Райские яблочки

- Мы едем на Валаам, - заявила мне моя сестра по телефону.
- Кто это – «мы», Надя? С кем ты собралась ехать? Ты мне только недавно говорила, что у тебя много работы.  Ты головы не можешь оторвать от компьютера,- раздраженно спросила я.
- Мы – это ты и я! И никаких возражений! Я уже путевки купила. Всего на неделю. Тебе нужно развеяться. На кого ты стала похожа. Ты в зеркало хоть иногда смотришься?
-  А ты меня не хочешь спросить: могу ли я, хочу ли я, и, вообще,  это - несерьезно. Я уже собралась ложиться спать, и у меня нет сил, спорить с тобой. Сегодня отправляли груз ребятам на фронт. Маскировочные сети и посылки. Целый день на ногах.

 Дело в том, что я работаю волонтером в организации «Наш тыл» и сейчас мне не до поездок. Мой сын на СВО и второй месяц от него нет известий. Ежедневно и ежечасно я убеждаю себя, что он жив, с ним все в порядке, даже если он ранен или в плену, но он живой!

- Вера, я тебя понимаю, как никто другой. Мне так же больно и страшно от неизвестности. Что там с Вадиком?! Я молюсь, как и ты, о его возвращении. И я зову тебя, заметь, не на Лазурный берег, а на Валаам к святым местам. Ты – волонтер, и неделя твоего отсутствия, ничего не решает, а тебе будет полезна. Незачем хоронить себя раньше времени. С твоим давлением и аритмией, ты себя раньше времени на тот свет отправишь. Вадик вернется, а тебя уже нет…

- Надька, перестань нести всякую чушь! Я не собираюсь умирать, давай не каркай!
- Все – все! Замолкаю и отключаю телефон. Поговорим завтра. Но учти, что путёвка с понедельника. Собирай чемодан, - и сестра отключила телефон.

 А у меня весь сон, как рукой сняли. А ведь сестра права, после неожиданной смерти мужа от ковида три года назад я перестала за собой следить. Поправилась, «раскоровела», как говорит Надька. В мои черные волосы незаметно вкралась седина. Я и в парикмахерскую то не хожу. Когда- то модная стрижка превратилась в хвост на канцелярской резинке.  А как Вадика мобилизовали, я вообще перестала покупать себе  новую одежду. Донашиваю то, во что еще влезаю. Дома хожу в старом спортивном костюме мужа, а в «люди» - джинсы и футболки сына. Мне и чемодан собирать незачем: все в Вадиков рюкзак войдет. Значит, решено – поеду! Валаам – это  святые места. В таких местах мои молитвы к Богу ближе.

 Эта осень больше похожа на лето. Уже середина сентября, а природа не торопится переодеваться в осенние наряды. Листва еще не по-осеннему зелена. Трава лишь на летнем солнцепеке  пожухла, но не сдаётся, болотистая зелень проглядывает по тенистым местам.  Утренний туман росой подпитывает землю, и полуденная жара не так ощущается, хотя дождей уже месяц как не было. Лето словно сделало последний вздох и задержало дыхание перед сменой года.

 Плывем на Валаам на теплоходе, проходя шлюзы каналов, чтобы сначала опуститься на два десятка метров над уровнем моря, а затем подняться. Никогда не думала, что так завораживает взгляд текучесть воды, проплывающие мимо берега с раскинутыми вдоль них поселками. И в каждом светятся под солнцем купола церквей.  Отливают золотом макушки, увенчанные крестами, уходящими в  небесную синь.

 В Горице вышли на берег на экскурсию в Воскресенский  женский монастырь, стоящий на берегу реки Шексны. Обитель была основана в далеком 1544 году, как женская тюрьма для опальных княгинь. Это история женского заточения царских особ началась с Ивана Грозного, которому повсюду мерещились заговоры. Начиная с тетки царя княгини Ефросиньи Старицкой, которая и считается основательницей этого монастыря,  сюда стали ссылать всех неугодных или надоевших царю жен. Уже через год после свадьбы была отправлена сюда его четвертая жена красавица Анна, та же участь постигла и Ксению Годунову, фаворитку Лжедмитрия, когда он решил жениться  на Марине Мнишек. Екатерина Долгорукая, будущая невеста Петра Второго, который умер, не дожив до свадьбы, была отправлена в монастырь и была обречена на заточение в монашеской келье.

 Монастырь постепенно обретал горькую славу женских страданий. Первую настоятельницу  и игуменью  Ефросинью по приказу Грозного опричники  утопили  в реке возле монастырских стен. В тридцатые годы в монастыре организовали сельскохозяйственную артель. Обитель закрыли, а настоятельницу Зосиму и несколько монахинь арестовали и впоследствии расстреляли. Монахини должны были работать в колхозе, а  престарелых насельниц, человек пятьдесят, погрузили в баржу и утопили в Белом озере.

 Местные говорят, что часто на берегу реки видят старушку в черном одеянии. Это игуменья Ефросинья приходит проведать свой монастырь. И когда она появляется, жди беды, словно предупреждает или грозит скорыми неприятностями.  Так и перед началом СВО случилось. В ту заснеженную зиму несколько сестер-послушниц видели черную монахиню, идущую по заснеженному берегу реки. Выбежали навстречу, а никого нет и следов не видать никаких.
 
 Эту историю нам поведала послушница, монашка, что проводила нас от теплохода до стен полуразрушенного монастыря. Монастырь начали возрождать в девяностые годы, но денег на реставрацию не хватает. Работают в основном трудники, волонтеры своего рода, добровольцы, которые помогают возродить эту святыню с пятисотлетней историей.  Рассказ монахини был столь проникновенный, что все гвалтящие ранее туристы притихли.  Лицо монахиня под черным клобуком было суровым, трудно было определить возраст, но голубые глаза, обрамленные лучиками морщин, излучали свет и доброту.

 Она завела нас в маленькую часовню на самом берегу реки прямо перед воротами монастыря. Когда-то здесь была колокольня. Внутреннее восстановление убранства часовни было назначено ей как послушание. Опрятная чистота, скромная церковная утварь и простенькие иконы на стенах, без богатого убранства и позолоты. Каменные стены выбелены, а на половицах лежат домотканые половички, как в простой крестьянской избе.
 Все туристы уже вышли и двинулись к монастырским стенам, а я все стояла перед образом Николая Чудотворца. Слезы непроизвольно текли по моим щекам, слова не складывались в молитву. Плакала душа. Очнулась я от Надиного шепота, она потянула меня за руку: «Пошли, все тебя ждут».

 Когда мы вышли из колокольни, я встретилась с глазами монахини. Она внимательно посмотрела на меня и продолжила рассказ о соборах монастыря. Воскресенский храм - самый древний.  Дата постройки 1544 год – год основания монастыря. Покровский храм появился позже в 1832 году, встроен в ограду монастыря.  Когда-то это крепость была предназначена для защиты  от внешних врагов.  А вот от своих внутренних она защитить  «Христовых невест» не смогла.  Сколько трагедий, женских слез и страданий помнят его стены. Красивый Троицкий храм (1850) – сейчас действующий, в нем проходят богослужения.  Праздничные церковные службы проводят приглашенные священники, они  не живут в монастыре, поскольку по святоотеческой традиции духовное окормление сестер принадлежит игуменьи. Она назидает за церковным укладом в монастыре, даёт советы относительно молитвенного правила, накладывает послушания  и  меру поста. Все это нам рассказывала наша сопровождающая послушница, а сама изредка посматривала на меня.

 В предназначенное нам свободное время я осталась в монастырском саду, присела на срубленную бревенчатую скамью, измытую дождями и выбеленную снегами. Стала смотреть на стены монастыря. Такая тишина вокруг. Впервые за несколько лет я почувствовала, как из сердца постепенно уходит тревога. Думала, что заставляет современных женщин добровольно идти в монастырь, отказаться от мирских соблазнов, посвятить себя служению Господу?  Вера – искренняя, глубокая. Бескорыстное служение, без раздумий и сомнений. 

 Ко мне подошла наша сопровождающая, присела на лавку рядом.
- Что, девонька, ты так тревожишься. Душа, вижу, у тебя мечется. Понятно время сейчас сложное. Но ты верь, с молитвою к Господу всё управится с Божьей помощью. На Валаам едете? Это хорошо. Но, чтобы покой душе найти, нужно не по туристическим маршрутам кататься, а в паломническую поездку отправиться. Пожить в святых местах, посещать богослужение вместе с сестрами. Коллективная молитва большую силу имеет.
 Я, обычно сдержанная, не доверяющая незнакомым людям, здесь сразу доверилась и рассказала ей о своей душевной боли и переживаниях. 
- А вы благословите, меня матушка, - попросила я.
- Не могу, я в иночестве – это первый постриг, монашеский обет еще не давала, готовлюсь. А молиться за тебя и сына буду.Как звать то тебя и сыночка твоего?
- Вера. А сына - Вадим.
- Вот и ладно. Обязательно в молитвах упоминать буду. Мы с сестрами каждый день за войнов наших молитву читаем. А ты вот возьми райских яблочек из нашего сада.
Она протянула мне два маленьких красных яблочка, чуть крупнее вишни, с такими же хвостиками - плодоножками.
- Они с молитвою твои желания и  исполнят, с Божьей помощью. На вид - невзрачные и на вкус горько-кислые, как женская судьба бедных наших сестер, но на священной земле взращенные, в намоленных стенах святой обители. А как душа запросится, приезжай в монастырь  трудницей. Мы сейчас тоже ребяткам, воинам нашим помогаем, сети плетем, молимся ежедневно  за победу нашу, за веру православную.  Но пора возвращаться, я вас только до ворот провожу, а дальше вы сами дорогу найдете. У нас в Горице одна улица главная прямо к причалу приведет. Не заплутаете. Вон и сестра твоя к нам бежит. Прощай. А, может, и свидимся еще.

 Я зажала в кулаке подаренные яблочки и, не оглядываясь, пошла навстречу  Надежде.
- Что она тебе сказала? О чем вы беседовали? Я видела, но не хотела подходить, вас беспокоить. Что она тебе дала? – забеспокоилась сестра, глядя на мою зажатую руку. – Ну,что ты молчишь?

Я раскрыла кулак, на ладони как капли крови, пунцовели райские яблочки.
- Надежду и Веру…