Утка-призрак или охота на судака

                «На охоту ходят не за добычей, а за душевным покоем»
                (Оскар Форель).
I. Сборы

   Все лето одолевало меня одно желание. Виделось мне, что осенью, до того, как похолодает и выпадет первый снег, пройтись по чернотропу, посмотреть, как утки чертят воду крылом, гуси собираются в стаи, гогочут, бьют крылом перед дальней дорогой. Так хотелось побыть на природе. Да не просто побыть, а как живой водой напиться осенней красой перед долгой зимой. Уж не знаю, каким образом об этом узнал мой шурин, Евгений, может я проговорился на каком-нибудь празднике, может я сказал тестю Михалычу, заядлому охотнику, а тот передал своему сыну. Сейчас и не вспомнить. Но только Женек сам «загорелся» идеей поохотиться вместе с нами и взялся за это самое дело очень активно. В начале октября сам договорился на счет получения разрешения с каким-то знакомым ему егерем в районе. С датой отпуска я определился, можно было выбрать время для охоты. Выбрали конец октября и начало ноября. В заливах Волги где-то было место, где стоял охотничий домик, где можно было устроить стоянку. Осталось только собраться. Октябрь был теплым в этот год, и мы искренне надеялись на то, что в заводях еще остались утки и гуси. Что не все еще они отправились на юг. Ведь скоро наступят холода, корма не будет, и крылатые косяки начнут чертить крыльями темное осеннее небо, направляясь на юг.
Если честно, то меня больше влекла к себе не сама охота, а возможность побродить по украшенному желтыми и красными красками лесу с ружьишком, пройтись по заросшему камышом берегу реки. Понаблюдать за стаей уток или гусей, садящихся с лета на воду, выставив вперед желтые перепончатые лапы, а затем на остывающей воде сбивающихся вместе в стаю и прячущихся от ночного холода в островках речной травы, разросшейся на мелководье.  Насмотреться на все это, пока ледяной дождь не смоет с деревьев осеннее буйство красок, обесцветит яркую красоту осени, и зима превратит мир в серо-белую картину в рамке домашнего окна.
   Сборы заняли больше время, чем мы планировали вначале. Пришлось докупать патроны и продукты, брать с собой армейские сухпайки, сухое горючее, и еще кучу разных мелочей, чтоб не проголодаться и не замерзнуть ночью в охотничьем домике на берегу реки. Долго подбирали теплую одежду, складывали и перекладывали рюкзаки, то брали, то обратно выкладывали  палатку, спальники, котелки и еще много чего, казалось такого нужного, и того, что могло бы пригодиться. Вещей набрался полный багажник. После того, как узнали, что в охотничьем домике есть печка, лежаки и даже телевизор, часть вещей решено было оставить. Собирались бы еще, но наконец, решили, что если не поедем завтра, то уже не поедем, никогда. И так, вещи собраны и окончательно погружены в багажник внедорожника, что не влезло, погрузили на заднее сиденье. Мы с сыном встали пораньше и, позавтракав, выехали за шурином, забрав его с вещами, оружием и подозрительным пятилитровым баллоном от дома. Поставив нужный маршрут на навигаторе, мы стартовали навстречу ждущим нас приключениям.
   Ах, что может быть лучше вот так вот направиться на природу осенью, когда еще днем тепло, лес и берег в осенних красках, а в голову приходят рифмы строчек и мечтаний когда-нибудь взяться за перо и не в прозе, а в стихах описать всю эту ярко цветную красоту. Полноприводная Нива, не смотря на солидный для машины возраст, уверенно наматывала километры по еще сырой после дождя дороге. Полусонный разговор в салоне перемешивался с охотничьими рассказами, половина из которых, впрочем, являлась обычными охотничьими байками, которые я уже слышал. Миша то клевал носом на заднем сидении, то смеялся над рассказами Жени, а иногда затихал, ухитряясь перекусывать данными мамой на дорогу печеными пирожками.
После езды по унылым городским улицам, выезд на загородную дорогу казался глотком свежего воздуха.  Прямая асфальтовая дорога, ведущая в сторону аэропорта, с обеих сторон была в ярко-желтых красках. Посадки деревьев, тянувшихся вдоль дороги, были в нарядной осенней листве. А дальше, за ними в клочках жухлой травы чернели перепаханные поля. Небо то и дело закрывали темные облака, через которые редко пробивались солнечные лучи, освещая яркие краски осенние. Машин на трассе было мало, и мы скоро добрались до райцентра, где собирались закупить упаковку воды. Это решили после того, как выяснилось, что в пятилитровом баллоне, который взял с собой Женя не питьевая вода, а водка. Это лучше, чем брать воду из реки и кипятить ее на огне, потом долго ждать, пока она охладиться. Можно, конечно, чай в кипятке заваривать и пить, но не всегда же! Тут еще выяснилось, что в этой суматохе Миша не надел теплых носок и замерз в демисезонных берцах. Он храбрился, терпел, но не выдержал и сказал, что у него ноги мерзнут. Да и теплые перчатки ни он ни Женя не взяли. Охотнички, тоже мне! Не возвращаться же ради этого с полдороги домой? Делать было нечего, и в сельском магазине, где мы купили упаковку воды, продавщица-татарочка,  после нашего вопроса о теплых носках и перчатках достала для нас из-под прилавка ручной вязки из натуральной овечьей шерсти теплые носки. Такие шерстяные носки раньше можно было купить только на Колхозном рынке. Они и пахли по-особому, овчиной. Миша таких носок раньше и не видел. А у меня с ними были связаны самые теплые воспоминания. Мама покупала мне на зиму такие носки в детстве. И я их занашивал до дыр. Зимой приходил домой после игр во дворе, снимал валенки, а носки были в кусочках ледышек, прилипших к шерсти. И я потом сушил на батарее. Такой знакомый запах овечьей шерсти напомнил мне тогда о детстве. А продавщица тем временем вытащила из-под прилавка еще и вязанные из той же шерсти варежки, вызвав у нас с Женьком полный восторг. Носки мы взяли сразу после примерки, а вот взять варежки нам не пришлось. Во-первых, у них не было отдельно указательного пальца, чтоб нажать на курок, во-вторых, мне вдруг стало их жалко. Они, такие родные из далекого детства, порвутся на охоте или подгорят при сушке на огне? Нет уж! Воспоминания, как и варежки, остались не тронутыми, а вместо них мы купили теплые, из очень плотной ткани с утеплением рукавицы, которые трансформируются в перчатки. Их взывающий горчичный цвет был далек от обычного для охоты маскировочного, но мы решили, что до первой грязи пойдет. В общем, теперь, кажется, полностью экипированные мы отъехали от магазина, чтоб ехать дальше. Но и тогда нам не пришлось уехать спокойно. Дело в том, что вдоль дороги этого большого татарского села, как на витринах, сделанных из обычных деревянных реек, висели подвешенные на крючках завернутые в промасленную бумагу гуси. Гуси соленые, гуси копченые, домашняя колбаса и еще что-то, чего было не разглядеть из окна машины. Истекающие жиром желтые и коричневые тушки гусей чрезвычайно возбудили не успевшего как следовать позавтракать Женька. Глаза его заблестели как у голодного кота, пальцы рук зашевелились сами по себе, как бы маня к себе гусей. Хитрая улыбка заиграла на его губах, пальцы его казалось сами по себе тянуться через стекло машины к висящим на крючках, завернутым в промасленную бумагу, тушкам. Из уст его прозвучало сначала какое-то невнятное мычание и бульканье, потом губы его причмокнули, и он заговорил хриплым голосом: «Давай гуся купим, а?». Я отрицательно мотнул головой. Продуктов в багажнике было достаточно на неделю, а деньги понадобятся на покупку путевки, да и мало ли что? Но блестящие, масляные как у кота Женины глаза продолжали бегать от стойки к стойке, и он продолжил на меня атаку: «Давай возьмем!» говорил он. «Знаешь, какие они вкусные, особенно копченые! Поедим потом!». Но я упорствовал, отказывая: «Жень, знаешь, они ведь дорогие, а у нас финансы ограничены, да и потом, приедем на место, сами добудем! Хочешь, я лично приготовлю, лишь бы добыть!». Поняв через какое-то время, что гуся сегодня точно не будет, что мы уже проехали все «витрины», шурин загрустил, глаза его лишились блеска, и он с тоской уставился на дорогу, переживая за гусей и чем-то, напоминая Паниковского из Золотого теленка. «Ножка…крылышко…шейка» можно было расслышать из его уст не громкое бормотание. Через минуту началось оживленное обсуждение преимущества гусей над утками и прочей домашней птицей, к нему подключился и мой сын. Тем временем пришло время сворачивать на дорогу, ведущую в райцентр, для встречи с егерем и получения путевки. Первая часть нашей дороги закончилась
   Большой райцентр, в который мы приехали, был почти на самом берегу Волги. Великолепный вид разлившегося на многие километры Волжского водохранилища вызывал ассоциации с морем. Далеко у горизонта тонкой полоской на воде виднелась самоходная баржа. Ветер раскачивал привязанные канатами к причалу рыбацкие лодки, бил волны с мутными пенистыми, гребнями о берег, срывал с веток пожелтевшие листья. От широкого водного раздолья трудно было оторвать взгляд.
   Мне всегда казалось, что водная стихия, как и огонь, имеет какую-то гипнотическую власть над человеком. Смотришь на воду, не важно, тихое ли это лесное озеро, маленькая ли речушка в средней полосе России, полноводная ли река Поволжья, или раскинувшееся до горизонта море, все притягивает взгляд твой. В зеркальной глади озера, в бесконечном движении вод реки, в бесчисленных рядах несущихся волн моря, стремительно набегающих на берег, есть что-то, что влечет нас. Что-то, от чего взгляд наш замирает и нам трудно оторвать его от этого, то тихого, то стремительного и могучего движения стихии. Как будто она манит к себе, заставляет нас вспомнить что-то забытое, дорогое и родное, какой-то фрагмент древней памяти нашей души.
   Дом егеря стоял на краю райцентра, на возвышенности у берега водохранилища. Большой одноэтажный дом из белого силикатного кирпича, с наклонной по русскому обычаю крышей и торчащей печной трубой из красного кирпича над ней. С окнами в синих резных наличниках. С деревянным пристроем, сделанным из неокрашенных бревен позади дома. Двор обнесен металлическим, покрашенным, как и наличники в такой же синий цвет забором.  Дом выглядел красиво и скромно. По сравнению со стоящим на соседней улице, выстроенными двух или трехэтажными коттеджами, показательно вызывающими богатством своих владельцев. Дом стоял в начале улицы, на самой взгорке. Дольше улица спускалась вниз к воде. Вся улица была застроена примерно такими же домами, правда покрашены они были в разные цвета.
   Егерь оказался общительным мужиком, молодым отцом семейства, понимающим и добродушным. Он извинился, что он не повел нас в дом, предпочитая общаться в деревянном сарае, где пахло сосновыми досками, по стенам висели рыбацкие сети. А над дверью, под самым потолком были прикреплены алюминиевые весла лодки. Рассказывая об охотничьих угодьях, он успевал говорить о трудностях жизни, о непростой работе его, о детях, которых надо выучить, о старшей дочери, которая собралась поступать в институт в столице. Евгений, взяв дело в свои руки, быстро договорился об участке и количестве дичи на отстрел. Егерь улыбнулся, закурив, понимая, что имеет дело не с новичками. Выписал нам путевки, и еще раз предупредил о соблюдении осторожности, запретах на охоте и, приняв от меня установленную законом сумму наличных, выдал нам бумаги с печатью и подписью. Проводив нас до ворот, он помахал нам на прощанье рукой, пожелал удачной охоты и, поведя на холодном ветру плечами, развернувшись, отправился домой. А мы, установив на навигаторе новый маршрут до участка охоты, развернулись на взгорке, разбросав колесами насыпанные на дороге камешки гравия, и отправились туда, где ждали нас приключения, где ждало удовольствие от охоты, где может у берега, на рассвете поджидало меня долгожданное творческое вдохновение.

II. День первый. Какая с дороги охота?

   Путь до охотничьего участка не занял много времени. По асфальтовой дороге через деревни, которые скорее навивали грусть от перекошенных и потемневших от времени домов, разрушенных храмов и заброшенных коровников, мы свернули на старую дорогу. В самом начале он была еще асфальтовой, потом была из насыпного гравия, и затем переходила в грунтовку. Проезжая мимо идущих от обочины и дальше вглубь поля почерневших стволов не убранной кукурузы, мы остановились, чтоб посмотреть на это «неубранство». Интересное это было зрелище. Черные, торчащие из земли стволы кукурузы, покрытые от утренних заморозков тонкой корочкой льда, издавали звук подобный полым стеблям бамбука, стукаясь друг о друга на холодном ветру высохшими стволами. Это было настолько необычным, что мы не могли оторвать взгляд от качающихся на ветру стеблей, слушая эту звенящую музыку. Смотрели заворожено, пока Евгений не сказал вдруг: «Должно быть, тут кабаны на кормежку выходят! Они любят такие места!» Кабаны? Мы, посмотрели на Женю, на закрытый багажник, где лежали ружья и осмотрелись вокруг, опасаясь увидеть в гуще кукурузных стволов готового напасть клыкастого кабана. Сделав несколько снимков, мы ретировались с этого места. Все-таки в машине спокойнее. Дорога постепенно закончилась и осталась только наезженная колея. Переезжая овражистое место, где по дну протекал небольшой ручей, мы стукнулись пару раз днищем о землистые края ямы.  Я, переживая за машину, помянул добрым словом русское бездорожье. Все согласно покивали головами, да мол, дело такое, сами не раз.
   Порядком утомившись от дорожных ям, скрытых осенними лужами, мы, через низину заболоченного стылой водой поля, по изрезанной колесами колее, на пониженной передаче выехали к редкому смешанному пролеску. Белые стволы невысоких березок с редкой, не облетевшей еще листвой перемешивались с невысоким ельником и серо-зеленоватыми голыми осинами. По покрытому листьями лесному бездорожью, меж редкого кустарника и невысоких деревьев, после размытой, наполненной водой и разбитой буксовавшими машинами колее размокшего поля машина пошла увереннее.  Совсем скоро мы уже были на берегу залива. В наступающих сумерках конца октября поверхность водной глади залива отражала последние лучи уходящего солнца. Вода светилась нежным цветом, отделяя темнеющий берег с силуэтами прибрежных кустов и деревьев. Через пару километров от перелеска показался маленький домик из белого силикатного кирпича, с дощатой крышей, покрытой старым, крашенным в светло коричневый цвет железом. Света в окнах дома не было. От дома до крутого берега залива, где в воду метра на три уходил полуразрушенный бетонный причал, было метров десять. Участок земли вокруг дома был покрыт пожелтевшей травой. Рядом со стеной дома, где не было окон прямо на земле лежало несколько небольших бетонных блоков, тут же недалеко стояла кабинка для «удобств». Ближе к крутому берегу росли несколько старых невысоких ив со свешанными к воде ветками. К одной из них был приделан умывальник с потемневшим от времени небольшим автомобильным зеркалом заднего вида. Тут же недалеко на земле было обустроено костровище, обложенное обломками кирпича. А рядом над наполовину закопанной в землю ржавой железной бочкой были сделаны две железных подставки под вертел. По всему видно, местом пользовались не раз, вокруг бочки виднелись обгоревшие головешки, вид у участка был такой, как будто тут всю ночь шло буйное веселье.  Сам дом не был похож на дом охотника. Когда дверь его нам открыл подъехавший мужик с обветренным красным лицом и руками, бригадир местной бригады рыбаков, стало понятно, что дом использовался рыбарями, добывающих улов в сезон и уходящих на холодное время года на зимние квартиры. При входе в дверь стало видно, что дом разделен на две половины. Нежилая половина была забита сухими колотыми стопками дров, а прикрытая черной брезентовой накидкой крышка лаза в погреб была щедро посыпана сухой рыбьей чешуей. Видимо там солился и хранился добытый улов. Вторая половина дома была жилая и имела отдельный вход с утепленной дощатой дверью, за которой скрывалась небольшая комната, совершенно не похожая на логово охотников. Дом охотника превратился для меня в домик рыбака, а все мои представления о доме с мрачными бревенчатыми стенами, увешанными лосиными рогами, кабаньими и медвежьими мордами, чучелом рыси в верхнем углу комнаты и свечной люстрой под низким потолком из старого тележного колеса, разбились о маленькую комнатку с тремя окнами. В ней едва помещалась небольшая красного кирпича печь, крашенная белой известью и три стареньких скрипучих деревянных кровати. В углу совсем рядом с маленьким кухонным столом, покрытым потемневшей от времени клеенкой, стояла электроплитка. На колченогой тумбочке стоял старенький телевизор, подключенный кабелем к антенне, поднятой на высокой жердине над крышей дома. В общем и целом, несмотря на то, что романтикой охотничьего дома здесь и не пахло, комфортные условия ночевки с печкой, с электричеством, старым горевшего желтым светом уличным фонарем, освещавшего участок и машину под окнами, превосходили мои представления о ночевки в лесу, в доме охотника. Возможность прожить несколько дней более комфортно, чем представлялось вначале была в итоге принята как преимущество. Домик рыбака, в который превратился придуманный мной дом охотника, с точки зрения проживания, был лучше. Поэтому мы сразу же перенесли все свои вещи в дом и после обеда-ужина с подогревом из взятого с собой коньяка и Жениного пятилитрового баллона, мы разожгли на холодную ночь печь и начали готовиться к завтрашнему утру, которое обещало много чего необычного.

III. День второй. А когда мы охотиться будем?

   Будильник сработал в пять утра. Проверив стоящие во дворе условия и убедившись, что погода сегодня ветреная, а на траве выпал иней, я начал было собираться на охоту. Сон мгновенно исчез. Интересно было обойти территорию охотничьего участка, посмотреть, где в стылой воде в островках травы на мелководье стоят утром утки, а может и найти следы животных какие тут есть по утреннему инею. Пока я собирал оружие и снаряжение, обдумывая, что нужно взять с собой, я стал замечать, что никакой реакции на мои призывы идти на охоту не последовало. По маленькой комнате, от разожжённой печи шли волны тепла. От кухонного стола пахло остатками вчерашнего ужина. Тишину нарушали только потрескивание дров в печи и сопение моих напарников. Никакой реакции на мой призыв собираться на охоту не последовало. Миша только натянул себе на голову розовое видавшее виды байковое одеяло, спросив сонно «А когда на охоту пойдем?». Евгений лишь лягнул ногой в теплом носке стоящий в ногах табурет, на котором была сложена его одежда, и продолжил свои рулады. На охоту никто не собирался.
   Ситуация изначально представлялась мне иначе. Мои представления о бодром утре за дичью разбивались о поздний вчерашний отбой и традицию отмечать начало охоты. Я уже был готов пойти один, не теряя утренних часов, пока птица не улетит на кормежку на поля, но тут поднялся Миша, привлеченный шумом закипающего чайника и перспективой позавтракать. Завтракая, он несколько раз спрашивал: «Пап, а когда на охоту то пойдем?» и косился на все еще спящего шурина. Евгений поднялся с кровати с слегка опухшим небритым лицом и с несколько больным настроением. Когда мы уже почти собрались, засуетился, поминутно повторяя: «Подождите меня, я щас!» Но, после завтрака и рюмочки Женю опять потянуло в сон. Вопрос, «А когда на охоту пойдем?» был актуален как никогда. Пока ждали, утро начало переходить в день. После все уговоров и многих веских слов из арсенала ненормативной лексики, я, наконец, убедили его идти. Через минут пятнадцать, в полном снаряжении мы начали обход участка охоты. Иней на траве уже растаял и на примятой траве лежали крупные водяные капли. Начало припекать солнышко, становилось теплее. Прохладный ветер со стороны реки приносил запах речной воды. Земля пахла падшей осенней листвой, как в старой бане пахнут прошлогодние веники, жухлой травой и каким-то едва уловимым запахом осени, который трудно определить, но который так знаком нам.
   Узкий и длинный участок, определенный нам для охоты, как язык выходил из перелеска и окруженный с левой стороны маленькой извилистой речушкой, с правой стороны упирался берегом в залив. Участок километра через два с половиной заканчивался местом, где речушка выходила к большой воде. Место это было мелководным, густо заросшим камышом, блестевшая вода покрыта ряской.  Там для утки место с тихой водой и обилием всякой водной живности, было самым подходящим. Да и справа, где берег участка выходил на мелководный залив, недалеко от берега виднелись выходящие из воды островки пожелтевшего камыша, в которые на ночь пряталась птица.
   Решено было начать обход участка со стороны пролеска, с места, где у берега речушки разросся ивовый кустарник. Не спеша, не торопясь, тихим шагом мы разошлись в цепь и двигались от одного берега к другому.  Погода была прекрасная, солнышко светило и палить из ружья как-то не хотелось. Наоборот, разлитое вокруг умиротворение вызвало у меня самое благодушное настроение, и я шел, наслаждаясь видами берега реки. Хотелось насладиться этой картиной с яркими красками осени, написанной мастером-природой. Напоить взгляд осенней красотой этих последних перед зимним снегом дней. Ворошить ногами падшую осеннюю листву и наслаждаться свежим ветерком с реки. Миша, идущий недалеко от меня, смотрел во все глаза на окружающую нас красоту, явно наслаждаясь предвкушением охоты. Но, пока кроме летящих в небе ворон другой дичи не наблюдалось. А стрелять по воронам позор для любого охотника.
Женя шел в шагах сорока от нас слева, ружье его висело на плече у бедра. Уток нигде видно не было, лишь где-то вдалеке от нас поперек участка пролетела, старая худая утка, громко крякнув пару раз в нашу сторону. Когда Женя начал подходить к небольшой как пологая воронка низине, рядом с которой буйно разрослись кусты ивняка, у самой границы спуска, метров за двадцать от него вдруг внезапно прыгнуло в сторону кустов не понятное нам сразу серо-зеленое существо, размером с собаку. Женек, видя, что до кустов тому добежать всего несколько секунд, не вскидывая ружья начал палить из своей Сайги по нему с бедра, не успев вскинуть ее к плечу для прицельного выстрела. Бах, бах, бабах! Звуки выстрелов с треском разорвали тишину как сухую бумагу. Ситуация застала нас врасплох. Одним из последних выстрелов Женя попал в зад этому существу, до того, как оно исчезло в корнях ивняка. Корпус его занесло на бегу, задние лапы спутались, и оно перелетело через голову, размахивая длинными ушами. Тут стало понятно, что это не какая не собака и не лесной гоблин, а здоровенный матерый зайчище. Видимо он отдыхал на солнышке, не видимый нам, за кромкой воронки спрятавшись от посторонних глаз. Но, толи старость его подвела, и он нас не услышал раньше, а может просто не ожидал нас встретить, но выскочил он перед нами очень близко, прямо под выстрелы Женька. Прижатые к спине большие заячьи уши, огромные задние лапы, сам он был какого-то серо-зеленого цвета, отчего не сразу можно было принять его за зайца. После того кувырка через голову, он рванул в ивовый кустарник что было сил. Да так быстро, что попасть еще в него не было никакой возможности. Мы с Мишей побежали к Жене. Тот стоял растеряно, опустив руки. Ствол Сайги еще дымился. «Ну, что?» сказал я. «Добивать надо, нельзя так оставлять, жалко же его!». Миша закивал головой и с ножом рванулся в куяльник. Я побежал в обход, чтоб, с другой стороны, перехватить его, если он выскочит. Но толи я долго бежал, толи заяц уже выскочил из кустов в пролесок, а может он подраненный надежно зарылся в корневища ивняка, но видно его не было. Миша, сунулся в жесткие переплетенья ветвей, но пролезть дальше было невозможно, и он вернулся. Я посмотрел на Женю и удивился. Он не спеша подошел к кустарнику, обошел его метров на десять и вдруг с сожалением махнул рукой. «Разве его сейчас достанешь!» с досадой сказал он. «Или ушел уже в перелесок или зарылся так, что не видно и не слышно его! Как его теперь добудешь? Эх, жалко я промазал!» сказал Женя и разрядил карабин, чтоб перезарядить магазин новыми патронами. Настроение его явно испортилось. Расстроенный он закурил, глаза стали грустными как у ребёнка, у которого отняли игрушку, и тут он же спросил меня:
- А ты то, что не стрелял?
 -Так мне не с руки было! В тебя мог попасть, не стал я рисковать.
 -Ну, ты видел, как я ему в пердак попал? А? Не целясь с бедра! Если б еще раз попал, было бы у нас сегодня жаркое из зайца!
 -Да уж! Ну да ладно. Что теперь делать то будем?
 -А что делать? Залез он в куяльник, теперь его не достать. Должно вечером если помрет, то его лиса или сова доберет вместо нас. А если не помер, то давно уж убег. Да…вот те и жаркое на обед! Ха-ха-ха!
Женек засмеялся от этой своей мысли и отхлебнул с горя из прихваченной с собой фляжки. Миша, таскавший с собой по поручению «главного охотника» баллон с водой, грустно улыбнулся кривой улыбкой и трагически вздохнул. Я его понимал. Такой шанс упустить, да еще подранка бросить. Это никак не совпадала с его пониманием охоты, отношением к дичи.
После этой нашей беседы, настроение у Женька немного улучшилось, и он сказал: «Пошли-ка, посмотрим, чего там с утками, может с утками сегодня повезет?» И мы направились вдоль берега неширокой речушки посмотреть, что там на другом берегу и как на мелководье летает утка.
Пройдя с километр, мы не увидели ни одной утки. Гусей тоже видно не было. Да и вообще кроме ворон, которые начинали предательски каркать, только завидев нас, мы вообще ничего достойного не увидели. На минутном отдыхе на прибрежной коряге ко мне подошел Миша и осмотрел мое ружье, сказал с усмешкой: «Пап, а как ты по зайцу то стрелять собирался, если у тебя ружье на предохранителе стоит? Ты предохранитель то так не снял!» И тут я рассмеялся, вспомнил, как Женя палит из Сайги по убегающему зайцу, и я, вскинув двустволку, пытаюсь целиться в этого ушастого, боясь, как бы разлетевшаяся с большого расстояния дробь не зацепила Женьку. Да и еще прикидываю расстояние выстрела на опережение, не сняв предохранитель! Да уж! «Охотнички-горе!» смеётся над нами Миша. «Оставили ужин для лисицы да для совы, а сами без дичи!», затем протяжно и тяжко вздыхает. По его грустным глазам видно, что представляет он сейчас перед собой зайца, обжаренного на огне, с аппетитной корочкой. От него идет вкусный запах зажаренной дичи и нет ничего вкуснее сейчас чем этот заяц. Но… Миша вздыхает еще раз и говорит: «Ну, заяц, погоди!» И добавляет с оптимизмом: «Пошли хоть гуся себе добудет, а то так до ночи ничего кроме вороны и не подстрелим, и останемся без мяса на ужин. Опять будем сухпаек армейский есть!» Расстроенный он первым направляется дальше вдоль берега к концу участка, надеясь, что в заводи, где маленькая речка впадает в залив, хоть там найдется уточка на ужин охотнику.
   После обеда погода испортилась, набежали тучи, подул холодный, почти зимний ветер. Если не считать нескольких пролетевших вдалеке небольших утиных клиньев да два раза мелькнувших за пределом выстрела из ружья садившихся на островки камыша в воде гусей, охотиться было не на что. Да и вообще без собаки на утку охотиться сложно. Понимать это начинаешь только тогда, когда птицу приходиться брать над землей, а на воде ее уже даже стрелянную не достать без собаки. Мы обошли весь участок, полюбовались на дельту речушки, обошли крутой берег вдоль залива и дошли до пролеска в самом начале участка. Дичи не было. Со слов Евгения, дичь или уже почти вся улетела в теплые края и время для охоты мы выбрали не очень удачно, либо те «водоплавающие», что остались, кормятся на колхозных полях осыпавшимся при уборке зерном. В общем, на совете за обедом было принято решение, так как угадать место перелета стаи уток с поля на воду через наш участок невозможно, то вечером, у места, где речушка впадает в волжский залив, под росшими на берегу деревьями устроить скрадок и поохотиться из засады. На закате утка должна вернуться на воду, вот мы и застанем её влёт.
У дома мы рассуждали с Женей, что лучше, сделать скрадок из подручного материала, или придти пораньше, затемно и залечь в засаде. После полчаса обсуждения, что лучше, а что хуже и почему, Женя сказал: «Ладно, спрячемся за деревья, замаскируемся и будем оттуда следить».
Вот интересно, получается, думалось мне тогда. Вместо того чтоб понять, когда лёт птицы по времени, где чаще клин ее пролетает через наш участок утром на кормежку на поля, а вечером на воду, сидим в тепле у телевизора, добиваем густой куриный супец, что нам теща дала в дорогу, и порожним пятилитровый баллон с «огненной водой»! Понятно, что не больно уж мы такие рьяные охотники, чтоб крови искать как волки. Прав Миша, говоря, что мы, в отличие от него приехали не охотиться, а отдыхать. Хотя, как я замечаю, шурин мой, Женёк не расстраивается из-за этого всего, а наоборот очень доволен. «Мы раньше с папой так и охотились» говорит он. «Мы же не заготовительная бригада, чтоб дичь валить направо и налево! Повезло, хорошо, не повезло, ну бывает!» говорит он, улыбаясь сам себе.  В тепле, сыт и «подогрет», «травит» нам байки про охоту. В общем, не охота, а отдых на природе. «Только это не здесь, не в этом домике было, а чуть подальше, на другом берегу здешней речушки в заброшенном лагере, где еще целыми были старые корпуса, и был теплый дом охранника» продолжает он свой рассказ. С его слов и утка сама на охотника шла, и гусей было клиньями, не то, что сегодня. Да и дичь раньше была крупнее. Утка как гусь, а гусь как заяц, а заяц как… Стоп, стоп! Где-то я уже это слышал, только это в сказке было! Но Женя, развалившись на кровати,  продолжал рассказывать, как они на этом участке много лет назад прекрасно с папой охотились. Оно конечно, под треск дров в печке да в тепле дома, после сытого обеда хорошо слушать все эти рассказы, то смеясь, то дремля и посапывая под коричневым байковым одеялом в хлипкой деревянной кровати. Но! Да только ведь я ехал на природу! Не столько за дичью, столько за новыми впечатлениями, за видами красоты осени за городом, да за вдохновеньем для души моей! А за рассказами да обедом, в тепле дома да после глаза сами слипаются. И понимание того, что зорька вечерняя скоро и пора устраиваться в засаде у деревьев на берегу залива где-то далеко в голове катится к закату как солнышко, садящееся в красное закатное облако на горизонте. И все бы хорошо, но от Миши опять звучит вопрос: «Пап, а когда мы на охоту пойдем?» И действительно, для чего мы сюда приехали? Мы с Женей смотрим друг на друга, и понимаем, что идти все равно надо.
   В надвигающихся сумерках мы дошли до края угодий, где недалеко от берега росли несколько стоящих близко друг к другу деревьев. Образуя на краю берега хорошее для укрытия место. Пока мы шли к месту засады, над нами, как из неоткуда, в небе появилась утка. Такую утку и стрелять то жалко, настолько худа была. Громко крякнув на нас несколько раз, она словно растворилась в наступающих сумерках. «Э, да это та самая утка, которая с утра на нас крякала» сказал Миша. И, правда! Откуда она взялась, подумал я. Но, то ли мы не задобрили в самом начале охоты духа этого места, то ли, начали мы в этот день охотиться с левой ноги, но до места, где мы хотели сесть в скрадок, дойти не успели. Засада на уток, к которой мы готовились, сорвалась. В шагах двадцати от места мы вдруг увидели, что со стороны залива, точно через место предполагаемой засады поперек участка низко так, метров пятнадцать-двадцать над землей летит клин уток. Высоту еще не набрали с воды. Медленно так поднимаются перед участком. Первые утки уже были над нами, когда мы, очнувшись от неожиданности, посрывали с плеч ружья, и, зарядив их первыми попавшимися под руки патронами, начали стрелять в уже уходящий клин. Все произошло очень быстро. Как только раздались первые выстрелы, утиный клин рассыпался на летящих в разные стороны и на разных высотах, ловко маневрирующих то влево, то вправо уток. Ни одна из них не была задета нашими выстрелами. Упустив время и расстояние на выстрел, мы остановились. А утки, отлетев немного подальше, где не достают наши выстрелы, построились обратно в четкий серый клин и полетели к горизонту, как ни в чем не бывало.
   В тот момент мне стало и зло и весело одновременно. Дичь переиграла охотника своим умением уходить от выстрелов и рассыпаться на множество целей. Я посмотрел на Женю и слова восхищения дичью застряли у меня в горле. На Женю было трудно смотреть. Грусть и обида отражалась на его красном от холодного ветра лице. Потеря зайца казалась просто детской игрушкой. Тут ушел целый клин уток. Женя, казалось, отключился от реальности.  Какое-то время он очень эмоционально высказывался, потом курил молча, сидя на стволе поваленного дерева. Миша, видимо, чтоб не накалить обстановку сказав что-то лишнее, катал по земле носком резинового сапога пустую гильзу. Я смотрел то на того, то на другого и не знал, что сказать в такой трагический для нас «горе-охотников» момент. На все еще светлом фоне закатного неба утки казались уже едва видимыми точками. Тут Женя выдохнул скопившейся в легких горький воздух, махнул вслед удаляющемуся утиному клину рукой, и сказал фразу, которая меня прост поразила. «Наверно, ветер сильный сегодня, вот он и не дает дроби долететь. Как тут нормально прицелишься? Вот и получается аптыраш!». В общем, тогда мы с шурином согласились, что виноват только ветер, который не дал нам как следовать прицелиться. Что подумал Миша, осталось для нас тайной. В почти полной темноте мы вернулись в дом, уверенные, что кто-то нам сглазил всю охоту, а раз так, то остается только наслаждаться видами природы и наличием теплого дома с печью. А еще плеском волн о берег и буйством ветра по ночам, который выл как дух раненного зверя. И из-за которого из дома до удобств выходить ночью было просто жутко. И еще надеждой, что бригада местных рыбаков не оставит нас в итоге без добычи, будь то хотя бы и рыба, а не утка или гусь. Хотя охота на рыбу мне к тому времени была уже известна со времен охоты на вальдшнепов.
   После горячего ужина мы еще долго спорили о том, как нужно целиться при сильном встречном ветре, что надо завтра обязательно пристрелять по мишеням ружья, и что с утра надо пойти на тоже место и все-таки покараулить этот утиный косяк. Конечно, все это было сказано слишком эмоционально, но это и понятно. Выговорили и про зайца и про то, что поехали поздно, и дичи нет. Обида на себя, на ветер, на что угодно и даже на то «до чего дичь пошла умная» проходила небыстро. И требовалось время для понимания и оценки, совершенных сегодня ошибок. Но, в конце концов, эмоции успокоились, стресс был снят, как у нас его обычно снимают в мужской компании. И после фотосессии с оружием и без. С улыбающимися красными лицами мы отправились в объятия Морфея, обещая друг другу обязательно завтра встать пораньше по будильнику и все-таки добыть эту неуловимую водоплавающую дичь. Лежа в кровати мне вдруг подумалось, хорошо, что я сегодня ни в кого, ни попал. Для меня вдруг стала так понятна огромная разница между охотой как необходимостью для выживания, обеспечения пищей себя и близких и охотой «ради охоты». Ощутить чувство победы над хищником или нападающим диким зверем, представляющим опасность для людей это другая охота, если сравнить с  охотой ради спортивного интереса, ради возможности испытать чувство превосходства человека с оружием над существами в природе. Охотой как игрой в охотника с ружьем, убеждающим себя и других в своем превосходстве над тварями лесными и озерными, и охотой ради куска мяса, чтоб прокормить семью, племя, близких. Ради добычи шкуры, чтоб не замерзнуть и не умереть, ради возможности иметь запасы на зиму, когда хлеб собранный осенью кончился и остается только река, лес и болото, где ты можешь что-то добыть, чтоб не умереть с голоду самому и накормить семью. Наверное, понимание этого приходит не сразу. Нужны годы, чтоб из «новичка-ракетчика», выстреливающего на открытии сезона охоты коробки патрон просто во все, что движется и представляет собой дичь, в охотника, любящего природу, никогда не берущего от нее больше, чем нужно. Щадящего самку и детенышей, а выцеливающего старого самца. И вообще, предпочитающего просто с ружьем прогуляться по осеннему прозрачному лесу, посмотреть на синь горизонта и необъятную синеву неба, что в городе и не увидишь теперь. А потом с удовольствием вспоминать все то, что увидел тогда. Охотником, опускающим свое ружье перед косяком весенних уток, понимая, что летели они издалека, пусть еще поплавают на наших озерах. Пускай до осени полетают, поживут. Я подскочил на кровати. Тогда значит, ерунда, что не попали. Зато сколько впечатлений! А какая природа, какая красота здесь! Да, к тому же еще не закончилось время охоты, интереса, время мужских игр, понимания и единения духом с природой, с далекими твоими предками, которые дичь брали разумно, исходя из потребности, и делали это только по необходимости. С такими мыслями я и отпустил день второй охоты, погружаясь в сон.

IV. День третий. На охоте главное природа

   Еще вечером мы с Мишей посмотрели, в какое время восходит солнце, и решили обязательно посмотреть зорьку. Да к тому же может как раз на зорьке птица и пролетит на кормежку. А мы посмотрим. Так, что мы с Мишей дружно встали утром, часа за два до восхода солнца. Успели сделать все свои дела и через полчаса уже были готовы выходить. Зараженный нашим энтузиазмом Евгений, сначала минут пять смотрел на нас широко открытыми глазами, ничего не понимая, а затем, подпрыгнув на кровати, от чего она жалобно заскрипела и заходила на хлипких ножках, заявил, что он сейчас же, сей момент тоже пойдет с нами. И стал быстро одеваться и собирать снаряжение.
   На улице были еще сумерки. Лишь на востоке алело зарево восходящего солнца. Скопившиеся за ночь у горизонта темно-серые облака расходились по разные стороны от понимающего еще где-то за границей видимости солнца. Наш участок было не узнать. Покрытая подтаявшим инеем трава блестела розовыми каплями, отражая заревой свет. Вода залива, как по волшебству меняла серый цвет уходящей ночи на утренний розовый. Как зеркало, отражая в себе утреннее небо. Восходящее с востока солнце окрашивало землю участка в нежные цвета наступающего утра. Энергия его разливалась вокруг волнами тепла и света, проникая в нас и поднимая в душе сильнейшие чувства любви и красоты к окружающему нас миру. Мы уже забыли об охоте, любуясь на красоту залива, красоту земли и деревьев. В нас не было даже мысли начать на кого-то охоту. Сильные чувства умиротворения и спокойствия как волны наполняли нас энергией. Таких чувств я не испытывал раньше. Ни в городе, ни на природе раньше не было в душе моей столько мира и тепла. Я смотрел на моих друзей и понимал, что они испытывают примерно те же самые чувства. Может быть каждый по-своему, но было заметно, как эти волны природной энергии наполняют их. Лица их улыбались и светлели, они восхищенными глазами смотрели на чудо восходящего солнца. Мы не находили слов. Какое-то радостное молчание охватило нас. Мы не пошли в место, где планировали подождать пролет клина птиц. Мы остановились посредине дороги и остались, обратившись лицом на восток, вглядываясь и восхищаясь той красоте, с которой природа кистью великого художника рисовала для нас великолепный осенний восход солнца.
   Так продолжалось, может еще час. Мы не заметили, как прошло время. Нам этим утром стала не нужна дичь как кровавая добыча, не стало интереса добыть пернатых живых существ. Зачем? Пусть летят, а мы отдохнем. Побродим поэтому прекрасному, освещенному лучами восходящего солнца берегу, полюбуемся, как деревья сбрасывают последнюю листву, и как косяки гусей и уток поднявшись в небо, выстраиваются в косяки, покидая стая за стаей тот залив, где мы решили поохотиться.
   В таком благодушном настроении мы отправились дальше вдоль берега. Посмотреть, на место, где речушка впадает в залив. Место, которое так пока и не успели исследовать. Дружно вышагивая вдоль берега, и обсуждая между собой красоту сегодняшнего утра, мы вдруг услышали над головой громкое довольное кряканье. Подняв головы наверх, мы увидели ту же старую утку, худую и едва перебиравшую крыльями.
- Откуда она появилась? Та же самая, что и вчера была! - спросил я.
- Ведь только что ее не было! – продолжаю я возмущенно.
-Точно, не было – подтверждаем Женя!
— Это - утка-призрак! – смеётся Миша.
-Смотрите, как она сейчас исчезнет – шутит он над нами.
- Скорее это утка-разведчик! Кто стрелять в такую будет? А она пролетает и сообщает стае, где охотники в засаде сидят – говорю я смеясь.
-До чего дичь умная пошла – не выдерживает Женя, закуривая сигарету и сдвигая шапку на затылок.
   Мы от души смеемся над этим предположением, Женя машет рукой в сторону исчезающей в воздухе утке. Миша стоит, застыв, глядя на то место, где она только что была, не веря своим глазам.
   Не знаю, может и правда эта утка была призраком, может и выполняла роль разведчика, только после ее пролета косяк уток пролетел через наш участок совершенной в другом месте. Мы стояли, смотрели, как наши утки красивым косяком пересекают участок, где наши охотничьи угодья и нам было лишь чуть-чуть жалко, что мы и сегодня остались без добычи. Женя, глядя из поднесенной ко лбу ладони на садящуюся на воду у берега стаю, сказал с невыразимой грустью в голосе: «Далековато они были. Не достали бы до них выстрелом. Да и ветер сильный!»  После его лов о сильном ветре мне стало так весело, что я перестал удивляться как человек всегда готов придумать оправдание своим ошибкам или неудачам. И это так успокаивает, убирает из повестки дня обиду на себя и на окружающий мир.
   Остаток дня мы потратили на пристрелку ружей, которую и делать то было не надо. Но, видимо стрельба по алюминиевым банкам (бутылкам, пустым консервным банкам), когда не везет с дичью – обязательный элемент каждой не очень удачной охоты. От банок мы перешли к круглой мишени. Иногда в роли мишени выступал старый дырявый резиновый сапог, который мы нашли на берегу залива. Он послужил Мише мишенью для тренировки. После нескольких попаданий, сапог был добит Мишей в рукопашной ножом.  Но напрасно жечь патроны нам тоже надоело и мы, не обремененные добычей, направились ужинать. День охоты окончательно превратился в день отдыха или день туриста.

V. Рыбалка лучше, чем охота?

   Ну, раз дичь не шла к нам, охотиться не давал злой дух Харги, то оставалась еще и рыбалка, которую мы планировали до отъезда.
На следующий день с утра прилетел на своей машине тесть. Не поверив, что мы за три дня не взяли ни одной добычи, он сам обошел половину участка, осмотрел залив, болотце в конце и тихую реченьку. Двигаясь по участку как Генерал-инспектор, он так стремительно перемещался, что мы не успевали за ним бегом. В конце концов, убедившись, что мы и правда исходили всю территорию охоты, что дичи, кроме ворон и тощей утки-призрака не территории охотничьего участка не наблюдается, и что самое главное, мы трезвы и не злоупотребляли все это время чрезмерно, он отбросил свой ревизорский вид и стал помягче. Михаил Михайлович подтвердил наше мнение, что мы поздно приехали на охоту. Видимо скоро ляжет снег, да и вода уже под утро покрывается тонкой корочкой льда у берега. Это значит, что птица уже подалась на юг и та, что осталась тоже вот-вот тронется. По этому дичи так мало осталось. Он проследил, как у Женька пристрелена Сайга, показал Мише, как надо целиться и стрелять на опережение.  Попив чай с нами, он попросил не сидеть здесь просто так, не пить, а возвращаться завтра домой, раз дичи то нет. Помахав на прощанье рукой, он улетел на своем черном внедорожнике, оставляя нам лишь один день пребывания в этом, как оказалось прекрасном месте.
   Я, окончательно потеряв интерес к процессу добычи дичи, с удовольствием обходил участок, наслаждаясь красотой природы, спокойствием, которое было разлито в воздухе, безмятежностью, которой были наполнены каждое дерево, каждый куст, земля, покрытая как одеялом мягкой осеней, травой. Ощутить, как природа готовилась к наступающей зиме. И даже стаи птиц, уходящие клиньями в небо, не вызывали во мне сожаления, что не удалось добыть дичь в этом сезоне, главное наполнить себя этим ощущением мира и спокойствия, которое разлито в природе, той энергией мира и любви, которое мы испытали на восходе солнца этим утром. Но этому дню не суждено было закончиться просто так.
   Незадолго до обеда приехал на участок бригадир рыбаков. Подивился, что мы не добыли дичи, покачал головой, видимо не поверив нам. Переодевшись с другими рыбаками в теплые свитера и непромокаемые штаны с плащами, надев высокие резиновые сапоги, они на двух лодках ушли в залив за рыбой.  Бригадир с усмешкой обещал, что теперь мы точно без добычи не останемся, и что рыбой он нас точно обеспечит.
   Завистливо посмотрев вслед удаляющимся лодкам, Женя тоже запал на тему порыбачить, и вместе с Мишей отправился на третьей лодке ближе к росшим из воды камышам. При этом он еще и ружье захватил, в надежде, что вдруг удастся подстрелить с лодки парочку уточек. Погрузив в лодку весла и часть снаряжения, они отправились от бетонного причала прямо к центру залива. Я же пытался было порыбачить с берега с удочкой, которая осталась мне от папы. Но, толи черви в жениной коробке оказались не слишком живые, то ли с лишком мелко было у причала, рыба не клевала. Да и поймать что-то на удочку я не рассчитывал. Просто, сидел на причале, свесив ноги, ближе к воде и смотрел на спокойные волны залива. Думалось мне, что папа мой был прав, говоря, что рыбалка с удочкой у реки, или у озера, какого, это сродни с медитацией. Светит солнышко, волны плещут о бережок, не тишина, а тихие звуки природы окружают тебя. Сидишь, сосредоточенно смотришь на качающейся на волнах поплавок, красное перо над поверхностью воды качается на волнах вверх-вниз, и тишина сама проникает внутрь тебя. Уходят куда-то мысли о работе, о хлебе насущном, о проблемах. Тихо на сердце, вокруг тебя гармония мира, а ты в эпицентре этого душевного круга. И хочется мира в душе, прощать тех, кто тебя обидел, забыть плохое в твоем прошлом. И даже не забыть, а понять, что все это было для чего – то, и все это не зря. А поплавок качается на волнах, и солнце движется по своему вечному кругу.
Но вот взор мой оторвался от поплавка, как я увидел, что Миша с Женьком гребут веслами, что было сил, лица их покраснели, на лбу блестит пот. Едва-едва они подошли ближе к берегу, где нет ветра, напряжение на их лицах сразу спало. Женя во всяких интересных выражениях рассказал, что только они вышли на воду подальше от залива, как подул сильный ветер от нашего берега и лодку понесло к противоположному берегу. Волны начали хлестать за борт. Женя не на шутку разволновался, и они с Мишей стали грести веслами что было сил, пока не добрались до берега. Ни о какой рыбалке, а тем более охоте на уточку с лодки и разговором не было. Намокшую одежду на холодающей к вечеру погоде пришлось быстро поменять, переодевшись. В общем, и рыбалка у нас тоже не получилась, что подтвердило мою версию о том, что надо было задобрить духа этого места и в первый день принести ему бескровную жертву на удачную охоту и рыбалку.  После моей шутки напряжение немного спало. Осталось ждать рыбаков, которые не преминули явиться через пару часов, в плащах покрытых корочкой замёрзшей воды и с сосульками льда в усах и бородах. Вид у них был уставший, будто они выходили на лодках за рыбой в северный ледовитый океан.
   Мы поставили чайник на электроплитку, разложили продукты. Пока рыбу взвешивали и перегружали в подпол, прикрытый брезентовой накидкой, бригадир выделил нам четырех судаков. Я смотрел на них и вспоминал нашу с тестем охоту на вальдшнепов, когда вместо дичи я принес домой мешок жирных лещей. Весна тогда была поздняя. Сезон охоты открыли очень рано, вальдшнепы еще не летали. Да и другие стаи птиц еще не прилетели с юга. И тесть, чтобы не ехать домой с пустыми сумами, договорился с рыбаками на рыбу. Потом Алена долго смеялась надо мной, что погода на охоте была такая дождливая, что рыба плавала в воздухе. Но в этот раз придется что-то другое придумывать себе в оправдание. Хотя…В общем не с пустыми же руками «Охотнички-горе» возвернутся домой. Стыдно, но что поделать. Да и впечатлений мы привезем столько, что хватит на целый год. Да и навсегда не забыть нам эту охоту, ушедшего от нас зайца, утку-призрака и сказочного рассвета на берегу залива.
   Еще один нашей охоты клонился к концу. На западе солнце едва висело над горизонтом. Небо, затягиваемое с восточной стороны темными облаками и красный закат на западе предвещали холодный ветреный день. А возможно и снег. Устав за целый день от бесконечных хождений по участку, экстремального плавания на лодке по заливу, после хорошего ужина, в комнате, где натопленная печь распространяла воны тепла, спали, откинувши от жары байковые одеяла и сопя, близкие мне «охотники». Я смотрел на них в свете тускло горевшего в комнате светильника и думал, как хорошо, что мы приехали сюда. Хорошо, что встретили этот рассвет, хорошо, что побыли вместе. И, несмотря на то, что у меня и Миши вызывало возражение такое отношение к охоте, как к возможности «выпить еще рюмочку» и «бомбисчески» отдохнуть, хорошо, что и это тоже было. Чтоб можно понять и выбрать для себя, то, что не будешь следующий раз делать и не делать на охоте. Я листал на телефоне фото и видео, снятые за эти дни, и еще раз переживал те чувства, которые испытывал в эти дни. Солнце давно зашло за горизонт и черно-синяя ночь необъятным плащом своим, с нашитыми блестками-звездочками, накрыло небо. За стенами домика подвывал по-волчьи ледяной ветер начала ноября. Черные, летящие по ночному небу тучи, понемногу закрывали разноцветные мигающие звезды, чтобы под утро присыпать снегом клочки осенней травы, павшие листья, деревья всю территорию охотничьего участка и даже крышу дома, где мы ночевали последнюю ночку перед поездкой обратно, домой.

V. Возращение домой или прощальный кряк утки -призрака

   Удивительно все-таки вот так вот просыпаться утром, когда солнце уже взошло и светит тусклым светом сквозь пелену облаков, на землю, на которую лег первый снег. Куда только исчезла опавшая листва, сбитая ветром в неприглядные кучи, где серая, выцветшая от холодов трава, где участки земли, размокшие от дождя? Все покрыто белым, чистым снегом. На деревьях, на проплешинах земли, даже у самой воды лежит снег. Смотришь на эти превращения в природе и удивляешься, как в одну ночь все вокруг оказалось присыпано белым чистым снегом, который накрыл собой все остальные краски осени. Глядя на него, так хотелось еще раз, напоследок, обойти наши охотничьи угодья, посмотреть, улетели ли с первым снегом утиные стаи? А может, кто и оставил свой звериный след по первому снегу? И не петляет ли где заячья лапа, не оставляет ли свой след, перебегая полянку, рыжая лисица?
Не спеша мы обошли в последний раз в этом сезоне участок охоты. Посмотрели, как искрится под редкими лучами пробивающегося сквозь тучи солнышка первый снег. Поговорили об охоте, о планах на будущее. Нагулявшись на свежем морозном воздухе, вернулись в дом.
После обеда мы решили трогаться в обратную дорогу. Становилось все холоднее с каждым днем, ветер с реки крепчал. Оставаться не было смысла, уток почти не осталось. С рыбалкой тоже было все понятно. Скоро реку начнет покрывать тонкой коркой первый лед и рыбачить с лодки будет нельзя.
Собраться в обратную дорогу не составило нам большого труда. За час все было собрано, упаковано в рюкзаки, мешки, перевязано шпагатом. Оставшиеся продукты оставили рыбакам, им пригодиться. Не спеша, на холодном ветру мы сложи вещи в багажник «Нивы». Еще раз все проверили. Нас приехал провожать бригадир рыбаков. Закурив, он, пока мы носили вещи в машину, все рассказывал нам об окончании сезона рыбалки, о том, что жалко, что сома не удалось поймать последний раз, а были только судачки да лещи, что теперь надо искать, чем еще заниматься, так как в деревни работы нет, а если есть, то платят мало. Мы слушали его и не слышали, понимая, что человеку надо выговориться. Мы для него люди новые, поэтому надо нам рассказать про свое житье-бытье. Так уж повелось в деревне. Ну да ладно, с нас не убудет. Мы пожали ему и рыбакам руки, поблагодарили за рыбу, за гостеприимство. Обещали вернуться в следующем году. Не спеша тронулись в путь по замерзшей дороге. Не далеко в небе, над самым домиком пролетала маленькая сера утка, крякая нам на прощанье.
   Через перелесок, по подмерзшей корочке рыхлого поля, и дальше по грунтовке и гравию мы выбрались на асфальтовую дорогу, ведущую к дому. В теплой от работающей печки машине на переднем сиденье дремал Евгений. Периодически он просыпался и спрашивал, где мы уже едем. Миша, подложив мешок с вещами под себя, спал на заднем сиденье. Нива опять наматывала километры по стылой дороге обратно в город. Вид за окном машины изменился. Голые ветки деревьев, с которых облетели последние яркие листья, раскачивал холодный ветер. Беззастенчиво сорвав яркое цветное платье с красавицы осени по-зимнему ледяной ветер, предвестник наступающих холодов и зимы, кружил поземкой по дороге не растаявший с утра снежок. Казалось, что краски вокруг померкли. Все больше в картине ноябрьского дня стало серого и черного цветов, все меньше солнечного цвета.
А мы ехали от чудесного берега волжского залива, в тепле машины, везя в своих воспоминаниях розовый солнечный восход, неповторимую атмосферу тишины и умиротворения раннего утра. Память о красоте осени и о солнце, восходящем над светлеющими по зеркальному чистыми водами залива. Вели в своей душе тепло, чтоб оно помогло нам в этой наступающей зиме сохранить мир в душе и любовь к нашим близким.
22.10.2024
17.17.