Прорубь

И, конечно же, больше ему ничего не оставалось, кроме как доехать на перекладных до этого сарая и остаться зимовать здесь. Терпение Кати, похоже, исчерпало себя навсегда, в городе у него за спиной маячили одни склоки, слухи и долги. Может, однажды надо уже просто смириться, что ты плохой муж, плохой отец, плохой переводчик? Пять лет назад он с такими мыслями вытащил старый велик и объездил на нём весь регион, и это был настоящий глоток свежей воды. Ну а теперь - надо же как-то повышать градус своей идиотической аскезы, сарай зимой в лесу, почему бы, собственно, и нет.
Благо избуха была крошечная, топить её было не слишком сложно. В грязном углу с пауками стояли ряды тушёнки и каши в банках. На столе посеревшая от старости треснутая кружка с какими-то нарисованными на ней ягодами и коробка свечей. Читать было, конечно, удобнее с лампой, работавшей от аккумулятора, но, во-первых, заряд приходилось сильно экономить, во-вторых, ну что жс нами поделать, с "трижды романтическими мастерами", ну вот с детства слюни пускал на то, чтобы в таинственной избухе читать загадочные сочинения при свете свечки (хотя в качестве "загадочных сочинений" у него сейчас под рукой были "Четверо из России" и пособие по разведению волнистых попугайчиков).
Представляя себя "свободным естественным человеком", Костя учился ходить по зимнему лесу, хотя в снегу по колено это, понятно, делать удавалось не очень-то долго. Однажды вывалился из избухи пьяный в сумерках, заблудился в трёх соснах, насилу вернулся и перепугался чуть ли не насмерть. Посёлок был всего в паре километров, но всё равно было страшно из-за заметённых снегом дорог. А если вдруг чего прихватит, что тогда? Так в этом схроне в снегу один и помрёшь? "Ну а зачем тогда вообще из дома было выбираться", - хмуро возражал сам себе Костя и возвращался к прежним делам.
Как бы то ни было, он чувствовал, что ему всё это необходимо. Разглядывал следы на снегу в лесу. Смотрел в темноту и прислушивался к огню, к ветру, к воронам, ещё к чему-то.
Однажды он вечером грел себе на огне очередную осточертевшую банку каши, как вдруг входная дверь словно бы взорвалась, и с порога в избу свалился какой-то тёмный мешок. Костя уже настолько отвык от таких звуков и от таких происшествий, что сердце от страха едва не выскочило через горло. Метнулся к ружью. Мешок на полу не шевелился. От него шёл пар. Подошёл, осторожно перевернул: ой, лишенько! На полу без сил лежал совсем юный парень в насквозь мокрой одежде, начавшей покрываться жёсткой ледяной коркой. Костя быстро проверил его карманы - ни оружия, ни денег, ни телефона, вообще ничего. Поселковый, что ли, тоже спьяну по лесу бродить ломанулся? А парень-то ещё, чего доброго, окочурится здесь на полу в своем ледяном панцире.
"Разберёмся", - подумал Костя и стал стаскивать с него мерзкие тяжёлые шмотки. Татуировок на теле не увидел, был только длинный шрам под ключицей. Перетащил на кровать, достал банку спирта и стал растирать. Паренёк был совсем замёрзший, в сознание не приходил, и чувствовалось, что у него уже начинается бешеный жар, который, может, дотла-то его и спалит.
Ночью бедолага стал бессвязно бредить. У Кости не получалось даже ненадолго задремать, причём в основном из-за жалости к мальчику. Почему-то не очень он был похож на какого-нибудь мутного идиота.
Когда Костя стал перетряхивать мёрзлый ком его одежды, вдруг обнаружился хитро спрятанный объёмистый карман, а в нём - тщательно завёрнутая в полиэтилен книга. Костя раскрыл книгу и удивлённо заморгал, подумав сначала, что либо глаза, либо мозги от зимней спячки стали его подводить. Книга была напечатана латиницей, но на таком языке, который ему не напоминал ничего из известного. А это, между прочим, профессионально обидно. Ну ладно, в финском, в шведском я не силён, но... это совершенно точно не финский, не шведский и ничего поблизости. При этом сама книга выглядела достаточно обычно. Больше похожа на какую-то техническую, чем на художественную. Часто в ней попадались чертежи, типа, ну чёрт его там знает, схема холодильника или что-то в этом роде... И вся книга была испещрена написанными от руки подчёркиваниями, помарками и словами - на том же,  по-видимому, языке.
Костя очень боялся, что парню станет ещё хуже, но утром жар стал спадать. Открыл тёмные глаза. Лицо у парня было достаточно приятное - с высоким чистым лбом, без намёков на тупость и злобу. И тут он вяло заговорил... на тарабарщине, в которой Костя не понял ни полслова. Ночной гость и Костя смотрели друг на друга одинаково недоумённо. Парень слабым голосом повторял одну и ту же короткую фразу. И, кем бы там он ни был, в ней слышалась понятная любому просьба о помощи. Костя поднёс ему кружку с водой, парень жадно выпил и посмотрел с благодарностью. Ну что ж, видать, и завтрак надо ему сообразить...

***

Наверное, молодость, сила и здоровье взяли своё - парень быстро пошёл на поправку. Но Костя не смог даже понять, как его зовут. Когда он показывал на себя и громко говорил: "КО-СТЯ!", парень клал ладонь себе на грудь и произносил вслух такое слово, что легче было пропеть малиновкой, чем вот это повторить. Но в конечном итоге это не слишком мешало. Проблем от парня не было никаких, кроме того, что часть еды подъедал. Но когда встал на ноги, начал помогать с печкой, разгребал снег у крыльца, потом пошёл ловить рыбу в проруби.
С прорубью было самое странное. В ночь появления, после того, как Костя парня уложил, пошёл посмотреть на следы, ожидая, что они будут тянуться со стороны посёлка. Проморгаться пришлось снова. Метель уже наполовину всё замела, но следы тянулись от проруби. Костя плюнул с досады. Ну уж нет, не настолько я тут в лесу охренел, чтоб на старости лет начать верить в чертей и нло. Значит, что-то там странное со следами...
Со временем вдвоём в избушке стало слегка неловко. Выгонять гостя не хотелось, но было совершенно непонятно, что же он дальше-то собирается делать? Так и будет здесь вместе с ним до весны жить? Или он ждёт чего-то, чтобы куда-то дальше пойти по своим странным делам? Ну что с ним будешь делать... Костя решил - пусть всё идёт, как идёт, ни на алкаша, ни на бандита, ни на оборзевшего нахлебника, ни на идиота его гость не походил.
Однажды Костя, неподвижно сидя с "Декамероном" в руках за столом, глядел, как парень с непроизносимым именем подбрасывал дров в печку. Почему-то он с особенным нажимом произнёс какое-то своё тарабарское слово - и вдруг огонь в печке сразу взвился как бешеный. Костя на миг застыл камнем. Потом поднялся, сел рядом со своим соседом, указал на огонь, подбросил ладони вверх, недоуменно развел руками и посмотрел с выражением огромного удивления. Парень немного подумал, потом взял со стола ту самую свою книгу, с которой он пришёл. Он не обиделся на то, что Костя её брал и не старался её спрятать. Открыл, стал листать, видимо, искал какое-то место. Наконец нашёл и радостно затараторил, то показывая пальцем на абзац текста, то на какую-то схему под ним. Костя на него только грустно смотрел. Парень вспомнил, вздохнул, громко повторил то самое слово - и снова огонь перед ним весело полыхнул. Костя напрягся, как мог, и постарался из себя выдавить подобие услышанного. Конечно же - ничего не случилось. Сосед поправил его. Костя попробовал ещё - ничего. Сосед сказал в третий раз. Ну и конечно же, ничего у Кости не вышло.
Так что он сидел и молча смотрел, как у юного паренька, который покрытый коркой льда ввалился в его дом, в руках плясали живые и весёлые язычки пламени.

***

Пришлось Косте учиться жить с мыслью, что на 36-м году жизни господь сподобил его увидеть одно из своих чудес. А может, и не господь. А может, и непонятно кто сподобил. А может, вообще никто не сподобил... Столько вопросов - и ни единой возможности получить ответ. Паранормальный сосед играть умел не только с огнём. Вскоре они вместе пошли в лес, поднялась метель, Костя стал дёргать за рукав парня и тащить назад к избухе, но сосед только спокойно на него посмотрел, постоял какое-то время, опять сказал что-то непонятное по-своему - и метель стала тихой, почти совсем унялась. Однажды ночью к избухе пришёл кабан. Сосед так же спокойно отодвинул в сторону замершего Костю, что-то сказал свинье, она потопталась, хрюкнула и пошла обратно в лес. Пришлец вовсе не старался скрывать от Кости свои секреты и не пытался выглядеть ещё загадочнее, чем он и так уже был. Каждый раз, как Костя таращил глаза от удивления, он опять принимался на своём языке говорить, листать свою книгу, показывать какие-то рисунки и чертежи, но всё было без толку. Обоим в итоге приходилось только грустно вздыхать. "Ладно, я увидел самое поразительное, что в моей жизни когда-либо было, но мне никогда и ни за что этого не понять. Так хоть ты пойми, что я просто рад, что ты сюда заявился", - думал про себя Костя, глядя, чем развлекает себя в его избухе паранормальный сосед.

***

Однажды парень пошёл на рыбалку, а Костя рассеянно перебирал книги на столе. 36 лет, переводчик, блин. Ломаный грош тебе цена, Костян. Столько пустых лет прожил, и только в лесу в загаженной избухе впервые настоящее чудо увидел. И скорее голову себе об ёлку сможешь разбить, чем повторить хотя бы самую малость. Ты одно слово повторить не можешь, переводчик. Ну как оно там... шрженгрлтэ... нет, шрженгрлти... шрженгрлта...
Свечка перед Костей полыхнула так, что ручьи оплавленного воска тут же полились на стол. От испуга он вскочил, ударившись коленями об столешницу. Свеча в убогом гнутом подсвечнике упала на лежавшую здесь книгу соседа. Книга вспыхнула, словно страницы у неё были пропитаны селитрой. Когда через 10 секунд Костя в панике забил пламя своей толстовкой, от книги остался корешок и обугленные четвертинки страниц.
Косте в жизни ещё никогда не было так страшно и так стыдно. Налил себе спирта из банки, залпом выпил и не сразу вспомнил, что надо водой запить. На глаза под обугленными бровями наворачивались слёзы, чего с ним не было, кажется, с того момента, как на втором курсе института его избил Сашка Косматый. Снова сел, положил голову на стол и так остался.
Дверь распахнулась, сосед шумно затопал, чтобы сбить снег с обуви, и о чём-то своём радостно затараторил - даже не понимая друг друга, сложно было отказаться от привычки говорить вслух свои мысли. Бросил на пол улов - конечно, как всегда у него, большие и жирные рыбы. Подошёл к Косте, потрогал за руку. Голос стал встревоженным и вопросительным.
Костя поднял на него глаза и молча показал то, что осталось от книги с родными ему словами и чертежами. У соседа взгляд остановился. Он не делал вообще ничего, просто застыл, как лёд.
Наконец, парень пошевелился, молча взял из рук Кости уголь, не одев куртку, вышел из избы, дошёл до проруби, по-простому шагнул в неё, и больше у Кости уже не было никакой возможности спасти его от холода.