Через Камчатку роман 4

   

               РЫБАК  И  ХУДОЖНИЦА

     Брат Резея Генка жил с семьей на метеостанции.

     Тут же на сопочке стоял и маяк.

     Метеостанция - всего-то жилой дом  на берегу  океанского залива. Вертушка на крыше, большой сарай и сараюшка поменьше. Все.

     Генка работал служителем маяка, и ,одновременно,  метеорологом.

     Если б ему вовремя выплачивали зарплату, то можно было бы жить терпимо.

     Но ее постоянно задерживали на три-четыре месяца, а начиная с зимы, то и на полгода.

     Посему перебивались  дикоросами,  уловом, изредка дарами  пограничников  с  соседнего  залива.

     Генкина жена, Татьяна, рисовала эти красивые сопки и залив  уже лет двадцать.

     Но, когда  день и ночь, зимой и летом, всю жизнь видишь один и тот же безлюдный пейзаж, красота приедается.

     Ходила Татьяна постоянно вымазанная в  красках, загрубелые руки ее всегда были в трещинах.

     Один и тот же полинялый платок зимой и летом болтался на затылке. 

     Крепкий запах растворителя не  выветривался из волос  ее ни зимой, ни летом.
 
- И не обнимешь, грязная  и  воняет. – Ворчал  Генка.

     От  скуки принялась Татьяна размалевывать чашки-плошки и достаточно преуспела: от расписанной  ее кистью  посуды вся семья ходила с перепачканными руками, красок подходящих на мысе не было.
      
     Резей очень уважал Татьяну и как будто любил, но стихи невестке не хотели писаться. 

     На мыс подошли к вечеру.

     Две сибирские лайки бросились курьерам навстречу.

     На пороге показались дети, а за ними и Татьяна.

     Над заливом кричали чайки.

     Резей заметил белоплечего орлана.

     Обрадовался. 

     Увидеть орлана в начале пути - к удаче.

     В метрах пятидесяти от берега Генка затаскивал в лодку убитую им нерпу.

     Увидев компанию гостей, он поспешил завести мотор, но тот отчего-то заупрямился. Пришлось грести веслами.

     Шурка похлопал по блестящему боку еще не остывшего зверя:

- Не жалко?

    Генка метнул острый взгляд  в сторону Шурки и ничего не ответил.

    Корова уперлась и ни в какую не хотела  входить в пропахшую бензином сараюшку.

- Ты ба предупредил, что ли ча? – Радовалась подарку Татьяна. – А то чем теперя кормить станем? Цельную  зиму. Сена нет. Сараюшка холодная у нас. Ей пойло теплое надо утром, и днем и вечером давать. Не то болеть станет скотина. То грех.

-  Господи! – Она подняла  на Резея большие светлые глаза. – А с тобой расплачиваться как станем? Денег-то нет совсем. И рыбы – тоже нет.
 
     Резей отмахнулся.

- Оставь. Каналье ничего не должны и ладно. Радуйся.
- Так тебе должны. – Татьяна помолчала.– Такие расходы. Антонина-то как согласилась?
- А че ей соглашаться? Она и не знает про корову-то. Ты не проболтайся. А с Генкой мы сами разберемся, кто кому и чего должен.

     Татьяна вновь бросилась к нему на шею и расцеловала в обе щеки.

     Он  ощутил ее дыхание на своем лице и подумал, пожалуй, будут ей стихи.

     В доме было достаточно прохладно. 

     Хозяева экономили топливо. Генка возил дрова издалека, не хотел вырубать лес поблизости. Каждый год он увеличивал запас дров на зиму. Высокой поленницей  боевым каре обкладывал он весь дом и пристройки, но дров хватало, как правило, до апреля.
 
     Татьяна заметила  беспуговичность  Резеиного   снаряжения.

     И мужественно просидела часть ночи, приводя в порядок одежду благодетеля.
 
    Уже засыпая, Резей подумал, что за пятнадцать лет жизни с Тонькой он не помнит, пришивала ли когда к его рубашке Тонька хоть одну пуговку? Обычно, неисправная вещь летела на пол и использовалась  уже только в санитарных целях. Или отправлялась в умелые руки тещи. А на полке Резея появлялась кем-то недоношенная рубашка или свитер.

     Он с трудом повернулся. Нестерпимо ныла спина и болели ноги. И это после первого дня прогулки!

     Ночью Резей  проснулся от сильного толчка. Дом трещал, казалось, по всем швам. Вокруг гудело.

     Землетрясение на этот раз было достаточно сильным и продолдительным.
 
     Гавриил, лежавший на полу рядом, приподнял голову.

- А?
- Что?
- Бежим? Или спим дальше? – Спросил Резей.

     Гавриил молча повернулся на другой бок.
               
- Понял. – Зевнул Резей и накрыл голову подушкой.

     Остальные   и  не  проснулись. 

     Снилось цунами.

     Морская пенистая вода широким мощным потоком  хлестала через сопочку в залив.

     Резей убегал и не мог убежать.

     Водный поток настиг его и  …  он  проснулся в холодном поту. Жуткий сон помнился до мельчайших деталей.
 
     Вода большая – к дороге дальней, вспомнил он, как толковала мать сны и родным, и соседкам.  Ан, опоздал  сон.  И так уж в дороге.  И путь не близок.
    
     Утром старшая дочка хозяев Надя у зеркала расчесывала свои длинные волосы. Она плакала.
 
- Молодая. – Вздохнула Татьяна. – Красивая.

     Она проходила мимо, и каждый раз гладила гладкие, блестящие дочкины волосы.

- Вишь, не хочет жить тут.

     Резей поинтересовался, отчего Надя не в Усть-Камчатске. Занятия начались, наверное.
 
     Татьяна отвечала, начались, конечно же. А с учебой успеется - не отличница. На той неделе  отец проводит. До зимних каникул далеко, а соскучится - до дому обратно не добежишь.

- В поселок перебирайтесь. В родительский дом. - Сказал  Резей.
- Как в поселок? – Удивилась Татьяна.- А дом наш? А Генкина работа? Да и Тонька  твоя…

     Резей осмотрел избушку.

- Дом ваш  - одно название. Катюшка у тебя той зимой едва в живых осталась…
- Да, не случись тут пограничники с их тягачом, потеряли бы ребенка.

     Татьяна всхлипнула.

- Дом  в поселке пустует. – Продолжал Резей.
 
     Он теперь  ухватил неясную еще  мысль и испугался, что ускользнет она, не успеет превратиться в то нужное, необходимое и  конкретное – то,  чего он так боялся, в чем не решался признаться самому себе, и что вертелось в его голове  туманом.

- Тонька с детьми у матери живет. Давно. Неизвестно, когда я обратно заявлюсь. Да и дом наш общий с Генкой,  родительский. Тонька на него никаких прав не имеет. Так что поезжайте смело. И девчонки при тебе будут. И Генка давно уж стаж свой отработал в глуши этой. Сколько еще мучиться-то?  Дети твои телевизора не видят, кино. Кать, а ну, назови самый  любимый мультик? А?

     Светлоглазая Катя улыбалась и терла пальчиком по стеклу.
    
     Резей кивнул в ее сторону:
- А?
   
     Татьяна откровенно плакала.

- Какой тут телевизор? В управлении говорят, денег опять  не дадут на закупку топлива.  Нет у них для нас ничего. Сами, говорят, выкручивайтесь. Вот  на той неделе за две бочки солярки икрой и рыбой отдавали. Хотя бы на праздники со светом побыть. А то тоска ведь.  День-то зимой  короток. Днем пока по хозяйству покрутишься, уж и темно. А рисовать  со свечкой несподручно, сам понимаешь. Если еще солярки не завезут, вовсе скучно. Ни тебе света, ни тебе музыки.

 - И я про то же. Ты подумай. – Заключил Резей.
 

     Проснулся  Генка и стал собираться на рыбалку.

     Пока гости отсыпались, он решил наловить  свеженькой рыбки.

     Чем еще угощать на берегу Тихого океана?

     Сборы его сопровождались грохотом и звоном.

     Все, чего ни касался несчастный, тут же падало, разбивалось или ломалось. 

     Пару раз Татьяна все же глянула в его сторону, когда грохот  казался наиболее нестерпимым, но тут же продолжила заниматься своим делом.

     Гавриил и Шурка спали на полу, очевидно, они так вымотались  в первый же день путешествия, что всякий шум им был нипочем.

     Резею показалось, что Генка даже наступил пару-тройку раз на Гавриила с Шуркой. Но те лишь повернулись на другой бок, и засопели с прежней силой.

     Резей вышел на крыльцо.

     Туман  белым языком слизал большую часть сопки.

     Из воды показалась и тут же пропала голова нерпы.

     Зеленоватая фигура брата Генки болталась маленьким комочком в скорлупе хлипкой лодки едва ли не посредине заливчика.

- Чего он туда забрался? – Подумал Резей и вернулся в дом.
 
     Ему  хотелось поговорить с братом.

     Но тот, казалось, избегал разговора. И Резей не мог понять, почему.

- Ночи  в Камчатке холодные. - Говорила  Татьяна.

     Она протягивала Резею толстый голубой свитер собственной вязки. И как тот не отнекивался, что их у него и так их уже два, наотрез отказалась забирать подарок обратно.

     Резей не мог оторвать глаз от ее красных рук.

     Какими корявыми, некрасивыми они смотрелись на фоне нежного рисунка голубого свитера.

     Неужто эти грубые руки создали такую красоту, изумился Резей.

- Попомни мое слово, он тебе пригодится. О-е-ей, как! – Сказала Татьяна, подняв вверх запачканный краской указательный палец.

     Из-за печки выглянула чья-то блестящая черная голова.  Резей тронул за руку Татьяну, кивнул в сторону печки.

-Так то - Диего с Ключей. Третью неделю уж  гостевает. Жених! – Она тихо засмеялась.

     Вновь выглянул Диего.

     Увидел усевшегося на полу Шурку и спрятался.

     Шурка выспался, отдохнул,  и хорошее настроение к нему вернулось.

     Ему не хотелось думать о том, что через пару часов  вновь придется взвалить на себя здоровенный  рюкзак и тащиться по нехоженым тропам, ломая ноги и спину.
 
     Шурка огляделся.

     Он не впервые гостевал на мысе у Генки.

     Но давненько  тут не был, и теперь с любопытством осматривал как будто скукожившуюся избушку. 

     Шурка не в шутку был уверен, что Генкино жилище год от года странным образом уменьшается и врастает в  подножие сопочки.

     На стенке у окошка висела старая цветная фотография  Генки с Татьяной.

     Выглядели они там молодо, весело и вполне беспечно.
 
     На  оцинкованной печке  в огромной сковороде  скворчало  нечто вкусное.

     Высокая железная бочка на плите шумела, исторгала парок.

     На лавке вверх дном расположился  побитый  эмалированный таз с кучкой какого-то тряпья. Очевидно, хозяйка готовилась к стирке.

     По всем углам чьей-то заботливой рукой щедро были понатыканы пластиковые  розы и тюльпаны. От времени они изрядно вылиняли и покрылись толстым слоем пыли.

     Шурка поморщился. 

     Он встал, хотел потянуться, но низкий потолок навис над затылком.

     Он вышел наружу.

     Свежий морской ветер ударил в нос.

     Шурка всеми силами втянул этот ветер в легкие и закашлялся.

     Курить надо бросать, подумал было. А потом подкралась другая мыслишка: зачем?

     Он присмотрелся: Генка измерял высоту прилива. Стоя по пояс в воде, он  с трудом удерживал равновесие в невысоких волнах, яростно набрасывающихся на стылый берег.

     Шурку передернуло и он шмыгнул обратно в избушку.
 
     Татьяна меж тем выстроила на лавке батарею из банок с маринованными грибами и какими-то вареньями.

     В белую салфетку заворачивала разрезанный на куски пирог. Она поглядывала на огромные рюкзаки гостей и  тихо вздыхала.

- Убери свои  запасы. – Послышался голос Гавриила. – Видала, у нас своего барахла  хватает.
- Лишний продукт никогда не помешает. – Отозвалась Татьяна. - Далеко собрались-то? – Уцепилась она за тему.  И обрадовалась, наконец-то можно было задать  давно зревший вопрос.

     Гавриил уселся на скрипнувшую под ним лавку, посматривал в окно, и прикидывал, когда удобнее сорваться в дорогу. Помедлить или, наоборот, поторопиться.

     Он не ответил.

     Может, не слышал, или сделал вид, что не слышал.
 
     Татьяну это не смутило.

- А то возьмите Диего с собой. А?
- Диего? Зачем Диего? – Поинтересовался Шурка.

     Пришел с рыбалки Генка.

     Генка, может, нарочно, споткнулся о тяжелые рюкзаки, но ничего не спросил, а выразительно глянул на молодого ительмена.
 
- А что? – Невозмутимо отвечала Татьяна.– Не  совсем чужой, поди. И ему  одному не шарахаться же по тайге? А?
- Ну, да. – Отозвался Генка.– Диего вам пригодится. Парень того, этого…
- А   паромом или автобусом этому парню не сподручнее до дому добраться? – Спросил Резей.

     Генка взглянул на Диего, потом на Татьяну, потом опять на Диего. Тот будто совсем в стенку вжался.

- Не сподручно. Совсем не сподручно этому парню домой  катером добираться. А особливо, автобусом.
- Что так?

     Генка еще раз обернулся к Диего.

-  Возьмите его с собой. Може, вы ему понравитесь, и  он вам по  дороге и расскажет чего.

     В углу гигантским рубином поблескивала десятилитровая бутыль с ранней рябиновкой. Белая резиновая перчатка, натянутая на горло бутыли, уныло свесила все свои пять пальцев.

- Рябиновке холодно. – Сказал Шурка. – Воды добавь градусов сорок. Дрожжей.

- И в холоде дойдет. – Отвечал Генка.

     Гавриил  перехватил Шуркин мечтательный взгляд, потемневшие глаза его не предвещали ничего хорошего.

     Шурка отвернулся к окну, напротив него Татьяна заплетала косы младшей дочке Кате.

     Рябиновка улыбнулась, тоскливо подумал он.

     Но тут же взбодрился, эта зараза теперь не в тему, наливочка и слона  с ног свалит. Первые же три стакана  отключат башню минимум на сутки, а им надо торопиться.

     От раздумий его отвлек острый взгляд парня-ительмена.
 
     Тот залез в дальний темный угол под посудную полку, и молча сверкал из этой темноты своими быстрыми раскосыми глазами.

      В Усть-Камчатске все знали Диего Тескина из Ключей.

      И никого не удивляло столь экзотическое имя камчадала. Его мамаша насмотрелась латиноамериканских сериалов и всех четырех сыновей наградила нездешними именами.
     Имена младших Леонсио, Освальдо и  Нанду  не все в поселке и запомнить могли. Впрочем, до Диего по поселку уже бегали Зита и Гита, две Изауры и одна Милагрос.

     Почему сие поветрие одолело только Ключи, никто и в толк взять не мог?  В ближних  Усть-Камчатске и Майском   экзотикой не баловались  и размахнуться могли лишь на  традиционных Егора, Данилу  и Настю.

     Шурка знал, Диего был влюблен в племянницу Резея, пятнадцатилетнюю Надежду и частенько наведывался на мыс к ее родителям.

     Помогал на метеостанции во всем, что ни попросят, тащил в дом любимой все, что мог добыть. 

     Но был Диего малоудачлив.

     Да и Надя бывала в доме только летом. Первое время училась она в Усть-Камчатской школе,  жила  в доме дядьки своего Резея, но потом ушла в интернат. Там жилось не так сытно, зато веселей.

     Генка уселся за стол, жестом пригласил присутствующих на свободные места рядом:

- Завтракать будем сегодня?

     Пред каждым отдельно Татьяна поставила глубокие миски с искусно вылепленными пельменями в золотистом бульоне. Рассыпала ложки.

- Где рыба-то?

     Генка развел руками.

     Подул култук, так местные называют ветер с суши,  вся рыба ушла на глубину, в океан.

- Мы что ли рыбы не видели? – Покрутил головой Шурка и шумно втянул ноздрями аромат из миски  - М-м! Вкуснотища!

     Он в момент натрамбовался  пельменями и  едва дышал теперь.

     Татьяна убрала пустые тарелки и  водрузила перед гостями сковородищу с грибами и картошкой.

     Рядом поставила огромное блюдо с  пирогом.

     Гавриил вздохнул. Шурка похлопал он себя по животу.

– Я уже обожратый. - Намекнул он на пельмени.
- Так то – закуска. - Возразила Татьяна. –  А перед дорогой обязательно серьезно поесть надо.
- Но не обжираться же? - С  легкой  укоризной заметил  Резей. - Идти-то как? Нельзя так вкусно готовить, Татьяна.
 
     Татьяна засмеялась.

- Мне мама так говорила: нельзя готовить вкусно. Я в девушках  сама  стряпала  и все съедала. Толстая ходила. О! Пончик.

     Мужчины  недоверчиво осмотрели ее плоскую  фигуру в трико и в халате.

- Генка, ты помнишь?

     Шурка приподнял край пирога.

- И как ты его делаешь? – Восхитился он.– Воздушный.
 
- О, то - так! – Согласился Генка.– Лучше ее пирогов нет.
- Скажете тоже. – Засмущалась Татьяна. - Обыкновенное тесто. Дрожжевое.

    За пирогом и  пельменями вспомнили о ночной тряске.

- Двадцать лет живу здесь, и двадцать лет чудится: океан вот-вот хлынет через сопку. Смерть, как боюсь. – Жаловался Генка.

- Ежели через сопку, то – цунами. – Заметил Шурка-Клещ. – А его в этих местах отродясь не было.

- Не было? – Усомнился Гавриил.
- Тогда и бояться нечего. - Обрадовался Генка.

     Резей поддел вилкой аппетитно дымящийся пельмень. Целиком сунул его в рот, прожевал.

     И высказался.

- А не тебя ли мать вылавливала в родилке  из-под кровати, когда цунами нас посетил  в день рождения твое.  Рассказывала, вода в палатах прибывала аж по подоконники!

     Шурка перестал гоняться за последним грибочком  в своей тарелке:

- То не цунами. То – наводнение.
- Как раз и цунами.  Мать врать не станет.
- При чем здесь «врать»?  Цунами и наводнение - вещи разные.
-  Разные?   - Отозвалась  Татьяна. -  Один черт, и  там –вода, и тут –потоп.  Везде гибель.
- Людей много пропало тогда, мать  сказывала.– Осторожно  вставил Генка.

     Резей перестал жевать:

-  Двадцатого декабря, аккурат в твой день рождения, прям пред Новым годом,  вода медленно поднялась из океана и тихо подошла к поселку,  к больничке. Как раз,  когда ты родился. Теткам-дурам, как и мамке нашей, интересно,  развлекуха,  под кроватями льдины плавают. А врач-то, еще с мозгами мужик,  забеспокоился. А потом вдруг как дало -  чурками окно выбило. Врач на заставу звонит, погибаем, спасайте!  Батя наш как раз на заставе был. Приехали они, бросились детей спасать. А мать Генку воткнула меж грудей и забыла.

- О, с тех пор меня никто и не вспоминает. – Вздохнул Генка.

     Резей продолжил:

-  Она, кажись, в шоке была.  Первая шуга пошла по коридору больницы.  Ее в одеяло завернули и вынесли. Тут новый удар волны и накрыло всех с головой.  Все намокли  и забыли, а был ли вообще ребенок? Тут пурга поднялась страшная. Привезли ее к Савинским. К тем самым, что дед их Петропавловск от  англо-французов оборонял. Они тогда  на берегу реки жили, рядом с базой техснаб, в  избушечке маленькой. Детей своих четверо. Генка  к тому времени замерз, оголодал да  и запищал. Тогда  о нем и вспомнили. Домой вернулись когда, а из сугроба одна крыша и торчит. К двери в снегу  тоннель проделали. Так и вползали в дом. Хе-хе.

     Генка сплюнул в сторону.

     Отчего получил от Татьяны  затрещину: не свинячь!

- А ты-то откуда помнишь?
- Так меня ж тетка  Валя понесла в садик утром. Мне уже пять лет было. Что ж я, не помню, что ли?
     Садик был, где универмаг. А ближе к морю стояла контора, барак такой, и школа. В садике  начальница не принимает: не буду брать и все!
     А тетке Вале на работу. Она тогда молодая была, лет двадцать. Куда ж я его,говорит? Пурга  поднимается, ветер с ног валит. Снег пошел такой, самого садика не видать.
     А я такой битюк был. Здоровый. А она, маленькая, меня в шубе, неподъемного, из Таракановки  приперла.
     Обратно со мной только дошла до конторы  торговой базы,а там говорят: детский садик затопило.
 
- Правда твоя.– Подхватила Татьяна.- В детскую спальню льдину занесло, ну она как дала! так кроватки металлические свернуло, словно веревку.

     Садик-то в ста метрах от берега был.

     Генка приподнял голову от тарелки:

- Ты – то  откуда знаешь? Ты и вовсе после меня заделанная.
- Да.– Встрял Шурка.– Тебя на тот момент и не было. Ты ж на пять лет его  младше.
- На четыре. – Поправил Генка.

     Татьяна усмехнулась.
- Так я ж не всегда в глуши жила. Мама мне рассказывала. Нянечкой  в садике  тогда работала. Она и уехала с Камчатки только от того, что потопы эти да трясучка  в кошмарных снах ей до сих пор снятся.
     Живет на Кубани. Так ни разу я у нее и не побывала.  Все денег нет. Пишет, трактор прогромыхает мимо, она в страхе в окно выскакивает. Все ей землетрясение чудится.

- Во! А говоришь, цунами отродясь здесь не бывало? – Повернулся Шурка к Генке.

- Вот пристал!

     Генка вышел из-за стола.

- А, может, то и не цунами? – Продолжал Шурка Клещ. – Всякий дурак знает, когда цунами - вода от берега уходит. Далеко. А кто это видел? Никто!

- Зимой кто что увидит? Лед же кругом. Снег.– Заметил Генка.
- Цунами то было.– Настаивал Резей.- От землетрясения в океане. На юге Камчатки целые поселки с заводами смыло и на Курилах – тоже.

     Кто-то больно надавил Резею на ногу под столом.
 
- Сопка твоя метров тридцать – сорок высотой станет. – Продолжил разговор Гавриил.- А такой волны всю жизнь можно ждать и не дождаться.

- Тогда и ждать нечего. – Резонно заключила Татьяна.

     Генка вернулся за стол и теперь сосредоточенно изучал содержимое своей тарелки.

- Оно так, конечно. Полжизни сижу тута. Наловился, наохотился  до изжоги. На людях  раз в году бываем. Одичали вовсе.

     У Резея заныло внутри.

     Он нащупал в кармане спички и вышел на крыльцо.
 
     Татьяна постучала пальцем по мужнину плечу.
   
     Резей  сидел на перевернутой деревянной лодке у крыльца.

     Генка  присел рядом.

     Резей закурил:

- Брат, я что-то не так сделал?

     Генка тоже закурил, посмотрел в глаза Резея, в самую их глубину.

     Резей пустил длинную струю дыма, продолжил:

- Тогда не мудри. Тебе ведь на твоей нынешней службе все равно ни хрена не платят. А посему, тебе ничто не мешает вернуться в отчий дом.

   Генка отвернул лицо к ветру. Когда он вновь повернул лицо к Резею, глаза его казались подозрительно блестящими.

- Отчий дом давно твоим стал.– Произнес он, наконец.
- Это и твой дом.
- Дом небольшой. Как двум семьям в нем ужиться?
- Когда-то в нашем дому кроме отца с матерью и нас с тобой, да деда с бабкой, еще пропасть родственников  помещалась, что периодически наезжали с материка. И никто на тесноту не жаловался. Короче, не страдай ерундой,  собирай манатки и дуй до хаты.

- А ты – надолго?
- Кто его знает?
- Без тебя не пойду. Вернешься, поговорим.

     Сигареты их погасли. Ветер крепчал, становилось холоднее.
 
     Счас нанесет с океана дерьма всякого, подумал Резей, увязнем  в сопках с этим грузам к хренам собачьим.

     Он встал.

- Как хочешь. Тебе решать. В избушке твоей только летом славно… загорать. Да что я тебе толкую?
- Спасибо, брат. – Генка вытер рукавом глаза.
- Брось. А коли, вправду, тесно станет, пристройку соорудим. Или две. То у нас рук нет? Не журись брат.

     Генка вздохнул.

- Так-то оно так.
 
     Резей погладил шершавый древесный бок  лодочки.

- Лодку  смолить хочешь? или совсем плоха стала?
- А Тонька?
- Что –Тонька? У нее свой дом есть. Мамаша  ейная в четырех комнатах сама управляется. Честно сказать, пацаны  наши там постоянно живут, у тещи. И Тонька тоже. На счет дома не сомневайся.

     Генка тер глаз.

- Ну да, ну да. Казачук  давно на подстанцию приглашал. И в котельную зовут.

     Резей оживился:

- Ну, вот. И с работой  все на мази. В котельне всегда хорошо платили, а?

     Генка согласно кивнул.

- Решай скорей. – Он похлопал по карманам.– Мобилы, конечно, у тебя нет?
- Откуда?  да  здесь и связь-то по нулям. Недавно рыбаки забрели, пытались в Ключи дозвониться, да где там.

     Братья вошли в сени.

     Генка потряс связкой сушеной корюшки.

- Возьми. Пригодится.

     Резей отвел руку с рыбой.

- Обпиться там, что ли? Воды тонну с ней тащить. Бумага найдется? Записку Тоньке черкану, про случай. При первой же оказии ей позвоню. Пусть только вякнет. А то и вовсе писать не стану. Дом  наших родителей, не ее.

     Генка сдернул с гвоздя несколько связок  серебристой корюшки.

- Как будто в лесу воды нет.– Ворчал он, заталкивая связки в первый попавшийся мешок.

     Сразу после завтрака решили выдвигаться.
 
     Проводить троицу с мыса  через Восточный хребет  взялся  Диего. Охотничьи тропы в этом районе вплоть до Атласово он знал неплохо.

     С детства отец  брал его на охоту с собой. К учебе мальчишка особого рвения не испытывал.

     Частенько, когда его ровесники грызли за партой гранит науки, Диего грыз размоченные сухари в чае из сушеного  шиповника, пережидая с отцом пургу где-нибудь в тайге на лапнике. 

     С трудом он просидел в школе четыре года, а на пятый забросил сумку с учебниками под кровать.

     Теперь ему стукнуло двадцать    четыре, и он искренне недоумевал, зачем и для какой цели люди слепнут над книгами, когда есть лес, тундра и океан.