День рождения. Скоро экзамен

День рождения. Скоро экзамен

(Ромка Тиллоев, Наташа Сахно)


Десятое мая.

Не только само чудо весны, поэтами воспетая радость лопанья почек,  запах талого снега, восхитительная грязь под ногами, а потом и праздничный цвет сирени и яблонь, но и острое, счастливое, постоянное ощущение скорой перемены жизни, конца одного надоевшего плаванья и начала нового, плаванья в неведомые земли, равно как и грустное предчувствие скорого разрыва и вечной разлуки, — все это переполняло день и заставляло искать встречи и ждать встречи, и тянуться друг к другу, веточки к солнцу, солнце к веточкам, и все больше жалеть, что так и недопита останется чаша отроческого, кружащего голову вина раскрывающей свои тайны жизни, что так и не успелось сыграть во все игры,  облазить все закоулки, подружиться со всеми хорошими и милыми людьми, да что там со всеми, даже со своими братьями и сестрами-одноклассниками, чтобы всем сказать: люблю, люблю, люблю! — и уезжаю.
Сколько времени прошло, а я все не соображу, что оно прошло, утекло, мое глупое детское время, убежало от меня. Бросило меня, abandoned me, всё. Что будет потом? Какая разница? Мне сейчас уже, здесь, до того, уже ничего не успеть.
- Что с тобой, Ромочка? Такое впечатление, что у тебя голова болит. Что-то случилось?
Мне хочется погладить Наташку по головке, такая она милая сейчас. Почему нам так не везет? Вот сидит, решает за меня математику. Альтруистка. Надо что-нибудь хорошее ей сделать… Сочинение за нее написать, что ли… Может, про драматургию семидесятых. Вроде бы она говорила… Вампилов…
- Наташа…
Она опять поднимает на меня светлые глаза, думает, наверное, о своем уравнении, а смотрит на меня, потому что я окликнул ее.
Я смотрю на нее, жду, чтобы она забыла про уравнение и подумала про меня. Пусть снова скажет:
- Что, Ромочка?
- Бросай ты эту математику. Давай лучше картинки посмотрим.
- Какие картинки? – шепотом спрашивает она и глядит серьезно и в то же время легко, а потом медленно опускает взгляд на тетрадку. – Скоро экзамен…
Нет, я правда балдею от Наташки. Она кажется мне необыкновенной. Раньше сказали бы — лучезарной. Становится смешно от мысли, что мы все, идиоты, в шестнадцать, семнадцать лет, как идиоты, уже все повязаны, связаны какими-то обетами, обещаниями, распределены, блин, по парам и треугольникам, против желания, согласно закону, какому только закону, кто его выдумал?
- Альбомы посмотрим? У меня хорошие альбомы есть. Лувр там, Эрмитаж. Мам-папа привозят… Дрезденская галерея есть. Любишь Рафаэля?
- Люблю.
Люблю, люблю, люблю!
В окно смотрит весна. Последняя детская весна. Тяжело дышит небо перед грозою. Синее, безоблачное пока, но вечером будет, будет гроза.
- Бросай к черту математику, Наташка! Иди сюда.

Она идет ко мне на диван. Доверчиво улыбается, глядит ласково и серьезно, как только она одна умеет. Ждет, следит за мной ясными глазами, и вся такая ясная и тоненькая, как солнечный лучик.
И вот мы глядит в нежные очи юной Сикстинской мадонны, нежная Наташка и такой размягченный я. Видели бы нас сейчас однокласснички…
Последние деньки!
Скоро экзамен.