Звёзды над лесом

                Пионерская линейка,
                весна 1989 года


Ноги в белоснежных гольфах нещадно кусали голодные комары. Девятилетняя Тося, вместе со своими одноклассниками стояла на пионерской линейке посреди глухого заболоченного леса. Сюда, к партизанским землянкам, добирались долго. Партизаны не могли обитать рядом с городом, выстоявшим восемьсот семьдесят два блокадных дня. Партизаны боролись глубоко в тылу врага. Тыл был здесь, в непроходимом лесу, в ста двенадцати километрах от Ленинграда.

Лес был удивительно невзрачным. Не к такому привыкла Тося. Бабушкин дом, где иногда летом гостила девочка, окружал сосновый бор: солнечный светлый, радостный, среди изумрудно-зелёного мха кое-где были разбросаны белые подушки ягеля. Лес, где волей судьбы оказалась Тося, был иной. Мрачный. В таком лесу запросто могла жить баба Яга или Леший. Низины с серовато-зелёным густым кустарником сменялись пригорками, поросшими уже другими, корявыми, будто нездоровыми, кустами и деревьями. Повсюду валялись поваленные стволы и ветки, будто ураган однажды изрядно потрепал этот лес и сломал хорошие деревья. Среди поваленных богатырей смогли подняться лишь вот эти уродцы.

Солнце даже на пригорках не могло пробиться сквозь густую листву. В низинах мох опасно пружинил и чавкал под ногами. Тонкая, едва заметная, будто звериная, тропа вилась среди непролазного бурелома. Казалось, сойдёшь с неё и навсегда затеряешься в этом гиблом месте. Поляну, на которую после утомительного перехода вышел пионерский отряд, окружали огромные деревья, наверное, единственные сохранившиеся в этом лесу великаны. Они уверенно сомкнули свои ветви в вышине, яркий солнечный свет едва пробивался сюда.

Ребята были одеты в парадную пионерскую форму: пилотки, белоснежные рубашки, синие юбки и брюки, яркие алые галстуки и звёздочки на груди. Всё это неожиданно гармонично смотрелось на лесной поляне посреди непроходимых болот. Отряд третьеклассников гордо стоял здесь, спустя сорок восемь лет, на месте последнего боя другого отряда - партизанского.

Читали стихи, говорили о войне… Затем, по команде учительницы, достали запасные галстуки и осторожно повязали на тонкую рябинку рядом со старой сосной, пробитой множеством немецких пуль.

За этим деревом Тося Петрова, тёзка Тоси-третьеклассницы, вела свой последний неравный бой. Только пение птиц нарушало тишину, которая возникла в тот момент, когда, будто пионерский костёр, загорелась молодая рябинка пламенем алых галстуков.

Тося залюбовалась и даже забыла о назойливых комарах. Ей нравилось читать стихи, мурашки бежали по коже от ещё не совсем понятных чувств. Жаль было погибший отряд, хотелось самой вот так бороться за родную землю, но не погибнуть, а выиграть тот бой.

Пионерская линейка закончилась. Учительница дала приказ переодеться в походную одежду и немного отдохнуть после трудного перехода. А он, поход, и правда, оказался непростым…

Сначала ребята ехали на электричке почти два часа. Было весело, повторяли выученные стихи, проверяли в рюкзаках парадную форму и запасные галстуки – учительница сказала взять два галстука. Зачем? Они должны были узнать об этом на месте. Всё казалось простым и солнечным, как этот яркий день начала мая, предвосхищавший скорое окончание учебного года, расставание с первой учительницей и выход в новую, более взрослую жизнь.

С учительницей расстаться хотелось. Строгая и бескомпромиссная, она вызывала в своих учениках только страх. Вот и сейчас смеялись, потихоньку поглядывая в её сторону: будет ругаться или нет? Можно радоваться весеннему дню? Но детство брало своё, сдержать эту силу неможет даже она – первая учительница.


                Первая учительница


Это был её последний выпуск. Она чувствовала себя старой и опустошённой жизнью. На её детство беззаботной радости не хватило – война. Она смотрела на развеселившихся ребят с раздражением. Сердце переполняла горечь. Она хотела передать эту боль кому-нибудь ещё, слишком много было для одной, да и на сто человек не разделишь - затопит. Она вела их в поход к партизанским землянкам. Туда она водила все свои выпуски. Это был её личный ритуал.

В том партизанском отряде были её родители. Будто на их могилу учительница каждые три года приводила своих детей. Боль с годами почему-то не стихала. Она не понимала, как жить дальше. Последнее время странное предчувствие не оставляло её. Хотелось проведать место гибели родителей, которых она плохо помнила живыми: слишком мала была, когда началась война, слишком много лет прошло с тех пор.
Сердце не оттаяло, она не смогла открыть его детям, своим ученикам. Тогда ей тоже никто не сумел открыть своё сердце: никто не обогрел и не пожалел маленькую никому не нужную детдомовскую девочку. Да и как? Тогда таких было много. На всех тепла не хватало.

Пионерский отряд шумно вывалился из электрички на маленькой платформе, которая, будто островок городской жизни, затерялась в лесу. Громко пели птицы, весенняя зелень радовала глаз. Не поддаваясь очарованию природы, учительница построила свой отряд, и повела по знакомым одной ей тропам, будто она сама была в том, другом, отряде.

Сколько раз прошла уже здесь? Она бежала от воспоминаний. Её отряд не поспевал. Несколько родителей, взятых в поход, обвешенные детскими рюкзаками, замыкали шествие и тихо роптали. Догнать учительницу не мог, или не решался, никто. Она шла впереди одна. Одинокая, как всегда. Ни единого привала за семь километров пути по болоту. Пусть знают, через что прошли они – те люди.
 
Измученный отряд, наконец, вышел на нужную поляну. Обессилевшие дети и их родители упали прямо в траву. Учительница дошла до сосны со следами немецких пуль, оглянулась – не видят ли её слабость? Нет, они переполнены усталостью. Прислонилась горячим лбом к шершавому стволу.

Вспомнила всё, что знала о том последнем коротком сражении на рассвете 4 ноября 1941 года.
Каратели подошли внезапно. Добраться в эту глушь, по едва заметным, переплетённым и запутанным тропкам, они самостоятельно не смогли бы. Значит, был он. Тот кто предал тот маленький отряд. Может тот, кто потом всё рассказал, а иначе как он мог знать, что тут произошло, если все погибли?

Немцы подошли в самый сонный предрассветный час. Кто привёл их? Свой или чужой? Впрочем, своим этот человек быть не мог. Никто не знает теперь его имени. С застигнутым врасплох отрядом каратели справились быстро. Одна только девушка услышала крадущегося врага – Тося. Сейчас в классе этой старой учительницы тоже была девочка с редким именем Тося. Антонина. Та Тося не растерялась, она бросила гранату. Завязался неравный, а потому быстро завершившийся бой. Погибли все. Тося именно за этой сосной осталась в живых одна. Видела ли она предателя? О чём она думала перед концом? Понимала, конечно: живой не оставят, будут мучить.
 
Немцы подходили к сосне. Прозвучал выстрел. Она пустила в себя последнюю пулю. Кто видел тот последний Тосин бой? Кто рассказал о нём потомкам? Свой или чужой?
О маме и папе думала сейчас учительница. Они были на этой поляне живыми всего сорок восемь лет назад. Наверное, грелись в ту холодную ноябрьскую ночь у костра после успешно выполненного задания. Может быть, вспоминали её, свою маленькую дочь. Она думала о них, и они в свою последнюю минуту думали о ней. По-другому не могло быть.

«Не раскисать», - именно эта фраза помогала ей выжить потом. Пухлой, невысокой девочке в очках, с редкими волосами мышиного цвета; будто выцветшими глазами, бровями и ресницами, было нелегко. Но она оказалась умной и отлично училась, потом работала, как заклинание, повторяя магическую фразу всю жизнь. Вот и сейчас, собрав волю в кулак, она вернулась к своему отряду. Она всегда была лучшей, она всегда была начеку.

-Встать! Построиться! – команда учительницы взорвала воздух, птицы смолкли.
- Первая звёздочка за дровами. Вторая – распаковывать рюкзаки. Третья разбивает лагерь. Четвёртая - готовит место для костра. Пятая звёздочка – убирает ветки на месте линейки у сосны. Шестая – за водой к ручью. Родителям пока отдыхать!

Класс был разделён на звёздочки по пять человек, по числу лучей. Предстоящий поход долго репетировали в школе. Теперь её отряд беспрекословно подчинялся, не задавая лишних вопросов.

«Будто и мы ждём нападения карателей», - подумалось некстати. Её отряд натренирован – значит, не пропадут. Тот отряд, обессилев, крепко спал, вместе с часовыми, потому карателей они заметили слишком поздно. Её отряд не уснёт. Она натаскала их. Любимую фразу повторяла постоянно: «Хоть ночью вас разбужу, вы должны мгновенно ответить выученный урок» Эти слова имели особый смысл. Только так они будут живы. Как же ей хотелось, чтобы и те, не остались на этой поляне навечно.

Дрова принесены, рюкзаки распакованы, лагерь разбит. Пришло время помянуть партизанский отряд.

-На переодевание в парадную форму пять минут. Всем взять запасной галстук. Потом построение у сосны, – скомандовала она и пошла к месту построения.

Встала у сосны. Главное место на этой поляне. Она невольно залюбовалась своими учениками. Нарядные, ловкие, быстрые – они уже строились. Её маленький отряд, который должен выстоять в жизни. Она выпустила уже множество таких отрядов.

Началась линейка. Учительница говорила правильные и хорошие слова, читали стихи её ученики. Всё было так, как положено. Потом она торжественно достала из железного ящика, прикрученного к сосне, «Книгу памяти» и вписала туда их имена.
Всё, теперь можно отдохнуть…


                Родители


Терпеливые родители, взятые в поход, отдыхали. Они тоже побаивались старой учительницы. Это был лучший педагог в их школе. Отдать своих детей в её класс было пределом мечтаний каждого. Учительница брала только «сильных». Негласное тестирование проходило в кабинете директора каждую весну. Тот, кто прошёл, был горд, родители ещё больше. Потом годы муштры. Зато все отлично учились и легко поступали в лучшие учебные заведения. Она умела настроить жизненный инструмент, обрекая их на успех. Успех без жизни. Вечное карабканье на вершину. Родители хотели этого для своих детей. Им не досталось такой учительницы и вершин теперь. Дети должны были оправдать возложенные на них надежды. В этот класс отбирались особенные.

Родителей было немного, тоже пять, как ещё одна звёздочка. Родительская звезда: четыре мамы и один папа. Пап не хватало. Это были редкие экземпляры, вечно занятые на работе редко принимавшие участие в воспитании своих отпрысков. Хорошо ещё, если папы вообще были. Во многих семьях оставались только мама и бабушка. Папы, как класс, вымирали или были изгнаны бабушками, тоже вырастившими детей самостоятельно, но у бабушек была другая история – их мужья погибли в той войне.

Из мам в поход вызвались идти самые беспокойные. Мама Инны, старшая из всех, тревожилась за позднюю дочь. Мама Маши была очень ответственной и, как только понадобилась помощь, сразу откликнулась, для неё по-другому не могло быть. Мама Лены работала в магазине и достала продукты для похода. В то время с продуктами было трудно. Мама Кати была самой молодой и активной, ей просто тоже очень хотелось в поход.

Дети после торжественной линейки бегали где-то на лесной поляне, из-за деревьев слышались звонкие голоса.

Единственного мужчину – папу девочки Нади отправили к учительнице договориться о костре и еде.

-Разрешила, - радостно выдохнул отец, вернувшись назад к кучке родительниц в стороне.
Взрослые оживились. Разобрали и разложили продукты, начали резать овощи. Для салата "Оливье"!

Да, это была прихоть учительницы. Родители недовольно переглядывались, выкладывая пакеты с вареными овощами и почищенными заранее яйцами из рюкзаков.
Перечить учительнице не решился никто, потому всё принесли. Приступили к готовке под весёлые крики детей вдалеке.

-Побегать бы с ними. В лесу сто лет не была… – мечтательно прошептала самая молоденькая мама Кати, обливаясь слезами от лука.
-А я бы на полянке посидела, на лес посмотрела, тоже давно на природе не была, - нарезая колбасу, шепнула мама Маши.
Оглянулись на учительницу и засмеялись. Не видит. Мамы третьеклассников и сами ещё были молоды душой.
-Дровишек вам принёс, - плюхнув охапку веток на землю, деловито засуетился, разжигая костёр, единственный папа.
-Дрова – это хорошо. У костра посидим, погреемся, - зябко поёжилась самая старшая мама – мама Инны.
-Да, да. Дров надо больше. Устроим настоящий пионерский костёр, - загорелась мама Маши и аккуратно сбросила в таз розовую горку нарезанной колбасы.

Помолчали, нарезая овощи, каждая думала о чём-то своём.

-Ну вот и всё, осталось майонезом заправить и готово, - загремела стеклянными банками в рюкзаке мама Лены, работавшая в продуктовом магазине и доставшая все эти бесценные банки.
-Дети-то голодные, наверное… – положив в банку несколько ложек салата, мама Лены ловко собрала весь майонез со стеклянных стенок и потом вывалила всё обратно в таз. Баночка была тщательно «вылизана» салатом изнутри.
-Что-то тихо стало. Птиц даже не слышно… - встревожилась мама Инны.
-Да вы не тревожьтесь так, - мама Кати перемешивала салат в тазу и пробовала его.
-Правда… тихо… слишком… - мамы замерли, прислушиваясь к мёртвой тишине.

Ни звука не раздавалось в лесу. Папа Нади ушёл за очередной порцией дров. Учительница бродила, бродила по поляне, словно выискивая что-то и тоже куда-то пропала. Детские крики внезапно стихли. Четыре растерянные мамы, кто с ложкой, выпачканной салатом, кто с ножом, замерли и не на шутку перепугались. В самом деле, будто внезапно исчезли все, и в гробовой тишине мамы слышали бешеный стук своих собственных сердец.
 
Смерть бродила по поляне. Она никуда не ушла за эти почти пятьдесят лет. Её холодное дыхание чувствовали сжавшиеся материнские сердца… Смерть снова пришла сюда за своей жертвой…


                Тося


Когда закончилась линейка, Тося переоделась в походную одежду, почёсывая укусы комаров. Густые жёсткие волосы, стриженные «под горшок», с удовольствием освободились от невидимок, удерживающих пилотку на голове. Девочка повертела в руках старые резиновые сапоги неопределённого цвета и решительно поставила их у дерева. Непонятно, где мама раздобыла эту уродливую походную обувь на размер меньше, наверное, у соседки попросила. Тося оставила на ногах мягкие тапочки тёмно-синего цвета, в которых стояла на линейке. Ноги радостно приняли дар, удобно расположились в тёплом вельвете тапок.

 Тренировочные брючки старшей сестры тоже коротковаты, но не стесняли движений, потому что вытянулись и давно потеряли форму. Спортивная грязно-голубая кофта была велика и Тося с удовольствием накинула её на футболку. Теперь она была готова повеселиться. Огромные глаза, цвета морской волны, обрамлённые длинными чёрными ресницами, загорелись весёлыми огоньками. Глаза могли бы быть самым красивым приобретением Тоси, но один косил. Так уж с рождения повелось. К счастью, девочка не придавала особого значения своей внешности. Сейчас ей отчаянно хотелось исследовать эту загадочную партизанскую поляну.

Пока родители готовили еду и разводили костёр, детям разрешили побегать и поиграть. К ответственному и небезопасному заданию, связанному с огнём и ножами их не подпустили. А значит можно было умчаться с глаз долой, весело покрикивая, догоняя и пятная друг друга.

Некоторое время бегали, потом, устав, набрели на заброшенную землянку, ставшую теперь глубокой ямой, наполненной болотной водой. Среди ряски, листиков и веток кто-то наблюдательный разглядел головастиков. Вот уже несколько счастливцев оказались владельцами чёрных извивающихся существ. Всем захотелось того же. Яму обступили, стараясь выловить и как следует рассмотреть будущих лягушат.

Тося стояла на самом краю импровизированного пруда, рядом с Инной и, вместо ловли головастиков, засмотрелась на Инкины кудряшки. Таких волос не было ни у одной девочки в школе. Инна была похожа на принцессу с золотистыми упругими локонами. Только на картинках Тося видела такие изящные завитки волос. Поговаривали, что мама накручивает дочке каждое утро локоны плойкой. Но Инна отрицала подобные слухи. Воспользовавшись моментом, Тося рассматривала невиданное чудо на близком расстоянии. Вдруг, пружинки волос подпрыгнули и мгновенно исчезли из поля зрения. Тося с недоумением смотрела на мокрую голову одноклассницы среди ряски, головастиков и веток. Рот девочки открывался и издавал негромкий звук: «Ма - ма!»

Смерть легким ветерком коснулась Тосиной руки и упорхнула по своим делам. Свою миссию она выполнила. Инна тонула в партизанской землянке, доверху затопленной талой водой, окружённая молчаливыми одноклассниками. Вот она пытается ухватиться за высокую траву, и трава обрывается. Вот уже всё реже голова появляется над водой. «Мама…» - едва слышно шепчут белые губы…

Никто не пошевелился, будто оцепенели. Никто не кричал. Наступила мёртвая тишина. Даже по-весеннему голосистые птицы смолкли, чувствуя беду…

Тося потом всю жизнь думала, почему они не помогли, не кричали вместе с подругой? Почему? Боялись? Наверное, страх сковал их всех. Такую ситуацию они не отрабатывали. Учительница заставляла их мгновенно отвечать только выученные уроки. Этот урок она им не задала. Выходит, не всё предусмотрела…


                Надин папа


Надин папа не хотел идти в поход. Бывшая жена надавила, потребовала, чтоб хоть так поучаствовал в воспитании дочери. Они недавно развелись на почве отсутствия взаимопонимания. Ситуация была трагически обыденной: оба выросли в неполных семьях, потому и собственную выстроить не получилось, не знали даже, что это за диковинка такая - семья и присутствие в ней мужа и отца. Он редко видел дочь, мало общался с ней.

В лесу приободрился: единственный мужчина, опора и защита этого детско-женского отряда. Он нёс четыре рюкзака уставших детей, добывал дрова и разводил костёр. Здесь он чувствовал себя настоящим мужчиной. Вот и сейчас, набрав охапку сухих веток, возвращался к костру, с удовольствием думая об отдыхе и еде после трудной работы, как когда-то в детстве с отцом …

Его отец тоже оставил семью, но походы, рыбалку и костёр сын запомнил навсегда. Было и тепло, и горько от воспоминаний. Вдруг он почувствовал непонятную тревогу, прислушался и как-то сразу всё понял. Тренированное подсознание мгновенно сопоставило только что услышанные звуки: лёгкий всплеск воды, гробовая тишина и слабый крик «мама» за кустарником слева.

Бросил дрова. «Только бы не Надя», - мелькнуло в голове. В два прыжка оказался перед затопленной землянкой. Как воробушками берег топи был окружён нахохлившимися детьми. Посередине, без всякой надежды на спасение, уже захлёбывалась грязной болотной водой девочка. Не Надя. Но теперь не важно. Успел сбросить только сапоги и прыгнул в ледяную воду. Два взмаха руками, подхватил обречённо обмякшую девочку. Легко вытащил на берег.

Маленький отряд возвращался к месту стоянки. Он и девочка, мокрые, впереди. Виноватые воробушки-одноклассники сзади.

Мамы только всплеснули руками и засуетились, забегали, организовали сбор сухих вещей. У кого-то запасные носки оказались в рюкзаке, кто-то надел лишний свитер, у кого-то нашлись вторые брюки.

Инну быстро переодели в сухое и усадили поближе к костру, у которого уже грелся и сушился папа Нади. Для него ничего лишнего из одежды не было. Оставалось лишь сходить в кусты, отжать мокрое и сушиться у костра. Мама Кати быстро организовала горячий чай в кастрюльке на костре.

Все облегчённо смеялись, стали удивительно добрыми и предлагали друг другу что-нибудь передать, чем-нибудь угостить. Радостно пели птицы. Луч солнца пробился сквозь густую листву и осветил счастливых путников. Дети жались к родителям и больше никуда не убегали. На учительницу никто не обращал внимания.


                Роза Ивановна


Учительница щепетильно относилась к правильному и безопасному выбору продуктов для похода, но позволяла себе одну слабость – салат "Оливье". Этот салат любила её мама. Роза Ивановна смутно помнила, как наблюдала за молодыми ловкими руками, нарезающими овощи. Мама тогда шёпотом рассказывала, каким роскошным был тот, дореволюционный салат. Этот был лишь слабым подобием того. Маленькой Розе нравился и этот, потому что с мамой и папой. А может всё это лишь приснилось ей однажды…

И всё же когда ела этот салат на душе становилось легче, будто оттаивало что-то в груди, и она снова становилась живой – той маленькой маминой и папиной девочкой перед семейным праздником.
 
Папа подбрасывал её и говорил:
-Цветочек ты мой, Розочка моя!

Роза Ивановна стояла в стороне за деревьями и смотрела на хлопочущих, таких ещё молодых, мам своих учеников. Её мама в памяти осталась точно такой же навсегда.
Потом учительница углубилась в лес, окружавший поляну. Попрощаться. Она больше не собиралась брать первый класс, а значит, в поход с третьеклассниками-выпускниками теперь никогда не пойдёт. Это было её последнее путешествие. Последнее путешествие Розы в прошлое, к маме и папе.

Наступила оглушительная тишина, будто сама природа объявила минуту молчания в память о погибших здесь. Смолкли даже звонкие птичьи голоса.

«Что-то случилось»,- мелькнуло в голове. Что? С кем? Почти бегом она вернулась в лагерь, уже издалека увидела суету и всё поняла: по мокрой одежде, по взволнованным, но радостным лицам, по лихорадочному переодеванию. Никто не заметил учительницу. Она больше не командовала этим отрядом.

Обессилев, села у костра и наблюдала, как постепенно всё успокаивалось. Родители накормили голодных детей, напоили душистым чаем с мятой. Аромат разлился по всей поляне. Папа Нади обсох и стеснялся своего неожиданно геройского поступка, отнекивался и смущался от благодарных излияний мамы Инны.

Роза Ивановна была здесь чужой. Больше никто не смотрел на неё с благоговением, ожидая команды. Они жили своей жизнью: радостной и настоящей, отмели её как что-то лишнее, отжившее уже.

Вот и всё. Даже она не могла предусмотреть  и отработать все ситуации. Эту не отрабатывали. Значит и в том отряде ситуация была нештатной. Никто не мог знать, что в такую глушь придут каратели. Никто не думал, что в отряде есть предатель.

Дети есть дети, её подготовка дала сбой. Они не спасали товарища, не кричали, не звали на помощь. Они оцепенели от страха. Дети боялись её и не готовы были действовать самостоятельно, без приказа. Она полностью подавила их волю. Её отряд состоял из предателей. А предают, оказывается, от страха - вот почему. Она научила их выполнять приказы, но не сумела научить чему-то более важному, чего она не понимала и сама.


                Пионерский отряд


На станцию возвращались уже не строем, а гурьбой. Все разделились на группы по интересам, и это уже были не звёздочки. Дети весело шагали, громко болтая обо всём на свете. Впереди шли родители, потом ребята, а учительницу больше никто не боялся и не замечал, она шла позади всех одна, замыкая эту шумную, почти цыганскую, толпу.

Инна шла впереди с самым красивым мальчиком класса. Всем было понятно, что нарушать их разговор не стоило и, заинтересованно поглядывая в их сторону, остальные занимались своими делами.

Костя научил всех делать дудочки из сухих прошлогодних палок борщевика. Только Костина дудочка издавала хоть какой-то звук, у остальных ничего не получалось, но всё равно было весело. Дудочки делали на ходу. Небольшой перочинный ножик, спрятанный в рюкзаке от строгого взгляда учительницы, теперь мелькал в руках. Ножик был один на всех. На него была установлена очередь. Всё по-честному.

Тося, проделывая дырочки в своей будущей дудочке, заинтересованно посматривала на Инну. Высохшие волосы девочки торчали во все стороны прямыми непокорными вихрами. Никаких локонов – загадка была разгадана. Тося потрогала свои идеально прямые короткие волосы, вздохнула и продолжила мастерить дудочку.

Мамы, радостно оглядываясь на счастливый отряд, обсуждали рецепты, схемы вязания модных детских шапок, уверенно шагали по тропе.

Единственный, уже обсохший, папа Нади шёл позади мам. Ему больше не нужно было тащить рюкзаки уставших детей. Воодушевлённые и отдохнувшие они гордо несли их сами.

По дороге устроили несколько коротких привалов. Солнце неуклонно стремилось к закату. Догорал этот важный день. Когда дошли до станции, предметы уже теряли  свои очертания, растворяясь в прохладных весенних сумерках. До белых ленинградских ночей оставалось совсем немного.

Как только отряд заполнил небольшую платформу, подошла электричка, словно она ждала утомлённых путников. Уютно расположились в тёплом и светлом вагоне: кто дремал, кто смотрел в окно. Ночь опускалась на удалявшийся партизанский лес, он таял в темноте и над ним загорались яркие звёзды.

Будто морок спал с детских сердец. Они поняли: в жизни не самое главное чётко исполнять приказы и отвечать свои уроки на «пять». В жизни есть ещё много чего важного. Каждый сам решает для себя, что это.
 
Папа Нади смотрел в окно на темноту и яркие звёзды. Он думал о том, что может ещё не поздно начать всё сначала и вернуть семью с дочкиной мамой. Он поглядывал на незнакомую ему девочку - его дочь и принимал, может быть, самое важное решение в жизни.

Дочь поглядывала на отца, которого тоже почти не знала. Втайне она гордилась им, но обида за себя и за мать не позволяла признаться в этом даже самой себе. Девочка ещё не знала, что совсем скоро всё у них наконец-то наладится.

Роза Ивановна сидела в стороне одна. Она неожиданно смирилась с тем, что тот отряд погиб, её родителей давным-давно нет и сделать больше ничего нельзя. Нельзя исправить то, что уже произошло. Нельзя всё на свете предусмотреть. Она поняла, что её ученики больше не нуждаются в ней. Всю жизнь важным для неё было то, что на поверку оказалось незначительным.

Поезд прибыл на Балтийский вокзал их общего родного города, в который ни разу за его историю не ступила нога врага. Радостные ребята в сопровождении родителей высыпали на перрон и отправились по домам, договариваясь, кто кого проводит. Папа Нади крепко держал руку дочки. Жизнь продолжалась…

Санкт-Петербург, сентябрь 2016 г