Бунин

Елец в сознательной жизни Бунина был первым историческим русским городом. Ивану нелегко было отвыкать от матушкиных забот, от внимания родных и погружаться в свободную жизнь. Но миновать этого нельзя было.

«Учился я сперва хорошо, воспринимал почти всё легко, потом хуже: новая жизнь сделала то, что я стал хворать, таять, стал чрезмерно нервен, да ещё на беду влюбился, а влюблённость моя в ту пору, как, впрочем, и позднее, в молодости, была хотя и чужда нечистых помыслов, но восторженна. Дело кончилось тем, что я вышел из гимназии», пишет Иван Бунин в автобиографической заметке.
В Ельце будущий писатель снимал разные углы. Одно время даже жил у кладбищенского ваятеля, и от него пристрастился лепить из глины кресты, ангелов и черепа. «Хозяин иногда пользовался моими черепами, и они попадали на чугунные кресты в изножья распятий, где, верно, и теперь ещё пребывают, – где-то там, на монастырском кладбище в Ельце!», – писал Иван Бунин.
Года за два до поступления в гимназию Бунин увлёкся житиями святых, начал поститься и молиться. «Страсть эта, вначале сладостная, превратилась затем, благодаря смерти моей маленькой сестры Нади, в мучительную, в тоску, длившуюся целую зиму, в постоянную мысль о том, что за гробом. Излечила меня, помню, весна. Отзвуком этого осталось то упоение, с каким отдавался я иногда печали всенощных бдений в елецких церквах, куда водило нас, гимназистов, наше начальство, хотя вообще церковных служб я не любил», писал Иван Бунин.
Писатель навечно запечатлел Елец в романе «Жизнь Арсеньева». И это произведение позволяет утверждать, что история Ельца и сам город произвели на Бунина сильнейшее впечатление и впоследствии оказали значительное влияние на творчество Ивана Бунина.
Варвара Пащенко, страстная, пылкая, нежная и безумная любовь Ивана Бунина, была дочерью елецкого врача.
«Вскоре после приезда я не выдержал, сорвался однажды с места, кинулся очертя голову в город — и в тот же день вернулся ни с чем: в дом доктора меня просто не пустили. С дерзостью отчаяния выскочил я из извозчичьих санок у знакомого, теперь страшного подъезда, и с ужасом взглянул на полузавешанные окна столовой, где столько дней просидел я с нею когда-то на диване, - тех, осенних, первых наших дней! - и дёрнул звонок…»Это отрывок из романа «Жизнь Арсеньева», во многом автобиографичного. Роковой дом, который стал местом разрыва отношений Бунина и Пащенко, сохранился до наших дней.
«Я был у вас в гостях, когда вдруг забил набат и все бросились к окнам, а потом за калитку. Горело далеко, за рекой, но страшно жарко, жадно, спешно. Там густо валили чёрно-багровым руном клубы дыма, высоко вырывались из них кумачные полотнища пламени, поблизости от нас они, дрожа, медно отсвечивали в куполе Михаила Архангела. И в тесноте, в толпе, среди тревожного, то жалостливого, то радостного говора отовсюду сбежавшегося простонародья, я слышал запах твоих девичьих волос, шеи, холстинкового платья — и вот вдруг решился, взял, весь замирая, твою руку...» ( И.А. Бунин Поздний час»).
Купола храма Михаила Архангела можно видеть только из дома 115 по улице Пушкина.
Любовь Бунина и Пащенко не сложилась, разбилась на острые осколки, и они кололи больно долгие-долгие годы. Доктор Пащенко не принял предложение бедного, начинающего литератора, у которого не было даже гимназического образования и гроша за душой. А Варвара, пережив драму их отношений, вышла замуж за человека обеспеченного — помещика Бибикова, друга Бунина.

«В Глотове кроме трёх помещичьих усадеб были две лавки, церковь, школа, винокуренный завод, так что кроме дворянского и крестьянского сословий были и мещане, и духовенство, и земские служащие, и торговый люд, и, наконец, в лице сидельца винной лавки даже и чиновничество. Почти все были семейные, была уже молодёжь, которая стала тянуться в интеллигенцию».
(Вера Муромцева-Бунина
«Жизнь Бунина и Беседы с памятью»).
Это село в биографии писателя стало последним местом пребывания на родной земле. Здесь на высоком берегу реки Семенёк располагалась усадьба двоюродной сестры писателя Софьи Николаевны Пушешниковой.
В Глотово Бунин создал такие шедевры, как «Господин из Сан-Франциско», «Суходол», «Сны Чанга», «Деревня». Здесь написано множество стихотворений, и здесь Иван Бунин с невероятной остротой почувствовал силу трагедии, надвигающейся на Россию. Исследователь творчества Ивана Бунина Владимир Петров считает, что дневниковые записи этого периода «не менее обжигающи, а в чём-то предвосхищающие знаменитые «Окаянные дни» – в них предощущение российской катастрофы, народной трагедии и утраты России».
Сохранились и остатки моста через Семенёк, где юный Ваня Бунин получил от кучера соседей-помещиков Бахтеяровых журнал «Родина» со своим первым опубликованным стихотворением.
«Кучер, приостановившись, подал мне номер петербургского журнала, в который я, с месяц тому назад, впервые послал стихи. Я на ходу развернул его, и точно молнией ударили мне в глаза волшебные буквы моего имени», – вспоминал об этом событии годы спустя Бунин.
«Вчера ездили кататься на Знаменское. Лощинки, бугор, на бугре срубленный лес, запах костра. Два-три уцелевших дерева, тонких, высоких; за листвой одного из них зеркальная луна бобом (половинкой боба). Ехали назад мимо знаменского кладбища – там старики Рышковы и уже Валентин с ними. А на кладбище возле Знаменской церкви – наши: дед, бабка, дядя Иван Александрович, на которого я, по словам матери, будто бы разительно похож».
В селе Знаменском (Знаменка) у храма во имя иконы Божией Матери «Знамение» покоится род Бунина по материнской линии – Чубаровы. В храме Знамения крестили Людмилу Чубарову-Бунину, а позже венчали её сына Евгения.
В роман «Жизнь Арсеньева» Знаменье вошло как прототип с соответствующим реальности названием. У этого села было ещё одно название – Чичерено, по фамилии владельцев.

«Дорога в Знаменку идёт через село Польское, в котором, по мне­нию Ю. Гончарова, когда-то было небольшое имение А.Ф. Чубарова и его жены А.И. Чубаровой. Однако их основная усадьба была в Озёрках. Неоднократно проезжал через Поль­ское Бунин. Деревня сохранилась, но от усадеб, вдохновлявших писа­теля, ничего не осталось. Ещё можно увидеть остатки мощёной каменной дороги, вдоль которой посажена но­вая берёзовая аллея, напоминающая те, о которых он писал». (Галина Климова «И.А. Бунин и Елецкий край»).
«Нынче именины отца. Уже десять лет в могиле в Грунине, – одинокий, всеми забытый, на мужицком кладбище! И уж не найти теперь этой могилы – давно скотина столкла. Как несказанно страшна жизнь! А мы все живём – и ничего себе!»

Старинное село Грунин Воргол находилось недалеко от Огнёвки. 14 октября 1898 года в храме во имя иконы «Всех скорбящих Радость» венчалась сестра писателя Мария Алексеевна Бунина с Иосифом Адамовичем Ласкаржевским.
Стараниями Бунинского Общества России на стене церкви укрепили мемориальную доску в память об отце классика отечественной литературы – Алексее Николаевиче Бунине. Похоронили разорившегося помещика на простом «мужицком» кладбище, располагавшемся неподалёку от Скорбящинской церкви. Иван Бунин на похоронах не присутствовал, но тяжело переживал смерть отца. Уже перед эмиграцией писатель в последний раз приехал в Грунин Воргол, искал могилу отца, да так и не нашёл. Погост был вытоптан людьми и скотом. Его буквально сравняли с землей.
В 1934 году церковь закрыли, разрушили колокольню и трапезную, а в святых стенах разместили склад колхоза «Путь Ленина».
«Мир вам, в земле почившие! - За садом
Погост рабов, погост дворовых наших:
Две десятины пустоши, волнистой
От бугорков могильных. Ни креста,
Ни деревца. Местами уцелели
Лишь каменные плиты, да и то
Изъеденные временем, как оспой...
Теперь их скоро выберут — и будут
Выпахивать то пористые кости,
То суздальские чёрные иконки.»
На злобинском погосте рядом с церковью во имя Покрова Божией Матери нашли вечный покой многие предки Бунина по отцу: дед, бабушка, дяди, тёти, сестрёнка и три брата писателя. Дети умерли из-за неосторожности сестры Алексея Николаевича Бунина. Она была богомольной особой и однажды, посетив Бутырки, помазала малышей святым маслицем. Через несколько дней они умерли от крупа. Оказалось, что этим же маслицем перед приходом к брату Олимпиада Николаевна врачевала больных детей в Каменке.
В злобинской церкви крестили Алексея Николаевича Бунина, и здесь же он венчался с Людмилой Александровной. В этом храме любил бывать и сам Иван Алексеевич. Эта сельская церковь вдохновила его на создание многих произведений: «На пруде», «Серп луны», «Высоко полный месяц стоит», «Октябрьский рассвет» и другие. Но особенно ярко образы Злобина воссозданы в стихотворениях «Пустошь» и «Могильная плита».
В повести «Суходол» оно изображено под названием Черкизово: «Только на погостах чувствуешь, что было так; чувствуешь даже жуткую близость к ним. Но и для этого надо сделать усилие, посидеть, подумать над родной могилой, если только найдёшь её. Стыдно сказать, a нельзя скрыть: могил дедушки, ба­бушки, Петра Петровича мы не зна­ем. Знаем только, что место их – воз­ле алтаря старенькой церкви в селе Черкизове. Зимой туда не пробе­рёшься: там по пояс сугробы, из кото­рых торчат редкие кресты и верхуш­ки голых кустов, прутья. В летний день пройдёшь по жаркой, тихой и пустой деревенской улице, при­вяжешь лошадь у церковной огра­ды, за которой стоят, пекутся в зное ёлки».
"сад был чудесный: широкая аллея в семьдесят раскидистых берёз, ви­шенники, тонувшие в крапиве, дре­мучие заросли малины, акации, сире­ни, чуть не целая роща серебристых тополей, сливавшихся с хлебами. Дом был под соломенной крышей, толстой, тёмной и плотной. И гля­дел он на двор, по сторонам которого шли длиннейшие службы и людские в несколько связей, а над двором расстилался бесконечный зелёный вы­гон, и широко раскидывалась барская деревня, большая, бедная и – безза­ботная."

Каменка, где родился Алексей Николаевич Бунин, наиболее древняя родовая вотчина Буниных на липецкой земле. Исследователь творчества Ивана Бунина писатель Владимир Петров рассказывает: «Её основал прапрадед – Семён Фёдорович Бунин. Впоследствии селом владели прадеды – Дмитрий и Никифор, а позже их сыновья Аполлон и Николай, дед писателя. В Каменке жила тётя писателя Варвара Николаевна, здесь многим позже жил и разорившийся отец. Каменка стала прообразом Суходола в одноименной повести Ивана Алексеевича Бунина».
Из Каменки братья Бунины – Николай и Алексей с собственным ополчением уходили на Крымскую во­йну. Вера Николаевна Муромцева-Бунина так пишет об Алексее Николаевиче: «Повествовал, как их по городам встречали колокольным звоном, как он играл в карты с писателем Львом Николаевичем Толстым… Оба они с братом в то время были холостыми и изрядно порастрясли своё состояние. До Севастопольской кампании он никогда не брал в рот вина, а там попробовал». («Жизнь Бунина. Беседы с памятью»).
«Евгений уже переехал в Огнёвку (так себе деревенька – небольшой сад, небольшой дом – не барская, вообще, усадьба), надо ехать к ней так: доехать до Бабарыкино, а от Бабарыкино в версте всего…»
Этот хутор принадлежал родителям Людмилы Александровны Буниной. Бунины жили здесь какое-то время до переезда в Воронеж. В Огнёвке родились старшие сыновья – Юлий и Евгений. Затем имение продали помещику Логофету.
Но после долгих перипетий, переездов и утрат Огнёвкой вновь стали владеть Бунины. В начале 1893 года имение купил Евгений Алексеевич Бунин, к тому времени человек уже семейный.
Для творчества Бунина огнёвский период важен тем, что именно здесь он сделал многое, чтобы почувствовать себя настоящим писателем. Кстати, тут Бунин работал над переводом Г. Лонгфелло «Песни о Гайавате». Именно Огнёвка послужила прототипом деревень в повестях Бунина «Антоновские яблоки» и «Деревня».
Из Огнёвки Бунин отправлял письма в Москву, Петербург, Харьков, Одессу – писателям, издателям, переводчикам, друзьям. И сюда, на почтовое отделение в Лукьяновке, слали ответы знаменитые писатели: Горький, Андреев, Чехов.
Здесь Бунин пережил драматичный разрыв с Варварой Пащенко. Писатель оказался на грани самоубийства. Опасаясь печального исхода, братья Бунина, Юлий и Евгений, привезли его в Огнёвку, чтобы был под присмотром. Именно здесь Бунин узнал страшную новость – Варя выходит замуж за его друга, помещика Арсения Бибикова. После расставания с первой женой Анной Цакни в мае 1900 года Бунин опять-таки возвращается в Огнёвку, чтобы залечить раны и… написать свою лучшую поэму «Листопад» и знаменитый рассказ «Антоновские яблоки».
В Огнёвке в 1906 году умер отец, Алексей Николаевич Бунин. Его похоронили на кладбище села Грунин Воргол.
«За крайней избой нашей степной деревушки пропадала во ржи наша прежняя дорога к городу. И у дороги, в хлебах, при начале уходившего к горизонту моря колосьев, стояла белоствольная и развесистая плакучая береза. Глубокие колеи дороги зарастали травой с желтыми и белыми цветами, береза была искривлена степным ветром, а под ее легкой сквозной сенью уже давным-давно возвышался ветхий, серый голубец крест с треугольной тесовой кровелькой, под которой хранилась от непогод суздальская икона Божией Матери».
До переезда семьи Буниных из Воронежа в Бутырки хутором владела двоюродная сестра Алексея Николаевича – Ольга Дмитриевна.
По тем временам Бутырки были крошечной деревенькой, состоявшей из помещичьего дома и нескольких крестьянских дворов. Кругом степная тишь, простор, пение птиц, высокое небо, ласковые ветра, сугробы до крыши. Глушь! Но сколько в этой затерянности поэзии и чистоты, способной напитать сердце любовью и нежностью ко всему сущему на земле. В Бутырках Ваня Бунин прожил четыре года, но он помнил о них всю жизнь.
Перебравшись из Воронежа, а это был 1874 год, Алексей Николаевич Бунин с воодушевлением взялся за хозяйство, но ему это быстро надоело, и он забросил дела, запил и стал сдавать землю в аренду крестьянам. Положение семейства было критическим, если не сказать больше. Но в 1881 году умирает мать Людмилы Александровны, Анна Ивановна Чубарова, и оставляет дочери в наследство дом в Озёрках.
На семейном совете решили продать Бутырки мужикам, а на деньги, оставшиеся после уплаты долгов, поправить дом в Озёрках и перебраться туда.

(Вся информация и фотографии взяты из открытых источников).

Крещенская ночь
Темный ельник снегами, как мехом,
Опушили седые морозы,
В блестках инея, точно в алмазах,
Задремали, склонившись березы.

Неподвижно застыли их ветки,
А меж ними на снежное лоно,
Точно сквозь серебро кружевное,
Полный месяц глядит с небосклона.

Высоко он поднялся над лесом,
В ярком свете своем цепенея,
И причудливо стелются тени,
На снегу под ветвями чернея.

Замело чаши леса метелью, –
Только вьются следы и дорожки,
Убегая меж сосен и елок,
Меж березок до ветхой сторожки.

Убаюкала вьюга седая
Дикой песнею лес опустелый,
И заснул он, засыпанный вьюгой,
Весь сквозной, неподвижный и белый.

Спят таинственно стройные чащи,
Спят, одетые снегом глубоким,
И поляны, и луг, и овраги,
Где когда-то шумели потоки.

Тишина, – даже ветка не хрустнет!
А, быть может, за этим оврагом
Пробирается волк по сугробам
Осторожным и вкрадчивым шагом.

Тишина, – а, быть может, он близко…
И стою я, исполнен тревоги,
И гляжу напряженно на чащи,
На следы и кусты вдоль дороги.

В дальних чащах, где ветви как тени
В лунном свете узоры сплетают,
Все мне чудится что-то живое,
Все как будто зверьки пробегают.

Огонек из лесной караулки
Осторожно и робко мерцает,
Точно он притаился под лесом
И чего-то в тиши поджидает.

Бриллиантом лучистым и ярким,
То зеленым, то синим играя,
На востоке, у трона Господня,
Тихо блещет звезда, как живая.

А над лесом все выше и выше
Всходит месяц, – и в дивном покое
Замирает морозная полночь
И хрустальное царство лесное!

(Иван Алексеевич Бунин)