Весна 2021 г. Часть I

26 апреля 2021 г.

Музыка, единственный собеседник, который скажет вам всю правду, и эта правда удивительным образом не ранит вас и не унизит. Музыка великая печаль в мажоре и величественная в миноре.

Я пишу эти строки и не знаю, куда они меня выведут. К каменному колодцу, черная гулкая вода которого притягивает к себе маленькую девочку с армянским именем. Заточенная в камень, бьется она в маленьком сердце, черная и тяжелая. А, может, к дому, где живут худые люди с прозрачными глазами и не прожитыми жизнями, которые превращаются в одиночество среди цветущих деревьев. Худшее из одиночеств – светлое одиночество. Как невидимая птица на плече, пьющая дождевую воду из ложбинок над ключицами. Вещая птица, потерявшая память.

А, может, эти строки приведут меня к прощению. У меня есть я, это ли не повод для прощения. У меня есть музыка. Это ли не повод для того, чтобы полюбить врага и отпустить на свободу остальных. У меня есть пятнадцать строк. Это ли не повод идти. У меня есть моя боль. Это ли не повод стать тростниковой дудкой, на которой играет Бог. У меня есть моя печаль. Это ли не повод стоя на коленях радоваться новому дню.

И снова она рассказывает мне обо мне всю правду, утешает, не зная жалости. исцеляет, не зная человечности, этой нашей проклятой увечности, святотатственой, словно старческая нагота.

Я совершаю ещё один круг, отстающие впереди, победители на обочинах – единственное место, где плетутся венки из одуванчиков – всё отлетит – отлетим и мы. Кто-то легко, не уставив следа (величайшая красота), кто-то, проносясь кометой, опалив сердца и души, кто-то тяжело упадет спелым яблоком в траву, таких окажется слишком много, чтобы знать о первых и не воздвигать памятники вторым.

Я возвращаюсь к своей невидимой птице, сидящей на плече. Не хрипи. Завтра пойдут дожди и ты напьешься. Твоя гортань станет певучей, пусть ты так и не вспомнишь, что родилась певчей. Твои глаза увлажнятся, пусть ты и не увидишь будущее. Но ты увидишь горы и узришь больше, чем имеющие глаза и память.




27 апреля 2021 г.

Наши спины остаются наедине с зеркалами, пока наши глаза высматривают в февральской снежной пыли осенний бледный свет, принимая цвет замершего солнца. Рассвет застает нас у опустевшей колыбели, мы надеемся, что он окажется милостив к нам, высветлив нашу боль до белизны старых простыней и сделав невесомее кольца-перстни на наших артритных пальцах.

В загустевших вьюгах мы проживаем свои столетия, слушая, как в наших венах звенит снег. Он окрашивает наши смуглые сердца в оливковый цвет, почти, как у Лорки. Знал ли он, чем пахнет снег? Отдал бы ли он свое сердце заснеженным деревьям? А, может, остался бы верен лимонным?

Мы пересекаем аллею, и в наших подошвах шаг за шагом оживает узнавание. И это не камешки в туфлях. Мы уже были здесь когда-то. Но кем? Цветными витражами или пряхами с продолговатыми пальцами? Уже не вспомнить.

Мы поднимаемся по каменным ступеням и входим в дом. Мы прячем себя в старинных зеркалах, пока сухая древесина поет в оконных рамах и поит гипсовых птенцов сосновым духом. Лепнина потолков удерживает их в своих силках. Они никогда не узнают, что их крылья не настоящее, а небо и седой старик – всего лишь роспись.

Мы не видим, как они отчаянно вьют для нас из воздуха свои знамения. Мы прозрачней их. И мы плохие чтецы.

Поднявшись по широкой лестнице вверх, мы расходимся по своим камерам-мансардам, чтобы через несколько месяцев взвиться в весеннее небо ангельской пылью, чудесной светлой пылью, возвращающей оливковым лицам всю их полновесную зрелость-смуглость, а сердцам прозрачную легковерность в то, что рассветы высветлят нашу боль и выпрямят наши согбенные спины.

Мы должны оставаться стойкими и сильными. Ведь кто-то должен сажать лимонные деревья и растить кареглазых дочерей, отдавая их на милость трамонтаны и бледно-желтых солнц.




29 апреля 2021 г.

Когда я говорю «Молчание», я представляю глиняные кувшины с водой. Всего одна капля вина, и маленький алый сгусток, на мгновение приняв очертания дракона, исчезает без следа, точно вспышка истины в угасающей воде.

Я ищу молчание у людей, но не нахожу его. Стеклянные кувшины с молоком и гранатовым вином сменяются серебряными кувшинами с сухими цветами и синим виноградом.

Глиняные кувшины с прозрачной водой канули в прошлое. Молчание стало редкостью. Оно уже на передается из поколение в поколение вместе с письмами и тонкими цепочками, как семейная реликвия. Молчанием больше не клянутся и не проклинают. Молчанием больше не говорят и не плачут.

Слова и знаки заменили его. Вот только нет в них ни красных драконов, ни трепещущих рук, ни кричащих взглядов.

Оригами больше никого не пленяют и не мокнут на прищепках под дождем. Плазменное небо заменило настоящее. А стихи пишут все кому хочется говорить. Верблюжьи иголки безвозвратно затерялись в многочисленных стогах, напрасно ждущих своего Моне.

Перед тем, как произнести слово, мы больше не делаем пауз и не считаем до ста. Перед тем, как напечатать знак, мы больше не задерживаем над ним рук, чтобы согреть и вложить в него молчание. Вместо знака молчания маленькие обезьянки, прикрывающие лапками хитрую мордочку – и они тоже говорят.

Говорят о молчании, но не молчат.

Глиняные кувшины с прозрачной водой. Остались ли вы в ком-нибудь из нас?

Осталось ли в нас молчание?

Бог больше не целует нас в лоб, а свет давно потухших звезд больше не прячется под нашими веками, и тусклое золото их больше не течёт по нашим венам, превращая наше пробуждение в молчание и память о забытом.