Близнецы сиамские

               
                БЛИЗНЕЦЫ
                (почти Болливуд)
                Глава 1. Разделение.
     Давно это было – когда ещё сардельки можно было есть целиком со шкуркою, а плату за электричество вообще не брали, потому что ещё счётчики не придумали.
Под Псковом осенней глухой ночью случился пожар невиданный в монастырской ветхой богадельне, но почти все, кто там ютился, успели выскочить из огня, да ещё кое-что спасти из своего имущества, самое дорогое и нужное.
Огонь воет, будто зверь чудовищный, искры столбом летают, черепица на крыше, как стрельба лопается… 
     Вскоре и сама крыша обвалилась вчистую с неимоверным грохотом и искрами.
А какая-то женщина полуодетая растрёпанная всё рвётся в огонь прыгнуть, руки заламывает, кричит-надрывается: «Детки мои милые! Ой-ё-ё-й, что ж делать мне! Да пустите же меня, там они, мои ненаглядные!».
И от переживаний непосильных сердце у неё разорвалось и упала бедняжка замертво.
Отнесли её на кладбище люди добрые и похоронили по обычаю православному.
     Вскоре приехали пожарные, из шланга на землю полили, затушили остатки пламени, стали разгребать брёвна обгорелые, а там под завалами лежат 2 ребёночка целёхонькие, в пелёнку слегка подгорелую закутанные – чистенькие и улыбаются, но недолго улыбались – проголодались и кричать начали.
Всполошились пожарные, думают: что же делать с такой находкою – воспитать как своих, или в церковь отдать, или что ещё придумать для пользы грудничков несмышлёных?
     А мимо, как раз, проходил санитарный врач из городской больнички, позвали его пожарные для совета по ситуации.
Врач пенсне нацепил, поближе на деток нацелился и говорит: «Повезло вам, господа пожарные, это, как раз – близнецы сиамские! Очень ценные, с научной точки зрения».
Положил пенсне в футлярчик замшевый и пошёл дальше по своим делам неотложным.
Озадачились пожарные, стоят как истуканы задумчиво, а тут сигнал поступил экстренный – на востоке пожар занимается, надо тушить незамедлительно!
     Отключили мозги на время пожарные, положили деток в машину на заднее сидение и помчались на новое пожаротушение, навстречу огню и опасностям…
А закончив все работы по спасению жизней и имущества, после всех своих подвигов собрались в столовке пива выпить и продолжить тему обсуждения дальнейшей судьбы найдёнышей монастырских.
     Выпили пивка, закусили воблой хрустящей и задумались крепко про свою гражданскую ответственность перед подрастающим поколением, потом ещё выпили, и вдруг младший пожарник Водоносиков говорит: «А давайте, братцы, в цирк-шапито сироток отдадим – там уход будет какой-никакой и благополучие возможное».
На том и порешили: как только пиво допьют своё, так сразу и отправятся в местный цирковой шапито для определения малюток на жительство и воспитание натуральное.
     В это время в городе проходил семинар международный по вопросам тонкой хирургии разной степени сложности и съехались туда все лучшие лекари изо всех стран развитых, чтобы обсуждать проблемы своей медицинской практики.
Самый лучший специалист приехал из Германии – хирург по разрезам повышенной сложности Фон Бауэр.
     Собрались, значит, все эти хирурги-резчики в Овальном зале местного Культпросвета и говорит Фон Бауэр своим коллегам: «Хочу вам продемонстрировать своё тонкое умение, а для этого найдите мне объект подходящий, пожалуйста».
Задумались глубоко участники семинарские, головами качают, перешёптываются – никак им не вспоминаются примеры подходящие, всё гланды вспоминаются, да аппендиксы гнойные…
     Тут врач, из больнички городской который, вышел вперёд и говорит: «Я недавно тут, по случаю, деток осматривал, по всем определениям, сиамские близнецы получаются – самой, что ни наесть, повышенной сложности».
«Как? Где? Давайте их сюда в срочном порядке!» – обрадовался Фон Бауэр.
Срочно отыскали бестолковых этих пожарников, деток у них выкупили за 100 рублей и положили на стол для операции.
Подошёл Фон и пелёночку развернул для осмотра точного.
     Детки оказались совсем малые – полгодика каждому, срослись крепко в районе животиков и у каждого на попке пятнышко родимое в форме сердечка червового имеется.
Лежат, смотрят друг на друга пристально и кулачками мутузятся, а на Фона никакого внимания достойного не обращают.
«Гут, – говорит Бауэр, – первым делом надо взять порцию крови для анализа определения группы совместимости».
     Быстренько медсёстры набежали с пробирками и ланцетиками, всё сделали, как надобно и оказалось, что у близнецов редчайшая группа крови получается, ни у кого на свете нет подобной, только у суперуникальной птицы «Колибри Королевская» встречается, а птица эта обитает лишь в затерянных островах Океании.
Крепко тут задумались господа хирурги, собрали расширенный общий консилиум, чтобы принять решение – операция сложная и возможна всякая непредвиденность, а для этого нужно иметь в запасе кровь подобную в необходимом количестве и где её отыскать в необъятной Родине своей никто совершенно не ведает.
     Тут робко так постучался в дверь на консилиум младший пожарник Водоносиков и говорит стеснительно: «Я недавно ребятишек своих водил в зоопарк для общего развития и в вольере для обозрения была птичка мелкая, очень подходящая под ваше описание».
     Воспряли господа хирурги, кто-то даже «Ура!» сказал и послали старшую медицинскую сестру с помощником для осуществления доставки донора пернатого.
Привезли из зоопарка клетку с колибрией, осмотрели её досконально, с документацией сверились – точно! Колибри Королевская!
Поставили клетку рядышком со столом для разрезания и накрыли её чистой салфеткою, чтобы не сомлела птица от увиденного зрелища.
     Помыл руки Фон Бауэр мылом хозяйственным 6-и процентным для антибактериальной защищённости, одел маску марлевую, натянул перчатки гигиенические и приступил к операции по разделению.
Вокруг коллеги пыхтят, толкаются, норовят всё зафиксировать, каждый старается уловить хитрости профессиональные, малые ростом на табуретках шатаются, на листочках своих схемки разрезиков чирикают.
Сделал Фон Бауэр укол усыпительный, посчитал до 10-и и сделал точный разрез по линии соединения…
Вдруг как будто кто-то слегка дотронулся до плеча фонового - оглянулся Фон Бауэр, а над ним висит видение неясное, с виду, как женщина, и смотрит умоляюще, и руки простирает, как будто что-то выпрашивает –  мол, спаси, Бауэр, моих деток разлюбезных, пожалуйста.
Посмотрел вокруг Фон Бауэр, а все вокруг смотрят на его руки со скальпелем и совершенно не замечают никакой посторонней женщины...
     Полчаса уже идёт операция, у наблюдателей все листочки для чертежей-записей закончились и вот последний раз Фон Бауэр щёлкнул скальпелем и – сделались 2 младенца отдельные!
Быстро медицинские сестрички зашили разрезики нитками специальными и пульс у каждого зашитого проверили.
А у одного ребёночка пульса и нет – лежит и бледнеет на глазах!
Немножко током его дёрнули – нет пульса, ещё раз дёрнули – очень слабо простукивает.
– Срочно нужно кровь для переливания, чтоб восполнить потерю значительную! – приказывает Фон Бауэр, а сам тоже бледностью покрывается.
     Сдёрнули салфеточку с клетки, прикрепили трубку тонкую к правой ножке птичке колибри, а другой конец трубочный приделали к ножке ребёночка почти бездыханного.
Побежала кровь птичкина по трубочке и пульс стал слышаться явственно – щёчки у ребёночка розоветь начали, а потом и улыбаться начал спросонок.
И Фон Бауэр заулыбался и отбой командует операции по спасению.
Тогда отсоединили трубочку от ножки птичкиной и от младенчика, а колибрия сама чуть жива, стоит покачивается – дали ей воды дистиллированной с соком граната для бодрости и корму повышенной калорийности и отправили назад в зоопарк с рекомендацией улучшения питания.
     Тут все кинулись качать профессора Фон Бауэра, цветы-шапки подкидывают, кричат во весь голос: «Виват! Виват!», а профессор и говорит: «Тише, тише, господа коллеги – пусть малыши поспят в   спокойствии».
И все вышли на цыпочках, а потом уехали в ресторан кутить с цыганами.
Тотчас все газеты местные написали про эту уникальную сенсацию, всюду в городе только и говорят про достижения медицинские и про то, какой молодец оказался этот Фон Бауэр.
     В это время приехал в Псков на экскурсию известный мировой писатель мистер Джек Л. из Америки и ходит неспеша по музеям и выставкам, разглядывает чудеса краеведения и особенности инструментария бытового предназначения – уж очень любил он всякие редкости народные.
Дошла и до него новость о сенсации медицинской по разделению успешному детей, животами сросшихся.
     Пошёл неоткладно мистер в санчасть посмотреть на это явление, а там народ в очереди толпится, семечки лузгает.
«Пардон, граждане, я есть американский подданный и хочу пройти без очереди на предмет обозрения» – говорит мистер Джек.
Толпа насупилась, да и расступилася нехотя, и прошёл мистер Джек Л. вовнутрь беспрепятственно – всем свой загранпаспорт показывает и выражает желание увидеть чудо современной медицины.
     Главный врач прибежал, всем видом выражает почтение заграничному посетителю, говорит всё время «Йес» и пальцами щёлкает в знак личного восхищения творчеством писателя и приглашает его пройти в зал для обозрения.
А в зале, в большой комнате с прохладной температурою на столе лежат 2 ребёночка совсем голышики, с небольшими шрамами на животиках и сосут молочную смесь из бутылочек, а тельца у них слегка посинели от холода.
     Подошёл совсем близко мистер, чтобы рассмотреть подробности, а один ребёночек бутылочку бросил, к нему ручками тянется и гуголит что-то по-своему.
Защемило тут сердце у Джека Л., вспомнил он своё нелёгкое детство и маму свою любимую и решил взять к себе на воспитание этого ребёночка, чтобы был у него сынок-отрада на старости лет.
Оформил Джек все документы на усыновление, заплатил налогу 15 рублей 28 копеек и уехал с сынком в далёкую Калифорнию.
     А другой малышок, который остался в одиночестве – стал грустить беспричинно и от нянечкиного грудного кормления отказываться.
Всё скулит и вздыхает сутками напролёт и персонал медицинский тоже загрустил, даже нянечки ходят с глазами мокрыми.
     В это же время в санчасти, в отделе выдачи справок и свидетельств различного содержания сидел печальный еврей Мойша Лейбович и безутешно страдал по потере своего сынка малого из-за аппендицита острой стадии.
Подошла к нему санитарка сердобольная со шваброю и говорит: «Вот недавно американец заезжий взял на воспитание мальчика хирургом разделённого, а второй страдает, сердешный, третий день ни ест, ни пьёт – что делать с ним и не знает толком никто, а он угасает на глазах, прямо, как свечечка».
     Поднялся Мойша с лавки скрипучей, вытер рукавом глаза, пригладил пейсы непослушные и пошёл в отдел по сложному разделению, а там, как раз, Обход намечается – главный врач санчасти со спецгруппою осмотр-обследование больных делает.
Подошёл решительно к Обходу Мойша и обращается к главному: «Имею я твёрдое убеждение взять этого ребёночка, разделённого, с целью усыновления навсегда».
Наморщил лоб главный, прикидывает что-то, вверх почему-то поглядывает, один глаз прищуривает, а потом и спрашивает: «А у вас 2руб.30 копеек для налогу имеется?». Вытащил кошелёк Мойша, отсчитал нужную сумму и забрал домой сынка нового.


                Глава 2. Нелёгкое детство

Назвал своего нового сына папаша Мойша хорошим именем Иван, чтоб в дальнейшем осложнений для него не было, и записал на очередь в ясли-сад поблизости проживания.
     Стал Ванюшка для Мойши отрадою – ходят вместе в синагогу, учат слова на иврите и на идише – у Ванятки лучше, чем у папки получается тору говорить по-еврейскому, видно, врождённые склонности к языкам у малыша имеются.
И, вообще, очень повезло Мойше с сынком Ваней – очень ласковый и заботливый мальчик, говорит всегда «Вы» и «Папочка», только вот привычка у него была странная: когда о чём-то задумывался – в носу ковырялся постоянно.
     У папаши Мойши своя личная торговая лавочка была, хоть и маленькая, старенькая, но для народа очень нужная – продавал там всякую всячину: рюмки стеклянные, баночки с кремом «Целебный», монпансье в квадратных коробочках, «Зелёный Горошек» просроченный, тетрадки в линеечку и клеточку, пуговицы перламутровые – в общем, всё, что обществу постоянно требуется на все случаи жизни.
     Правда были и неприятности: обычно раз в 5 лет, когда собирались в кучу люди славянской внешности (их ещё называли «черносотенцы») и ходили они по городу с палками и лицами злыми, и ругалися на всё, что ни попадя: на царя, на медицинское обслуживание, на цены высокие, но особенно громко злились на евреев окружающих.
Говорили, что во всём виноваты именно они – евреи обрезанные, виноваты в каждой проблеме жизненной и что надо их всех перебить под корень, вот тогда жизнь сразу и наладится.
     И когда они вот так ходили по окрестностям злой сворою – в лавке оставался только Ванятка белоголовый, стоит за прилавком, улыбается и на чистом русском языке приветствует негодников: «Заходите, дорогие товарищи, очень рад вас поприветствовать, уважаемые! Вот, возьмите монпансье просто так для прокорма вашим деточкам и ещё изюма по горсточке».
 Смотрели с изумлением погромщики, но прекращали матами ругаться, подходили по очереди за изюмной горсточкой и потом тихо уходили на цыпочках.
Конечно, в убыток торговле было такое угощение, но зато не ломали ничего супостаты и не били рюмки стеклянные.
Как-то обходилось.
     Но Иван с детства не любил и, можно сказать, ненавидел это людское зловредное, несправедливое отношение к другим народностям, особенно еврейской национальности.
     Пролетело время детское, такое неспокойное, вырос Иван стройным крепким юношей, а Мойша совсем состарился, позвал он как-то вечером своего Ванюшу и говорит: «Ну вот, сынок, пора тебе самому жизнь свою строить дальнейшую – поезжай в столицу, там найдешь себе дело подходящее, но хочу ещё сказать тебе тайну нужную – есть у тебя где-то на белом свете брат-близнец разделённый доктором Фон Бауэром в младенчестве и имеет он на попе такой-же знак, как у тебя, в виде сердечка карточного, а отца его нынешнего вроде как Джек Л. прозывают».
Посидели они вдвоём на «на дорожку», повздыхали и отправился Ваня на вокзал с чемоданчиком фибровым и с печалью сердечной.  Как раз успел на поезд ночной проходящий до самой столицы российской.

                Глава 3. Спецзадание.

     Приехал Иван в Питер, а там, как раз, Ленин с Троцким царя скинуть замыслили и на его место водрузиться. И всех желающих в свой отряд приглашают, а ещё обещают извести под корень всю людскую сущность звериную, чтобы были на земле только люди добрые и приветливые, чтобы никакие народы не страдали от притеснения и слова гадкого.
Подумал, подумал Иван, поковырял в носу и согласился – выдали ему винтовку боевую и направили на захват Дворца Зимнего.
     Захватили товарищи солдаты-рабочие с Иваном вместе Дворец, взяли там вещи, которые ненужные: ну, всякие там картины небольшие с голыми дамочками, платочки парчовые, бусики брильянтовые, но особенно понравились солдатам революции фужеры из стекла венецианского, потому что полбутылки вина можно было в них наливать и ещё место хватало для полштофа водочки…
Ну, в общем, ерунду всякую и пришли с отчётом к Ленину-Троцкому: «Так и так – ваше приказание выполнено!».
     Обрадовались вожди народные, наградили их всех грамотами почётными и направили кого куда надобно: кого для дальнейшего прохождения, кого выучить грамоту, а Ивана решили направить на учёбу в шпионскую школу тайную, потому что у него отчество подходящее и разговаривать умеет уважительно.
     Который год Иван в этой школе учится, изучает секреты боя рукопашного и тайнописи молоком и соками фруктовыми, да ещё как следов после себя не оставлять, и ещё иностранные языки всякие, помимо идиша и иврита.
Стал он высоким ладным юношей с открытым лицом и волевым подбородком, девушки из секретного отдела глазками в него стреляют и прыскают, но он влюбляться не позволяет себе – все силы направляет на службу Отечеству, потому что не дремлют враги вокруг, норовят чем-нибудь напакостить и нужно по-быстрому и тайному помешать их планам исполниться.
     Вызвал как-то Начком разведки Ивана и говорит: «Поступило к нам донесение по секретным каналам и вот наше решение – собирайся, Иван Мойшевич, поедешь в Америку для выполнения поручения особой важности, а детали в конверте – прочтёшь по прибытию в укромном месте».
Взял конверт запечатанный Иван, в носу слегка поковырялся, а потом руку к уху вскинул и пошёл собираться на задание.
Выдали ему взамен казённого обмундирования одежду всякую сплошь иностранного производства: беретик французский, подтяжки немецкие "Ranger Hosentr;ger", носки итальянской фирмы слегка ношеные, а остальное всё польского производства с разными лейблами иностранными.
И имя пришлось на время себе новое выдумать, стал теперь Жаном по паспорту поддельному.
     Добираться до пункта назначения пришлось через Брест французский, потому что это было необходимо в целях сугубой конспирации для полной путаницы следов от неприятеля.
А в Америке, по прибытию, зашёл в туалет портовый общего пользования и в кабинке для осуществления естественной надобности вскрыл конверт с заданием, а там написано – «Отыскать Центр Изобретения Атомного Оружия Повышенной Массовой Убойности (ИАОПМУ) и испортить все чертежи и оборудование для изготовления оного.
Печать гербовая и подпись – Начком», а также валюта иностранного образца типа доллары, всего 250 единиц.
Купил Иван фрак, цилиндр и тросточку, чтоб выглядеть по-американскому и ещё сменил на время имя себе для прикрытия – стал теперь Джоном называться.
     И пошёл по Манхеттену прогуляться и справки насчёт Центра ИАОПМУ навести. Вот идёт по улице и спрашивает таким образом: «Сорри, товарищ, я есть Джон, вы случайно не знаете, где Центр исследований размещается?».
А люди встречные смотрят на него изумлённо и шарахаются.
В чём дело – не понимает Ваня, а потом догадался, что нужно говорить «мистер», а не «товарищ» и про Джона лучше совсем не говорить.
     Подошёл к мужчине с сигарой, цилиндрик свой слегка приподнял и спрашивает: «Сорри, мистер, скажите, плиз, где находится Центр исследовательский?», а мужчина улыбается: «О кей, мистер, сейчас объясню – идите налево до Уолл-стрита, потом повернёте направо до небоскрёба 90-этажного, там и находится нужный вам Центр исследования».
«Сенкью», – сказал Иван и пошёл в указанном направлении.
     По дороге в маркеты ихние всевозможные заглядывает, приценивается, что можно купить тут на 1 доллар и удивляется, как много у них всего разного, чего на Родине не встречается.
Даже «Пепси» попробовал с бургером. Но вот камсы с тмином слабого соления и толокна разливного так и не встретил, сколько ни смотрел во все стороны.
А дело уже к поздней ночи близится…
     Вот, наконец, нашёл нужный небоскрёб 90-этажный, надел специальные присоски на руки, на ноги и полез по стене наверх, в каждое окно заглядывает – смотрит, где чертежи развешаны и оборудование имеется.
Во всех помещениях работу закончили, свет выключили – ничего не видать, лишь на самом верхнем этаже окно светится.
               
                Глава 4. Встреча.

Добрался Иван до нужного этажа верхнего, отдышался немножко и заглянул в окно, а там молодой человек за столом сидит и чертёж какой-то рассматривает, а вокруг сложное оборудование расставлено, на стенах места свободного нет – одни только формулы и везде схемы чертёжные висят.
     Потом человек этот встал и подошёл к окну, смотрит так рассеянным взглядом, словно о чём-то усиленно думает и ничего поэтому не видит в пространстве окружающем.
А лицо у него очень такое знакомое, но никак вспомнить не получается, кажется – вот-вот и узнает Ваня, где виделись…
Отошёл человек от окна, опять за работу принялся.
     Сидит думает и в носу ковыряется, – тут сразу Иван и узнал его, хоть до этого ни разу не виделись – это ж брат его разделённый, которого увезли неизвестно куда после младенческой операции!
Вот, значит, где находится брат его родимый, в самом, можно сказать гнездовище вражеском обитается и работу адскую делает.
     Так крепко этот американский брат ивАнов задумался, что не услышал, как Ваня в окошко влез, как подошёл к нему и только, когда Иван поздоровался, выдернул палец из носа и поднял голову со взглядом удивления.
«Сорри, попрошу вас, мистер, снять штаны и показать мне вашу попу для осмотра, потому что у меня есть веские подозрения, что вы и есть мой единокровный брат по рождению. А в доказательство сказанному я сейчас первый покажу свой знак подтверждения» – продолжает Иван разговор.
Ваня штаны свои снял и показал ему на попе родинку в форме сердца и смотрит выжидательно на брата предполагаемого.
     Помедлил немножко мистер, покраснел слегка и тоже снял свои штаны – увидел Ваня такую-же родинку в виде сердца на попе неизвестного!
А потом подошли они к большому зеркалу – а там 2 копии стоят совершенно похожие и смотрят с удивлением!
     Поняли, что точно так и есть – братья они разделённые и наконец-то встретились! Обнялись они крепко, животами-шрамиками прижались, как когда-то при рождении.
Тут секретарка-блондинка длинноногая заходит без стука: «Сорри, мистер Майкл Джекович, какое у вас отражение в зеркале интересное, только у него очень брюки помятые – погладить не желаете? А вообще-то я пришла с известием, что сейчас к вам зайдёт Генеральный конструктор бомбы мистер Гуггенхайм, вы можете его принять?».
«Хорошо, Мэри, а теперь идите домой и не мешайте мне работать», – отвечает Майкл.
     Вышла секретарка без вопросов и удивления, наверное, голова её была занята совершенно другими интересами.
Иван брату своему американскому единоутробному и говорит: «Полезай пока в шкаф гардеробный и сиди тихо там, а я сам встречу этого Гуггенхайма проклятого».
     Только спрятался Майкл в шкафу – заходит этот Гуггенхайм, подходит к Ване для рукопожатия и не замечает никакой подмены действительности, пьёт виски и развязно болтает по поводу секретного оружия – а всё дело в том, что похожи братья как 2 капли воды и не отличит подмену никто, даже если они без штанов окажутся для сравнения.
     Подсыпал незаметно Иван очень сильного снотворного в виски Гуггенхайму, подождал, когда тот наповал уснул и вдвоём с Майклом спустили его, сонного, по лифту прямо в парковку подземную.
А перед этим Ваня быстренько в кабинете испортил все чертежи и оборудование – исчирикал всё цветными фломастерами до неузнаваемости и слова написал разной модификации.
     Только-только успели они пристроить в багажнике форда шестиместного Гуггенхайма спящего, как завыли сирены охранные – видно, заподозрила всё-таки Мэри-секретарка дело нечистое и донесла в ЦРУ свои сомнения.
Понеслись братья в машине с высшей скоростью, а за ними агенты на машинах скоростных "Hennessey" с пистолетами "Smith & Wesson" высокоточными.
Стреляют без остановки по братьям, норовят попасть в точку уязвимую – и попали-таки!
     Майклу прямо в грудь впилась пуля цереушная и застряла между лопатками, потерял брат сознание, а Иван руль крутит и на газ нажимает.
Наконец, заехал под мост, двигатель выключил и затаился, пронеслись мимо с воем машины цереушные и затихла сирена полицейская вдалеке за городом.
Выехал потихоньку, без фонарей, Ваня на трассу и по-быстрому домчал до причала прямо к пароходу «Красин», как раз подплывшего для содействия спасению братьев и дальнейшей транспортировки на Родину.
     В темноте по-быстрому загрузили Гуггенхайма в трюм, где уже приготовили специальный ящик с дырками и окошечками для всяких надобностей, а брата простреленного пришлось Ване на руках нести до каюты фельдшерской.
Дал гудок прощальный пароход «Красин» и отчалил в неизвестном направлении, все матросы в боевой готовности на случай вражеской вылазки, капитан кобуру расстегнул пистолетную и все помощники его тоже при оружии.
(Успешному ускользанию от преследователей способствовала тьма кромешная и усиленный шторм, вызванный ураганом «Labor Day» 1935-го года).
     А в это время в фельдшерской каюте готовятся к операции: моют руки мылом хозяйственным, одевают повязки марлевые и перчатки гигиенические, но никак не найдут запаса крови, подходящей для переливания.
Вот что прикажете делать в такой ситуации? Совсем растерялся персонал медицинский – знают, что не погладят их по головке на Родине, за такое разгильдяйское отношение к своим обязанностям.
     Усмехнулся тут Иван и руку свою подставил для процедуры переливания – всё для спасения брата сделает, ничего не пожалеет!
Накачали из него крови для операции в достаточном количестве и приступили к уникальному процессу извлечения инородного тела и спасения жизни в условиях, совершенно противоречащих правилам мировой практики.
Через 3 часа снял маску хирург, вытер лоб вспотевший, показал в пинцете пулю расплющенную и сказал чуть слышно: «Всё в порядке, товарищи, будет жить!» и ушёл себе отсыпаться на диванчик кожаный.
     А Иван всю ночь с братом сидел, пока тот под наркозом ещё был – мух отгонял, поправлял подушку и подторкивал простыню, чтоб было аккуратно всё.
Утром, часов в 6, Майкл слегка застонал, глаза открыл и смотрит с недоумением – где он и как сюда попал, вспоминает.
Потом улыбнулся широко зубами очень белыми и сказал: «Оу, май гад! Как же рад я с тобой встретиться, брат мой родной Иван!».
     И рассказал ему всю свою непростую историю жизни в Америке, про отца своего приёмного Джека Лондона – как тот открыл ему историю усыновления, про институт Стэнфордский, где учился специальности по атому и про то, что всегда тосковал по брату своему разделённому сиамскому.

                Глава 5. Эпилог

     А уже через 2 дня уже были они вдвоём в приёмной Главного Разведки Управления и встречал их сам Нарком Высший Разведчик Родины – вручил им ордена наилучшие, грамоты почётные, а ещё фарфоровый сервиз китайской работы изумительной и талоны на всевозможные товары дефицитные.
     Погуляли братья по столице своей чудесной, подышали вдоволь родным вольным воздухом, зашли в «Торгсин», купили себе костюмчики-тройки одинаковые, а на талоны дефицита набрали 2 коробки огромные, да по дороге ещё заглянули в склеп к Усопшему и уж потом пошли отдыхать в свой номер-люкс гостиницы «Интернациональная».
А после отдыха краткосрочного поехали братья в Псков на родину, чтобы посмотреть на места раннего своего возраста, на могилу мамы своей и ещё навестить дорогого человека своего Мойшу Лейбовича.
     Приехали в город родной, а там всё как-то пожухленько, и люди всё потоскливее и собаки бегают с хвостами поджатыми…
Нашли домик мойшин старенький, а он сам сидит на завалинке, кошечку Кисюлю на коленках держит – стал он совсем уже ветхий и маленький, всё на солнышке греется.
     Подошли братья в своих костюмах-тройках одинаковых, с орденами наилучшими к Мойше и улыбаются, а он смотрит на них по очереди и тоже улыбается – не знает, кто сынок его Ванюшка, кого обнимать-то первого?
И тогда они обнялись сразу втроём, потому что все они люди хорошие и рады всей душой такой встрече сердечной.
И над ними появилось видение женское очень прозрачное, будто из тумана тонкого сделанное с лицом радостным и с крестным знамением.
И очень быстро растаяло, чтоб никто не заметил и не стал сплетни разговаривать.
     А потом пришла вся большая шумная родня мойшина – все хотят посмотреть на близнецов, поздороваться и получить на память что-нибудь дефицитное, а уж после этого вынесли во двор все столы, что были в наличии, позвали музыкантов всевозможных и праздновали 2 дня и 3 ночи такое приятное событие.
Познакомились тут близнецы с девушками подходящей внешности, погуляли с ними сколько положено и сыграли свадьбы свои в один день, как и положено сиамским, значит, братьям-товарищам.