Когда расцветёт сакура. Гл. 6

Глава 6

Александр Свешников не знал, что и думать. После его задержания прошла почти неделя. Саша не обижался на полицейских. У всех своя работа. Он искренне верил, что это недоразумение и скоро всё закончится. В самом деле, как можно поверить в эту нелепость, он убил Илону Павловну? Он, Саша Свешников, несмотря на свой рост и физические данные, даже драться нормально не умеет. А тут убить человека пожилую женщину, да ещё ту, которая в своё время могла бы стать его приёмной матерью. Да ещё это нелепое обвинение в похищении статуэтки? Он и брать её не хотел, когда Илона Павловна принесла этого маленького японца. Она много чего ему рассказала. И он только в тот день узнал, что подарить эту статуэтку, на Сашин взгляд совсем некрасивую и ненужную безделицу было последней волей Дмитрия Петровича, который, как оказалось, почему-то всегда был уверен, что они ещё встретятся. Саша не хотел обижать старушку Илону и после её ухода повертел маленькую статуэтку в руках и, пожав плечами, поставил в горку на полочку с книгами.               
 – На память, так на память, – подумал он.
И о завещании он недавно узнал от Илоны Павловны. Дмитрий Петрович и она хотели что-то оставить Саше на память о них, но что именно, они с Леной могли бы узнать только в предстоящую субботу. Илона Павловна собирала дружеский обед, на котором хотела познакомить их с Леной со своими друзьями и рассказать ему очень многое. Она сказала, что там огласит завещание и передаст ему ещё кое-что на память, уже лично от неё. Она очень винилась перед ним, плакала. Но Саша совершенно искренне пытался объяснить, что никогда на них с Дмитрием Петровичем не держал зла. Наоборот, тепло, которое они дарили ему в тот небольшой период общения с ними, он пронёс через всю жизнь. Даже детей своих назвал в честь Карташовых. Но она кажется, не совсем ему поверила в том, что он забыл свою обиду на них.
Конечно, детские обиды сильные и врастают в душу корнями злопамятства так глубоко, что с возрастом у многих вырастает дерево ненависти, не позволяющее понять, забыть и простить обидчика. Но Саша очень хотел доказать ей обратное.
Но Илона очень переживала, вспоминая прошлое.
– Сашенька мы все должны подружиться, и позволь мне хотя бы немного почувствовать себя счастливой в кругу твоей семьи. А главное не хочу, чтобы у тебя в памяти о Дмитрии Петровиче и обо мне остались негативные моменты.
Память интересная штука. Бывает из потаённых уголков мозга, всплывает то на что, казалось бы, ты тогда давно совсем не обращал внимания. Не собирался это запоминать. Никогда в будущем не теплил надежду вспомнить это. Но накатывает на мозг какое-то облачко и перед глазами встаёт картинка. И сердце сжимается от воспроизведенного, как на фото видения. И видишь всё до мельчайшей пылинки на дорожке и вспоминаешь слова кем-то произносимые и тембр голоса. И потом мучает тебя это воспоминание всю жизнь тем, что приходит оно вновь и вновь, а зачем и почему неизвестно.
***
Россия. Москва. 1975 г.

Саша попал в детский дом после пожара, на котором погибли его родители и бабушка. Тетка, имеющая кучу своих детей, племянника определила в детский дом. Прошло три года после трагедии, мальчик стал уже забывать своих близких, когда директор детского дома привела его в свой кабинет и спросила:
– Сашенька, ты хочешь, чтобы у тебя были папа и мама?
Не дожидаясь ответа, она слегка подтолкнула обескураженного её вопросом мальчика. Он медленно шёл к мужчине и женщине, сидящим на большом кожаном диване. Почему-то ему сразу понравились эти люди. Мужчина в костюме с галстуком, с небольшими залысинами на голове. Он держал в руках огромную красную пожарную машину. Такую машину Саша видел впервые. А красивая женщина смотрела на него глазами, полными слёз и, протягивая руки, звала к себе:
– Сашенька, Сашенька, иди ко мне.   
Словно тёплая стрела вонзилась в сердце мальчика. Он вспомнил! Так его мама всегда звала. Протягивала руки вперёд и звала. Даже таким голосом. Но Саша уже взрослый, ему скоро пять лет, он знает, что его родители сгорели и теперь живут на небе. Значит, их нет среди живых. И он хорошо помнит, как тогда после пожара плакала тётка, называя его сиротинкой, и как в землю закапывали три больших красных ящика, в которых, как ему сказали, лежат его родители и бабушка. А ещё Дашка Ковалёва девочка, с которой он подружился в детском доме, как-то говорила ему, чтобы он внимательно смотрел и запоминал свои сны. Потому, что умершие мамы иногда спускаются с небес и разговаривают со своими детьми. И надо только не прозевать этот момент и запомнить, что они говорят тебе. Но во сне к Саше никто не приходил. Мама, наверное, жила очень высоко на небе. Но у этой тёти голос оказался, как у мамы и руки такие же, с мягкими тонкими пальцами. И говорит она как настоящая его Сашина мама.      
– Мама! Мамочка! Это ты? Ты не умерла? – закричал он и бросился в крепкие объятия Илоны.
Он навсегда запомнил запах исходивший от неё. Она была очень красивая. Стройная фигура, волнистые светлые волосы. Он прижался к её щеке и почувствовал такое тепло, которое может дать только родной человек – мама.
– Молодой человек, а со мной знакомиться будешь? – Дмитрий Петрович, положил руку на плечо мальчика.
– Буду!
Чета Карташовых каждую неделю приходила за ним в детский дом. Они забирали мальчика к себе домой на выходные, пока оформлялись документы на усыновление. Оказалось, что по правилам усыновления, они должны были прожить в браке пять лет. А они расписались четыре с половиной года назад, хотя жили вместе давно. Потом оказалось, что тётка Саши не даёт отказ от опекунства. Полгода Саша приходил в дом Карташовых, где у него была своя комната, игрушки, одежда. Потом ещё долгое время Дмитрий Петрович уговаривал, одаривал подарками, устраивал родственников Саши, куда те просили: на учёбу, работу, в больницу. Пока не дал энное количество денег и не привез, наконец, нужную бумагу от них заверенную нотариально.
В ожиданиях окончания оформления усыновления прошёл год. Сашенька совсем привык к новым родителям и уже со слезами уходил обратно в детский дом. Причём плакали все: и он, и новые родители. Но вот, когда документы были собраны, когда комната Саши ломилась от подарков к предстоящему Новому году, когда весь персонал детского дома был одарен подарками и денежными пожертвованиями, Саша заболел. Не один он заболел. В этом году эпидемия кори в Москве унесла пятерых детей. Так говорили врачи шёпотом, передавая грустную закрытую статистику друг другу. Сашу отправили в больницу с другими заражёнными детьми. Пришедшая за ним Илона, узнав всё это, кинулась в инфекционную больницу, куда поместили больных детей из этого детского дома.
– Родителям нельзя, – строго говорила дежурная при входе, а узнав, что она ещё и не мать, захлопнула дверь, не желая слушать просьб бедной женщины.
Илона так привыкла к Сашеньке, что уже и жизни не представляла без него. Между ними были такие отношения, что казалось, они становятся похожи друг на друга. Иногда Санька взбирался на колени к Илоне, облокачивался на её руку и, водя маленьким пальчиком по её носу, говорил:
– У тебя нос, как у меня. Смеясь и прижимая сына к себе, она обводила пальцем его пухлые губки и в тон ему отвечала, – а у тебя губы, как у меня. Дмитрий Петрович улыбался, глядя на эту идиллию. Саша и к нему хорошо относился. Ласковый, добрый мальчуган, о котором они с женой так давно мечтали.      
Илона добилась встречи с заведующей отделением больницы.
– Не положено! Понимаете, не имею права вас пустить к мальчику. 
Но после долгих уговоров Илоны, предложила своеобразный способ ухода за ребёнком.
– У нас санитарок не хватает. Мы можем устроить вас по договору по вашему паспорту санитаркой на время болезни мальчика. Условие одно вы убираете палату и смотрите за теми детьми, которые там лежат, разумеется, без получения оплаты. Выходить из отделения на улицу нельзя. Еду вам может приносить супруг. И вы должны понимать, что распространяться об этой услуге не стоит.
             Илона была согласна на всё. Она сразу подписала все бумаги, которые ей дала заведующая и вошла в палату к Саше, предварительно позвонив мужу на работу и всё, объяснив ему. Вечером он привёз ей все необходимые вещи, соки и фрукты для Саши и соседских детей.
             Когда она зашла в палату, Саша был без сознания. Температура у мальчика зашкаливала. Вместе с ним находились ещё двое детей. Они были младше Саши. Мальчик постоянно плакал. Девочка лет четырёх, в мокрой большой не по размеру пижаме лежала на голой жёсткой клеёнке и испуганными глазками смотрела на Илону. От жалости к бедным детям у женщины защемило сердце.
             Первым делом она пошла к медсёстрам и добилась, чтобы всем детям дали сменное бельё, запасные пелёнки и ещё по одному одеялу. Подмыв, переодев детей и перестелив им постели, она, ласково уговаривая, накормила их принесённым сёстрами обедом. Разомлевшие малыши, почувствовав теплоту не только сухих одеял, но и материнского сердца, вскоре заснули. Пока они спали, она успела, поменять мокрое от пота бельё Сашеньки, через силу напоить ребёнка водой, вымыть горшки, а в палате полы, протереть везде пыль. Ночь она провела на краю детской кровати, вместе с Сашенькой, предугадывая каждое его движение.
           Он метался от жара. Из-за высокой температуры у ребёнка потрескались губы. От бесчисленных уколов на мальчике не было живого места. Она делала Саше компрессы, массажи, одновременно приучая соседского мальчика ходить на горшок, а обессиленную девочку подкармливала и уговаривала кушать, потому, что она совсем не хотела принимать пищу и крепко сжимала маленькие синие от болезни губки. Но за две недели пребывания в палате Илона добилась того, что девочка немного окрепла, стала что-то лопотать на своём детском языке, даже улыбаться. Дети стали есть фрукты и разрешённые продукты, которые передавал Дмитрий Петрович. Мальчик сам слезал с кроватки и делал свою нужду, как положено и куда положено. А у Саши прошёл кризис. Он первый раз открыл глаза и, увидев склонившуюся над ним Илону, тихо произнёс:
– Мамочка, где ты была? А где папа?
               С того времени ему грезился запах мандаринов. Такой вкусный, поднимающий настроение аромат. Но до выписки было ещё далеко. Саша был очень слаб.
               – Сашенька, потерпим ещё немного, скоро мы тебя заберём. Долечишься дома. Правда?
                Конечно, правда! Саша даже не сомневался, что всё, что говорит его мама Илона правда. Его мама самая добрая на свете. Она такая красивая, как и её имя. И отец добрый, хороший.
                Но, когда Саша уже вставал с постели, и у него почти не кружилась голова, мама Илона, спустившаяся на первый этаж к отцу за продуктами, вернулась  назад в палату очень расстроенная.   
  – Сашенька, сыночек, скажи, ты веришь мне? 
– Да, – сразу ответил мальчик.
– Ты сможешь сделать так, как я тебя попрошу?
– Почему ты плачешь, мама? – Саша прижался к Илоне и вытер ладошкой катившуюся по её щеке слезу.
– Сашенька ты пока полежи в больнице без меня. Мне с папой надо срочно уехать, но я тебе обещаю, что я сразу вернусь за тобой. Вышло так, что мы все вместе будем жить далеко-далеко отсюда. В другой стране. Страна эта называется Япония. Туда срочно посылают папу на очень ответственную работу. Он хотел отказаться, чтобы потом мы смогли уехать вместе, но понимаешь, мой милый, нельзя. И я не могу остаться. Но поверь, я сразу приеду обратно. Брошу там, в Японии все чемоданы и скорее, назад к тебе. И потом мы вместе полетим на большом самолёте в далёкую страну Японию.
Саша слушал её бархатный голос и верил, конечно, верил. Он так полюбил этих людей: папу Диму и маму Илону. И они его тоже. Он это знал, чувствовал своим маленьким, умеющим верить только в хорошее сердечком. А сердце ребёнка не обманешь, оно угадает любую фальшь.
Саша ждал маму Илону в больнице. Потом стал ждать в детском доме, куда его обратно привезли после болезни. Он ждал бы своих родителей всю жизнь, терпел бы и дальше насмешки детей, которые смеясь, дразнили его японцем. Но в один из осенних дней его опять, как это уже было, привели в кабинет к заведующей. Как и тогда на диване сидел мужчина и женщина. Мужчина был в костюме и с большим животом. Он всё время кряхтел и вытирал пот с лица. Женщина, одетая в неброское тёплое вязаное платье, с тёмными, зачёсанными в тугой узел волосами, встала и пошла навстречу к Саше. Она нагнулась и поцеловала его в щёку. Но Саше сделалось неприятно от её прикосновения. Он резко отстранился от неё.
– Какой ты ёжик! – ласково произнесла женщина и погладила его по голове. И голос у неё был совсем другим, не таким, как у Илоны, и пальцы другие, совсем не мягкие и тёплые, а холодные, как будто она только, что пришла с мороза.
– Я не ёжик, я Саша Карташов, – вызывающе произнёс он и, оттолкнув засмущавшуюся директрису, выбежал из кабинета.
Позже он выслушал гневную тираду от директрисы. Тогда она в сердцах крикнула ему:
– Ты думаешь, ты им нужен Карташовым твоим? Сейчас! Дудки! Загранка засветила и всё, прощай усыновление! Знаю я таких, навиделась. А ты болван иди в семью, пока берут. Ещё год и останешься вообще в детском доме, кому ты большим нужен.
Директриса объясняла скорее себе, чем этому мальцу, сложившуюся ситуацию. Но тогда Саша много чего не понял из её высказываний. Вскоре ей надоело уговаривать мальчика и она не нашла ничего лучше своей придумки.
– Всё, не хочешь идти к Свешниковым, не надо. Жди своих Карташовых в тюрьме. Вот посмотри, какое сегодня письмо я получила? – она потрясла перед Сашиным лицом конверт. Потом достала из него исписанный листок и стала зачитывать, – «Дети, от которых отказались усыновители и которые не желают идти к другим родителям, больше предлагаться другим усыновителям не будут, а будут переправлены в тюрьму до своего совершеннолетия». Ты хочешь в тюрьму?
– Нет, – ответил мальчик, смотря на неё широко открытыми глазами полными слёз.
       – Молодец, тогда скоро за тобой придут твои новые родители, будь вежлив с ними. И забудь Карташовых, тебе же лучше будет. Они предали тебя. Как ты, дурачок, этого не понимаешь?
Саша не хотел этого понимать и забыть не смог. Новый отец Свешников, не обращал внимания на приёмного сына. Целый день находился на работе. В выходные куда-то уезжал, и тогда в эти дни приёмная мама Надя долго плакала, а потом весь день была злой и раздражённой и тоже не обращала внимания на Сашу. Она лежала в постели и пила всё время какие-то таблетки.
А Саше ничего не оставалось делать, как только вспоминать, как его забирали по выходным Карташовы, и как весело было им всем вместе. Куда его только не водили: и в Цирк на Цветном, и в Новый цирк на ледовое представление, и в Детский театр, и в кукольный Образцова. А уж в парке сколько раз он был, на чём только не катался! А когда была непогода, ему всегда было интересно и не скучно в их доме. Дмитрий Петрович показывал мальчику какие-то красивые картинки. Доставал глобус, который возвышался на большом книжном шкафу и так увлечённо рассказывал о странах и городах, что такие путешествия Саша любил даже больше, чем походы в кафе - мороженное.
Мама Илона, всегда читала ему сказки и обязательно на ночь пела колыбельную. Когда он засыпал, она его целовала в щеку, поправляла одеяло и, выключив свет, выходила из комнаты. Она не знала, что Саше больше всего нравился этот момент. В темноте открыв глаза, он думал, что он самый счастливый на свете мальчик и не мог дождаться того дня, когда никогда не будет расставаться с родителями. 
Илона складывала необходимые вещи в чемодан со слезами на глазах. Дмитрий договорился с директором детского дома, сделав ей внушительный подарок, что ни при каких обстоятельствах, она никуда не денет их папку с документами на усыновление. Он объяснил ей, что его назначили Консулом по культуре в Японии и по протоколу он обязан прибыть в страну с супругой. Но он уже обо всём договорился, и Илона после устройства и всех необходимых процедур прилетит обратно в Москву за Сашей. Отделение больницы, где лежал Саша, Дмитрий завалил подарками, для того, чтобы персонал хорошо кормил сына и выдавал обязательно ему фрукты, они так необходимы ослабленному организму мальчика.
Вскоре они улетели в такую далёкую и незнакомую страну для Илоны – Японию. Но ещё до прибытия в советское посольство в Токио, Илона почувствовала себя плохо.
– Это корь, констатировал врач посольства.
Оказалось, она заразилась от детей этой тяжёлой болезнью. Что с ней было, и как её лечили, она не помнит и не знает. Долгое время она пребывала без сознания.
Дмитрий успокаивал её, как мог, но восстановление Илоны затягивалось. Звонил он директору детского дома регулярно, но отвечать ему стали реже и с каждым разом раздражённей. Весной Дмитрию Петровичу сообщили, что мальчика усыновила другая семья, так как уже прошло полгода, за которые они были обязаны довести своё дело до конца.
Немного придя в себя, первым вопросом Илоны был вопрос о Саше.
– Ты звонил в Москву, как Сашенька.
– Обещай, что ты не будешь плакать. Сашеньку усыновила другая семья. Я звонил, просил, упрашивал. Но видно, роль сыграли деньги и то, что мы далеко и никак не сможем повлиять на ситуацию.
– Для чего теперь нужна мне эта жизнь? Я поверила, что Всевышний простил меня за содеянный по молодости грех, подарив нам с тобой Сашеньку. А получается, он наказал меня ещё больше лопнувшей надеждой на обретение материнства. 
Дмитрий Петрович думал, что Илона не переживёт этого известия. Она ещё больше осунулась, замолчала, превратившись из красивой молодой женщины в старушку. У неё пропал интерес к жизни.
Илона не хотела лечиться. Дмитрий Петрович извёлся и не знал, что ему предпринять, как найти выход из сложившегося положения. Помог посольский врач, наблюдавший за ней.
– Я слышал, что благовония и масла из храма многим помогают. Напишите докладную и попробуйте посетить храм. Как говорится, с Богом. Выздоровления вам, Илона Павловна.
И вот, в середине марта, когда в Токио расцвела сакура, он посадил Илону в машину, уложил кресло-каталку в багажник и поехал с ней на о-ханами в древний буддийский храм Ясукуни.
В Японии не принято заходить в храм больным. По японским представлениям это проявления нечистоты. Поставив каталку с Илоной в тени цветущих растений, Дмитрий Петрович вошёл в ворота храма. Сначала он прошёл к источнику для очищения. Такие источники есть во всех японских храмах. Ковшиком он зачерпнул воду из него, поочерёдно омыл руки и лицо. Из своей ладони набрал воды в рот, пополоскал его и выплюнул. Глотать воду из источника не принято. Достав из полиэтиленовой сумочки пластмассовую фляжку, налил в неё воду и положил её обратно в сумку. Он заметил, что люди, проделывающие такой же обряд очищения, искоса с недоумением наблюдают за ним, не проявляя при этом никаких эмоций. Мало ли чудаков иностранцев на свете?
              Потом он подошёл к ящику для пожертвований, который стоял рядом с божествами, опустил в него монетку, дважды низко поклонился, и также дважды хлопнув в ладоши, снова сделал долгий низкий поклон, в течение которого просил японские божества помочь Илоне обрести здоровье. Хотя он отлично понимал, что ей надо лечить израненную житейской несправедливостью душу. 
Дмитрий прошёл к месту, где в больших жаровнях дымились благовония. Купил связку ароматических палочек, зажёг их и дал погореть несколько секунд. Затушив пламя взмахами руки, он направил струю дыма на себя, а несколько палочек установил в жаровне. Остальные взял с собой и быстро покинул территорию храма. Считается, что дым храмовых благовоний целебный.
Дмитрий быстро вышел из территории храма, подошёл к жене, достал фляжку с водой и попросил её проделать всё то, что делал он у источника. Пока она омывала руки, лицо полоскала рот, он всё время обмахивал её дымящимися благовониями. Он дул на палочки, разжигая маленький костерок, и тут же тушил чуть разгоревшийся огонёк, достаточное время, пока палочки совсем не прогорели.
Дни цветения сакуры этого природного чуда один из неофициальных, но самых любимых праздников Японии. В эти дни все японцы выходят из домов и заполняют парки, скверы, аллеи, а также территории храмов с цветущей сакурой. Недаром в Японии она стала символом долголетия, удачи, радости, благоденствия.
На следующий день Дмитрий медленно катил каталку с женой по ровной дорожке центрального парка Токио. Шествуя между розовых облаков, опускающихся на ветвях сакуры прямо на головы людей, было ощущение, что ты попал в сказку, в которой над тобой плывут розовые облака. Навстречу шли люди с улыбками на лицах. Нечаянно поймав твой взгляд, они добродушно кивают головой, заочно желая тебе добра и выздоровления.
Увидев свободную удобную скамеечку под сенью ветвей сакуры, Дмитрий присел, поставив кресло-каталку с Илоной рядом. Мимо них медленно шёл японец и также катил впереди себя каталку с сидевшей в ней хрупкой женщиной. Поравнявшись, он приостановил свой ход и мужчины поклонились, приветствуя друг друга. В этот день, впервые за долгое время болезни и выздоровления Илона улыбнулась в ответ на улыбку миловидной японки находившейся в кресле каталке.
– Я вас видел вчера в храме Ясукуни у источника и подумал, что, наверное, вы стараетесь для жены, – обратился мужчина к Дмитрию.
             Когда Дмитрий ответил по-японски, мужчина, сделав поклон, назвал своё имя.
              – Сашио, а это моя жена Фумико. Она получила послеродовую травму и теперь ей тяжело ходить. Хорошо, что наша дочь Ньоко не пострадала.
              – Сашио? – переспросил Дмитрий Петрович. Сашио заметил, как названное имя встревожило его, – у вас красивое имя, – сказал он, почему-то краснея и нервно протирая очки носовым платком.
          – По-русски – ребёнок счастья, – с трудом выговаривая слова на русском языке, произнёс японец.
– Как вы догадались, что мы русские, а например, не американцы?
– Нет, вы другие, – улыбаясь, ответил японец.
– Да, да, другие. Значит, вы ребёнок счастья. А меня зовут Дмитрий. Сашио-Сан, откуда вы знаете русский? – удивился Дмитрий Петрович.
– Долго учил ваш язык, но мне помогала русская старушка. Она родилась в Японии, а её родители уехали из России в революцию. Я с детства мечтал попасть в Россию и разыскать своего отца. Он пропал без вести, когда с вашими воевали. 
– Да, да Сашио, –  задумчиво произнёс Дмитрий Петрович, – да, я из России. А как звали вашего отца?
– Ичиро. Но я не видел никогда своего отца. Знаю его только по рассказам деда, да по одной сохранившейся фотографии. 
Сашио достал медальон, висящий на цепочке, на его груди, открыл его и показал Дмитрию. В медальоне находилась небольшая фотография улыбающегося молодого Ичиро – отчима Дмитрия Петровича.
– Да, война для всех беда, – посочувствовал Дмитрий Петрович мужчине и по японскому обычаю низко поклонился, выразив этим удовлетворение от встречи.
– Дмитрий, а вы ещё раз отвезите свою жену в храм. Попробуйте, пройдите вместе с ней ритуал очищения. Возможно, это поможет вашей жене.
Завтра благоприятный день для этого.
– К сожалению, не всё в этой жизни зависит от нас. Но я постараюсь.
– У нас говорят: Сделай всё, что сможешь, а в остальном положись на судьбу.
Дмитрий Петрович пошатнулся, от услышанного. Он хотел что-то ответить Сашио, но увидел шедшего им навстречу сослуживца, и поспешил раскланяться с японцем.
Женщины с улыбками на лице, как могли, одарили друг друга поклонами.
– Фумико ты заметила? Он мне хотел что-то сказать. Он побоялся своего товарища, – возбуждённо говорил Сашио.
– Сашио-Сан ты в каждом русском видишь знакомого твоего отца. Смотри, ты навредишь себе, и твоим собеседникам.
– Нет, Фумико, он даже пошатнулся, услышав пословицу, которая начертана на нашей нэцкэ. Он побледнел. Он знал моего отца, я чувствую это. Мне кажется, завтра он обязательно придёт в храм. Нам с тобой надо быть предельно внимательными.
– Гуляете? Погода благоприятствует. А этот товарищ ваш знакомый? – спросил сотрудник посольства Дмитрия Петровича.
– Ну, что вы! Откуда у меня, недавно прибывшего в эту страну знакомые? Скорее братья по несчастью. Вот посоветовал чаще привозить жену в храм.
– Вы знаете, я тоже слышал, что благовония и масла многим помогают. Напишите мне докладную и ещё раз посетите храм. Скорейшего выздоровления вам, Илона Павловна.
Сослуживец ушёл вперёд. Но сделав несколько шагов, остановился и подождал, когда приблизится к нему пара. Доброжелательно протягивая руку для рукопожатия, он обратился к Дмитрию.
– Дмитрий Петрович, всегда поражался вашему отличному знанию японского языка.
– Дар, подкреплённый усидчивостью. Я полиглот, если так, можно сказать. Владею многими языками, – с улыбкой ответил он.
– Всего вам доброго. Удачи и здоровья вам, Илона Павловна, – мужчина раскланялся и поспешил дальше.
– Митя, кто это был? – насторожено спросила Илона.
– Человек, от которого зависит наше пребывание здесь.
– Что же теперь будет?
– Что будет? Сейчас придём, и я сразу напишу докладную о разговоре с японским товарищем. Где подробно изложу суть нашего разговора. Не переживай Илоночка.
– Я думаю, это была не последняя встреча с Сашио. Ты в храме хочешь передать ему Чжункуя? – встревожено спросила Илона.
– Нет, что ты. У меня ещё нет сто процентной уверенности, что именно это тот Сашио. Я не имею право так рисковать.
– А фото?
– Илона, на фото я видел совсем молодого человека. Оно очень мало, для того, чтобы я был совершенно уверен в том, что это тот самый Ичиро. Я его знал совсем другим. А совпадений в жизни много. Нет, я не имею права так рисковать.
– А как же завещание Ичиро?
– Посмотрим. Мы должны завтра попасть в храм. Я вот, что придумал. Илоночка, слушай меня внимательно.