Надя

Сидя за столом, можно было наконец незаметно снять туфли. Надя мельком глянула: тонкие бежевые колготки на ступнях пропитались сукровицей из мозолей и присохли к коже. Вздохнула. Прилизанные офисные манеры как будто специально были придуманы для того, чтоб делать некрасивые и болезненные вещи.
Тесная серая юбка-карандаш не давала нормально сидеть на стуле. Ноги у Нади были стройные, но она всё равно ежеминутно думала, не задрался ли этот скафандр куда-нибудь не туда, куда здесь надо.
Бежевый лак на ногтях страшно бесил. До того, как сюда попала, Надя ни разу не красила ногти бежевым лаком. Ей нравился красный. Или серебряный. При виде бежевого в голове у неё всплывал старый эвфемизм "цвет детской неожиданности".
Надя вздохнула и поправила падающую на лицо прядь.
О, этот момент, когда распахиваешь на улицу дверь своего офиса! Да ещё и в пятницу вечером. Надь, ты раньше сама-то думала, что пополнишь шеренги религиозных фанатиков "пятницы"? Не думала, конечно.
Так хотелось размять ноги, подышать воздухом и отдохнуть от толпы, что Надя, даже несмотря на мозоли, решила тихонько пройтись пешком. Дома можно будет полежать в ванне с можжевеловым маслом. Потом доесть холодные котлеты и полистать старые шанхайские каталоги. Потом уснуть, выпив сначала коньяка, чтоб перед сном мысли не донимали. Завтра проснуться и думать, пойти ли сразу делать новые котлеты или часок полежать в постели с раздумьями, стоило ли вообще просыпаться...
За многоэтажками большим сумрачным пятном маячил лес, от которого Надя никак не могла отвести глаз.

***

Нет, ни ванна, ни котлеты не дождались в эту судьбоносную пятницу своего часа. Надя осторожно пробиралась в темноте между деревьями в свою любимый закуток, где не было на патрулей, ни наркоманов, ни шашлычников, ни буйных парочек. Дубы и ясени сменились старыми, высокими, мохнатыми елями, под ногами стало больше пружинящего мха. А вот и её железное корыто, которое она уже давно тут оставила. Всё-таки лучше было огонь хоть как-то скрывать - если заметят настоящий костёр, проблем не оберёшься. Всё как обычно - даже у сумасшествия есть своя рутина. Скоро в корыте заплясало живое пламя. Вот бы такое когда-нибудь в офисе развести, оно бы весело слопало туфли, юбки, ногти... Надя бросила рядом с огнём большой кусок сырого мяса, села на бревно и стала молча на всё это смотреть.
Искры взлетали над корытом, а за ними стояли чёрные деревья. Вот он, этот момент - когда слух и зрение становятся слегка другими. Надя словно тоже стала одной из этих старых елей и так же, как они, неподвижно наблюдала происходящее, пока в голове не стали сами собой всплывать понятные равнодушные слова.

***

 В субботу утром Надя проснулась в своей постели без мыслей о котлетах. Это было как в детстве на старом полигоне - просыпаешься от холода и сырости, натягиваешь треники и бредёшь сквозь высокую траву к ржавому крану, чтоб почистить зубы. Надя встала, пошатываясь, и подумала, что надо сходить вниз в кафешку выпить кофе. Кофе из кофемашины она пила раз в полгода - просто не любила такой, дома всегда в кружке заваривала.
Никогда до этого не думала, что сердечный приступ можно себе заработать на кассе плюгавой кафешки. В профиль к ней стоял человек, и рядом с этим профилем не видна становилась ни эта кафешка, ни весь дом, ни много чего ещё.
Дятлов почувствовал её взгляд, обернулся, по лицу у него прошла короткая судорога, он спохватился и быстро эту судорогу подавил.
"Мы играем в приличных людей", - напомнила себе Надя.
 - Привет, ты как здесь? - спросила Надя ровным вежливым тоном.
 - Да мимо по делам проезжал, проснуться никак не могу, зашёл вот кофе выпить... А ты?
 - А я живу в этом доме, представь, - политкорректно улыбнулась Надя.
 - Ох, бывает же... - замешкался Дятлов.
 - Мир тесен, - улыбнулась Надя той же бесцветной улыбкой.
 - Эмм... Пошли за стол сядем? - Дятлов скованно указал рукой.
 - Да, давай.
Сев за стол, оба уставились на свои кружки и на свои руки. "Цирк", - подумала Надя, подняла на него глаза и снова безлико улыбнулась.
 - Как у тебя, всё продвигается?
 - Ага,  - булькнул Дятлов, делая одновременно с этим большой глоток, - теперь и в Тверь, и в Псков ездить приходится...
 - Ну, я всегда в тебе уверена была, - и это фразу, в отличие от предыдущих, Надя сказала искренне.
Дятлов тоже поднял глаза и неподвижно на неё уставился. Мельком прокашлялся.
 - Спасибо. Ну а ты как? Я думал, ты в Шанхае...
Надя перевела взгляд на спинку дивана за спиной Дятлова и криво усмехнулась.
 - Так это ж меня тогда в Шанхай звали, давно. Помнишь, тебе тогда обязательно надо было в Питере быть... Теперь не зовут.
 - Эмм... Да... Кхм... Прости.
 - Не извиняйся, - спокойно возразила Надя. - Я же тогда сама решила с тобой остаться. Только ничтожества других обвиняют во всех своих проблемах.
 - Эмм... Да... - Дятлов изучал текстуру натяжного потолка. - А теперь ты где?
Усталая улыбка.
 - Да мыкаюсь по всяким...
 - Ну, понятно... - ещё большой глоток.
За спиной шипела кофемашина, стучали кружки и тренькала касса.
 - Смотрю, ты уже без трости ходишь.
 - А, ну да, - оживился Дятлов. - Я ж полностью отошёл после аварии. Прикинь, бегаю теперь, прыгаю, прямо как раньше.
 - Отлично, - широкая улыбка. - А у меня вот, видишь, только этот мелкий шрам остался, - Надя отбросила длинные волосы от левого уха.
Да, действительно, едва видный шрам под ухом. Маленькая аккуратная мочка. В мочке блестит мелкая железная серёжка.
Дятлов вспомнил, как в густых питерских сумерках, в пыльной комнате с отваливающимися обоями он как-то раз в это ухо дохнул, и вся кожа под ухом тут же покрылась мурашками.
Надя вдруг резко вскинулась.
 - Хорошо, что я тебя увидела. Мне тут пора по делам. Ну, думаю, у тебя всё дальше будет совсем хорошо, - и широко-широко улыбнулась.

***

Надя сняла с себя кроссовки, джинсы, толстовку, бельё и с головой нырнула в усыпанное желтыми сентябрьскими листьями грязное озеро.

Это было воскресенье.