достоинство пылало яростью
- Да и, чуть не забыл! - крикнул Клаус Евсеевич, - Там к конце рассказа подпись: "Сладкий". Это что еще такое? Зачем "сладкий"? В что - сахар?
- Это - псевдоним мой такой! - нервически воскликнул молодой человек, выронив от неожиданности рукопись.
- Не пойдет! - безапелляционно рявкнул редактор, - Подпишитесь.... ну я не знаю, ну, допустим.... ну "горький" что ли....! Все таки у нас газета для семейного чтения..... Вас и пролетариат уважать будет и большевики. Может быть...