Книга длиною в жизнь. Том 3. Главы 25 и 26

               Глава 25.
       Переезд семьи в Черниковку

  И пошли дни за днями. Митрофан сразу включился в городской ритм жизни. Тут ничего нет удивительного, все же он хоть прежде и не жил, но в городах бывал, особенно в годы войны, и знал о них не понаслышке. А тогда ему пришлось быть и в больших и малых, одним словом, в разных: и разрушенных полностью войной или пострадавших совсем незначительно, он их видел всякими.

   Да и теперешняя работа в гараже, где приходилось работать подряд шесть дней в неделю с одним выходным в воскресенье, настраивала на совершенно новый лад, тут не забалуешь, это тебе не в колонии, где сам себе был начальник и «мочалок командир» и подчиненным самому себе... Так он иногда шутил среди сельчан в деревне о своей работе. А сейчас работал в гараже вулканизаторщиком. На другие,с позволения сказать, «хлебные места» пока не было вакансий. В общем привык.

   А вот Катерине это привыкание давалось с трудом, здесь и люди другие, и атмосфера среди них тоже. Совсем не просто бывает и не к каждому подъедешь, как было там, в колонии. Да что говорить, она с опаской переходила дорогу, когда нужно было – вон, сколько транспорта разного, и полные, забитые пассажирами под завязку. И куда только все едут? Поначалу эти дни бегала по учреждениям, оформляла разные там справки, документы, с определением детей в школу, ставила на учет в поликлинику и т.д.

   Поселок Аварийный, в котором теперь проживала семья Зориных, по рассказу доброй соседки, с которой Катерина успела познакомиться, был основан на месте деревни Старые Щелчки на Западной дороге в конце 30-х годов, а уже к концу 40-х тут начали активно строиться жилые дома для работников Уфимского крекинга-завода (УНПЗ). К концу 40-х годов было возведено 12 рижских и 22 финских дома, и строительство продолжалось.

   Митрофан потом тоже не раз, интересуясь, справлялся у мужиков в гараже, где работал, и здесь в самом поселке у местных жителей, где проживал: почему дано такое «странное» название – Аварийный. Вроде бы и те и другие отвечали, что поселок Аварийный по замыслу руководства должен был быть буфером на случай аварийных ситуаций на Уфимском крекинг-заводе.

 А другое руководство интенсивно застраивало эту местность, и пик строительства поселка пришелся как раз на 50-е годы, когда и приехал сюда Митрофан Прохорович. У жителей поселка было такое впечатление, что у начальства левая рука не знает, что будет сейчас делать правая. Так, наверное, бывает – не боги же они! Хотя вроде бы безопасная зона от завода до поселка должна составлять не менее 1 километра, ведь производство не только опасное, но еще и вредное, мало кто задумывался об этом, раз строили жилье под самым носом, значит, все нормально, тогда экологией сильно не занимались.

 Поэтому к середине 50-х неподалеку или, можно сказать, совсем рядом с заводом уже стояли и бараки, и многоквартирные деревянные, и кирпичные жилые дома. Поселок разрастался, и в разные годы появились объекты соцкультбыта: две школы, баня, клуб «Факел», столовая, два или три маленьких магазина, медпункт и и т.д.

    Машину на переезд Митрофану выделил лично начальник ДТК капитан Гафуров. Конечно, он был не в восторге потерять сразу в одном лице завгара, механика и шофера. А именно такие должности исполнял Митрофан Прохорович, работая в колонии. Но сильно перечить и тем более вставлять палки в колеса он не стал, или по доброте своей душевной, или по каким иным причинам, и заявление подписал без всяких проволочек обоим: и Катерине и ему.

  Честно сказать, почему так случилось, они не могли, наоборот, ожидали всего что угодно, только не быстрого увольнения, зная порой несговорчивый и своенравный характер своего начальника. Однако причина вскоре открылась. В день отъезда он пришел в семью Зориных их проводить и с пожеланием хорошо им обосноваться на новом месте. И сказал потом при расставании одному Митрофану Прохоровичу, что сам со дня на день ожидает приказ о своем переводе в Уфу, также в свою родную систему Наркомата внутренних дел. И теперь пусть голова болит у нового начальника колонии, где ему взять толкового завгара.

Крепко пожали друг другу руки, и Ильдар Мидхатович высказался о том, что, может, еще в Уфе и пересекутся их путидорожки, кто знает? И оставил на всякий случай номер служебного телефона, по которому его можно будет там найти. В очередной раз Митрофан Прохорович убедился, что мир не без добрых людей! И ему везет на них, и что он умеет хорошо ладить с ними!

   А перевозил их на машине все тот же Степка Вагин. Обучения и занятия Митрофана Прохоровича с ним не прошли даром. Парень оказался способным к автомобильному делу и с вождением машины у него стал полный порядок! И теперь даже речи не могло быть, что он опять в какой-нибудь забор врежется или заедет в кювет. Это далеко осталось в прошлом и уже никем не вспоминалось. И действительно, теперь вся колония знала, что руки у него, как говорится, росли оттуда – откуда надо и что он голове своей ими и помогает. Башковитым и рукастым стал! И уже язык ни у кого не поворачивался сказать, как раньше: что у парняги один только ветер в поле, а в попе дым!

 Разгрузиться и расставить мебель в комнате им помогли все тот же шофер и пришедший муж Галины Иван. На следующий день и опосля Катерина, когда одна, а когда и с поддержкой Митрофана после прихода его домой, занималась и утрясала все домашние дела. И все повторялось, как будто заново, когда обустраивались там, в колонии: ставили мебель сначала на одно место, потом еще с большим усердием и охотой ее передвигали или переставляли на другое.

Митрофан, радуясь, приколотит полочку в одно местечко, ан нет, ей опять не так и не нравится, давай переколачивай. Ну что с женщины еще взять? Она что там, в колонии, что здесь нисколечко «функционально» не изменилась и добивалась своего не мытьем, так катаньем. Митрофану от такого «самодурства» и домашнего деспотизма только что и оставалось как пот со лба вытирать под веселый ее смех, а также и от Галинки и Генки, их детей, которые просто иногда прямо покатывались от хохота.

Они-то прекрасно видели, кто является главным в эти дни в доме! Через несколько дней она насилу сумела найти-таки оптимальный вариант обустройства жилья, и все вроде осталось позади, и наконец-то ее душенька успокоилась, поддевал ее не раз Митрофан. Домашний и привычный уют, каким его видела Катерина, был, бесспорно, воссоздан. При этом Митрофан еще умудрялся шутить: ну и славу Богу, наконец-то баба с возу, кобыле легче. Все же насколько мужчины мудры, тактичны, терпеливы и внимательны!

   И вот устав от домашних дел, в один из теплых воскресных дней, когда глава семейства был восстановлен в своих прежних пошатнувшихся было позициях, они всей семьей пошли в первый раз на прогулку в парк, который носил название «Сад имени А.С. Пушкина». От их барака он находился неподалеку, сразу за школой, по улице Грибоедова. Центральный вход в парк украшали массивные железные ажурные ворота с каменными круглыми колоннами и большими вазами с цветами.

   Поверх ворот красовался большой портрет с фамилией великого поэта, в честь которого и был назван этот сад. Старожилы утверждали, что раньше еще до войны сад Пушкина назывался парком, а после войны его переименовали в сад. На входе за воротами стояла тележка с газированной водой с разными сиропами в цилиндрических колбах. И продавец, одетая в белую нарядную рабочую курточку и такого же цвета платок, бойко торговала ею, стоя под зонтиком и прячась от солнца.

 И к ней выстроилась целая очередь. Генка и Галинка, увидев, с каким удовольствием другие ребятишки да также и взрослые пьют воду, запричитали в один голос, чтобы им тоже купили эту «колючую» водичку. Митрофан и Катя сами были не против попробовать и узнать, что же в ней такого этакого? Отстояв очередь, купили по стакану каждому. Чуть отойдя в сторону, медленно, с наслаждением стали втягивать в себя вместе с пузырьками газированную воду с сиропом, оценивая и смакуя ее вкус – всем понравилось, а ребята были просто в восторге и наверняка подумали: черт возьми, а почему так мало и быстро кончилась?

А с другой стороны продавалось вкусное мороженое. Конечно, они слышали о нем, но вот попробовать еще никому не доводилось. Увидев, с какой завистью смотрели Генка и Галинка на тех мальчишек и девчонок, которым их родители уже купили брикетики мороженого, Митрофан Прохорович не мог себе позволить, чтобы его ребята не «вкусили» сейчас этот замечательный молочный продукт. Исподволь он, наверное, мог так подумать: эх, где наша тут не пропадала, гулять так гулять! Ведь когда-то у каждого из нас – либо у детей, либо у самих взрослых, все бывало и бывает в первый раз, а почему бы не теперь попробовать?

   Да и ребят надо порадовать, и тут же сказал им, чтобы быстро шли и занимали очередь. А вот уже мороженщица быстро взвесила им всем на весах в круглой алюминиевой чашечке маленькие порции клюквенного мороженого, выталкивая их внутренним стержнем на вафельный кружочек. И потом сверху мастерски почти мгновенно прикрывала вторым кружочком.

Тут поблизости стояла скамейка, и они направились к ней. Мороженое ели сосредоточенно, молча и быстро, чтобы не капало, облизывая его по окружности. А потом уже, когда мороженое закончилось, доели и вафли, пропитанные насквозь мороженым, тоже было вкусно. У всех них, как они ни старались, лица были им перепачканы: у кого больше, у кого меньше. И они, смеясь, потом вытирали платочками друг друга.

    А парк утопал в пышной разнообразной растительности, плавно спускался вниз и заканчивался на высоком берегу реки Белой. Впрочем, до самой реки нельзя было сказать фразу, что – рукой подать. Но вид с высокого берега на широкую гладь полноводной реки и на тот берег был удивительно красивым и величавым. На том берегу раскинулись бескрайние низменные поля, которые простирались до самого горизонта сине-голубого неба сплошным зеленым ковром с сочной луговой травой и мелкими кустарниками. Это они потом наблюдали, присев отдыхать на скамейку. А оттуда открывался этот замечательный вид на природный ландшафт, и, обсуждая негромко между собой это дивное зрелище, делились впечатлением того, что им удалось посмотреть, пройдя через весь парк.

   А шли они сюда по тенистым аллеям парка под листвой густых больших деревьев по асфальтированным дорожкам, на которых стояли громоздкие и основательные деревянные скамейки на литых чугунных ножках для отдыха. Почти у каждой стояли громоздких размеров тяжелые, а потому и казавшиеся совсем неподъемными, декоративные круглые и фигурные урны для мусора. Кстати, они по своей форме напоминали те вазы, которые были выставлены у центрального входа, и им нашли такое применение: в них просто взяли и посадили цветы.

    А сами вазы покрасили в ослепительно-белый цвет. Зато как они стали шикарно смотреться в сочетании с красным цветом весенне-летних цветов! И еще неизвестно, что было главным в этом. Безусловно только одно: и белая ваза и красные цветы украшали приветливую композицию центрального входа. Все урны имели серую окраску и были по-своему хороши и уместны в парковой зоне. И их можно считать, безусловно, элементом неплохой городской парковой культуры. Не случайно все Зорины, прогуливаясь, сразу обратили на них внимание.

Вдоль дорожек не часто, но встречались разные гипсовые статуи, которые своим белым цветом придавали особый колорит бушующей здесь зелени. Дорожки имели освещение в вечернее время, на железных столбах висели красивые фонари в стеклянном корпусе. По дорожкам прогуливался разношерстный, нарядно одетый народ с детьми. На скамейках тоже сидел и отдыхал разночинный люд. Их маленькие ребятишки вблизи от них бегали среди деревьев и играли в догонялки и прятки. Им было весело, слышался детский смех и крик.

В глубине парка была круглая танцплощадка средних размеров, огороженная деревянным забором, с твердым асфальтовым покрытием внутри. По периметру забора, были установлены лавочки. Неподалеку от входа на танцпол была касса для продажи билетов, а напротив на другой стороне находилась сцена для музыкантов. Под музыку оркестра и песни доморощенных певцов танцевали вальс, танго и фокстрот.
Поодаль от нее совершенно в другом месте, чтобы не перебивали музыкой друг друга, располагалась открытая импровизированная площадка, где народ плясал и дружно пел песни под гармони. Вблизи обоих этих мест стояли фонтанчики с краном для питья воды.

В середине парка имел место быть небольшой летний кинотеатр, куда потом с другими подростками бегали Генка и Галинка смотреть кино. Рядом с ним была не то чтобы огромная клумба, но, однако, хороших размеров, и в центре ее на пьедестале стояла скульптура в полный рост маленького Володи Ульянова, державшего в руке книжку. Видимо, маленький мальчик торопился в гимназию!

Были бы деньги у народа, а потратить их можно было и в небольшом кафе или ресторане, которое располагалось тут же на высоком берегу, где находилась сейчас на скамейке семья Зориных. Митрофан Прохорович, если честно сказать, даже побоялся к нему приблизиться. А с расстояния пушечного выстрела, а ближе подойти он не мог, толком было не прочитать, что там написано на табличке. А банально все было просто, его финансы пели в карманах романсы.

   Всю жизнь с Катериной как-то обходились без услуг подобных заведений да и не были приучены к ним, чего зазря сейчас душу травить? Ведь жили, как все, и не напрасно говорилось в народе: не до жиру, быть бы живу, перебиваясь с копейки на копейку, от получки до получки, и это в большинстве своем было верно, люди были еще по-прежнему бедны. И они с Катериной, не сговариваясь, предпочли этому питейному заведению любование забельскими просторами!

Нечего сказать, они сегодня провели удачно выходной день в этом роскошном саду, которого они ранее не видывали, ну если только где-нибудь на картинках. Настроение у всех стало хорошее, отличное и радостное, а ребята, чего там скрывать, чувствовали себя счастливыми. Да и Митрофан с Катериной были на душевном подъеме: нет, не зря они в очередной раз хвалили себя за то, что переехали жить в город!

                ***
    Дни шли за днями, год за годом. Время летело быстро и незаметно. И вот подошли 60-е годы. Многое случилось в жизни семьи Зориных. Митрофан работал в том же гараже на разных должностях: то автослесарем, то мотористом, одно время работал даже на автопогрузчике. Но вот уже как год стал шофером нового грузовика ЗИЛ-164. Машина была очень хороша, прежде всего надежностью и неприхотливостью. Недаром этого безотказного трудягу все шоферы в Союзе ласково звали «Захарка». А это название перешло к ней от прежней и легендарной трехтонки ЗИС-5, героической машины военных лет.

   И Митрофан Прохорович просто души в ней не чаял, и все об этом в гараже знали. Если что-то и надо было делать по ремонту, засучивал рукава и сам брался, не доверял никому. Порой даже ревниво относился к тому, кто на нее сядет и будет работать на время его отпуска или болезни. Нередко по этому поводу ругался с начальником автоколонны, если знал, что на его «Захарку» тот посадит какого-нибудь «балбеса». Если верх в этом споре одерживал начальник и сажал за руль названного товарища, то тому тоже приходилось несладко: не дай Бог, если что с машиной случится, обалдуй знал, что Митрофан Прохорович спросит с него в полной мере.

  Катерина устроилась работать спустя три месяца, после того как стали жить в поселке. Стало ясно, что на одну зарплату Митрофана не прожить. Квартплата плюс еда. Копейка к копеечке – вот тебе и расходы. Да и их ребята с каждым годом подрастали, требовалось что-то купить из одежды, в том числе и школьную форму обоим. Само собой и еще траты на учебники и разные там письменные принадлежности и т.д.

   Конечно, учебники можно было брать в школьной библиотеке, но ими невозможно было пользоваться из-за выдранных и разодранных страниц. К тому же у обоих вскоре появились школьные друзья-товарищи, и надо было как-то соответствовать образу успешного «коллеги» и поддерживать свою репутацию и отношения, чтобы их не разочаровать. Ведь в конце концов теперь уже не в деревне живут. Отсюда совместные походы в кино, ладно бы тут в парке в летний кинотеатр, так нет, ездили в выходные еще и в Черниковку и даже в Уфу. А это далековато было и надолго по времени. И знамо дело, уже одним мороженым там не обойдешься, оголодаешь к черту!

Или взять те лыжные прогулки, о которых рассказывали им в школе одноклассники. Так вот сначала Генка, а потом и Галина, глядя на брата, просто уже не мыслили себя без лыж и задолго до начала зимы буквально теребили родителей. Оба ведь были в своих классах новенькими, и им не хотелось ударить в грязь лицом. Надо или лыжи купить или взять их напрокат, но все равно ведь траты. А пофорсить ведь ох как хочется, да еще и по возможности чтобы в лыжном костюме! Куда ни кинь, всюду клин! Конечно, это звучит в переносном смысле, а по существу так и получалось – денег не хватало, несмотря на то, что Митрофан Прохорович иногда брал даже сверхурочные. Катерина по документам проходила как лицо без образования, именно так было указано в ее трудовой книжке.
 
   И если помнит уважаемый читатель, ей было не до учебы в те далекие 20-30-е годы, когда на ее хрупкие плечи, по существу еще детские, легла забота о маленьких сестрах, которые родились после нее в разные годы. Как могла управлялась и со всеми домашними делами, да и в хозяйстве еще помогала. Ведь Варвара Марковна и Фрол Алексеевич, ее родители, особенно летом, работали почти безвылазно на колхозных полях, зарабатывая трудодни. Правда, потом, когда сестры отучились и получили начальное образование, одна из них, Елена, средняя ее сестра, пыталась начать обучать Катерину грамоте. Но какой толк от такой учительницы?

   А по-настоящему с ней стала заниматься и учить грамоте Пегова Клавдия Ивановна, старая сельская учительница и добрая женщина, у которой они с Митрофаном жили в Чураево в довоенное время. И сохранили о ней на всю жизнь добрейшие воспоминания! Худо-бедно, а Катерина освоила грамоту, научилась писать и могла выполнять простые арифметические действия. В гараж Катерину Фроловну взяли только на низкооплачиваемую работу техничкой. И теперь она работала на пару с Митрофаном. Денежные дела в их семье несколько поправились. Но не настолько, что можно было теперь шиковать и сорить деньгами направо и налево!

              ***
       Время шло, и надо было вносить какие-то коррективы в жизнь и принимать судьбоносные решения, если можно так выразиться, в их маленькой семье. И однажды на их так называемом семейном совете, который состоялся сразу после окончания Геннадием 8 классов, было решено, что их старший, раз у него с учебой нормально и по настоянию классного руководителя Исаковой А.М. пусть заканчивает десятилетку, а Галина после восьми классов будет продолжать учебу в техническом училище. Вот такое важное решение было принято ими в отношении своих детей.

И продолжали Зорины жить здесь в поселке на новом месте по-прежнему одной дружной семьей. А истоки нынешних семейных отношений, принципы и традиции были заложены в теперь уже далеких от них Андреевке и Родыгино, откуда были родом сами и где жили их родители.

   И эти семейные устои не прошло даром: Митрофан и Катя вырастили и воспитали хороших ребятишек. Об этом им частенько говорили соседи по бараку, и не только они. И родители ребят, с которыми дружили их Гена и Галя. И отмечали они это не для красного словца, а оценивая их поступки. Так, например, Генка, который был силен в математике, охотно помогал с уроками по этому предмету своим двум одноклассникам, за что были очень благодарны ему их родные.

  А Галинка тоже не замыкалась в себе и была очень общительна и доброжелательна, научила своих новых подружек, а это почитай полкласса, вязать крючком красивые кружевные салфетки из подручных материалов. Они уже отслужили свой век, а выбросить было жалко, и на тебе – вот пригодились! Малинка, так ее еще называли, в этом здорово преуспела и стала хорошей мастерицей, ведь научилась от своей матери Катерины, и теперь в домах ее подружек они красовались на самых видных местах и радовали глаз.

 В общем, все поблизости в округе знали, что младшие Зорины под стать своим родителям: честны, приветливы, внимательны, отзывчивы и надежны. И главное – умеют дружить, на них можно полностью положиться, такие не подведут.
И у себя в доме Геннадий и Галина не забывали помогать родителям, и у каждого из них были свои домашние обязанности. Были заботливы и очень ценили своих родителей, в их головах просто не могло появиться какое-то там пререкание или того хуже – ослушание.

  И сызмальства были вовсе не избалованными детьми и доподлинно знали, почем нынче копеечка и как она достается в это нелегкое время. И лишнего никогда не просили. И главное, видели, что родители из последних сил тянутся, чтобы они получили хорошее образование, а не пошли работать в свои 16 лет, как большинство их сверстников, с которыми жили и учились в поселке. А некоторые из них начинали работать еще раньше – с 14 лет, правда, с укороченным рабочим днем.

              ***
А тем временем в поселке жизнь как у всех продолжалась и, к сожалению, жили пока как все – одинаково бедно. Несмотря на трудности быта, жили весело, дружили семьями, а в выходные и праздники собирались за одним общим столом. Их всех объединяла вера в завтрашний день, и люди знали, что будет все хорошо, и неспроста: вон ведь какое строительство по городу идет!

  Коллектив за многие годы в гараже треста, где сейчас работали и Митрофан и Катерина, подобрался неплохой с хорошими деловыми отношениями. А костяк его составляли бывшие фронтовики. А им, как известно, палец в рот не клади, если что не так или видят несправедливость – долго терпеть не будут, выскажут напрямую. Честность и справедливость были для них превыше всего, и об этом знало и их начальство. Принцип: каждый должен получать по своим заслугам и делам – был поставлен во главу угла в их шоферской колонне.

   Где права и обязанности, наказания и вознаграждения каждого человека были соразмерны. А с теми, кто не вписался или был не согласен с установившейся здесь трудовой атмосферой, игнорировал или пренебрегал интересами коллектива, а тем более распускал там разные сплетни и разводил интриги, расставались безжалостно. И что там говорить, коллектив был сплоченным, и от этого была только одна польза всем. Вот такая вкратце рабочая обстановка царила в автоколонне, и она более чем всех устраивала.

У человека может быть много знакомств и приятелей, но найти среди них близкого себе человека бывает достаточно трудно. Как бы то ни было, Митрофан вскоре сдружился с Василием Петровичем Зиминым, по возрасту – почти своим ровесником. Он тоже бывал в жерновах войны, поведал многое и жизнь знает не понаслышке, имеет награды, был дважды ранен, после второго ранения стал чуть прихрамывать и с тех пор никогда не расставался с палкой. И эту дружбу они сохранили на долгие и долгие годы.

  Однако не только работой одной жив человек! Работа есть работа, а коллектив есть коллектив, тем более трудовой. Тут спору нет. Бывали дни, когда у кого-то из сослуживцев был день рождения, или, к примеру, вот сегодня как раз под выходной, бааа – у Витьки Морозова сын родился. Ну как тут не отметить это событие? Собирали кто сколько мог дать на подарок. Пусть он был далеко не богатым, но зато был от чистого сердца товарищей по работе.

   А если виновник торжества еще был и при деньгах, то приглашал отметить радостное событие и находил поддержку, тогда шли все вместе, с закуской и с тем, что ей полагается, на высокий берег реки Белой, и там на поляне накрывался импровизированный стол. А если готовились заранее к мероприятию, то брали с собою и гармонь. И вот уже неслась песня, да не одна, над бельскими просторами. Как правило, подобные торжества проводились в субботу после окончания рабочего дня. Зимой с этим было гораздо сложнее, ведь не пойдешь же по сугробам на берег поляну собирать, да и водку пить на морозе бррр! Но все равно как-то пытались, и бывало, что находился какой-то выход.

   Если его не было – не беда, в любом случае подарок вручался. Если родился сын, то обязательно в подарок брали какой-нибудь железный грузовичок типа самосвала или подъемный кран. Они уже продавались в «Детском мире».

               Глава 26.
         Семья в коммунальной квартире

    Ровно через два года Митрофану Прохоровичу выделили жилплощадь в коммуналке. И как ни покажется странным, но в том же самом доме, в котором уже проживала Катина сестра Галина. У них с Иваном совсем недавно родилась дочь Татьяна, а первому их ребенку, Сашке, уже исполнилось два годика.

Зорины въехали в комнату на четвертом этаже, правда, в другом подъезде. Теперь все «барачные» неудобства остались позади. Вот радости-то было! Зорины всей семьей изредка, но приходили раньше в гости к Галине с Иваном. Поэтому хорошо знали, как устроен быт в таких квартирах. Познакомились в первую очередь с соседями по коммуналке, а потом и по подъезду. Постепенно узнали и других жильцов дома. Да в принципе, если кто из них интересовался или просто хотел знать некоторые подробности, то были уже осведомлены, что Галина и Катерина – родные сестры.

А что же собой представлял район, куда они сейчас переехали из Аварийного поселка?
Этот новый жилой район был назван Социалистический город – Соцгород. Партийному руководству и правительству страны еще в 20-30-е годы стало очевидно, что народ больше не должен проживать и ютиться в деревянных бараках, ведь не за это же боролись, воевали и совершили в 1917 году, в конце концов, революцию! В эти годы поднималась экономика и промышленность страны, требовалось много рабочих рук на стройки пятилеток, которые шли чередой одна за другой, а где селить было рабочий класс, строивший коммунизм?

   Вот наскоро по всей стране и появлялось временное жилье – бараки, да что говорить, когда люди жили даже в землянках. Надолго затянулось это или как? Не в том вопрос, главное, они, эти бараки, помогли в полной мере советским людям встать на путь прогресса и провести индустриализацию всей страны ценою собственных лишений, неудобств и неимоверных трудностей, которые нес на своих плечах наш народ.

Еще перед войной и особенно после нее параллельно с восстановлением разрушенного войной хозяйства то тут, то там стали появляться в городах жилые районы с домами со всеми удобствами и соответствующей инфраструктурой. И их повсеместно стали просто называть «Соцгород».

  Вот такой район с подобным наименованием появился и Черниковке. И оно, это название, еще долго и долго вертелось на языке уфимцев; даже на некоторых маршрутах общественного транспорта, на табличках эта надпись сохранялась довольно-таки продолжительное время.

   В последний раз Митрофан Прохорович был проездом в Черниковке в 1955 году. Уже в то время красиво проглядывалась улица Первомайская и некоторые другие улицы, примыкающие к ней. Всего-то прошло несколько лет, и теперь некоторые улицы полностью отстроились и здорово похорошели. И сама Черниковка: как она изменилась и стала настолько красивой, что ее теперь было просто не узнать: везде вдоль тротуаров были посажены деревья, и улицы и дворы летом просто утопали в зелени.

     А все дома здесь в округе были построены в едином стиле сталинского ампира. И смотрелись очень здорово и красиво. Кстати сказать, и дом, в который они въехали в коммунальную квартиру, был из той же серии: с большими комнатами и высокими потолками.

Уже была заселена жильцами одна восьмиэтажка, внизу на первом этаже в ней разместились фотоателье и магазины. Катерина да и их ребята никогда не видели дома высотой более двух этажей, а тут сразу и в четыре этажа, а теперь и в восемь… У них просто не было слов от удивления. Строительство второй подходило к концу, и вот-вот высотный дом-близнец примет новых жильцов. И скоро две эти красавицы будут незыблемо украшать Черниковку и станут визитной карточкой не только ее, но и самой Уфы. Митрофан, как и многие горожане, те, кто был от «мала до велика», тоже не преминул заглянуть и посмотреть на диковинку тех лет – на лифт, ведь такого «чуда техники» еще в городе никогда не было!

  На Первомайской уже вовсю работали продуктовые и другие магазины, среди которых особо выделялся «Детский мир». И чего там только не было! И если уважаемый читатель помнит: в нем покупалась по заведенной традиции игрушка в подарок отцу или матери, тоже работникам гаража, для их новорожденного ребенка.
Каждый квартал улицы Первомайской по периметру от дома к дому был огорожен красивыми железными монументальными воротами. Впоследствии при проведении демонстраций в районе ДК им. Орджоникидзе они закрывались, чтобы в них народ не шатался и не «отрывался» от праздничных колонн.

Были открыты точки по продаже газированной воды и мороженого, а на больших перекрестках стояли небольшие будочки, в которых лица кавказской национальности (как бы сейчас сказали) ремонтировали обувь, кому надо было, или просто надраивали ее до блеска прохожим по их желанию.

Вот закончилось строительство, и теперь на площади стоит этот единый замечательный и прекрасный архитектурный комплекс жилых домов с Дворцом культуры им. Серго Орджоникидзе. Прилегающие дома на площади и сам Дворец были полуовальной формы на одной линии, а порталы и центральный вход были украшены многочисленными колоннами. В последний раз Митрофан его видел, когда он был еще в строительных лесах. А ныне глаз просто невозможно отвести от такой прелести! Во Дворце было все – как для взрослых, так и для детей: кружки живописи, спортивные залы. В фойе второго и третьего этажей занимались танцевальные ансамбли, кружки бальных танцев.

  Был народный драматический театр, который давал спектакли, а в большом кинозале, где был даже балкон, демонстрировались разные фильмы. Потом, в последующие годы жизни, Митрофан с Катериной не раз приходили сюда с удовольствием и всегда не переставали восхищаться им. А не восхищаться просто было невозможно, ну где еще увидишь подобное, по крайней мере, в Уфе!

  Тогда в прошлый раз в его приезд Дворец культуры имени 40-летия ВЛКСМ тоже достраивался. А теперь новый дворец открыл свои двери, поражая красотой статуй и лепнины. Митрофан знал, что он строился трестом «БашНефтеЗаводСтрой», нередко сам на машине, по подряду работая здесь на стройке, привозил или увозил грузы. Поэтому здесь нередко проводились все мероприятия треста: праздничные вечера, конференции, смотры художественной самодеятельности.

 В нем так же, как и во Дворце культуры им. С. Орджоникидзе, работали всевозможные детские кружки, проводились культурные мероприятия, новогодние вечера, концерты местных и гастролирующих артистов и т.д. В зрительном зале показывали кинофильмы и спектакли доморощенных и приезжих театров. Порой на них билеты было купить практически невозможно. А куда еще ходить-то, ведь развлечений было не так уж и много, а тут в кои веки заехали известные всей стране артисты. Чем не повод достать билеты? Ведь не хлебом единым жив человек! И как уважающие себя люди, Митрофан и Катерина не могли обойти своим внимание такое замечательное место, как этот дворец, изредка посещая его.

Кроме того, в Соцгороде рядом с базаром находился еще один небольшой клуб «Химик», он был переоборудован с незначительными переделками из простого и привычного всем барака.

Вот в этом районе семье Зориных надлежало жить. Он еще, правда, не полностью был закончен, но контурные линии были уже обозначены и строительство вовсю продолжалось.

***
К этому времени, как переехать, их ребята закончили школу: Галина сдала документы и готовилась к учебе в техническом училище, а Геннадий ждал повестку в армию. Пришло время отдавать долг по служению Родине, и это среди молодежи, да и не только, считалось почетной обязанностью. И вот в один из осенних дней Зорины получили повестку. Геннадия призвали служить в Военно-Морской флот СССР на целых четыре года.

   Во флот брали физически крепких и смышленых новобранцев. Катерина, конечно, погоревала и попричитала, как водится у женщин, а куда деваться было, и потом, когда сын уезжал, с Богом его благословила. Собрали в комнате небольшие проводы, пришли школьные его товарищи да сестра Галина с мужем Иваном. Вот и вся компания. Служил Геннадий и на Северном, и Тихоокеанском флотах. Понятное дело, между ними велась переписка, мать и отец строго наказали сыну, чтобы тот не ленился и писал. С нетерпением ждали хоть какую-нибудь весточку от него и просили прислать фото.

  Разумеется, к большим праздникам и ко дню его рождения сами собирали и отправляли почтой посылки. Через два года службы Геннадий, возмужавший и окрепший, пришел на побывку домой, вот радости-то было для отца с матерью. А сестренка Галя от счастья так и повисла у него на шее, родного своего братца.

Митрофан Прохорович заранее знал о краткосрочном приезде сына и к этому времени оформил свой отпуск. Спустя день они вместе поехали в колонию. Митрофану не терпелось показать своего сына, теперь уже бравого моряка и чуть ли не «морского волка», своим родителям, теще со сватом, родным и знакомым. Зима еще, по сути, не началась, но первый снег уже выпал и лег на землю сплошным слоем. При ходьбе он под ногами громко и приятно поскрипывал из-за своей первой морозной свежести, и оба – отец и сын гордо шли по улице, посматривая по сторонам.

  Из дворов доносился, как водится, ленивый лай собак на незнакомых людей. Им-то было невдомек, каким лаем нужно встречать матроса, в деревне таких отродясь ведь никогда не было. Геннадий был само собой в черном флотском бушлате с начищенными до блеска пуговицами и матросских клешах и в бескозырке, с ленточками, на концах которых трепетали от ветра золотистые якоря. В руках держал черненький чемо-
данчик с нужными в дороге вещами. Эх, как жаль, что в этот неурочный час мало встречалось знакомых у них на пути и большинство деревенских сейчас не видят этого великолепного шествия: отца и сына!

   А жаль! Черт побери, ну хоть бы выглянули все сейчас на минутку, ну что им стоит посмотреть в окошко на них, идущих медленно, с гордо поднятыми головами и суровыми лицами, как и положено славным защитникам Отечества. Так он внутренне негодовал на сельчан. И тут же ему вспомнилось, что точно так же когда-то он сам шел по деревне с войны с видом воина-победителя, а тем более так оно и было, в военной форме с рюкзаком за плечами.

С обеих сторон бабушки и дедушки тепло встретили внука и стесняясь вытирали свои слезы. А они, «проклятые», счастливо и радостно текли и текли. Потом, когда садились за стол, наперебой угощали внука любимыми им творожными ватрушками и разными пирогами. А деды, не сильно возмущаясь этим женским выходкам да еще с телячьими нежностями и вопиющей несправедливостью тем, что стояло на столах, а что с них взять, одно слово – женщины, доставали из своих загашников исключительно то, что подобает мужикам в таких случаях выставлять на стол. И вот уже на передний план выходила бутылка крепкого деревенского самогона, и доставались из погребов всякие разносолы под него. Ну не дело же, право, мужиков встречать одними там конфетками да крендельками!

И, несомненно, перед застольем те и другие готовили жаркие баньки, не жалея дров. Пусть Геннадий вдоволь накупается, напарится и надышится родным теплым воздухом баньки за все эти годы службы.

В колонии они пробыли всего два дня, и чтобы не обижать ни тех, ни других, Геннадий гостил поочередно у своих бабушек и дедушек. И потом, если выражаться морским языком, взяли с отцом курс на Уфу.

Время, что твой миг или ветер, его не удержишь в руках, как ни пытайся. Вот и подошла уже к концу служба Геннадия, и главный старшина Военно-Морского флота вернулся домой. К этому времени Галина уже окончила техническое училище и стала лаборантом химического контроля. И устроилась работать на Уфимский завод синтетического спирта (УЗСС). К этому моменту Черниковка давно уже вошла в состав Уфы и стала важным промышленным районом города.

        ***
  Дела и жизнь у Зориных не стояли на месте. Вскоре Геннадий женился, вслед за ним и Галина обзавелась семьей. Было трудно, порой даже очень трудно. Иногда доходило и до того, что в их маленькой комнате в 16 кв. метров проживало сразу 6 взрослых человек. Славу Богу, пока у Геннадия и Галины хватило разума, и они воздержались осчастливить, как говорится, «не отходя от кассы» сразу после свадеб, своих родителей и сделать из них новых бабушку и дедушку. Шутка – возможно, а возможно, и нет. Нет ничего удивительного. Сколько в стране ни строили, а жилья все равно не хватало. Пора строительства так называемых малосемеек для молодых семей еще не подошла.

Наверняка в подобных квартирных условиях жили многие семьи в стране, хоть, может, и не подолгу и только в первое время, но ведь жили. И так было. Собственно, все повторялось и было как прежде: когда в одном доме жили сразу по нескольку семей, лишь только с той разницей, что это была комната в городе, а не дом в деревне. Куда деваться и так жили: в тесноте, да не в обиде. А тут еще сестра Елена попросила их приютить на первое время свою дочь. Они с мужем тоже решили переехать из колонии в город и теперь занимались переездом и подыскивали съемный угол где-нибудь в частном секторе.

И сейчас их Лидия получила одно из лучших мест и спать могла одна на диване, как королева! У сестры Галины складывались дела в этом плане тоже не лучшим образом, у нее в комнате без конца гостили или проживали многочисленные родственники со стороны мужа Ивана, которые тоже искали место в городе под «солнцем». Складывалось такое впечатление, что молодежь массово рванула из деревни в город. А по существу так и происходило. Жизнь менялась во всем!

  Их комната была загромождена разной мебелью под завязку, но стояло в ней только самое нужное, и трудно было найти что-то лишнее, ну не выкинешь же, к примеру, шкаф, где потом хранить одежду? Его и так по-доброму на всех не хватает. А Митрофану Прохоровичу пришлось поднять даже свою двуспальную металлическую кровать на подставки, чтобы под ней тоже можно было спать еще одной семейной паре, когда Геннадию, а когда и Галине.

   Что зазря место пропадает! И не будешь же ночью ходить по головам другой семейной пары, которые вповалку спят на полу. Места в комнате катастрофически не хватало, и были одни неудобства. Но приходилось терпеть, так и выживали. После работы все вместе вечером собирались в комнате, когда ужинали за одним общим столом, ведь такая «орава» явно на общей кухне не поместится и создаст массу проблем для соседей. И, не дай Бог, начнется еще и ругань.

  Геннадий, работая на моторном заводе, поступил учиться на заочное отделение в местный авиационный институт. Частенько ему приходилось делать задания и готовиться к сессии там же под кроватью, включая настольную лампу и закрывая одеялом пространство с боков, чтобы не мешать спать другим. В это время его жена Людмила переходила спать на диван, а Лида перемещалась с него на пол, ей там бросали на подстилку какой-нибудь тюфяк, и было нормально: каждый на своем месте барином спал до утра.
Продолжение следует...