Наука логики и история философии после 1831 года

НАУКА ЛОГИКИ И ИСТОРИЯ ФИЛОСОФИИ ПОСЛЕ 1831 ГОДА.

I. ПЕРВАЯ ЧАСТЬ ЛОГИКИ.

Логика, как известно, начинается с антитезы – «ничто-бытие» и в объективном разделе кончается чистым понятием. Но, что, если взглянуть на историю философии после Гегеля с точки зрения той процедуры, которая осуществляется как переход от ничто к понятию?

Если начать с Фейербаха, то перед нами сразу же возникает «чистое бытие» самого Фейербаха и позитивное, уничтожающее всякую метафизику рассмотрение им природы и социального мира.

Если начать с Макса Штирнера, то перед нами такое «Я», которое ищет переработки и подчинения всякого внешнего мира, «я» о котором сам Штирнер пишет: Ничто вот на чем я основал своё дело. Перед нами «Ничто»

Фейербах манифестирует «чистое бытие», Штирнер – «ничто».

Далее Маркс рассуждает о качестве и количестве на примере стоимости и переходит к субстанции производственного процесса, которую он видит в труде. Маркс не различает труд и делит общество на два класса, - на тот, в котором пульсирует сущность и тот в который стекается видимость – мир капитала. Идея Маркса заключается в том, что видимость нужно наполнить сущностью, слить класс рабочих и мир капитала, но так как движение сущности в философии Маркса не утверждает противоположную сущность, а только нигилизует её, то сам процесс по преодолению отчуждения только отчасти становится созиданием и искоренением негативности, тогда как с другой стороны он полагает себя как возможность перверсии: неравновесность и неустойчивость общей, лишь вычищающей все различения формы.

В философии Ницше осуществляется переход от «односторонней воли к овладеванию и преодолению отчуждения», или от нигилистической воли, к противодействию такой воле, то есть к позиции подлинного реализма, который есть столкновение равносильных, нигилистических воль и переведение их столкновения к форме такого единства, которое мыслится как бесконечное волнообразное возвращение.

В философии Хайдеггера собственно предвосхищается чистая форма понятия: вечное возвращение Ницше он переводит в самом себе в чистое умиротворение, в чистое бытие, аннигилентность которого есть абсолютная форма ничто, но так как такое ничто содержит в себе различие и бесконечное растворение различений, то это ничто есть подлинно чистое бытие, или покой, в котором снят нигилизм и воля к ничто. …У Фейербаха постигнуто бытие без бесконечного самодвижения как простое со вне. У Хайдеггера Бытие есть движение от бытия к бытию в себе (образ события), то есть проходит различие и растворяет его в себе, - снятое противоречие.

Но бытие в философии Хайдеггера лишено формы «Я» как всеобщего определения этого бытия. Снятие противоречия в бытии при себе, так как оно есть покой, - это же бытие, постигается как свобода и если оно обращается к внешнему миру и открывает свою процедуру как разрешение противоречия как аннигилизм и возможность аналогичного разрешения противоречий в других и в другом, то оно постигает свободу как потенциальность в других: в себе и у себя бытие постигает себя как свободное «я» соотнесенное с потенциально свободным другим: как удвоение равносвободных «я» - абсолютное самосознание: то, что сначала открыл Готлоб Фихте, а после него Эдмунд Гуссрель: «сущность» всего на свете как экспликацию «абсолютной интерсубъектности». Это всеобщее, синергирентное бытие, форма которого заключает в себе интерактивность двух равносвободных «я» в самом конце второго раздела «Логики» Гегель определяет как чистую форму Понятия:

«Понятие же в своей свободно самостоятельно существующей тождественности с собой, как «я» = «я», есть само по себе абсолютная отрицательность и свобода…» («ЭФН» § 258)

II. ВТОРАЯ ЧАСТЬ ЛОГИКИ.

Вторая часть «Логики» завершается «Абсолютной Идеей», которая есть такое понятие, или такая всеобщая форма (R>=<Я), которая экстраполирует собственное содержание, и раскрывая себя в своём внешнем – опрозрачняет его для себя и вовлекает обратно в свой корень.

Понятие абсолютной идеи заключается в том, что я созерцаю и мыслю такую, свободную форму (R>=<Я), которой экспликативны все политические и физические соотношения как своей идеальности.

Кроме того, осознавая и мысля такую всеобщую форму, я также знаю себя как идеальность всего темпорального или, как необходимость быть самому чем-то подобным такой, истинно интенсивной идее, то есть сообразованным и уподобленным ей:

«Практический дух, - поэтому, пишет Гегель, - не только имеет идеи, он есть сама живая идея.» («Малая ЭФН» § 174)

Понятие этой экспликативности внешнего синергирентному (R>=<Я), после того как в своих «Медитациях» Гуссерль ещё раз укажет, что «первое бытие» есть «абсолютная интерсубъектность», понятие этой «интродуктивной-экстродуктивности» внешнего, в самой конкретной артикуляции, прежде всего, выступает у Сартра, как постижение высшего, ноуменального «априори» и, как такой полноты Бытия, на которую как идеал для сознания все мы должны ровняться:

1) «...война и оккупация, ввергнув нас в охваченный беспорядком мир, силой принудили нас, - пишет Сартр, - заново открыть абсолют в самых недрах относительности.» («Что такое литература»)

2) «…обнаружение моего внутреннего мира открывает мне в то же время и другого, как стоящую передо мной свободу... [а это и есть (R>=<Я) как сообразованность с истинным Бытием в себе - В.К.]» («Экзистенциализм есть гуманизм»)

3) «С этой точки зрения [см. 2 пункт.] абсолютная объективность … представляет собой точный эквивалент абсолютной субъективности.» («Что такое литература»)

И, таким образом:

4) «…моя свобода есть выбор бытия Бога [поскольку понятно что Бог есть то же самое: (R>=<Я) - В. К.], и все мои действия, все мои проекты выражают и отражают его множеством способов, так как он является бесконечностью способов бытия и способов обладания.»; «Быть человеком – значит стремиться к бытию Бога, или, если хотите, человек, в сущности, есть желание быть Богом.»; «…мы встаем на позицию этого идеального бытия, чтобы судить о реальном бытии… [то есть интродуцировать и корректировать все политические отношения на основании высшего «интерсубъектного паттерна» - В.К.]» («Бытие и Ничто»)

У Сартра, поэтому, достигается понимание «абсолютной идеи» в её внутри себя знании и во вне проявлении со стороны конечного индивида как такового; Делёз же, на следующем этапе, возводит «ноуменальное априори» в «Действительную Идею», одним из моментов которой, как и должно это быть, является различение, истинная имплозия, рециркулентность, как мощь бесконечного возвращения, избыток, и как бы двойная индивидуальность, которую так же, как Гегель и Кант он понимает как «снятую дискреционность» всего темпорального:

«Бог определяется общей совокупностью всего возможного, поскольку эта совокупность задает "первичный" материал или целое реальности. Реальность каждой вещи "происходит" из неё…» («Логика Смысла»).

Субъект, таким образом, должен вернуться или войти в истину бытия, которая есть чувство умиротворения (Шопенгауэр - Хайдеггер). В более ясной определённости эта же истина бытия есть бесконечная негативность (R>=<Я) и телеологический коррелятив для вообще всех физических и политических соотношений. Как превращенный в такой абсолютный коррелятив (R>=<Я) есть абсолютное «априори», и, так как к открытию этого высшего «паттерна» мы направляемся, через религиозное откровение, и, вся мировая история, как и последний, удостоверенный выше, двухвековой период есть обращение нас к обнаружению этого «паттерна», то это вхождение в истину бытия и через неё - обретение эвдемонической силы к суждению есть переход от «абсолютной идеи» как от такой самоочищенности индивида в себе – к понятию «Абсолютной Идеи», как безусловно, апроксимирующей исторический ход к определённому элефтеральному результату.

Этим, и в то же время сознанием репликативности, и ретурнелентности «всех этих моментов» – в грядущем, Гегель заканчивал первый «энциклопедический том».


III.

Первые две книги «Логики» завершаются, собственно, «истиной бытия», так же, как и трактат Мартина Хайдеггера.

Второй том «Логики» завершается твердой удостоверенностью индивида в себе, - что эта «Истина Бытия», в качестве бесконечной рециркулентности силы в себе (R>=<Я) есть «Абсолютная форма действительности», и «эвдемонический коррелятив» для разрешения всех проступающих с ростом числа человечества противоречий.

Примечание. О философии, вообще, в этой связи всё ещё сохраняется тот предрассудок, что это наука о созерцании неких вполне отвлечённых от сферы действительности определений всеобщего. Но, так как уже Аристотель не только познал важнейшие определения «Перводвигателя», но и уподобил ему Александра, и не было, собственно, никого, столь же действительного, для непосредственного созерцания, как Александр, во время его походов, то необходимо особенно напоминать, что философия постигает определения «Перво-Действительного» не для того, чтобы они, как превращённые в экзотернальные изотропизмы, оставались под спудом рассудочного отвлечения (как полагал Фейербах), но, привлекая к познанию этих определений, она, как бы форсирует наши возможности к самоуподоблению, то есть к глубокому самовнедрению этих, освобождающих определений вовнутрь нас.