Чиндерелла

I.ЗОЛУШКА 2.БРУНО СПЕШИТ НА ПОМОЩЬ 3.МОЛИТВА МАЛЕНЬКОЙ ЭЛЛЫIV. ФЕЯ-КРЕСТНАЯ ЗОЛУШКИV. ЗОЛУШКА В ШКОЛЕVI.ПОЗОР ЭЛЛЫ7ПРАВДА ВЫЙДЕТ НАРУЖУ8. ПОКАЯНИЕ ГЕРТИ
9. Тоскующая по дому обезьянка 10. Пожар!XI. Бремя Эллы XII. Принц Золушки
Глава I.Золушка
"Розовый домик наконец-то сдаётся!""Откуда ты знаешь?"
Вопрос хором задали трое несколько взволнованных молодых людей.
"Потому что сегодня днём я видел там фургон с мебелью."
Кеннет Сноуден, которому было двенадцать лет, выглядел так, как и чувствовал себя, — очень довольный тем, что
смог поделиться такой интересной информацией со своими
братьями и сёстрами.

"Интересно, кто в мире занял эту маленькую дыру."
Это от Руперта, брата-близнеца Кеннета. "Я бы скорее жил в
кроличьей клетке, чем там."

«Кроличья клетка как раз подошла бы тебе с твоими длинными ушами», — рассмеялся
Кеннет, и его глаза весело заблестели.

Руперт ничуть не обиделся ни на замечание брата, ни на
смех, которым его встретили сестры, Герти и Марсия.

— Я бы предпочёл длинные уши, — сказал он, — чем веснушчатый нос, как у тебя,
старина. Но теперь, — продолжил он, — что насчёт Роуз-Коттедж? Ты видел
кого-нибудь из тех, кто его занял?

"Да, — последовал незамедлительный ответ. — Я видел, как пожилая женщина и маленькая девочка
вышли из кэба. Они оба были просто одеты, но мне почему-то
не кажется, что они были простыми людьми.

"Простыми людьми!" Здесь заговорила няня. Она сидела у
окна за рукоделием, изо всех сил стараясь поймать уходящую зиму
дневной свет. "Я бы просто подумала, что на самом деле это не так", - сказала она. "Миссис
Рассел, леди, снявшая коттедж "Роза", раньше была настолько богата, что
она могла бы завить волосы банкнотами, если бы захотела".
Если Няня хотела произвести сенсацию, ей это удалось. Четыре
пары глаз встретили ее взгляд с возбужденным интересом. Однако первой заговорила маленькая семилетняя Марсия -
"О, как забавно!" - воскликнула она. - Представляешь, как ты завиваешь волосы банкнотами, люди когда-нибудь делают такие вещи, сестра?
"Конечно, нет, маленькая дурочка!" - воскликнула Герти с мудростью десяти
лет. "Помолчи и дай старшим поговорить".
Маленькая Марсия, оскорблённая таким пренебрежением, на какое-то время замолчала.
"Что сделало пожилую леди бедной, няня?" спросил Кеннет. "Должно быть, ей очень тяжело, раз она согласилась на такое место, как Розовый коттедж."

"Она потеряла свои деньги во время крупного банковского краха", - ответила няня. "С тех пор она стала такой гордой и необщительной, что ни с кем не хочет общаться. Моя сестра работала у нее горничной, вот откуда я знаю.

"Интересно, позволит ли она маленькой девочке дружить с нами", - сказал
Марсия, с тоскливой ноткой в голосе.
— Не думаю, что она это сделает. Бедная маленькая Элла, у которой нет матери! — говорит няня. Она вздохнула и посмотрела на него с сочувствием. «Ей, должно быть, нелегко,как мне кажется».-"А что насчёт её отца?" — спросил Руперт.
"А, он уехал, пытается сколотить состояние в Африке."
В этот момент прозвенел звонок к чаю, и разговор закончился; но няня
сказала достаточно, чтобы пробудить живой интерес в сердцах ее юных
подопечных к новым обитателям Розового коттеджа.
Так получилось, что Кеннет был первым из семьи Сноуденов, кто познакомился с
маленькой Эллой Рассел. Их встреча состоялась таким образом.
Через день или два после того , как обитатели Розового коттеджа поселились в своем новом дом. Кеннет случайно увидел Эллу, стоящую в саду.
Розовый коттедж располагался недалеко от больших белых ворот, которые вели в
Берриленд-Холл — резиденцию семьи Сноуден, — отсюда и интерес детей к этому крошечному домику. Было унылое январское утро, и маленькая Элла с совком в
руке собиралась рассыпать золу на садовой дорожке. Она была в
чрезвычайно скользком состоянии из-за мороза.
"Привет, Золушка!" - сказал Кеннет с огоньком в глазах."Зачем ты это делаешь?"
"Потому что здесь так скользко", - ответил ребенок с некоторой запинкой.
с достоинством: «И меня зовут не Золушка, пожалуйста».
«Нет, но я буду называть тебя так. Тебя зовут Элла, не так ли?»
«Да, но откуда ты знаешь?» Маленькая Элла выглядела удивлённой.
«Птичка напела», — загадочно ответил Кеннет. "И поскольку мы подружились из-за золы, как видишь, это как раз подходящее имя для тебя".
На мгновение Элла, казалось, засомневалась, сердиться ей или радоваться
своему новому имени, но вскоре проявился ее природный милый нрав.
"Если я Золушка, - сказала она, - то я знаю, кто Принц".
- Кто? - с интересом спросил Кеннет.
— Папа, — доверительно ответила она, — когда он вернётся домой, мы с бабушкой
снова будем жить в большом доме, и мы больше не будем бедными.
— Это будет здорово, правда?
Кеннет начал проявлять большой интерес к этой маленькой девочке с
красивыми голубыми глазами и каштановыми кудрявыми волосами.
— Да, я думаю, что так и будет, — сказала Элла, — но я не должна больше
разговаривать. Бабушка очень рассердится, если она…
Остальная часть предложения так и не была закончена, потому что маленькая Элла, поворачиваясь, чтобы выполнить свою задачу, вдруг поскользнулась и упала на землю.Крик боли, который ни с чем нельзя было спутать, сорвался с ее губ, а затем она стала такой ужасно белой, что Кеннет испугался.
"Послушай, ты не сильно ушибся, правда?" спросил он с беспокойством.

"Это — это моя рука", - всхлипнул ребенок. — Я боюсь... боюсь...
Тоненький голосок затих. Бедная «Золушка» чуть не упала в обморок
от боли в сломанной руке.
Кеннет, теперь уже по-настоящему встревоженный, бросился к двери коттеджа и закричал изо всех сил. -"Боже мой! Что случилось?" На его зов ответила старая миссис Рассел,единственная служанка, которая, как хвастались в доме,ушла в город за покупками.
— Это Зола, я имею в виду маленькую девочку, - взволнованно воскликнул Кеннет. - Она упала и повредила руку.
"Я полагаю, ты толкнул ее; ты большой неотесанный мальчишка!" - был резкий ответ старой леди. Она была так расстроена, что почувствовала, что должна кого-нибудь отругать."Нет—нет, я этого не делал; она упала и теперь потеряла сознание"."Чушь!" - было восклицание. - Элла, - продолжала она, взывая тонким,
визгливым голоском, - возьми себя в руки, как хорошая девочка, и зайди с
холода. И побыстрее с этим покончи.
В её голосе слышалось настоящее беспокойство, но Кеннету он показался ужасно
резким и бесчувственным.В этот момент бедняжка Элла открыла глаза, ее слабость была лишь незначительного характера.
С помощью Кеннета, поскольку миссис Рассел боялась выходить на улицу сама
по скользкой дорожке без палки ей удалось встать и медленно дойти до дома.
Проницательные глаза миссис Рассел вскоре увидели, что левая рука ребенка сломана,и ее первой мыслью было обратиться к врачу. Кеннет, догадавшись, что у
нее на уме, предложил ему сбегать за доктором Сомсом, который жил неподалеку. Лицо старой леди смягчилось от его задумчивости.
— Ты разумный мальчик, — сказала она, — и я буду очень признательна, если ты
поможешь.Кеннету не нужно было повторять дважды, и он поспешил к доктору Сомсу так быстро, как только могли нести его ноги.

ГЛАВА 2.БРОНИСЛАВ НА ПОМОЩЬ

— Ты опоздал к ужину, Кен.
"Я знаю, мама, но я ничего не мог с собой поделать", - сказал Кеннет,
проскользнув на свободное место за обеденным столом. "Что-то действительно
произошло довольно волнующее событие ".
"Что это?" - хором спросили Руперт и Герти, в то время как в глазах Марсии
удивление выражало тот же вопрос.
«Элла Рассел из Роуз-Коттеджа сломала руку, и я— Позови для неё доктора Сомса.
На милом материнском лице миссис Сноуден отразилось беспокойство.
— Как это случилось? — спросила она.
Кеннет подробно рассказал о случившемся, к большому интересу слушателей.
— Не могла бы ты сходить к ней, мама, сегодня днём? — спросил он в конце рассказа. "Она ужасно веселая маленькая девочка и к тому же отважная".
Миссис Сноуден на мгновение задумалась.
"Я, конечно, позвоню, дорогой Кен, - сказала она, - но я не знаю, будут ли мне
рады или нет".  -"Мама!"
Четыре голоса произнесли это в унисон, потому что слово «мать» не было
приветствие казалось невероятным.
Для четырех юных Сноуденов их мать олицетворяла все, что было на свете
красивая и милая, и неудивительно, что это было так, ведь она
была в какой-то степени обаятельной личностью. Об отце у них не осталось ярких воспоминаний, он умер от последствий несчастного случая на охоте, когда Марсия была маленькой девочкой трехлетней.

— Я уверен, что тебя встретят с распростёртыми объятиями, мама, — продолжил Кеннет. — По крайней мере, со стороны Золушки — её бабушка тоже ничего, если её знать. — Как глупо звучит, когда ребёнка называют Золушкой, — сказала
Герти, довольно презрительно, за то, что Кеннет почему-то хвалил Эллу
Рассел ей совсем не понравился.-"Я не называю это глупым!" Тут Марсия вставила палки в колеса. "Я думаю, это звучит красиво".
"Я назвал ее Золушкой, нравится тебе это или нет", - упрямо сказал Кеннет.

"И ты бы хотел, чтобы я была ее Феей-крестной, Кен, не так ли?"
спросила миссис Сноуден с улыбкой.

Для Кеннета не было чем-то новым отстаивать интересы одиноких или
беспомощных, поскольку бескорыстие и забота о других были очень
заметными чертами его характера.

Руперт был намного более способным из них двоих, настолько, что в
школе близнецов называли Заяц и Черепаха. Тем не менее,
в доказательство правдивости басни, не раз упрямая
черепаха опережала зайца.

Того же дня Миссис Сноуден, торги четырех детей держать
из озорства, боялись ее путь к Роуз коттедж осведомляться
маленький страдалец. После этого она отправилась в деревню, чтобы
выполнить различные поручения из милосердия.

«Я предлагаю немного повеселиться сегодня днём, чтобы развлечься».
- что скажете,
дети, о горке на пруду Барвелла? - спросил Руперт вскоре после того, как его мать отвернулась.

Герти и Марсия, казалось, были в восторге от этой идеи, но не Кеннет.
Пруд Баруэлла был глубоким, и лед там уже начал таять.
Он знал, потому что испытал это в то самое утро.

— Нет, Руперт, — сказал он очень решительно. — Пруд Барвелла небезопасен; почему бы
не попробовать Рейвенсборн?

"Рейвенсборн! Фу, какая-то грязная канава! — возразил
Руперт. — Осмелюсь сказать, что она подошла бы такой черепахе, как ты, но не
подошла бы мне. Что скажете, девочки?

Герти, которая была такой же любительницей приключений, как и Руперт, посмеялась над мыслью о том, что
пруд Барвелла небезопасен, но Кеннет остался при своём мнении.

"Нет, Руперт," сказал он; "мы не должны этого делать, старина. Я бы ни за что не
попал туда в случае чего."

Руперт бросил на Герти понимающий взгляд, как бы говоря: "Придержи свой
язык!"

И через несколько минут Кеннет, решив, что дело улажено, вышел
на улицу с целью забрать Бруно — своего собственного великолепного
Ньюфаундленд— на пробежку.

Как только парень отошел за пределы слышимости, Руперт повернулся к
девушкам.

"Ты когда-нибудь знала такую старую женщину, как Кен!" - сказал он, выглядя немного
немного сердитым. "Я полагаю, поскольку он старший близнец, он думает, что он
"отец" для всех нас".

Марсия храбро выступила в защиту Кена: "Кен не старая женщина",
- на самом деле, - возразила она, - он лучше любого из нас.

"Я не отрицаю, что он хороший парень, - был ответ Руперта, - но я бы хотел, чтобы он
не был таким привередливым".

"Если Кен скажет, что лед небезопасен, я не пойду", - заявила Марсия.

«Ну, он так сказал, глупышка, так что тебе лучше остаться дома».
Это от Герти.

«Нет, я не останусь, мне будет слишком одиноко. Если ты поедешь, я поеду с тобой».

Итак, все было улажено, и не прошло и двадцати минут, как трое
младших членов семьи Сноуденов, неизвестных ни медсестре, ни
Кеннет, развлекались в свое удовольствие на пруду Баруэлла
.

"Каким глупым был Кен, что испугался!" - воскликнула Герти, ее щеки пылали
от упражнения. "Да ведь лед тверд, как скала".

"Да. Жаль только, что я не захватил коньки, - ответил Руперт. - Возьму
завтра, если так будет продолжаться.

"Как ты думаешь, мама не будет возражать, если мы придем сюда сегодня днем?"
спросила Марсия, которая обладала очень нежной совестью. "Я бы хотела, почему-то,
мы спросили ее первыми ".

Герти про себя хотела того же, но страх перед насмешками Руперта заставил ее
промолчать.

Тем временем Кеннет совершал первоклассную прогулку со своей любимой собакой.
Он решил вернуться домой по дорогам, которые вели вокруг фермы Барвелла,
поскольку они были в хорошем состоянии для пробежки. Он так и сделал и очень скоро был
в непосредственной близости от пруда.

Внезапно, к его ужасу, воздух прорезал пронзительный крик, за которым
последовал другой, а затем ещё один.

Он свернул за поворот дороги, скрывавший пруд, и
в тот же миг понял, что произошло. Руперт и Герти,
обезумев от отчаяния, они звали на помощь, как могли
потому что маленькая Марсия провалилась под лед. На одно
мгновение сердце Кеннета, казалось, замерло от страха, и
затем, поняв, что необходимы немедленные действия, он двинулся вперед с
Бруно направился к месту ужаса.

"Назад!" - крикнул он Руперту и Герти, потому что лед, казалось, начал
трескаться повсюду.

С искажёнными от боли лицами дети повиновались, и Кеннет остался
спасать её.

"Я спасу её, — добавил он, — оставьте её мне и Бруно."

В этот момент над водой показалось белое, перепуганное личико бедняжки Марсии
.

Она скользила отдельно от остальных, где, как оказалось,
лед был чрезвычайно тонким и не мог выдержать ее вес. Кеннет,
никогда не думавший о своей личной безопасности, прошел так далеко, как только осмелился
, и вот тут-то старый добрый Бруно и проявил свой характер.

- Спаси ее, Бруно! - крикнул он. «Спаси её, хороший пёс!»

Маленькая Марсия снова поднималась на поверхность, а огромный
ньюфаундленд, разламывая лёд своим весом направо и налево, погрузился в воду
в холодную воду. Через минуту он уже держал Марсию за платье
и возвращался к своему хозяину. За меньшее время, чем требуется
чтобы рассказать, бедная маленькая Марсия, потерявшая сознание, оказалась в надежных руках Кеннета
. Лежа во весь рост на льду, мальчик смог
вытянуть руки, чтобы схватить ребенка, и в таком положении он
с большим трудом оттащил ее за пределы опасного места.

Тем временем Руперт и Герти напряжёнными и испуганными глазами
наблюдали за происходящим с берега. Их радость, когда Кеннет присоединился к ним,
они с Марсией на руках были совершенно невыразимы. Никогда за всю свою
жизнь они не знали таких ужасных пяти минут, через
которые они только что прошли.

- Нам придется отнести ее домой, - сказал Кеннет дрожащим от волнения голосом
. - Она совершенно без сознания.

Герти посмотрела на маленькое посиневшее личико с закрытыми глазами и
затем разразилась истерическими рыданиями.

«О, Кен, она мертва; я знаю, что она мертва, и мы с Рупертом убили её»,
— закричала она. «О, что нам делать — что нам делать?»

"Она не мертва, — серьёзно ответил Кеннет. «Я знаю, потому что я видел её
веки шевелятся, но мы должны доставить ее домой как можно быстрее.

Это была очень грустная и подавленная маленькая компания, которая отправилась в
пустынной проселочной дорогой в сторону Берриленд-Холла. Кеннет счел, что вес Марсии
слишком велик, чтобы позволить ей быстро ходить. Вскоре, завернув за
угол, они на полном ходу налетели на доктора Сомса, который ехал в своем
просторном старомодном экипаже в сторону деревни.

Через мгновение лошадь остановилась, и доктор
быстро соскочил с неё.

"Привет!" — сказал он. "Что случилось с Марсией?"

Он знал детей с младенчества и, несмотря на их многочисленные
Несмотря на недостатки и порой взбалмошный характер, она была очень привязана ко всем им.
Дети были безмерно рады видеть доктора.

«Марсия чуть не утонула, — истерично сообщила Герти, —
и мы везём её домой. О, пожалуйста, доктор, посмотрите, можете ли вы
что-нибудь для неё сделать».

В мгновение ока добрый человек забрал ее из рук Кеннета и очень скоро
пощупал ей пульс с озабоченным выражением на своем добром, умном лице
.



ГЛАВА III

МОЛИТВА МАЛЕНЬКОЙ ЭЛЛЫ

Затем доктор СОМС снова сел в экипаж вместе с бедной маленькой
Сжимая в руках промокшую ношу, кучеру было велено ехать в Берриленд-Холл со
всей возможной скоростью. Миссис Сноуден и не подозревала,
возвращаясь домой в январских сумерках, о том, какие неприятности и
тревоги её ждут. Ее визит в коттедж "Роза" был
крайне неудовлетворительным, маленькая горничная сообщила ей
что "Хозяйка не хотела принимать никаких посетителей, и что мисс Элла была
испытывает сильную боль в руке".

Леди была настолько непривычна к подобному обращению, что ее
чувства были значительно задеты. Однако по прибытии домой все остальное
был забыт из-за потрясения, вызванного известием о несчастном случае с маленькой Марсией.

Эту новость сообщил ей сам врач, который в то же время
сообщил ей, что состояние ребенка более или менее критическое.

Первым, кто принес весть в коттедж "Роза", был мальчик пекаря,
который рассказал Молли, горничной миссис Рассел, самый яркий и наглядный отчет
из всего этого дела история ничего не теряет в рассказывании.

Молли, с большими круглыми глазами, подошла к своей хозяйке
как только мальчик ушел, буханка хлеба все еще была у нее в руке.

"В чем дело, Молли?" спросила миссис Рассел тонким ворчливым
голосом. Она сидела рядом с маленькой Эллой у небольшого камина
в крошечной гостиной.

"Бедная маленькая мисс Марсия, наверху, в Холле, чуть не утонула", - был
ответ. "Мальчик из булочной не думает, что она доживет до этого дня, и
Миссис Сноуден готова разбить себе сердце из-за этого".

Личико маленькой Эллы, и без того бледное после несчастного случая, стало еще бледнее
еще бледнее, чем когда-либо.

— О, бабушка, — воскликнула она, — это не может быть правдой. Я видела её всего день
или два назад, и она выглядела такой милой девочкой.

Элла, которой было десять лет, чувствовала себя совсем взрослой по сравнению
с маленькой Марсией.

«Боюсь, Элла, в этом есть доля правды, — ответила пожилая дама. — Я
видела, как доктор рано утром отправился в Холл».

Элла была готова расплакаться. — Не могла бы ты пойти и позвонить, бабуля, — умоляюще сказала
маленькая девочка, — чтобы узнать, как она? Только подумай, как добр был ко мне её
брат! О, если бы мы только могли что-нибудь для них сделать!

На увядших щеках миссис Рассел появился лёгкий румянец.

"О нет, я и не подумала бы об этом, — резко ответила она. "Молли может подняться наверх
предъявите мою визитку и наведите справки; этого будет вполне достаточно.

Маленькая Элла погрузилась в молчание, а вскоре после этого
поднялась наверх, в крошечную спальню, которую она занимала, и там
пролила слезы жалости к Марсии. Затем, внезапно, она вспомнила
что она могла бы сделать кое-что еще, что было бы лучше, чем
плакать.

В её памяти всплыли слова, которые мать сказала ей перед отъездом в
Лучшую Жизнь примерно два года назад:

«Помни, моя маленькая Элла, — сказала она, — что нет ничего невозможного».
большой или слишком маленький, чтобы рассказать об этом Богу. Он - наш любящий Небесный Отец,
который обещал никогда не покидать Своих детей, которые верят в
Него".

Эти слова были как бальзам для опечаленного ребенка, и, повинуясь
внезапному порыву, она опустилась на колени возле своей маленькой белой кровати и излила
свою душу в молитве.

«Дорогой Господь Бог, — взмолилась она, — я так сильно хочу, чтобы маленькая Марсия
Сноуден снова поправилась, если на то будет Твоя святая воля. И я бы хотела попросить
Тебя ещё кое о чём, если можно. Пожалуйста, позволь нам всем быть
друзьями, миссис Сноуден и мальчикам и девочкам из Холла. Я чувствую себя так
Иногда мне одиноко, дорогой Господь Бог, ведь мой дорогой папа так далеко, а
мама на небесах с Тобой. И, пожалуйста, сделай меня хорошей девочкой,
доброй и любящей бабушку, ради Иисуса, аминь.

После этой молитвы маленькая Элла почему-то почувствовала себя лучше.

"Теперь, — сказала она себе, — я буду ждать Божьего ответа. Я чувствую,
что Он услышал меня, хотя до небес так далеко.

В этот момент бабушка позвала её вниз, и, смахнув
слезы с глаз, маленькая служанка с радостью подчинилась.

* * * *

Два дня спустя Кеннет Сноуден явился в коттедж "Роза" с
запиской от своей матери миссис Рассел. Пожилая леди, пригласив мальчика
сесть в крошечной гостиной, развернула письмо и прочла следующее:

"ДОРОГАЯ МИССИС РАССЕЛ,

"Я пишу, чтобы попросить вас о большом одолжении, а именно, не окажете ли вы нам
пощадите вашу маленькую Эллу на этот день и вечер. Марсия
(которая, я благодарен сказать, сейчас находится на пути к выздоровлению —
фактически, сегодня она придет на чай в детскую) выразила большое
пожелайте общества вашей маленькой внучки, и, поскольку ребенок
все еще слабый и нездоровый, ты оказал бы настоящую любезность, если бы
позволил Элле приехать. Мы будем помнить о ее сломанной руке и
всячески заботиться о ней. Пожалуйста, пришлите весточку через Кеннета, если хотите, и
пусть это будет "Да".

С наилучшими пожеланиями,

"Поверьте мне, искренне ваша",

"ИЗАБЕЛЬ СНОУДЕН".

Миссис Рассел, прочитав записку, выглядела немного озадаченной. Затем
она передала послание Элле, глаза которой заплясали от радости, когда она
внимательно прочитала его.

Кеннет, наблюдавший за ней тем временем, решил, что она была "самой веселой
маленькой девочкой", которую он когда-либо видел.

"О, бабушка, дорогая, - воскликнула она, - отпусти меня. Пожалуйста, скажи "Да".

Поскольку отказ был бы не только невежливым, но и очень недобрым, миссис
Рассел несколько неохотно дал разрешение, и так завязалась
дружба между Розовым коттеджем и Берриленд-холлом, дружба, которой
было суждено доставить много удовольствия маленькой Элле, в остальном
бесцветное существование.

Какой это был счастливый день, конечно! Элла, казалось, на какое-то время
попала в новый мир. С тех пор, как её отец ушёл из дома,
маленькая девочка не знала, что значит по-настоящему веселиться или резвиться. Всё
спасите Герти, которая была более чем немного ревнива и влюбилась в
"Золушку". Она была такой нежной, но при этом такой веселой и обаятельной.

За чаем Кеннет и Руперт соперничали друг с другом во внимании
к двум инвалидкам, как они называли Марсию и Эллу. За обоими детьми
ухаживали, как за маленькими принцессами, и им, похоже, это тоже очень нравилось
. Сломанная рука Эллы сделала ее довольно беспомощной
в некотором смысле, но ей ни разу не пришлось почувствовать себя калекой
в таком состоянии.

После чаепития последовала приятная беседа в детской
разведите огонь, прежде чем спуститься к миссис Сноуден в гостиную.

"Давайте поговорим о самом веселом событии, которое может произойти во всем
мире", - сказал Руперт для начала.

"Это был бы отпуск еще на месяц", - последовал немедленный
ответ Герти.

"Нет, не будет. Самое лучшее, что могло бы случиться, — это
если бы дядя Фил вернулся домой из Южной Африки, — с жаром сказал Кеннет.
"Он лучший парень на свете, Золушка, — продолжил мальчик. — От
его историй у тебя волосы на голове завьются.

— Теперь они вьются, — засмеялась Элла, — только не так сильно, как у Герти и
Марсии.

— Что бы ты хотела, чтобы случилось, Синдерс? — поддразнил её Руперт.

— О, я бы хотела снова увидеть папу! — быстро ответила она.
— Когда он вернётся домой, мы с бабушкой и папой будем так чудесно проводить время.

— Как именно?

— спросила Герти с едва заметной усмешкой, которая осталась незамеченной Эллой.


"Я точно не знаю, - ответила она, - но мы будем очень счастливы".

"Он наденет хрустальную туфельку на ножку Золушки и просто понесет ее
сразу же", - сказал Кеннет.

- Тогда я надеюсь, что он еще не придет, - воскликнула маленькая Марсия, - потому что мы не можем
— Пощади тебя. Тебе ведь придётся ходить в школу вместе с нами, не так ли, Элла?

Элла слегка печально вздохнула. — Нет, — сказала она. — Бабушка не может позволить себе
отправить меня в школу — она собирается учить меня сама.

— Хм! — пробормотал Руперт. "Я бы подумал, что она забыла
все, чему ее учили. Ее школьные годы закончились так давно".

"О, моя бабушка очень умная!" - преданно сказала Элла. "Она играет на
арфе — представьте себе!"

"Я тоже", - спокойно заявил Руперт.

— Мистер Руперт! — тут няня решила, что пора вмешаться. — Как вы можете
рассказывать такие истории?

- Это не сказка, сестра; это чистая правда, так что держи! Я ношу свою
арфу в кармане.

"Я знаю, что он имеет в виду", - засмеялась маленькая Марсия, которая чудесным образом
воспрянула духом. "Это арфа еврея за пенни".

"Умная девочка!" - сказал Руперт. «Именно так и есть».

В этот момент по дому разнёсся громкий звон, и вскоре
внизу, в холле, послышался весёлый голос.

Дети прислушались, а затем взволнованно переглянулись.

"Это, конечно, не…" — начал Кеннет.

"Да, это так, — воскликнул Руперт, широко распахнув дверь детской. «Это
дядя Фил вернулся из Южной Африки. Ура! Ура!»



ГЛАВА IV

СКАЗОЧНАЯ КРЕСТНАЯ МАТЬ СИНДЕРЕЛЛЫ

Сверху вниз по лестнице бежали трое старших Сноуденов, а Марсия
следовала за ними, крепко сжимая руку Эллы.

"Дядя Фил! Дядя Фил! Это действительно ты?" — воскликнул Кеннет, который
одним из первых поприветствовал новоприбывшего.

Остальные радостно столпились вокруг него.

"Да, я полагаю, что это так", - последовал ответ, произнесенный веселым голосом человека,
который был очень доволен оказанным ему приемом. "Но, детки, оставьте меня
на минутку в покое; я едва ли сказал "Здравствуйте!" матери
пока.

С этими словами рослый молодой военно-морской врач обнял миссис
Шею Сноудена, отдавая ей братский салют. Затем последовал настоящий
гвалт приветствий и расспросов о том, как получилось, что он пришел
так неожиданно.

"Благословляю вас, дети мои, - последовал смеющийся ответ, - вы слишком много хотите знать
. Я думал, что преподнесу вам всем сюрприз, и я это сделал. Я
надеюсь, это не слишком ударило по твоим чувствам.

"Так и есть", - сказал Руперт с притворной серьезностью. - Как говорит няня, "ты могла
сбить меня с ног пером".

"Хм! Осмелюсь заметить, ты наглая юная обезьяна. Что за хо!" Это семяизвержение
был вызван доктором Картеретом, ибо так звали дядю Фила, поймав
взгляд Эллы. - Еще один из них. Подойди сюда, юноша, и скажи "Как поживаешь"
поживай!

Элла робко приблизилась, протягивая руку в вежливом приветствии.

"А кто вы такой?" - спросил доктор. — Кажется, я не знаю вашего
лица. И что у вас с рукой, позвольте спросить?

"Пожалуйста, меня зовут Элла Рассел," — ответила девочка, густо покраснев и слишком
стесняясь, чтобы вдаваться в подробности о своей руке.

"Рассел! Вот это забавно. Одного из самых приятных и храбрых парней, которых я встретил
во время своего пребывания в Южной Африке, звали Рассел — Гордон Рассел.

Всё лицо Эллы озарилось радостью.

"О, — воскликнула она, — это, должно быть, мой отец, потому что его зовут Гордон, и
он храбрый, как лев!"

"Да, я с тобой согласен." Внезапно голос доктора Картерета стал
странно тихим. "Если бы не этот твой отец, малышка Элла, - продолжал он
- Меня бы сегодня здесь не было".

- Что ты имеешь в виду, Фил, дорогой? - удивленно спросила миссис Сноуден.

"Ну, короче говоря, Берт Крофтон — ты знаешь Берта Крофтона,
сын старого сэра Джеймса, из Берриленд—Грейндж, - и я ходили купаться
один день в реке. Внезапно беднягу свела судорога, и
видя, что ему трудно, я подплыл к нему; он вцепился в меня, как
осьминог, и утащил под воду, так что я был беспомощен. Мы оба были в ударе
неплохо поработали, когда Рассел приплыл нам на помощь. Должно быть, он
был опытен в спасении жизней, потому что он ухватился за Крофтона
совершенно правильно и помог ему приземлиться. Затем, когда я уже был на грани
отчаяния, потому что Крофтон чуть не стал моей погибелью, ему удалось
вытащить меня на берег, и вот я здесь, чтобы рассказать эту историю.

Глаза Эллы сияли, как звёзды. «Это так похоже на отца», — сказала она
сказала дрожащим голосом. - Пожалуйста, он сказал, - добавила она наполовину
жалобно, - когда он вернется домой?

"Нет, девочка, он не. Он много работал там, я
могу вам сказать. В один прекрасный день он заплатит вам неожиданный визит
Я подозреваю, что, как и в случае с этими детьми, это будет первоклассное шоу,
не так ли?

Элла кивнула. От волнения и восторга у неё на глаза навернулись слёзы,
и она не могла говорить.

"Разве я не говорил тебе, Золушка, — сказал Кеннет, — что от историй дяди Фила у тебя волосы встанут дыбом?
Я заявляю, что это становится довольно запутанным
делом.

Веселье Кеннета прогнало все слезы, и лицо Эллы стало совсем
снова засияло. Следующий час пролетел как на крыльях, и слишком быстро, как показалось
Элле, Молли, маленькая горничная ее бабушки, позвала проводить
ее домой. Так закончился один из самых счастливых дней и вечеров, которые она когда-либо проводила
.

Визит дяди Фила доставил детям массу удовольствия,
не говоря уже о прекрасных подарках, которые он им всем привез.

"Я так и не сделал твоей маленькой подружке, Элле Рассел, подарка",
однажды утром доктор Картерет сказал Марсии. "Интересно, что бы ей понравилось".

Марсия, которая к этому времени почти пришла в себя, ответила довольно охотно:


"Не кажется ли тебе, дядя Фил, что тебе лучше позвонить и спросить её? Я
думаю, что больше всего ей понравилась бы книга, но я не уверена."

"Я просто сбегаю, Марсия, и сам всё узнаю;" сказал дядя
Фил: «Это очень хорошая мысль с твоей стороны». И через несколько минут
он воплотил свои слова в жизнь.

Это был далеко не первый его визит в Роуз-Коттедж. На самом деле, за те десять дней, что он провёл в Холле,
он так часто наведывался туда, что
они с миссис Рассел теперь были в лучших отношениях. Пожилая дама,
зная, что он познакомился с ее сыном в Южной Африке, она была настолько непреклонна, что
принимала его в любое время; что касается Эллы, то ее удовольствие видеть его
было несомненным.

Доктор Картерет застал девочку за вытиранием пыли в маленькой гостиной, миссис
Рассел была занята на кухне за дверью.

- Привет, Золушка! - весело сказал молодой врач. Ему
понравилось имя Кеннет для маленькой девочки, и он редко называл ее
как-нибудь по-другому.

После того, как они обменялись первыми приветствиями, он сказал ей, что должен
сказать кое-что важное.

"Я хочу, чтобы ты притворилась, что я твоя добрая Фея", - сказал он. "Просто
на минутку, пожалуйста.

Элла разразилась веселым смехом. "Я не могу, - ответила она, - потому что у тебя
нет шляпы в виде сахарной головы".

"Ну, я не вижу, чтобы это имело значение", - сказал доктор Картерет с веселой
улыбкой. "Ну же, закрой глаза и не смотри на меня. А теперь скажи мне, что
ты бы хотел, чтобы твоя добрая фея сделала для тебя.

- Сначала подлечить мою руку, - сказала Элла, проникнувшись духом
шутки. — Потом отправить меня в школу, затем...

"Боже мой!" - ответил доктор. "У твоей крестной феи есть
чем заняться!"

— О, я ещё не закончила, — рассмеялась Элла. — Я хочу многого для
Бабуля, и что-нибудь для Молли, и…

"А что насчёт тебя, Золушка?

"О, я бы хотела красивое тёплое синее платье, и мех, и муфту, и
красную шляпку с вуалью. После этого я больше ничего не хочу, только моего дорогого
папочку, и я хочу его больше всего на свете.

В этот момент в комнату вошла сама миссис Рассел, и
разговор свернул в другое русло.

Чуть позже «Золушка» покинула дом с
очень задумчивым выражением на добром лице. Как ни странно, вместо того, чтобы
направиться прямиком в Холл, как он изначально планировал,
намереваясь, он отправился в Берриленд-Грейндж, где жил старый сэр Джеймс
Крофтон, человек, обладавший значительным состоянием и одним из
добрейших сердец в мире. Результат визита доктора Картерета был
очень скоро стал очевиден.

Несколько дней спустя, когда Элла и ее бабушка сидели за
завтраком, почтальон принес письмо, содержание которого вызвало
у пожилой леди немалое удивление. Она дважды перечитала его, а
затем дрожащими пальцами вложила обратно в конверт.

Элла, ожидавшая новостей об отце, спросила, из
Южной Африки ли пришло письмо.

— Нет, моя дорогая, это не так, — был ответ, — но ты всё равно можешь его прочитать,
поскольку оно касается тебя.

Элла прочла письмо, и её глаза заблестели.



Глава V

Золушка в школе

Чрезвычайно важное послание гласило следующее:

"ДОРОГАЯ МАДАМ,

"Я пишу, чтобы попросить вас в качестве личного одолжения позволить мне
оплатить обучение вашей внучки в школе Фарли Хаус
по крайней мере, до возвращения домой ее отца. Я делаю это предложение в знак благодарности
за благородную услугу, которую ваш сын оказал моему, спасая его жизнь в
Южная Африка, историю которой вы, несомненно, уже слышали от
доктора Картерета.

"В надежде получить благоприятный ответ,

"поверьте мне, дорогая мадам,

"искренне ваш,

"ДЖЕЙМС КРОФТОН."

"О, бабушка!" воскликнула девочка, в волнении бросив письмо на
стол. "Как это чудесно! «Пожалуйста, напиши и скажи «да».

"Я ненавижу принимать одолжения, дитя, — был гордый ответ. — Это
сильно противоречит моим принципам, но…"

"Бабушка, дорогая, — нетерпеливо перебила её маленькая девочка, — я не
вижу, что тебе нужно думать. Ведь он просит тебя об одолжении."

— Это просто любезная формулировка сэра Джеймса, — сказала миссис Рассел,
которая была очень проницательной и дальновидной пожилой леди.

"Тогда ты вернёшься и любезно ответишь ему, не так ли, бабуля,
и скажешь «Да»?"

И, к радости маленькой Эллы, ее бабушка списалась со счета
в тот же день с благодарностью приняла щедрое предложение сэра Джеймса Крофтона
.

Фарли-Хаус располагался примерно в четырех-пяти милях отсюда и был
фактически той самой школой, в которой учились Герти и Марсия Сноуден.

Рождественские каникулы подходили к концу, а вместе с ними и доктор
Визит Картерета в Холл. Перед отъездом он попрощался с миссис
Рассел и Эллой, которая расплакалась при мысли о том, что он
уезжает.

Четверо юных Сноуденов тоже очень сожалели, мальчики заявили, что
это «ужасно стыдно», что ему пришлось уехать так скоро.

Через несколько дней после его отъезда в коттедж "Роза" пришла большая
посылка, доставленная лондонским курьером и адресованная "мисс Элле"
Рассел.

девочка нетерпеливо перерезала бечевку, и когда бумага была снята, она
обнаружила картонную коробку, на которой были начертаны эти слова —

"ЗОЛУШКА,

«От её крёстной феи».

Лицо маленькой девочки раскраснелось от предвкушения, и даже у бабушки
на щеках появился румянец. Молли, которая случайно оказалась в комнате,
тоже была заинтересована и любопытна. Разворачивание всех
свёрнутых в трубочку листов бумаги шло довольно медленно из-за
повреждённой руки Эллы, но в конце концов всё было готово. И там, выставленное на всеобщее обозрение, было красивое,
тёплое тёмно-синее платье. Кроме того, там были муфта и мех,
а венчала всё это алая шляпа с пером.

Несомненно, никогда ещё не было такой счастливой маленькой «Золушки»!

Бабушка побледнела, но не произнесла ни слова, пока
Молли не вышла из комнаты.

Затем она сказала, и, увы! в её голосе не было радости:

«Боюсь, Элла, это от миссис Сноуден. Я никогда не думала,
что она может так сильно оскорбить меня и моих близких».

Вся радость Эллы на время померкла при виде бабушкиного
неудовольствия. Затем ее маленькое личико снова просветлело.

"Нет, нет, это не так", - воскликнула она, внезапно сделав правильную догадку. "Это
Доктор Картерет; я знаю, что это так. Он сказал, что я должна представить его своей Феей
Крестной, а я просто посмеялась над ним ".

Лицо бабушки прояснилось.

- Ты ведь не возражаешь против него, дорогая бабушка, правда? - умоляюще спросила девочка
. "Я уверен, что он хотел только доброго, и, видишь ли, он не может
забыть о том, что отец спас ему жизнь".

"Нет, дитя мое, - сказала миссис Рассел, - я не так уж сильно возражаю против доктора Картерета, если
это действительно он прислал тебе такой полезный подарок. Мы должны попытаться
выяснить.

Но это было легче сказать, чем сделать, потому что прошло много долгих дней, прежде чем
Миссис Рассел наверняка узнала, кто была крестной феей Эллы.

* * * *

"Мама хочет знать, Золушка, позволит ли нам твоя бабушка
отвезти тебя завтра в школу".

Заговорил Кеннет, они с Рупертом зашли в коттедж "Роза"
однажды утром специально, чтобы сделать запрос. Элла выглядела довольной.
семестр уже начался, но только что было объявлено, что ее рука
достаточно срослась, чтобы она могла посещать школу.

"О, Кен, как здорово!" - воскликнула Элла. "Я забегу и спрошу об этом бабушку
сию минуту".

С этими словами ребёнок исчез за дверью и вскоре вернулся
с необходимым разрешением. Миссис Рассел значительно смягчилась,
с тех пор как впервые приехала в Берриленд, по отношению к семье Сноуден и
постепенно становилась почти общительной.

- Вы должны быть готовы ровно без четверти девять, - сказал Кеннет,
очень довольный готовностью миссис Рассел ответить "Да".

"Хорошо, - ответила Элла, - я буду пунктуальна. Мне действительно интересно, какой будет школа
, - продолжила она. - Я думаю, что сначала это будет очень странно для меня
.

— О, ты скоро привыкнешь, — добродушно сказал Кеннет.

— Полагаю, что да. Я бы хотел, чтобы вы с Рупертом тоже учились в школе Фарли-Хаус.


— Я представляю себя, — возразил Руперт, — в школе для девочек. Ну что вы!
Уроки для девочек — это игра по сравнению с нашими.

Но Элла, которая научилась воспринимать поддразнивания Руперта как есть,
уорт покачала головой.

"Я не думаю, что все это "игра", - сказала она. - Некоторые девочки такие же
умные, как и мальчики. Где находится ваша школа?" добавила она, потому что малышка
девочку очень интересовало все, что касалось семьи Сноуден.

"О, дальше по Хай-стрит", - ответил мальчик. "Это большое красное здание
называется колледж Фарли".

Элла выглядела весьма впечатленной. - И на что похож Фарли-Хаус? - спросила она
добавила, повернувшись к Кеннету.

«Завтра сами увидите, — был ответ, — если я расскажу вам
всё сейчас, у вас не будет никаких «сюрпризов».

Еще немного поболтав, мальчики попрощались, и поскольку
приближалось время обеда, они поспешили домой.

Ровно без четверти девять на следующее утро Элла стояла на
пороге коттеджа "Роза", ожидая прибытия экипажа.
Вскоре карета свернула за угол, и через несколько минут
Элла с помощью кучера Джайлса забралась на своё место,
удобное сиденье рядом с маленькой Марсией.

Обычно Элла ездила из школы домой на поезде,
и теперь она была гордой обладательницей абонемента на
поездку.

В последний раз помахав бабушке, которая наблюдала за ним из окна,
ребёнок с лёгким сердцем отправился в школу.

"Послушай, Джайлс," — сказал Руперт, сидевший на козлах рядом с
кучером, — "я бы хотел немного порулить; я вполне справляюсь,
знаешь ли."

- Нет, нет, спасибо, мастер Руперт, - последовал решительный ответ. - Я не
доверяю бразды правления в ваших руках, насколько я знаю.

"Какая чушь!" воскликнул мальчик раздраженно. "Когда я могу водить так же
как ты".

Однако Джайлс не обратил на это замечание. В настоящее время, перед приходом
кучер подъехал к несколько крутому холму. Он заметил, что
одна из лямок требует небольшого внимания. Отдав поводья в
Взяв Руперта за руки на мгновение, он спустился вниз, чтобы разобраться в этом деле. Как раз
когда мужчина подумывал о том, чтобы снова сесть на свое место, Руперт,
охваченный озорным духом, щелкнул кобылу кнутом. Она
сразу же тронулась с места.

— Ладно, Джайлс, — со смехом крикнул Руперт, — мы подождём тебя у
подножия холма.

На лице Джайлса отразились гнев и тревога.

— Руперт! — воскликнул Кеннет. — Что ты делаешь, глупый мальчишка?

— Сам ты осёл! — быстро ответил Руперт. — Я всего лишь немного пройдусь,
просто ради забавы!

Но, увы, «забава» Руперта закончилась, когда позади них
послышался свист мотора, и они проехали мимо, громко сигналя.

Случилось так, что кобыла Пегги в то утро была явно свежа,
и, испугавшись внезапного шума, она умчалась с огромной
скоростью.

Девочки стали выглядеть очень испуганными, на что у них действительно были веские причины
быть напуганными.

Кеннет, не говоря больше ни слова, вскочил со своего места и
как можно быстрее вскарабкался на место Джайлза.

"Возьми поводья, Кен, ради всего святого!" - пробормотал Руперт, теперь уже окончательно испуганный
. "Она мне совершенно не по силам".

Кеннет был большим любителем животных и был в наилучших
отношениях не только со своим любимым Бруно, но и с каждой лошадью в
конюшнях. Взяв поводья из рук Руперта, он сделал все возможное, чтобы остановить
беглянку, но сначала безрезультатно. Затем он попробовал искусство
успокаивающих слов—

"Ну же, ну же, Пегги", - сказал он, обращаясь к кобыле таким тоном, каким раньше
часто обращался к ней в конюшне. "В чем дело, старушка? Спокойно
вот так, спокойно!"



ГЛАВА VI

ПОЗОР ЭЛЛЫ

Кобыла, казалось, поняла, что сменился возница, и
через некоторое время сбавила скорость до обычной рыси. Затем Кеннет
постепенно остановил её.

Через несколько минут к ним присоединился Джайлс, который, тяжело дыша,
начал отчитывать Руперта.

Удивительно, но мальчик ничего не ответил. На самом деле он сожалел о своей выходке
больше, чем мог выразить словами.

"Послушай, Джайлс," сказал он, когда они снова уверенно ехали по
дороге, "ты ведь ничего не расскажешь об этом маме, правда?"

"Да, я так и сделаю, мастер Руперт", - последовал невозмутимый ответ. "Не смейте
заблуждаться на этот счет".

"Тогда ты неприятная старая свинья", - парировал Руперт. "Вот кто
ты такой!"

- А вы очень своенравный молодой джентльмен, и у вас могут быть неприятности
в один прекрасный день, если вы не будете осторожны.

Руперт после этого хранил угрюмое молчание, и только
когда повозка подъехала к Фарли-Хаусу, он пришел в себя.

- До свидания, Синдерс, - озорно крикнул он, когда три девушки
вышли. — Я вполне ожидаю, что ты будешь в детском саду с Марсией,
так что не разочаровывай меня.

"Я надеюсь, что так и будет", - сказала маленькая Марсия. "Это было бы просто замечательно
для меня".

Герти втайне надеялась на то же самое, поскольку мысль о том, что Элла может оказаться соперницей
самой себе, была крайне неприятной.

Сначала Эллу охватила застенчивость, потому что никогда в жизни
она не была в такой большой компании девочек. Но вскоре она совсем забыла
о себе и, следовательно, когда одна из гувернанток
расспрашивала её о том, что она знает, она отвечала на
вопросы без всякой застенчивости и, более того, с
ясностью, которая удивила её собеседницу.

«Кто эта новенькая с рукой на перевязи?» — спросила некая Дороти
Грей у Герти во время перерыва между утренними уроками.

"Это Элла Рассел, девочка, которая живёт неподалёку от наших ворот, — был
полупрезрительный ответ.

"Она выглядит довольно милой, — сказала Дороти. "Интересно,
она будет в нашей форме".

"О, я не думаю, что она придет — она никогда раньше не ходила в школу, и
Марсия с нетерпением ждет, когда она будет в детском классе".

"Тогда, боюсь, Марсия будет разочарована, потому что Элла Рассел вполне
достаточно развита, чтобы перейти в третий класс. На самом деле, она собирается присоединиться
немедленно в ваш класс.

Заговорил экзаменатор Эллы. Она стояла рядом и
случайно услышала замечание Герти.

Элла была в тихом восторге от положения, которое она заняла в школе, хотя
она была настолько скромна, что никогда не думала приписывать это себе
.

— Как это так, — спросила учительница третьего класса, мисс Мертон, — что
ты так хорошо учишься, хотя никогда не ходила в школу?

"Меня научила бабушка, — ответила девочка, — и она очень
умная — вот так-то."

"И кто-то ещё тоже умный, или я сильно ошибаюсь, —
невысказанная мысль учителя.

Вскоре после этого занятия в школе начались по-настоящему, и день был такой напряженный
оказалось, что почти прежде, чем Элла осознала этот факт, пробило четыре часа
и уроки на сегодня закончились.

Четверо детей Сноудена и маленькая Элла должны были вернуться домой на
поездом в тот же день, в половине пятого со станции Фарли,
поездка в Берриленд заняла несколько минут.

«Привет, Золушка», — дружелюбно поприветствовал Кеннет девочку на станции.
«Как у тебя дела?»

«О, мне очень понравилось!» — с энтузиазмом ответила девочка.
"Я в той же форме, что и Герти — разве это не прекрасно?"

"Пусть это всегда будет для тебя таким же прекрасным, малышка!" - сказал Руперт. "Если бы ты
учился в колледже Фарли, ты бы не считал это таким уж веселым занятием".

"Разве твоя школа не хороша?"

"В школах все в порядке, но что бы вы подумали о
мастере, который при первой же представившейся возможности дал вам
чудовищное задание писать?"

"Что такое навязывание?" спросила невинная Элла.

"Это навязывание тебе наказания, которого ты не заслуживаешь".

— Это были очень жёсткие слова, — сказала Элла, — но, возможно, ты это заслужил.
И это с огоньком веселья в ее глазах.

"Спасибо за сочувствие", - усмехнулся Руперт. "Теперь я буду знать, что
сказать тебе, когда ты попадешь в немилость в школе".

"О, я не хочу впадать в немилость", - уверенно сказала девочка. "Я
буду вести себя так хорошо, как только смогу".

В этот момент подошёл поезд, и разговор закончился. Но Элла,
увы! вспомнила свои слова три недели спустя.

По возвращении домой Руперта вызвали к матери,
Джайлс уже донёс на него.

Теперь ничто не ранило детей Сноудена так сильно,
как мысль о «скорбящей матери», и раскаяние Руперта, когда она
рассказала ему, как сильно её огорчило его глупое и упрямое поведение, было
вполне искренним. Он искренне пообещал исправиться, и, к его чести,
надо сказать, он намеревался сдержать своё слово.

В последующие недели ревность Герти к Элле росла
не по дням, а по часам, пока, наконец, не стала очевидной для
всех.

«Интересно, пользуется ли Элла Рассел ключом для решения задач по арифметике?» — сказала
Дороти Грей однажды утром своей подруге Герти: "Если нет, то она
быстрее всех в арифметике, которую я когда-либо знала".

"Я не думаю, что она из таких девушек", - последовал ответ, произнесенный почти
неохотно.

"О, никогда не знаешь наверняка, "тихие воды глубоки", а Ключ - это бесконечный источник
помощи".

Увы! Дороти сама не раз прибегала к такой помощи.

Пару дней спустя Герти сидела в одиночестве в одной из
классных комнат во время обеденного перерыва и мучительно размышляла над
задачей, которая никак не решалась.

"Если бы у меня был Ключ," — сказала она себе, вспомнив слова Дороти,
— Я бы за минуту управилась с этой дурацкой старой штукой ... Интересно... — тут в ее сердце возникло
внезапное искушение, — есть ли она где-нибудь на
полке.

Так получилось, что такая книга была, и как только Герти увидела ее,
она приготовилась воспользоваться ею.

"Ты поступаешь неправильно", - сказал голос Совести так громко и
отчетливо, как только мог говорить.

«Но у меня так сильно болит голова, что я просто не могу больше этим заниматься»,
— извиняющимся тоном взмолилась Герти.

Но совесть так просто не успокоишь. И в самом деле, её голос был настолько настойчив,
что на какое-то время Герти заколебалась, но лишь на какое-то время.
Через несколько минут с помощью Ключа неправильные цифры были
стерты, а на их место были поставлены правильные. Как только это было сделано,
маленькая девочка услышала шаги в соседней комнате.

"Что мне делать с книгой?" - спросила она себя, потому что не было
абсолютно не было времени поставить ее на полку, где она ее нашла.

Открыв первый попавшийся стол, она сунула ключ внутрь,
не зная и не заботясь в своём волнении о том, кому принадлежит этот стол.

Во второй половине дня обнаружилось, что книга пропала, и мисс
Мертон, у которой были основания подозревать, что Дороти Грей не совсем откровенна
выполняя свою школьную работу, она решила выяснить, был ли Ключ у нее
.

С этой целью она приказала девочкам вынести для нее свои парты
осмотр. Элла, ничего не подозревая, убрала свои разнообразные
пожитки, у нее и в мыслях не было о грядущих неприятностях.

Внезапно ее взгляд упал на книгу в коричневой обложке, которая, как она знала, не имела
никакого права находиться здесь. Это был арифметический ключ. Острые
глаза мисс Мертон тоже заметили это.

"Элла," строго сказала она, "как эта книга оказалась у тебя?"

"Я не знаю, мисс Мертон," ответила она, покраснев.
тон гувернантки. "Я его туда не клала".

"Пожалуйста, не добавляйте лжи к своему обману", - последовал резкий ответ.
"Я горько разочарован в тебе, Элла — тогда это объясняет твою
удивительно хорошо выполненную арифметику".

Бедная маленькая Элла, ее чаша унижения была полна до краев.
Обвинение, которое было предъявлено ей, казалось, лишило ее дара речи
и она задрожала так, что едва могла стоять.

Герти, которая и не подозревала обо всех неприятностях, которые вызовет ее акт обмана
, была полна стыда и сожаления.

К удивлению и немалой радости Эллы, Герти поддержала её в трудную минуту.


"Я уверена, мисс Мертон, — сказала она, — что Элла не стала бы рассказывать вам об этом.
Я знаю, что она не клала это туда.

"Тогда, Герти, если не она, то кто же, скажите на милость? — был ответ.

Герти то краснела, то бледнела. «Признайся, — сурово сказала Совесть, —
сейчас твой шанс!»

Ах! Если бы Герти так поступила, сколько горя и страданий
можно было бы избежать! Но она упустила момент, и Элла осталась
нести бремя незаслуженного позора и осуждения.



Глава VII.

Истина восторжествует

— Я бы не возражала, миссис Сноуден, только вот бабушка думает, что я
рассказываю об этом.

— Тогда твоя бабушка — глупая старая кукушка, вот кто она такая.

Это был Кеннет, который вмешался в разговор.

— Кен, Кен, дорогой мой мальчик, ты забываешься, — упрекнула его мать.


Кеннет слегка покраснел под своей веснушчатой кожей и некоторое время
молчал.

Элла проводила субботний день по особому приглашению в
Холле через несколько дней после событий, описанных в предыдущей главе.

Дети Сноудена, все до единого, поддержали её в трудную минуту.
и, в довершение всего, их мать тоже твёрдо верила в её
невиновность. Элла была им безмерно благодарна, и
их доверие и уверенность в ней были бальзамом для её маленького раненого сердца.

Миссис Рассел, как ни странно, несмотря на протесты Эллы,
верила, что маленькая девочка поддалась внезапному искушению, и
убеждала её признаться в своей вине.

"Твой отец однажды рассказал мне историю, - сказала суровая пожилая леди, - и я
не простила его, пока он не признался во всем, и не
я не прощу тебя".

Эти слова, как железо, въелись в душу Эллы, и она опечалилась
над ними день и ночь.

Было очевидно, что здоровье ребенка пострадало из-за ее несправедливых
обвинений, и миссис Сноуден, чтобы нейтрализовать негативные последствия, сделала свое
лучше всего облегчить нагрузку, которая так тяжело давила на молодые плечи
.

"Ты должна сохранять мужество и надежду, Элла, дитя мое", - сказала она. «Бог, который
видит зло, однажды исправит его — будь в этом уверен».

"Герти, ты такая бледная! Что случилось?"

— сказал Руперт, внезапно заметив, что лицо его сестры
очень побледнело.

"Ничего не случилось! — раздражённо ответила Герти. — Какой же ты глупый,
Руперт!

— Герти, как и все мы, — мягко вмешалась миссис Сноуден,
— беспокоится об Элле. Однако, — и она с сочувствием посмотрела на свою маленькую гостью,
— не волнуйся больше, чем можешь себе помочь,
детка; знаешь, однажды тучи рассеются.

- Да, - сказала Элла, просияв. - Все будет хорошо, когда папа
вернется домой. Я знаю, он не подумает, что я рассказчица.

"Конечно, он не станет, - был ответ Кеннета. - и никто другой не стал бы"
с крупицей здравого смысла в голове.

И вот, на некоторое время, эта тема была оставлена.

Следующий понедельник должен был стать более или менее праздничным событием,
потому что это был день рождения маленькой Марсии, и было много разнообразных подарков,
предназначенных для маленькой служанки. Дар Руперта, однако, должен был
быть чем-то совершенно необычным, только Кеннет пока пользовался его
доверием.

- Сегодня я собираюсь купить подарок Марсии.

Так сказал Руперт своему брату однажды утром по дороге в школу, за несколько
дней до знаменательного понедельника.

"Как ты собираешься это сделать?" — спросил Кеннет. "Цыганский
табор находится за пределами города, и у тебя не будет времени пойти туда после
четырёх часов."

— Где есть желание, там есть и способ, — легко ответил Руперт.

— На твоём месте я бы этого не делал, старина. — Кеннет выглядел довольно серьёзно.
— Оставь это до субботы. Если об этом узнают, ты попадёшь в переделку,
и, кроме того, я иногда сомневаюсь, понравится ли маме, что у Марсии в доме будет обезьянка.


— Я уверен, она не будет возражать, — сказал Руперт. — Кроме того, Марсия ужасно хочет её завести.


Кеннет больше ничего не сказал, видя, что брат настаивает на своём. Мысль о покупке обезьянки
уже несколько дней не давала Руперту покоя.
из-за того, что парень-цыган предложил ему один на продажу на
улице незадолго до этого. Мальчик был вынужден отклонить это предложение
из-за нехватки средств, но в то же время он согласился зайти
в цыганский табор, расположенный примерно в миле от Фарли,
как только он сможет, с целью рассмотрения вопроса о покупке.

И так случилось, что совет Кеннета остался без внимания, потому что
как только закончились дневные уроки, Руперт отправился в лагерь,
вернувшись домой со своим заветным приобретением задолго до ужина.

"Привет! Что это у тебя?"

Так сказал Чарли Грей, один из его одноклассников, увидев, как Руперт
пытается пронести что-то похожее на большую клетку в туалетную
комнату.

"Это обезьянка на день рождения Марсии," — ответил Руперт, немного задыхаясь, потому что
он спешил; "только я не хочу, чтобы она была
Хочу знать, потому что мне пришлось выйти за рамки дозволенного ради этого ".

Мальчик, который был братом Дороти Грей, очень заинтересовался
маленьким существом и объявил, что это выгодная сделка. Вскоре после этого
прозвенел звонок к обеду. Незадолго до окончания дневных занятий
директор школы, доктор Уинстон по имени, вошел в комнату с очень суровым
выражением лица.

"Мне стало известно, - сказал он, - что один из вас, мальчики,
перешел сегодня границы дозволенного. Сноуден, — тут он устремил взгляд за очками
на лицо Руперта, — что вы можете сказать по этому поводу? Ослушался ли ты меня или
нет?"

Руперт встал и, красный от стыда, признался в своей вине.

"Что заставило тебя так поступить, если ты знаешь, что это против правил?"
потребовал ответа Начальник.

Руперт молчал, внутренне испытывая сильное отвращение к такому повороту
дел.

Наказание, которое ему назначили, было довольно суровым, и
мальчик кипел от злости на Грея, который, как он был уверен,
врал. Как только закончились занятия, он набросился на своего одноклассника с расспросами.


"Ну ты и подлец, — сказал он в присутствии Кеннета, —
так меня подставить. Подлый трус — вот как я тебя называю!"

Грей, который в глубине души был благонамеренным парнем, тоже вышел из себя,
обвинение было несправедливым. Начальник, на самом деле, обнаружил
Неповиновение Руперта, ради него самого.

"Подкрадись сам!" - парировал Грей. "Я тебя не обманывал".

"На твоем месте я бы не рассказывал историю об этом", - усмехнулся Руперт. "Я бы
сохранил немного чести".

"Прежде чем ты будешь так громко кричать о чести, я думаю, тебе лучше взглянуть на
дом".

"Что ты имеешь в виду?" - горячо воскликнул Руперт.

"Я имею в виду вот что, - продолжал Грей, покраснев от гнева. - спроси свою сестру Герти
кто украл Ключ от Арифметики и спрятал его в парте другой девочки?"

Руперт был совершенно ошеломлен, его собственная досада на мгновение
была забыта. Ему показалось, что он в мгновение ока увидел белое лицо Герти, когда
обсуждался этот вопрос, лицо, на котором — как ему теперь показалось — было написано чувство вины
.

Кеннет первым обрел дар речи. - Что ты имеешь в виду, Грей? - спросил он
его молодой голос был не совсем ровным.

В одно мгновение гнев Грея, казалось, испарился, и его место занял стыд
.

"Послушай, старина, — пробормотал он, - я ужасно сожалею, что сказал это - я бы
раньше откусил себе язык".

"Это неправда, этого не может быть", - пролепетал Руперт, но все равно,
в глубине души он был уверен, что это так.

"Откуда вы что-то узнали об этом деле?" - спросил Кеннет.

"Я услышал об этом от Дороти, - ответил Грей, его честные глаза были полны
раскаяния, - и я честно обещал, что никогда никому не расскажу, но это вышло наружу
а теперь — ещё хуже!

"Теперь, когда вы рассказали нам так много, вы должны рассказать нам всё остальное."

В голосе Кеннета звучала властная нотка.

"Ну, это было так, — неохотно сказал Грей, — моя сестра Дороти
случайно заглянула в окно классной комнаты как раз в тот момент, когда ваша сестра
использовала Ключ. Она тоже видела, как та положила книгу в стол Эллы Рассел
все в спешке.

"Тогда почему она молчала?" - резко воскликнул Руперт.

"Потому что, видите ли, Герти - ее особая подруга, и почему-то ей это
не нравилось".

"Понятно", - сказал Кеннет с таким униженным видом, как будто его
поймали на воровстве.

"Я никогда не прощу себе, - воскликнул бедняга Грей, - что был таким подлым
хамом".

"Это я виноват, что разозлил тебя", - великодушно ответил Руперт.

"Значит, ты не думаешь, что я раскололся на тебе?"

"Я не знаю, и мне все равно".

С этими словами Руперт развернулся на каблуках, Кеннет последовал за ним, оба мальчика
чувствовали себя слишком пристыженными и с тяжелым сердцем, чтобы произнести еще хоть слово.



ГЛАВА VIII

РАСКАЯНИЕ ГЕРТИ

Душевное состояние ГЕРТИ в дни, последовавшие за ее актом обмана
было неописуемо ужасным. Снова и снова слова матери
казалось, звенели у нее в ушах:

«Бог, видящий зло, однажды исправит его».

Ах! Если бы только она не поддалась искушению.

Верный голос Совести не давал ей покоя. Оно заговорило с
ней в тишине ночи, и, проснувшись, Герти, казалось,
снова услышала тихий, тихий голос.

Наконец маленькая девочка почувствовала, что больше не может этого выносить, и
решила признаться во всем своей матери.

Затем, когда настал нужный момент, её мужество покинуло её,
и она так и оставила свой несчастный секрет при себе.

Бедняжку Герти в тот момент было жаль больше, чем даже маленькую Эллу
она сама. Случилось так, что в тот день, когда Руперт покупал Марсии
подарок на день рождения, Герти случайно наткнулась на Эллу в слезах из-за ее
школьных заданий во время ужина.

"В чем дело?" спросила она обеспокоенным голосом.

"У меня так болит голова, - ответил ребенок, - что я не чувствую, что смогу
чему-нибудь научиться".

"Позволь мне помочь тебе", - сказала Герти, оглядываясь через плечо.

Заданием Эллы был повторный урок географии.

"О, если бы ты только захотела, Герти, я думаю, что скоро узнаю это".

Затем Герти провела с маленькой девочкой свой несколько затянувшийся урок,
и в течение десяти минут или четверти часа все
трудности были преодолены.

"Большое тебе спасибо, Герти, — воскликнула Элла, когда её урок был
выучен; — ты добра и заботлива ко мне.

"Это больше, чем ты заслуживаешь, — сказала проходившая мимо девочка,
которая случайно услышала это замечание. "Я бы не стал иметь ничего общего с таким
рассказчиком вроде тебя".

Краска прилила к щекам Эллы, отчего она стала такой белой
что Герти испугалась.

- Не обращайте внимания на то, что она говорит, - прошептала она. - Противная маленькая
кошечка — вот как я ее называю!

С этими словами Герти сердито посмотрела на удаляющуюся фигуру
обидчицы.

Но Элла теперь горько рыдала. "Иногда мне кажется, - сказала она, - что я
не смогу больше этого выносить".

Если бы Элла только знала, что ее беде скоро придет конец. В тот
в тот же день в школе Герти была странно не похожа на саму себя. Несколько
раз она бросала взгляд в сторону Эллы, и ей казалось, что девочка,
которую она так жестоко обидела, медленно угасает.

Она представляла, как та ломается под тяжестью ложных обвинений;
она даже зашла дальше и подумала о ней как о холодной и неподвижной в смерти.

"Мама и остальные покрыли бы ее маленький гроб цветами", - размышляла
она со сдавленным всхлипом. - "Но я не могла положить их туда, потому что отдала
ее единственные шипы в жизни.

В этот момент, ко всеобщему удивлению, Герти Сноуден склонила
голову на стол и разразилась бурными слезами. Элла, на
мгновение совершенно забыв о школьной дисциплине, вскочила со своего
места и взволнованно спросила, что случилось.

"Ты нездорова, Герти?" — воскликнула она.

"Что с тобой?"

Никогда раньше Герти не плакала в школе, и это произвело
эффект разорвавшейся бомбы.

- Иди на свое место, Элла, - сказала мисс Мертон с достоинством. - Я
присмотрю за Герти.

"Нет, нет, пусть она останется", - истерически рыдала Герти. "Только Элла может сделать
мне что-нибудь хорошее".

- Объяснитесь, - сказала гувернантка ободряющим тоном, потому что у нее были
большие возражения против сцены.

- Я больше не могу этого выносить, мисс Мертон, - с несчастным видом пробормотала Герти.
- Элла вообще не пользовалась Ключом. Это я взял его и... и спрятал
в ее столе.

Наконец-то прозвучало жалкое признание.

- Почему вы хотели причинить вред Элле Рассел? спросила мисс Мертон своим
самым холодным тоном.

Элла почти зациклилась на ответе Джини.

- Я вовсе не хотела причинить ей вред, - всхлипнула девушка. "Я положил книгу
в ближайший стол, который смог найти, потому что хотел спрятать ее в
спешке".

Элла почувствовала огромное облегчение — облегчение от того, что с нее сняли подозрения в
глазах ее школьных товарищей, а также от осознания того, что Герти не
причиняла ей вред по злому умыслу. Мисс Мертон некоторое время молчала, огорчённая до
глубины души тем, что так недооценила одну из своих маленьких учениц.

"Поговорите со мной, мисс Мертон," — наконец воскликнула бедная Герти, — "скажите, что вы меня
прощаете."

"Я думаю, — серьёзно ответила дама, — что это должна сказать Элла."

Затем Элла, которая осталась рядом с Герти, несмотря на приказ мисс
Мертон, обняла девочку за шею и
поцеловала ее на глазах у всего класса. При этом спонтанном действии более
одна пара глаз увлажнилась и затуманилась.

"Элла, ты уверена, что прощаешь меня?" - спросила Герти, теперь уже совершенно
раскаивающаяся. «Я была так ужасна с тобой, а теперь…»

«Теперь, — перебила Элла, и в её глазах стояли слёзы, — ты
храбрая, как лев».

Они мало что ещё сказали, но Герти Сноуден была уверена в одном:
Элла полностью и безоговорочно простила её.

Дороти Грей была так тронута всей этой сценой, что её дремлющая
совесть наконец пробудилась.

Встав на ноги, она сказала, краснея от стыда:

"Мисс Мертон, можно мне сказать пару слов?"

"Да, Дороти,"— был ответ, — "что ты хочешь сказать?"

— Пожалуйста, Герти не единственная, кто использовал Ключ для своих
арифметических задач — я сама так делала несколько раз.

Бедная мисс Мертон выглядела крайне огорчённой.

— Девочки, девочки, — сказала она, — как вы могли так меня обмануть? — Плаксивая
нотка в её голосе стала ещё более выразительной из-за искренних слёз.
В её глазах читалось страдание. Затем, взяв себя в руки и
сохраняя достоинство, она продолжила: «Я не буду больше обсуждать этот вопрос;
единственное, что я хочу сказать, — это то, что от своего имени и
от имени всей школы я хочу извиниться перед Эллой Рассел за ложное
обвинение, которое ей предъявили. Элла, — тут она ласково посмотрела
в лицо своей маленькой ученицы, — ты была храброй и терпеливой,
находясь под испытанием, дитя мое, и никто так искренне не рад этому, как я.
твое имя очищено от всякого пятна".

Вскоре после этого занятия в школе закончились. Как это и случилось в тот день,
ни Кеннету, ни Руперту не удалось успеть на поезд, отходивший в четыре тридцать, и,
вследствие этого Герти и Марсия добрались домой первыми.

Миссис Сноуден была очень обеспокоена, увидев, что двое детей прибыли
с заплаканными лицами. Марсия, хотя ее и не было рядом, когда
Герти призналась в своем проступке, она все слышала об этом, и ее любящее
маленькое сердечко болело внутри нее.

«Дорогие мои дети, — спросила миссис Сноуден, — что случилось? С мальчиками, конечно,
ничего не случилось!»

«Нет, — сказала Марсия, — они просто опоздали на поезд. Мы видели, как они
подходили к станции, когда мы уезжали».

«Ну что ж, через двадцать минут будет ещё одна, так что это не
серьёзно».

Поскольку ни одна из девочек больше ничего не сказала, миссис Сноуден
продолжила расспросы. Затем, со слезами и рыданиями, она
рассказала всю эту печальную историю.

Лицо матери стало серьёзным и печальным, когда она слушала, её
разочарование было почти невыносимым.

«Герти, — сказала она в конце, — я бы никогда не поверила, что
мой ребёнок мог так поступить, а я так безоговорочно тебе доверяла.
Бедная маленькая Элла, как тяжело и жестоко ей пришлось!»

Герти снова зарыдала, ее самым тяжелым горем было то, что она оказалась
недостойной доверия своей матери. О, какую боль от всего этого ощутила Герти
почти в отчаянии.

"Мама, - воскликнула она, - это просто разобьет мне сердце, если ты не простишь
меня".

Миссис Сноуден тут же протянула руки и,
полные слёз, притянула к себе свою печальную маленькую дочь.

"Дорогая моя, — дрожащим голосом сказала она, — есть ещё Тот, у кого ты
должна попросить прощения; ты знаешь, кого я имею в виду.

"Да, мама, — всхлипнула Герти, — ты имеешь в виду Бога, не так ли? Я был там
спрашиваю Его в своем сердце много раз, но мне почему-то кажется, что
Он меня не услышал ".

"Он всегда слышит, Герти, будь уверена в этом", - был ответ. "И для
твоего утешения позволь мне напомнить тебе: "кровь Иисуса Христа очищает
от всякого греха".

Затем последовал тихий разговор с матерью, который ни Герти, ни Марсия
вряд ли когда-нибудь забудут.

Вскоре после этого мальчики вернулись домой, переполненные
негодованием по поводу бесчестья Герти.

Прежде чем отправиться в столовую, они отвели обезьянку
в конюшню, предоставив маленькому созданию определенную свободу
на цепи.

Как только они открыли дверь в столовую, то поняли, что
случилось что-то серьезное.



ГЛАВА IX

ОБЕЗЬЯНА, ТОСКУЮЩАЯ По ДОМУ

Следы слез, которые мальчики видели не только на щеках своих сестер, но и на
щеках матери, казалось, выбили ветер из их парусов, и
чтобы сдержать гневные слова, которые были на грани произнесения.

— Тогда… тогда вы знаете без наших слов, — выдохнул Руперт.

— Да, — ответила миссис Сноуден, догадавшись, что мальчики каким-то образом
узнали о позоре своей сестры. — Герти во всем призналась, и
теперь, мальчики, я хочу сказать вам только одно — будьте помягче со своей сестрой,
и "Пусть тот, кто думает, что он стоит, остерегается, чтобы не упасть ".

С этими словами миссис Сноуден вышла из комнаты, решив, что для
дети разберутся во всем сами.

- Откуда ты об этом узнал? - удивленно спросила Марсия, потому что
Горе Герти на какое-то время сделало девочку слишком подавленной
, чтобы задавать вопросы.

"Грей рассказал нам в школе", - ответил Кеннет. "Его сестра Дороти видела, как
Герти прятала книгу в столе Эллы".

Бедная Герти! Чаша ее унижения действительно была полна до краев.

Каким-то образом вся буря упреков, которую Руперт собирался обрушить на Герти,
утихла и сменилась спокойствием.

"Ну вот, Герти, — сказал он, — пожалуйста, перестань плакать. С нас хватит этого,
и всё может стать ещё хуже.

"Не думаю, что может быть хуже, — был жалкий ответ Герти.

— О да, они могли бы, — воскликнул Кеннет. — Ты честно призналась,
и это уже что-то.

— Да, — эхом отозвался Руперт, — это что-то.

После этого Герти поднялась наверх, чтобы умыть заплаканное лицо,
получив урок честности и благородства, который ей суждено было
помнить всю жизнь.

* * * *

«О, Руперт! Обезьянка, и моя собственная!»

Так воскликнула Марсия в утро своего дня рождения, когда Руперт преподнёс ей свой
новенький подарок.

"Как же я буду её любить!" — восторженно продолжала девочка, поглаживая своё
сокровище, как котёнка.

Но Дженни, так звали обезьянку, не одобрила этого. Широко открыв
рот, она скорчила отвратительную гримасу и зарычала в очень неприятной
манере.

Миссис Сноуден, которая втайне была далеко не в восторге от выбора Рупертом
подарка, с тревогой наблюдала за происходящим.

"Не подходи к ней слишком близко, дорогой", - сказала она. "Ты должен подружиться с
ее первый.

Но Марсия, казалось, не знала, как оторваться от своей новой
собственности.

Дженни, получив из рук своей маленькой хозяйки несколько кусочков сахара и бисквита
, внезапно прониклась к ней симпатией, и этот факт
очень обрадовал Марсию.

Тучи, которые нависли и над Коттеджем, и над Холлом, теперь рассеялись
, и все стало мирным и безмятежным. Миссис Рассел, у которой на
душе было тяжело из-за того, что она усомнилась в словах своей внучки, казалось, что она
не может сделать для неё ничего хорошего. Однако прошло некоторое время, прежде чем старушка
Леди не могла заставить себя простить Герти за все неприятности, которые та
причинила, но, тем не менее, через некоторое время она милостиво
простила малышку, к облегчению всех заинтересованных лиц.

Элла в ночь празднования дня рождения Марсии, на котором, конечно,
она присутствовала, была самой весёлой из всех. За весь вечер произошёл только один неприятный инцидент,
и это было ужасное происшествие,
которое случилось на кухне.

Каким-то образом обезьянка вырвалась на свободу. Выбравшись из своего маленького
клетки, которую держали в судомойне для тепла, она умудрилась
дергает за цепь, чтобы разорвать одно из звеньев. Какое-то время Дженни так и делала
не осознавая своей свободы, но когда она осознала, велик был ее восторг. Она
семимильными шагами добралась до кухни и, обнаружив Мэри,
кухарку, раскладывающую стопку пирогов, тут же решила помочь
себе.

Сначала Мэри была слишком поражена, чтобы сделать что-то большее, чем просто уставиться на незваного гостя,
затем, когда гнев взял верх над ее удивлением, она дала обезьяне
хорошую звонкую затрещину. Дженни возмутилась, оскалив зубы и выглядя
очень сердитой. Однако при виде нескольких бананов на стеклянном блюде, вскоре
успокоил ее взъерошенные чувства. Она схватила один, снимая
кожуру с необычайной быстротой, и прежде чем Мэри успела сказать "нет",
банан исчез.

Наглость обезьянки в конце концов изрядно вывела Мэри из себя, и она
отвесила маленькому созданию серию пощечин, дав ей солидную оценку
тем временем. В этот момент на кухне появилась няня,
и как раз вовремя, чтобы увидеть, как Дженни вскочила на плечи кухарки и
начала дёргать её за волосы. Крики женщины разнеслись по дому,
и миссис Сноуден с четырьмя детьми прибежала посмотреть, что
происходит.

Дженни была в настоящей обезьяньей ярости. Она бросила поварской колпак на
землю, а затем подняла что-то, необычайно похожее на часть
скальпа несчастной женщины.

В одно мгновение зрителям открылась истина: копна волос,
которую Дженни рассматривала самым пристальным образом, была накладной челкой Мэри.

Кеннет и Руперт чуть не согнулись пополам от смеха. Но не Марсия,
которая видела, что кухарка действительно очень расстроена.

Выскочив вперёд, девочка позвала свою любимицу по имени. Дженни тут же
бросила своё награбленное сокровище и подбежала к Марсии.
очевидно, ожидая, что ее вознаградят каким-нибудь лакомством. Схватив кусочек
сахара, который лежал на чайном подносе под рукой, она протянула его
Забавная маленькая коричневая лапка Дженни и, благодаря умелому обращению, обезьянка,
которая была очень молодой и очень маленькой, вскоре была поймана.

С этого момента Мэри возненавидела маленькое создание такой глубокой ненавистью, что
не передать словами.

Примерно через неделю Марсия обнаружила свою любимицу лежащей на полу
в конуре, и казалось, что она умирает.

В тот день так случилось, что миссис Сноуден и трое старших детей
она отправилась на прогулку, чтобы навестить друзей, которые жили далеко.
Медсестра тоже ушла на выходной, так что Марсия чувствовала себя довольно
одинокой. Вид Дженни, которая была на грани обморока,
довершил её страдания, и она расплакалась.

"О, Мэри, — воскликнула она, — подойди и посмотри на Дженни. Я думаю, что она
умрет".

Женщина, которая была занята своей работой, даже не потрудилась повернуть
голову. Она пробормотала себе под нос:

"Не повезло... Я бы хотела, чтобы это несчастное существо сдохло!"

— Мэри, — в голосе бедняжки Марсии слышалась жалость и мольба, - пожалуйста, приди
и посмотри, в чем дело.

Потом подошла Мэри и заглянула в маленькое уютное жилище обезьянки.

"Наверное, это тоска по дому", - равнодушно сказала она. "Иногда обезьяны
чахнут за несколько часов без всякой причины".

Мэри во многом полагалась на свое воображение, но откуда было Марсии
знать это?

- Как ты думаешь, если бы она вернулась к цыганам, с ней все было бы в порядке
снова?

"Да, через пару минут", - ответила Мэри, которая подумала, что если бы она могла
возможно, заставить Марсию расстаться со своим сокровищем, она бы
что-нибудь сделала.

"Интересно, она умрет, если не вернется?"

Теперь Марсия была ужасно серьезна.

"Да, - бодро сказала кухарка, - она умрет до завтра, я
полагаю".

Это решило Марсию. Она отвезет Дженни обратно в цыганский табор,
и это без промедления.

Но это должно быть сделано тайно, поскольку она хорошо знала, что ни кухарка, ни
Эллен, горничная, отпустила бы ее, если бы они узнали об этом.

Завернув бедную Дженни в кусок фланели, она положила её в корзину
и, воспользовавшись первой же возможностью, вышла из дома через
боковую дверь и отправилась в путь. К тому времени, как она добралась до Роуз
Коттедж, у неё ужасно болели руки. По счастливой случайности Элла была в
в саду сажают корни примулы.

"Марсия, что у тебя там?" спросила она, заметив
большую корзину. "Это моя обезьянка, и она... она умирает", — ответила Марсия
с рыданиями в голосе. "Мэри говорит, что скучает по дому, поэтому я
забираю ее обратно".

«Но ты не сможешь нести её всю дорогу в одиночку», — сказала Элла.

«Я поеду на поезде, если смогу», — ответила Марсия. Затем, внезапно
подумав о чём-то, она добавила: «О, Элла, не могла бы ты
поехать со мной? Тогда мы могли бы нести бедную Дженни вдвоём».

Но Элла покачала головой. - Я обещала бабушке не выходить из дома
пока Молли не было дома, - сказала она. - Она ушла за покупками, а бабушка в
Лондон на весь день. Понимаете, я должен присматривать за огнем, вот
так оно и есть.

- Но твоя бабушка не стала бы возражать, если бы узнала о бедняжке Дженни, - взмолилась
Марсия. "Она умрет, если я не смогу доставить ее домой, а я не верю, что смогу
сделать это сам".

Слезы, выступившие на глазах Марсии, тронули нежное сердечко Эллы, и
она начала колебаться.

«Мне не нравится нарушать обещание, данное бабушке, — сказала она, — но, может быть,
она не будет возражать, если я сделаю это один раз».

«Значит, ты пойдёшь?» — спросила она с надеждой.

«Да, подожди минутку, я надену куртку».



ГЛАВА X

ОГОНЬ!

Через несколько минут две маленькие девочки отправились выполнять свою миссию,
неся на руках скучающую по дому обезьянку.

Поездка на поезде в Фарли была недолгой. Поезд вот-вот должен был отправиться,
и железнодорожный служащий, узнав в детях обладателей сезонных билетов,
позволил им пройти. Затем была долгая и утомительная
дорога до цыганского табора. Они
без труда нашли дорогу, так как Марсия уже знала по описанию Руперта,
где находится лагерь. Марсия, в свою очередь,
беспокоясь о бедной Дженни, она забыла о страхе, когда подошла к
грубоватым на вид мужчинам и женщинам, стоявшим вокруг фургонов.

Взяв корзинку у Эллы, которая несла её почти всю дорогу, она
подошла к мужчине, стоявшему ближе всех к воротам поля.

"Привет! Малышка, — сказал он, — что у тебя там, я
хотел бы знать?"

— Это Дженни, — ответила Марсия, — и я привезла её обратно, потому что она
скучает по дому.

На мгновение мужчина выглядел озадаченным. Затем, открыв маленькое
существо, он вдруг понял, что это та самая обезьянка, которую он
незадолго до этого сын продал его молодому джентльмену.

"Тоскую по дому!" - повторил цыган. Затем, когда забавная сторона поразила его, он
разразился громким смехом. К этому времени подошли еще несколько человек
.

"Пожалуйста, я не знаю, почему ты смеешься", - сказала Марсия, слегка задыхаясь
это было похоже на слезы. "Она умирает!"

"Умирает, потому что скучает по дому!" - прорычал мужчина. "Ну, я потрясен!"

Марсия начала думать, что цыган очень странный и грубый.

Вскоре подошёл мальчик, у которого Руперт купил обезьянку, и
когда ему объяснили, в чём дело, он тоже залился смехом.

«Ты хочешь избавиться от неё, маленькая мисс?» — спросил он с широкой улыбкой,
думая, что нашёл способ заработать на Дженни,
вылечив её и снова продав другому покупателю.

"Да, — сказала Марсия. — Боюсь, она умрёт, если я оставлю её у себя.

"Может, и умрёт, — ответил мальчик. — Подожди минутку, и я
посмотрю, смогу ли я что-нибудь сделать, чтобы развеять её тоску по дому.

— Она простудилась, да, Билл? — спросил старик, понизив
голос.

— Да. Я скоро дам ей немного, чтобы взбодриться.

Через несколько минут мальчик вернулся к ожидавшим его детям. Смесь
Он дал бедной Дженни лекарство, которое, несомненно, оживило её.

"Ты была права, маленькая мисс, — сказал он. — Обезьянка очень скучала по дому.
Теперь, когда она снова с нами, она чудесно щебечет.
Скоро она запоёт «Дом, милый дом».

Как только дети ушли, Билл многозначительно подмигнул отцу
.

"Благослови тебя Господь, - сказал он, - что обезьянка будет в полном порядке через
день или два. Тоскую по дому! Он! Он! Это лучшая шутка, которую я слышал за многие годы
"долгий день!"

Обратная дорога не показалась им обоим такой уж утомительной.
дети, хотя на сердце у Марсии было тяжело из-за потери
ее маленького питомца. Сначала они отправились на станцию Фарли в надежде
сесть на поезд. Это им посчастливилось сделать.

Однако вскоре после этого двух маленьких девочек ожидал ужасный шок
прибытие в Берриленд. Повернув за угол дороги, которая вела к
Холлу, они обнаружили, что коттедж "Роза" объят пламенем!

Сердце Эллы, казалось, замерло от ужаса. Она
вдруг вспомнила, что Молли оставила кое-какую одежду сушиться
у костра и велела ей караулить. Без сомнения, это были
несчастная маленькая девочка, которая загорелась из-за того, что ей
не хватало внимания, и пламя, которое никак не удавалось потушить,
распространилось до тех пор, пока весь дом не охватило огнём.

Увы! То, что представляла себе Элла, сбылось.

Дети побежали со всех ног к месту происшествия,
где уже собралась большая толпа. Пожарная машина
тоже была наготове, но пламя разгорелось слишком сильно, чтобы от неё
было хоть какая-то польза. Как только Элла приблизилась к месту пожара, она заметила
Молли, которая с бледным испуганным лицом стояла неподалёку.

"О, мисс Элла, - воскликнула девочка, - слава богу, вы целы и невредимы!
Ваша бабушка от вас без ума. Она думает, что вы все сгорели
превратившись в золу в огне.

"Где бабушка?" спросила Элла слегка рассеянно. - Я думал, она в
Лондоне.

"Она вернулась из магазина в то же время, что и я, и мы обнаружили, что
дом горит".

Бедная бабушка! Элле действительно было на что ответить в тот день. В
своем стремлении помочь маленькой Марсии она совсем забыла о распоряжениях Молли
относительно белья.

Миссис Рассел была среди толпы и выглядела ужасно больной от пережитого потрясения
она выдержала. В ее глазах тоже было выражение страха, которое
как только она увидела Эллу, исчезло.

— Слава Богу, слава Богу, ты в безопасности, дитя мое! - воскликнула пожилая леди.

Затем, испытав такое облегчение, что она едва ли могла его вынести, она
покачнулась вперед в обморочном состоянии. Если бы не крепкая рука
полицейского, миссис Рассел оказалась бы в плачевном положении.

"Привет!" - крикнул констебль мужчине в фургоне неподалеку. "Проводите
эту леди в холл. Ей не подобает находиться в такой толпе, как эта
".

Мужчина охотно согласился, и, между ними, бедная миссис Рассел
ее подняли в фургон и отвезли в Холл, Элла и Марсия
сопровождали ее.

Некоторое время спустя миссис Сноуден и дети вернулись со своей
поездки. Действительно, велик был их ужас, когда они увидели горящий
коттедж, и они сразу же принялись энергично расспрашивать о его обитателях.
Когда они успокоились относительно своего местонахождения, миссис Сноуден приказала
кучеру без промедления ехать домой.

В ту ночь миссис Рассел и Элла спали в Холле; по сути, до тех пор,
пока для них не нашли подходящее жильё, они оставались там как желанные
гости.

Только через пару дней после катастрофы миссис Рассел
пришла в себя настолько, что смогла получить объяснения от Эллы относительно того, как это произошло, она
не подчинилась приказу. Затем ребенок получил от нее полную меру
упреков. Тщетно миссис Сноуден, которая в глубине души была искренне
рада избавиться от обезьяны, отстаивала свою правоту. Ничто из того, что она могла сказать
или сделать, не могло смягчить недовольство старой леди.

«Нет, — строго сказала она. — Элла ослушалась меня и оказалась недостойной
моего доверия. Поэтому она должна за это поплатиться».

Бедная Элла, для неё это были действительно тяжёлые времена.

Наконец было найдено жилье, и когда все приготовления были закончены
, миссис Рассел и Элла переехали туда.

Молли, которая без малейших затруднений нашла работу по соседству
, приехала навестить свою старую хозяйку, прежде чем приступить к своим новым
обязанностям.

"Есть одна вещь, мама, которую я должна была тебе сказать, - сказала она, - и это
письмо пришло из Южной Африки, когда ты была в Лондоне на днях"
. Я забыла сказать об этом мисс Элле, но убери это
в целости и сохранности, в свою рабочую корзинку.

"Значит, ты хочешь сказать, что он сгорел при пожаре, Молли?" спросила миссис
Рассел выглядел очень обеспокоенным.

"Да, мама, хуже не бывает, вот что я имею в виду," — ответила девочка; "но
возможно, в этом не было ничего особенного," — добавила она, пытаясь
утешить его.

Но её добрые намерения не увенчались успехом. И миссис Рассел, и Элла были
ужасно расстроены тем, что такое драгоценное послание было
сгорело в огне.

Ах! Если бы они знали содержание этого письма, их сердца не были бы
тяжёлыми, как свинец, а ликовали бы от радости.

"Ты слышала новости, мама, о сэре Джеймсе Крофтоне?" — продолжала Молли,
которая была в разговорчивом настроении.

— Нет, в чём дело? — спросила миссис Рассел.

— Он ушёл и внезапно умер от болезни сердца.

Миссис Рассел была сильно потрясена, потому что щедрость баронета в
вопросе образования Эллы обеспечила ему высокое место в её глазах.

А что теперь с оплатой обучения ребёнка? Ах! Вот в чём вопрос. Сэр
Джеймс Крофтон заплатил за один семестр вперед, так что до апреля все было хорошо.

После этого, насколько могла видеть миссис Рассел, оставалась только
деревенская школа для ее внука, и эта мысль причиняла ей боль и огорчение
. Она чувствовала себя слишком слабой и нездоровой, чтобы думать о преподавании
сама маленькая девочка; на самом деле, Элле почти показалось, когда она
смотрела на иссохшее старое лицо, что ее бабушка медленно увядает
уходит.



ГЛАВА XI

БРЕМЯ ЭЛЛЫ

- НУ, Элла, а как сегодня поживает твоя бабушка?

"Она не очень хорошо себя чувствует, миссис Сноуден, спасибо", - ответила
маленькая девочка своему утреннему посетителю. "Кажется, она волнуется
всем сердцем хочет, чтобы отец вернулся домой".

Элле пришлось несколько дней не ходить в школу, чтобы
ухаживать за бабушкой, которая, казалось, внезапно стала очень слабой.

Миссис Сноуден постоянно навещала ее, и многие из них были самыми вкусными
которые нашли дорогу из Холла в скромную квартирку, где теперь жили миссис
Рассел и Элла.

«Я хочу спросить тебя кое о чём, Элла, дорогая», — сказала миссис Сноуден.
Её голос был очень мягким и нежным. «Твоя
бабушка уже простила тебя?»

— Нет, я… я так не думаю, — ответ сопровождался протяжным всхлипом.

— Бедная девочка! Мне так жаль, — сказала дама, которая знала, что Элла
глубоко раскаивается в своём непослушании. — Но если бы не Марсия
и её обезьянка, этого бы никогда не случилось, — продолжила она.
далее. "Ты храбрая маленькая служанка, Элла, и я уверен, что все это придет
со временем."

"О, я ни капельки не храбрая", - уныло воскликнула девочка. "Иногда я
чувствую себя такой сердитой и несчастной. Я не знаю, что подумает обо мне отец
когда вернется домой".

— Элла, — сказала миссис Сноуден, — я собираюсь рассказать тебе небольшую историю, или
легенду, которая, возможно, поможет тебе немного отвлечься от твоих проблем. Ты
хочешь её послушать?

Лицо Эллы просияло. Почему-то визиты миссис Сноуден всегда приносили ей
радость.

"Да, очень хочу, — искренне ответила она.

— Что ж, насколько я помню, легенда гласит следующее:

"При сотворении мира, когда Бог создал птиц, у них не было
крыльев, с помощью которых они могли летать. Более того, Он велел каждому из них нести по две ноши,
которые были большими или маленькими, в зависимости от размера птиц. Их
положили на землю рядом с ними. Повинуясь голосу своего Создателя
, пернатые существа взяли ношу в клювы и положили
ее себе на плечи. Какое-то время казалось, что груз слишком тяжёл,
чтобы его нести. Но вдруг произошло чудо. Бремя
крепко приросло к носильщикам и превратилось в крылья. И вместо того, чтобы
«Птицы, несущие свой груз, несли его на себе».

"И это, дорогая девочка, может случиться с каждым из нас, если мы
терпеливо несём бремя, которое возлагает на нас наш дорогой Бог. Вместо того, чтобы
пригибать нас к земле, оно поднимет нас ближе к Его прекрасному
светлому небесному своду."

В конце этой маленькой истории глаза Эллы наполнились слезами.

«Это прекрасная история, — сказала она, — и я попробую и посмотрю, смогу ли я
стать такой же, как птицы».

Маленькая Элла так преуспела в своих стараниях, что, когда миссис Сноуден
пришла в следующий раз, её встретило сияющее лицо и самое радушное
приветствие.

«Сегодня утром бабушке намного лучше, — сказала она. — Я старалась быть
терпеливой и доброй, и теперь она меня совсем простила. О, я так счастлива, что
не знаю, что с собой делать».

Миссис Сноуден улыбнулась. «Тогда я посмотрю, не смогу ли я что-нибудь сделать для тебя»,
— загадочно сказала она. "У меня есть небольшой план, который я хочу обсудить с
твоей бабушкой сегодня утром, так что ты можешь просто выбежать на солнышко
на некоторое время. О, я должна вам кое-что сказать, - продолжала дама.
- Доктор Картерет скоро снова приедет, чтобы навестить нас. Его корабль будет
какое-то время находиться в английских водах, так что, осмелюсь сказать, мы будем часто
посмотри на него сейчас.

Элла в восторге захлопала в ладоши. - О, как я буду рада снова увидеть его
- воскликнула она, ее глаза сияли от удовольствия.

"Ты увидишь его, если будешь хорошей девочкой", - последовал ответ. - А теперь я должна
пойти и поговорить с бабушкой, так как у меня сегодня мало времени.

Примерно через четверть часа миссис Сноуден вернулась к девочке,
которая ждала её в саду.

"Теперь я могу рассказать тебе о своих планах, Элла," — сказала она. — "Мы устроим в Холле вечеринку в честь твоего
дня рождения."

"Что, в следующую субботу?" — воскликнула Элла в радостном удивлении.

"Да, я считаю, что это подходящий день", - сказала миссис Сноуден с
огоньком веселья в глазах. "Я разговаривал с твоей бабушкой, и
она обещала приехать и провести выходные в the Hall - конечно,
ты тоже должен прийти. Я также отправил приглашение доктору Картерету ".

Элла чуть не задохнулась от удовольствия, казалось, от такой перспективы
у нее перехватило дыхание.

Дни после этого летели как на крыльях, и, к радости Эллы,
здоровье её бабушки неуклонно улучшалось в правильном
направлении.

* * * *

— Прошу прощения!

Так учтиво сказал доктор Картерет, выходя из книжной лавки
однажды вечером, где, собственно говоря, он покупал книгу для
в день рождения маленькой "Золушки" он на полном скаку налетел на джентльмена, который
шел по оживленной лондонской улице. "Почему?" — Тут голос доктора
изменился на крайне удивленный: "Рассел, это никогда не ты?"

— «Да, старина, это я», — последовал довольный ответ. «Кто бы мог подумать,
что я встречу тебя вот так?»

«Ну, ты — последний человек, которого я ожидал увидеть.
Пойдём в мой клуб, он неподалёку. Я должен во всём разобраться».
это твое внезапное появление.

В разговоре, который состоялся вскоре после этого, доктор узнал
один важный факт, а именно, что Гордон Рассел больше не был бедным,
родственник в Южной Африке, у которого он работал, умер
и оставила ему целое состояние.

"Но, мой дорогой друг, почему вы не написали домой и не рассказали своим людям
об этом?" - озадаченно спросил доктор Картерет.

«О, они всё знают, — уверенно сказал мистер Рассел. — Я написал
своей матери и сказал, что вернусь домой почти сразу после отправки письма».

Затем доктор Картерет рассказал ему, насколько он был в неведении.
и миссис Рассел, и Элла следили за его передвижениями. Он рассказал о пожаре
в коттедже Роуз, а также о сожженном письме, поскольку миссис Сноуден
держала его в курсе событий в Berryland news.

- Тогда я немедленно телеграфирую им, - сказал мистер Рассел, вставая со своего
кресла.

"Нет, старина, ты этого не сделаешь", - очень решительно ответил доктор. "То есть,
если у меня будет хоть какая-то власть предотвратить это. Миссис Рассел и Элла будут в
Холле в субботу; спустись со мной и присоединяйся к ним там. Мы устроим
им небольшой сюрприз ".

И это, после нескольких минут уговоров, мистер Рассел согласился сделать.



ГЛАВА XII

ПРИНЦ СИНДЕРЕЛЛЫ

- Я и мечтать не мог о том, чтобы отпустить тебя на улицу, Элла, с таким насморком
у тебя в груди. Если я это сделаю, то уложу тебя в постель с воспалением легких.

Это было вечером накануне празднования дня рождения Эллы, и так или иначе
к большому беспокойству ее бабушки, девочка простудилась
.

"О, бабуля!" В голосе Эллы определенно слышался плач.

- Нет, моя дорогая, - продолжала миссис Рассел, - мне жаль разочаровывать тебя, но
твое здоровье важнее вечеринки по случаю дня рождения.

Разочарование ребенка было слишком глубоким, чтобы выразить его словами. Такое
бедствие, как невозможность пойти на вечеринку, никогда не приходило ей в голову.

"Бабушка, моя простуда - это ерунда", - сказала она. "Это разобьет мне сердце, если ты
не отпустишь меня".

Но бабушка была абсолютно непреклонна. "Нет, Элла, я несу ответственность за тебя
перед твоим отцом, и если бы я пренебрег твоим здоровьем, я не знаю
что бы он сказал".

Миссис Рассел, по правде говоря, имела обыкновение иногда чересчур волноваться
и, несмотря на все протесты Эллы, ее рано отправили
спать. Здесь ей велели выпить немного горячей каши, после чего
на грудь ей положили дымящуюся припарку. В ту ночь девочка плакала,
пока не заснула, и, как следствие, выглядела уставшей, с отяжелевшими глазами
утром. Тем не менее, ее простуда явно прошла, и миссис
Рассел почти пожалела о записке, которую она отправила в Холл
накануне вечером.

Ужас, который вызвало ее послание, не поддавался описанию, Руперт
выразил свое мнение о миссис Рассел не слишком лестными фразами.

Миссис Сноуден почти ничего не говорила, потому что в ее сердце все еще теплилась надежда.

Она не собиралась так просто отказываться от своего замысла и поэтому сразу
после обеда в то утро приказала подать карету,
с грелкой для ног и множеством ковриков. Затем леди отправилась в путь
сама отправилась на квартиру миссис Рассел, намереваясь привести с собой,
и Эллу, и ее бабушку в Холл. И, после искренних просьб
как бы то ни было, она добилась своего.

Радость детей Сноудена по поводу успеха миссии их матери
не поддавалась описанию, и этот единственный серьезный недостаток для их
счастья был устранен, и все повеселели, как свадебный колокол.

* * * *

«Ты, Кеннет, должен быть принцем, и через пять минут ты
должен прийти с туфлей, которая подойдёт Золушке по размеру. Мы
сделаем её очень большой, для пущего веселья!»

"Хорошо. У тебя есть такой, который подойдет?"

"Да, — это был умный Руперт, который организовывал игры на
вечер, — у нас есть старая игра няни. В нем поместятся обе ноги Эллы
, и еще можно будет сдавать жилье.

Кеннет рассмеялся. Веселье было в самом разгаре, и шарады
шли полным ходом, к большому удовольствию собравшихся гостей.

Для шарады было выбрано слово «Золушка», и две первые
части уже были разыграны.

Теперь оставалось разыграть последнюю сцену, в которой принц примеряет
туфельку.

Кеннет, за пять минут до того, как от него потребовались его услуги,
сбежал вниз, чтобы посмотреть, не появился ли уже дядя Фил.
Он прошёл в столовую, где услышал голоса. Там его
ждал сюрприз, такой восхитительный, что у него чуть не перехватило
дыхание. Он не только увидел свою мать, миссис Рассел и дядю
В комнате был Фил, а ещё высокий, красивый незнакомец, чьё лицо
почему-то показалось мальчику знакомым.

"Привет! Кен, дружище," — сказал доктор Картерет, протягивая руку. "Вот
и я, видишь ли, — лучше поздно, чем никогда!"

Тепла, с которым Кеннет поприветствовал его, было достаточно, чтобы удовлетворить самого
требовательного из дядюшек.

"Я чертовски рад тебя видеть, дядя Фил," — сказал он. "Но почему ты
так поздно?"

"Ну, мы просто умудрились опоздать на поезд в Виктории, старина. А теперь,
Кен, — мальчик вопросительно повернулся к незнакомцу, — я
хочу, чтобы ты догадался, кого я привёл домой.

Кеннет выглядел озадаченным. Он был уверен, что случилось что-то необычное,
потому что глаза миссис Рассел блестели от счастливых слёз, а лицо его
матери сияло от радости.

И тут его осенило! Он не раз видел, как
фотография отца Эллы, и на ней — да, теперь в этом не было никаких сомнений
в его сознании — был Гордон Рассел воистину.

- Я знаю, - радостно воскликнул он. - Отец Золушки наконец вернулся домой
!

"Верно, мой мальчик, - сказал дядя Фил. - умный парень; а теперь подойди и будь
представлен должным образом".

Кеннет был так доволен таким поворотом событий, что едва ли понимал,
стоит ли он на голове или на ногах, но вскоре он
пришёл в себя настолько, что смог сделать предложение.

Пожав руку мистеру Расселу, он повернулся к матери и посмотрел ей в глаза.
озаренный великолепной идеей, которая только что пришла ему в голову.

- Мама, - сказал он, - как было бы весело удивить Золушку! Она
думает, что я сейчас приду, чтобы надеть ее туфельку. Не мог бы мистер
Рассел сделать это вместо меня? Просто позволь мне со всем этим справиться, хорошо, мама?"

И Кеннет добился своего.

Несколько минут спустя вся компания направилась к детской
дверь. Однако Кеннет был единственным, кто вошел.

- Золушка, - обратился он к ожидавшей принцессе, поскольку Кеннет опоздал на несколько
минут, - просто закрой глаза на минутку. Закрой их
имей в виду, покрепче!

"Глупо!" - проворчал Руперт. "Этого нет в шараде".

Но Кеннет настоял, и маленькая принцесса послушно сделала, как ей сказали
.

Затем, жестом попросив всех замолчать, Кеннет поманил тех, кто был снаружи
заходить в детскую. Затем он вложил туфельку в руку мистера Рассела
его сердце учащенно забилось, пока он ждал, чем закончатся события.

Воцарилась абсолютная тишина, ибо произошло нечто совершенно неожиданное.

Если бы не предостерегающий палец Кеннета, прибытие дяди Фила было бы
встречено криками восторга; а так план мальчика претворялся в жизнь
в совершенстве.

Очень милая маленькая служанка, действительно, была похожа на «Золушку», когда сидела там,
крепко зажмурив глаза, в ожидании принца.

Вскоре на маленькую ножку была надета просторная туфелька, и по приказу Кеннета
девочка открыла глаза.

На маленьком личике появилось выражение недоумённого удивления, а затем с её губ сорвался крик
такой радости, что не одна пара глаз
внезапно наполнилась слезами.

"Отец! Отец!" — воскликнула она. "Это правда — это действительно ты?"

"Да, малышка, в этом нет никаких сомнений," — был ответ, и после этого принц заключил "Золушку" в свои любящие объятия и нежно поцеловал ее.
* * * *
И так рассеялись тучи бедности и забот с маленькой Эллы "Тропа Рассела" —

"И над лугами и холмами,
Птицы снова затянули свои песни,
И, как в благословении с небес,
Бог послал Своё «сияние после дождя».



КОНЕЦ
  I. CINDERELLA

    II. BRUNO TO THE RESCUE

   III. LITTLE ELLA'S PRAYER

    IV. CINDERELLA'S FAIRY GODMOTHER

     V. CINDERELLA AT SCHOOL

    VI. ELLA'S DISGRACE

   VII. TRUTH WILL OUT

  VIII. GERTIE'S PENITENCE

    IX. A HOMESICK MONKEY

     X. FIRE!

    XI. ELLA'S BURDENS

   XII. CINDERELLA'S PRINCE



                CINDERELLA'S PRINCE

CHAPTER I

CINDERELLA

"ROSE COTTAGE is let at last!"

"How do you know?"

The question was asked by three somewhat excited young people in chorus.

"Because I saw a van-load of furniture there this afternoon."

Kenneth Snowden, aged twelve, looked as he felt, highly pleased with
himself in being able to impart such interesting information to his
brother and sisters.

"I wonder who in the world has taken that little hole of a place."
This from Rupert, Kenneth's twin brother. "I'd as soon live in a
rabbit-hutch as there."

"A rabbit-hutch would just suit you, with your long ears," laughed
Kenneth, his eyes twinkling with fun.

Rupert was in no wise offended at his brother's personal remark, nor at
the giggles with which it was greeted by his sisters, Gertie and Marcia.

"I'd rather have long ears," said he, "than a freckly nose like yours,
old chap. But now," he went on, "what about Rose Cottage? Did you see
anything of the people who have taken it?"

"Yes," was the prompt reply. "I saw an old woman and a little girl get
out of a cab. They were plainly dressed, both of 'em; but somehow I
don't fancy they were common people."

"Common people!" It was Nurse who here spoke. She was sitting by the
window at needlework, doing her best to catch the receding winter
daylight. "I should just think they are not indeed," said she. "Mrs.
Russell, the lady who has taken Rose Cottage, used to be so rich that
she could have curled her hair in banknotes if she had chosen to do so."

If Nurse had wished to create a sensation, she had succeeded. Four
pairs of eyes greeted hers with excited interest. It was little
seven-year-old Marcia, however, who first spoke—

"Oh, how funny!" she cried. "Fancy curling your hair in banknotes. Do
people ever do such things, Nurse?"

"Of course not, you little silly!" cried Gertie, with the wisdom of ten
years. "Be quiet, and let your elders talk."

Little Marcia, thus snubbed, relapsed for a while into silence.

"What made the old lady poor, Nurse?" asked Kenneth. "She must be jolly
hard-up to take a place like Rose Cottage."

"She lost her money in a big bank smash," replied Nurse; "and since
that time she's been so proud and unsociable she won't have anything to
do with anybody. My sister used to be her maid; that's how I know."

"I wonder if she'll let the little girl be friends with us," said
Marcia, with a wistful note in her voice.

"I don't suppose she will. Poor little motherless Ella!" Here Nurse
sighed and looked very sympathetic. "She has rather a hard time of it,
I should fancy."

"What about her father?" questioned Rupert.

"Oh, he's away, trying to make his fortune in Africa."

At this moment the tea-bell rang, and the conversation ended; but Nurse
had said enough to rouse a great interest in the hearts of her young
charges concerning the new inmates of Rose Cottage.


As it happened, Kenneth was the first of the Snowden family to make the
acquaintance of little Ella Russell. Their meeting was in this wise.

A day or two after the inmates of Rose Cottage had settled in their new
abode, Kenneth chanced to see Ella standing in the garden.

Rose Cottage was situated close to the large white gates which led to
Berryland Hall—the residence of the Snowden family—hence the children's
interest in the tiny abode.

It was a bleak January morning, and little Ella, with a dust-pan in her
hand, was about to sprinkle cinder ashes on the garden path. It was in
an exceedingly slippery state owing to the frost.

"Hullo, Cinderella!" said Kenneth with a twinkle in his eye. "What are
you doing that for?"

"Because it's so slippery," replied the child with a certain little
dignity; "and my name isn't 'Cinderella,' please."

"No, but that's what I'm going to call you. Your name is Ella, isn't
it?"

"Yes, but how did you know?" Little Ella looked surprised.

"A little bird told me," said Kenneth mysteriously. "And as we are
getting friendly over the cinders, you see, it's just the right name
for you."

For a moment Ella looked doubtful as to whether to be cross or pleased
at her new name, but her natural sweet temper soon came to the fore.

"If I'm Cinderella," she said, "I know who's the Prince."

"Who?" questioned Kenneth with interest.

"Father is," she answered confidentially; "when he comes home, Grannie
and I are going to live in a big house again, and we shan't be poor any
more."

"That'll be jolly for you, won't it?"

Kenneth was beginning to feel much interested in this little girl with
the pretty blue eyes and brown curly hair.

"Yes, I should just think it will," said Ella; "but I mustn't stop
talking any more. Grannie will be ever so cross if she—"

The rest of the sentence was never finished, for little Ella, in
turning round to fulfil her task, suddenly slipped and fell to the
ground.

A cry of unmistakable pain came from her lips, and then she grew so
dreadfully white that Kenneth was frightened.

"I say, you aren't hurt much, are you?" he asked in anxious concern.

"It's—it's my arm," sobbed out the child. "I'm afraid—afraid—"

The little voice died away. Poor "Cinderella" had well-nigh fainted
with the pain of a broken arm.

Kenneth, now thoroughly alarmed, rushed to the cottage door and shouted
his loudest.

"Gracious me! Whatever is the matter?" It was old Mrs. Russell who
answered his call, the one little maid which the household boasted
having gone into the town shopping.

"It's Cinder—the little girl, I mean," cried Kenneth agitatedly; "she's
tumbled down and hurt her arm."

"You pushed her, I suppose; you great rough boy!" was the old lady's
harsh reply. She was so upset that she felt she must scold somebody.

"No—no, I didn't; she fell, and now she's fainted."

"Rubbish!" was the ejaculation. "Ella," she went on, calling in a thin,
shrill voice, "pick yourself up, like a good girl, and come in out of
the cold. Be quick about it, too."

There was real anxiety in her tone, but to Kenneth it sounded horribly
cross and unsympathetic.

At this moment poor little Ella opened her eyes, her faintness being
only of a slight nature.

With Kenneth's aid, for Mrs. Russell was afraid to venture herself upon
the slippery pathway without her stick, she managed to get up and walk
slowly to the house.

Mrs. Russell's keen eyes soon saw that the child's left arm was broken,
and her first thought was for a doctor. Kenneth, guessing what was in
her mind, suggested that he should run for Dr. Soames, who lived not
far off. The old lady's face softened at his thoughtfulness.

"You are a sensible lad," said she, "and I shall be much obliged if you
will."

Kenneth needed no second bidding, but hurried off for Dr. Soames as
fast as his legs could carry him.



CHAPTER II

BRUNO TO THE RESCUE

"YOU'RE late home to dinner, Ken."

"I know I am, mother, but I couldn't help it," said Kenneth, as he
slipped into the vacant place at the dinner table; "something really
quite exciting has happened."

"What is it?" asked Rupert and Gertie in a breath, while Marcia's
wondering eyes put the same question.

"Ella Russell, down at Rose Cottage, has broken her arm, and I've been
to fetch Dr. Soames for her."

Mrs. Snowden's sweet, motherly face wore a look of concern.

"How did it happen?" she asked.

Kenneth then gave a graphic account of what had taken place, much to
the interest of his listeners.

"Can't you go and see her, mother, this afternoon?" he said at the
close of his story. "She's an awfully jolly little girl, and plucky,
too."

Mrs. Snowden looked thoughtful for a moment.

"I'll call, dear Ken, certainly," she said; "but I don't know whether I
shall be welcomed or not."

"Mother!"

Four voices said this in unison, for the idea of "mother" not being
welcomed seemed incredible.

To the four young Snowdens, their mother represented all that was
beautiful and sweet, and little wonder that it was so, for her
personality was winsome and charming to a degree.

Of their father they had no vivid recollection, he having died from the
effects of an accident in the hunting-field when Marcia was a wee girl
of three.

"I am sure you will have a welcome, mother," went on Kenneth; "at least
from Cinderella—her grandmother, too, is all right when you know her."

"How silly it sounds to call a child like that 'Cinderella,'" said
Gertie, rather scornfully, for somehow Kenneth's praises of Ella
Russell did not please her at all.

"I don't call it silly!" Here Marcia put her spoke in the wheel. "I
think it sounds pretty."

"Cinderella is my name for her, whether you like it or not," said
Kenneth obstinately.

"And you would like me to be her Fairy Godmother, Ken; isn't that so?"
asked Mrs. Snowden with a smile.

It was no new thing for Kenneth to plead the cause of the lonely or
helpless, for unselfishness and consideration for others were very
prominent traits in his character.

Rupert was by far the more brilliant of the two, so much so, that at
school the twins were called the Hare and the Tortoise. Nevertheless,
as in proof of the truth of the fable, more than once the steady-going
tortoise had outstripped the hare.

That self-same afternoon Mrs. Snowden, bidding the four children keep
out of mischief, wended her way to Rose Cottage to inquire after the
little sufferer. After which she was going to the village, bent on
various errands of mercy.

"I vote we have a bit of fun this afternoon to amuse ourselves,"
said Rupert, soon after his mother's back was turned; "what say you
youngsters to a slide on Barwell's pond?"

Gertie and Marcia looked delighted at the idea, but not so Kenneth.
Barwell's pond was deep, and the ice there was showing signs of a thaw.
He knew, for he had tested it that very morning.

"No, Rupert," he said very decidedly. "Barwell's pond isn't safe; why
not try the Ravensbourne?"

"The Ravensbourne! Pooh, a dirty little ditch like that!" retorted
Rupert. "I dare say it would suit a tortoise like you, but it won't
suit me. What do you say, girls?"

Gertie, who was fully as adventurous as Rupert, scoffed at the idea of
Barwell's pond not being safe, but Kenneth held his own.

"No, Rupert," he said; "we mustn't do it, old chap. I wouldn't have an
accident there for anything."

Rupert here gave Gertie a knowing look, as much as to say, "Hold your
tongue!"

And a few minutes after, Kenneth, thinking the matter settled, went
out of doors with the object of taking Bruno—his own magnificent
Newfoundland—for a run.

As soon as the lad had passed out of earshot, Rupert turned to the
girls.

"Did you ever know such an old woman as Ken is!" he said, looking a
trifle cross. "I believe, because he's the elder twin, he thinks he's
'father' to us all."

Marcia, in Ken's defence, spoke up bravely: "Ken isn't an old woman,"
retorted she; "he's better than any of us, really."

"I don't deny he's a good chap," was Rupert's reply; "but I wish he
wasn't quite so fussy."

"If Ken says the ice isn't safe, I shan't go," declared Marcia.

"Well, he has said so, you little goose; so you'd better stop at home."
This from Gertie.

"No, I shan't; it'll be too lonely. If you go, I shall go."

And so it was settled, and before twenty minutes had elapsed, the three
younger members of the Snowden family, unknown to either Nurse or
Kenneth, were enjoying themselves to their hearts' content on Barwell's
pond.

"What a silly Ken was to be afraid!" cried Gertie, her cheeks glowing
with the exercise. "Why, the ice is as firm as a rock."

"Yes. I only wish I'd brought my skates," replied Rupert. "I will
to-morrow if it lasts like this."

"Do you think mother would mind about our coming here this afternoon?"
said Marcia, who possessed a very tender conscience. "I wish, somehow,
we'd asked her first."

Gertie inwardly wished the same, but fear of Rupert's ridicule kept her
silent.

Meanwhile, Kenneth was having a first-rate ramble with his beloved dog.
He decided to return home by the roads which led round Barwell's Farm,
these being in good condition for a run. This he did, and was very soon
in close quarters to the pond.

Presently, to his horror, a piercing scream rent the air, which was
followed by another, and yet another.

He tore round the bend of the road which hid the pond from view, and
there, in an instant, he realized what had happened. Rupert and Gertie,
looking frantic with despair, were shrieking for aid, as well they
might, for little Marcia had sunk beneath a hole in the ice. For one
moment Kenneth's heart seemed to stand still within him for fear, and
then, realizing that prompt action was necessary, he made his way with
Bruno towards the dread spot.

"Get back!" he cried to Rupert and Gertie, for the ice seemed to be
cracking all around.

With agonized faces the children obeyed, and Kenneth was left to the
work of rescue.

"I'll save her," he added; "leave her to me and Bruno."

At this moment poor little Marcia's white, terrified face appeared
above the water.

She had been sliding apart from the others where, as it happened, the
ice was exceedingly thin, and unable to bear her weight. Kenneth, with
never a thought of his own personal safety, made his way as far as he
dared, and here it was that good old Bruno showed his mettle.

"Save her, Bruno!" he shouted. "Save her; good dog!"

Again little Marcia was rising to the surface, and the huge
Newfoundland, smashing the ice right and left with his weight, plunged
into the cold water. In another minute he had gripped Marcia's frock,
and was making his way back to his master. In less time than it takes
to relate, poor little unconscious Marcia was in Kenneth's strong
keeping. By means of lying full length on the ice, the boy was able
to stretch out his arms to seize the child, and in this position he
dragged her, with great difficulty, beyond danger point.

Meanwhile, Rupert and Gertie, with strained and terrified eyes, were
watching the proceedings from the bank. Their joy, when Kenneth joined
them with Marcia in his arms, was quite unspeakable. Never in all their
lives had they known such a terrible five minutes as those through
which they had just passed.

"We shall have to carry her home," said Kenneth, his voice quivering
with agitation; "she's quite unconscious."

Gertie looked at the little blue-cold face, with its closed eyes, and
then burst into hysterical sobbing.

"Oh, Ken, she's dead; I know she is, and Rupert and I have killed her,"
she cried. "Oh, what shall we do—what shall we do?"

"She's not dead," answered Kenneth gravely. "I know, because I saw her
eyelids move, but we must get her home as quickly as we can."

It was a very sad and subdued little party which wended its way into
the lonely country road towards Berryland Hall. Kenneth found Marcia's
weight too heavy to allow of quick walking. Presently, in rounding a
corner, they came full tilt upon Dr. Soames, who was driving in his
roomy, old-fashioned carriage towards the village.

In a moment the horse was brought to a standstill, and the doctor
speedily alighted.

"Hullo!" said he. "What's wrong with Marcia?"

He had known the children from babyhood, and in spite of their many
faults and, at times, harum-scarum ways, was much attached to them all.
The children's relief at seeing the doctor was unbounded.

"Marcia's been very nearly drowned," vouchsafed Gertie hysterically,
"and we're taking her home. Oh, please, doctor dear, see if you can't
do something for her."

In a trice the good man took her from Kenneth's keeping, and was very
soon feeling her pulse, with an anxious expression on his kind, clever
face.



CHAPTER III

LITTLE ELLA'S PRAYER

DR. SOAMES then re-seated himself in the carriage, with the poor little
dripping burden in his arms, the coachman being bidden to drive with
all possible speed to Berryland Hall. Little did Mrs. Snowden dream,
as she made her way homewards in the January dusk, of the trouble and
anxiety which were awaiting her. Her visit to Rose Cottage had been
of a most unsatisfactory nature, the little maid there informing her
that "Missis didn't want to see any visitors, and that Miss Ella was
suffering great pain with her arm."

The lady was so unused to being treated in this manner, that her
feelings were considerably hurt. Upon arriving home, however, all else
was forgotten in the shock of hearing of little Marcia's accident.

The news was broken to her by the doctor himself, who at the same time
informed her that the child's condition was more or less critical.

The first one to bring the tidings to Rose Cottage was the baker's boy,
who gave Molly, Mrs. Russell's maid, a most vivid and graphic account
of the whole affair, the story losing nothing in the telling.

Molly, with big round eyes, made her way into her mistress's presence
as soon as the boy had gone, the loaf still in her hand.

"What's the matter, Molly?" said Mrs. Russell in a thin querulous
voice. She was sitting, with little Ella by her side, over a small fire
in the tiny parlour.

"Poor little Miss Marcia, up at the Hall, has been nearly drowned," was
the reply; "the baker's boy don't think she'll live out the day, and
Mrs. Snowden is fit to break her heart over it."

Little Ella's face, pale already from the effects of her accident, grew
paler than ever.

"Oh, Grannie," she cried, "it can't be true. I saw her pass only a day
or two ago, and she looks such a darling little girl."

Ella, from her standpoint of ten years, felt quite grown up compared
with little Marcia.

"I'm afraid, Ella, there's some truth in it," replied the old lady; "I
saw the doctor going to the Hall quite early this morning."

Ella looked ready to cry. "Couldn't you go and call, Grannie," said the
little girl pleadingly, "to see how she is? Just think how kind her
brother was to me! Oh, if only we could do something for them!"

A little flush came into Mrs. Russell's withered cheeks.

"Oh no, I couldn't think of it," she answered sharply. "Molly can go up
with my card and make inquiries; that will be quite sufficient."

Little Ella subsided into silence, and a short while afterwards she
made her way upstairs to the tiny bedroom which she occupied, there
to shed tears of pity for Marcia. Then, on a sudden, she remembered
that there was something else she could do, which would be better than
crying.

Certain words which her mother had said to her before she left for the
Better Land, some two years previously, were wafted to her mind.

"Remember, my little Ella," she had said, "that there is nothing too
big or too little to tell God about. He is our loving Heavenly Father,
who has promised never to leave or forsake His children who trust in
Him."

The words were as balm to the sad-hearted child, and, acting on a
sudden impulse, she knelt down beside her little white bed and poured
forth her soul in prayer.

"Dear Lord God," she pleaded, "I want You so much to make little Marcia
Snowden well again, if it is Your holy will. And I would like to ask
You something else as well, if I may. Please will You let us all be
friends, Mrs. Snowden and the boys and girls up at the Hall. I feel so
lonely, dear Lord God, sometimes, with my dear daddy so far away, and
mother up in heaven with You. And please make me a good little girl,
and kind and loving to Grannie, for Jesus' sake, Amen."

After this petition, somehow little Ella felt better.

"Now," said she to herself, "I am going to wait God's answer. I feel
certain He has heard me, although heaven is such a long way off."

At this moment her Grannie called her downstairs, and, dashing away the
teardrops from her eyes, the little maid obeyed with a cheerful heart.

       *       *       *       *

Two days later Kenneth Snowden presented himself at Rose Cottage with a
note from his mother to Mrs. Russell. The old lady, bidding the boy be
seated in the tiny parlour, opened it and read as follows—

   "DEAR MRS. RUSSELL,

   "I am writing to ask a great favour of you, and that is, if you will
spare your little Ella to us for this afternoon and evening. Marcia
(who, I am thankful to say, is now well on the road to recovery—in
fact, she is coming down to nursery tea to-day) has expressed a great
wish for your little grand-daughter's society, and, as the child is
still weak and ailing, you would be doing a very real kindness if you
would allow Ella to come. We will be mindful of her broken arm, and
take every care of her. Please send word by Kenneth if you will, and
let it be 'Yes.'

              "With kind regards,

                "Believe me, yours sincerely,

                "ISABEL SNOWDEN."

Mrs. Russell, after reading the note, looked a little perplexed. Then
she handed the epistle to Ella, whose eyes danced for joy as she
perused it.

Kenneth, watching her meanwhile, decided she was quite "the jolliest
little girl" he had ever seen.

"Oh, Grannie dear," she cried; "do let me go. Please say 'Yes.'"

As a refusal would not only be discourteous, but very unkind, Mrs.
Russell somewhat unwillingly gave permission, and so commenced a
friendship betwixt Rose Cottage and Berryland Hall, a friendship which
was destined to bring much pleasure into little Ella's otherwise
colourless existence.

What a happy afternoon it was, to be sure! Ella seemed for the time
to be in a new world. Never since her father had left home had the
little girl known what it meant to have any real fun or frolic. All
save Gertie, who was more than a little jealous, fell in love with
"Cinderella." She was so gentle, yet withal so merry and winsome.

At tea-time Kenneth and Rupert vied with each other in their attentions
to the two invalids, as they called Marcia and Ella. Both children were
waited upon as though they were little princesses, and very much they
seemed to enjoy it too. Ella's broken arm rendered her rather helpless
in some ways, but never once was she suffered to feel her crippled
condition.

After tea was over, there followed a lovely chat around the nursery
fire before going downstairs to Mrs. Snowden in the drawing-room.

"Let's talk about the jolliest thing that could happen in all the
world," said Rupert, by way of a start.

"That would be another month's holiday," was Gertie's immediate
response.

"No, it wouldn't. The nicest thing that could possibly happen would be
for Uncle Phil to come home from South Africa," said Kenneth eagerly.
"He's the finest chap that ever was, Cinderella," went on the boy. "The
yarns he's got to tell would make your hair curl."

"It does curl now," laughed Ella, "only not so much as Gertie's and
Marcia's."

"What should you like best to happen, Cinders?" said Rupert teasingly.

"Oh, to see father again!" was the quick reply. "When he comes home we
are going to have such lovely times, Grannie, father and I."

"What sort of times?"

It was Gertie who spoke, with a slightly veiled sneer which was quite
lost upon Ella.

"I don't know exactly," she answered; "only we shall be ever so happy."

"He'll put a glass slipper on Cinderella's foot, and just carry her
right away," said Kenneth.

"Then I hope he won't come yet," cried little Marcia; "'cause we can't
spare you. You'll have to go to school with us, won't you, Ella?"

Ella sighed a little sadly. "No," she said; "Grannie can't afford to
send me to school—she's going to teach me herself."

"H'm!" muttered Rupert. "I should have thought she'd forgotten
everything that she had learnt. Her schooldays were over so long ago."

"Oh, my Grannie's very clever!" said Ella loyally. "She plays upon the
harp—fancy that!"

"So do I," was Rupert's calm statement.

"Master Rupert!" Here Nurse thought it was time to say a word. "How can
you tell such stories?"

"It isn't a story, Nurse; it's as true as true, so there! I keep my
harp in my pocket."

"I know what he means," laughed little Marcia, who was wonderfully
recovering her spirits. "It's a penny Jew's harp."

"Clever girl!" said Rupert. "That's just what it is."

At this moment a resounding peal echoed through the house, and soon
after, a cheery voice was heard in the hall below.

The children listened, then looked at one another excitedly.

"Surely it isn't—" begun Kenneth.

"Yes, it is," cried Rupert, flinging wide open the nursery door. "It's
Uncle Phil home from South Africa. Hurrah! Hurrah!"



CHAPTER IV

CINDERELLA'S FAIRY GODMOTHER

HELTER-SKELTER down the stairs ran the three elder Snowdens, Marcia
following in their rear, tightly clasping Ella's hand.

"Uncle Phil! Uncle Phil! is it really you?" cried Kenneth, who was one
of the first to greet the new-comer.

The rest crowded round him delightedly.

"Yes, I believe it is," was the reply, given in the cheery voice of one
who was well-pleased with his welcome. "But, there, kiddies, leave me
in peace a minute; I have scarcely said 'How d'ye do!' to the mother
yet."

With this, the stalwart young naval doctor flung his arms around Mrs.
Snowden's neck, bestowing upon her a brotherly salute. Then came quite
a hub-bub of greetings, and questionings as to how it was he had come
thus unexpectedly.

"Bless you, my children," was the laughing reply, "you want to know too
much. I thought I'd spring a surprise upon you all, and I've done so. I
hope it hasn't been too much for your feelings."

"It has," said Rupert, with mock solemnity. "As Nurse says, 'you could
have knocked me down with a feather.'"

"H'm! I dare say, you impudent young monkey. What ho!" This ejaculation
was caused by Dr. Carteret, for such was Uncle Phil's name, catching
sight of Ella. "Another of 'em. Come here, youngster, and say 'How d'ye
do!'"

Ella advanced shyly, holding out her hand in polite greeting.

"And who may you be?" asked the doctor. "I don't seem to know your
face. And what's the matter with your arm, pray?"

"Please, I'm Ella Russell," answered the child, blushing rosily, too
bashful to enter into details regarding her arm.

"Russell! Now, that's funny. One of the nicest and bravest chaps I met
while I was in South Africa was named Russell—Gordon Russell."

Ella's whole face was lit up with delight.

"Oh," she cried, "that must be my father, for his name is Gordon, and
he is as brave—as a lion!"

"Yes, I agree with you." All on a sudden Dr. Carteret's voice had grown
strangely quiet. "But for this father of yours, little Ella," he went
on, "I shouldn't be here to-day."

"What do you mean, Phil dear?" asked Mrs. Snowden wonderingly.

"Well, to make a long story short, Bert Crofton—you know Bert Crofton,
son of old Sir James, up at Berryland Grange—and I were out bathing
one day in the river. Suddenly the poor chap was taken with cramp, and
seeing he was in difficulties I swam up to him; he seized on me like
an octopus and dragged me under, so that I was helpless. We were both
pretty well done for when Russell swam out to our rescue. He must have
been a practised hand at life-saving, for he gripped hold of Crofton
in just the right way, and got him to land. Then, when I was about
exhausted, for Crofton had nearly been the death of me, he managed to
bring me in safety to the shore, and here I am to tell the tale."

Ella's eyes were shining like stars. "That's just like father," she
said, her voice all a-quiver. "Please, did he say," she added, half
pathetically, "when he was coming home?"

"No, little girl, he didn't. He's working pretty hard out there, I
can tell you. One of these fine days he'll pay you a surprise visit
I suspect, like I've done to these youngsters—that'll be first-rate,
won't it?"

Ella nodded her head. Tears of excitement and delight were too near the
surface for speech.

"Didn't I tell you, Cinderella," said Kenneth, "that Uncle Phil's yarns
would make your hair curl? I declare now, it's getting quite a woolly
mop."

Kenneth's fun chased away all the tears, and Ella's face grew quite
sunshiny again. The next hour sped as on wings, and all too soon, so it
seemed to Ella, Molly, her grandmother's little maid, called to take
her home. So ended one of the happiest afternoons and evenings she had
ever spent.

Uncle Phil's visit meant a series of delights for the young ones, to
say nothing of the beautiful presents he had brought for them all.

"I've never given that little chum of yours, Ella Russell, a present,"
said Dr. Carteret to Marcia one morning. "I wonder what she would like."

Marcia, who by this time was almost herself again, answered readily
enough.

"Don't you think, Uncle Phil dear, you'd better call and ask her. I
believe she'd like a book best of all, but I don't know for certain."

"I'll just run round, Marcia, and find out for myself;" said Uncle
Phil; "that's a very good thought of yours." And a few minutes later,
he acted on his words.

It was by no means his first visit to Rose Cottage. Indeed, he had
called so frequently during the ten days he had been at the Hall that
he and Mrs. Russell were now on the best of terms. The old lady, upon
knowing that he had met her son in South Africa, so far unbent as to
make him welcome at any time; as for Ella, her pleasure in seeing him
was undoubted.

Dr. Carteret found the child busy dusting the little parlour, Mrs.
Russell being occupied in the kitchen beyond.

"Hullo, Cinderella!" said the young doctor cheerily. He had taken a
fancy to Kenneth's name for the little girl, and rarely called her
anything else.

After their first greetings were over, he told her that he had
something important to say.

"I want you to make believe I'm your Fairy Godmother," he said; "just
for a minute, if you please."

Ella burst into a merry laugh. "I can't," she replied, "'cause you
haven't got a sugar-loaf hat."

"Well, I don't see that that matters," said Dr. Carteret with an amused
smile. "Come, shut your eyes, and don't look at me. Now tell me what
you would like your Fairy Godmother to do for you."

"To make my arm well first," said Ella, entering into the spirit of the
joke; "then to send me to school, next—"

"Gracious me!" replied the doctor. "Your Fairy Godmother has got
something to do!"

"Oh, I haven't finished yet," laughed Ella; "I want a lot of things for
Grannie, and something for Molly, and—"

"What about yourself, Cinderella?"

"Oh, I should like a nice warm blue frock, and a fur and a muff, and a
red tam o' shanter. After that I don't want anything else, only my dear
daddy, and I want him more than all."

At this moment Mrs. Russell herself came into the room, and the
conversation was turned into another channel.

A little later on, "Cinderella's" Fairy Godmother left the house with a
very thoughtful expression on his kindly face. Strange to say, instead
of making his way straight back to the Hall, as he had originally
intended, he went to Berryland Grange, where lived old Sir James
Crofton, a man possessed of considerable wealth, and of one of the
kindest hearts in the world. The result of Dr. Carteret's visit was
very soon made apparent.

A few days later, whilst Ella and her grandmother were sitting at
breakfast, the postman brought a letter, the contents of which caused
the old lady considerable surprise. She read it through twice over, and
then, with trembling fingers, put it back into its envelope.

Ella, on the alert for news of her father, asked if the letter were
from South Africa.

"No, my dear, it is not," was the reply; "but you can read it all the
same, as it has to do with you."

Ella then read the epistle, her eyes glistening very brightly meanwhile.



CHAPTER V

CINDERELLA AT SCHOOL

THE all-important missive ran as follows—

   "DEAR MADAM,

   "I am writing to ask, as a personal favour, that you will allow me to
defray the cost of your grandchild's education at Farley House School,
at least until her father returns home. I make this offer in gratitude
for the noble service your son rendered mine in saving his life in
South Africa, the story of which doubtless you have already heard from
Dr. Carteret.

   "Hoping to receive a favourable reply,

       "Believe me, dear madam,

                "Yours very truly,

                "JAMES CROFTON."

"Oh, Grannie!" exclaimed the child, throwing down the letter in her
excitement. "How simply too lovely! Do write and say 'Yes.'"

"I hate accepting favours, child," was the proud reply. "It goes
against the grain sorely, but—"

"Grannie, dear," interrupted the little girl in her eagerness, "I don't
see that you need mind. Why, he asks it as a favour of you."

"That is only Sir James's nice way of putting it," said Mrs. Russell,
who was a very keen and far-seeing old lady.

"Then you'll put it nicely to him back again, won't you, Grannie dear,
and say 'Yes'?"

And to little Ella's delight, be it said, her grandmother wrote off
that self-same day accepting with gratitude Sir James Crofton's
generous offer.

Farley House was situated some four or five miles distant, and was the
very school, in fact, which Gertie and Marcia Snowden attended.

The Christmas holidays were now drawing to a close, and with them Dr.
Carteret's visit to the Hall. Before leaving, he bade good-bye to Mrs.
Russell and Ella, the child being actually in tears at the idea of his
going away.

The four young Snowdens' regret was very real also, the boys declaring
it "a horrid shame" that he had to leave so soon.

A few days after his departure there came to Rose Cottage a large
parcel, delivered by the London carrier, and addressed to "Miss Ella
Russell."

Eagerly the child cut the string, and when the paper was removed, she
discovered a cardboard box, on which these words were inscribed—

                "CINDERELLA,

                "From her FAIRY GODMOTHER."

The little girl's face was rosy with anticipation, and actually Grannie
had a pink flush on her cheeks. Molly, who happened to be in the room,
was equally interested and curious. The progress of undoing all the
folds of paper was rather slow, owing to Ella's crippled arm, but at
last it was accomplished. And there, disclosed to view, was a pretty,
warm navy blue frock. Not only this, but there was a muff and a fur
besides, and, to crown it all, a scarlet tam o' shanter.

Surely there never was such a happy little "Cinderella!"

Grannie was now looking quite white, but she uttered no word until
Molly had gone out of the room.

Then she said, and, alas! there was no pleasure in her tones—

"I'm afraid, Ella, this has come from Mrs. Snowden. I never thought
that she would so far insult me and mine."

All Ella's joy faded for the while at the sight of her grandmother's
displeasure. Then again her little face lighted up.

"No, no, it isn't," she cried, suddenly making a correct guess. "It's
Dr. Carteret; I know it is. He said I was to picture him as my Fairy
Godmother, and I just laughed at him."

Grannie's face cleared.

"You don't mind him, Grannie dear, do you?" went on the child
pleadingly. "I'm sure he only meant it kindly, and, you see, he can't
forget about father saving his life."

"No, child," said Mrs. Russell; "I don't mind Dr. Carteret so much, if
it is really he who has sent you such a useful present. We must try and
find out."

But this was easier said than done, for many a long day passed before
Mrs. Russell found out for certain who was Ella's Fairy Godmother.

       *       *       *       *

"Mother wants to know, Cinderella, if your grandmother will let us
drive you to school to-morrow."

It was Kenneth who spoke, he and Rupert having called at Rose Cottage
one morning on purpose to make the request. Ella looked delighted. The
term had already commenced, but her arm had only just been pronounced
sufficiently mended, for her to attend school.

"Oh, Ken, how jolly!" exclaimed Ella. "I'll run in and ask Grannie this
very minute."

With this, the child disappeared from the doorway, very soon returning
with the necessary permission. Mrs. Russell had considerably unbent,
since her first coming to Berryland, towards the Snowden family, and
was gradually becoming almost sociable.

"You must be ready at a quarter to nine, sharp," said Kenneth,
well-pleased at Mrs. Russell's ready "Yes."

"All right," replied Ella, "I'll be punctual. I do wonder what school
will be like," she went on; "I expect it will be very strange to me at
first."

"Oh, you'll soon get used to it," said Kenneth good-naturedly.

"I suppose I shall—I wish you and Rupert went to Farley House School as
well; what fun it would be!"

"I fancy I see myself," retorted Rupert, "at a Dame school. Why! Girls'
lessons are play to ours."

But Ella, who had learnt to take Rupert's teasing for what it was
worth, shook her head.

"I don't think they are all 'play,'" she said; "some girls are quite as
clever as boys. Whereabouts is your school?" she added, for the little
girl was intensely interested in all that concerned the Snowden family.

"Oh, further up the High Street," replied the boy; "it's a great red
building, called Farley College."

Ella looked quite impressed. "And what is Farley House like?" she
added, turning to Kenneth.

"You'll see for yourself to-morrow," was the answer; "if I tell you
everything now, you won't have any 'surprises.'"

After a little further chat, the two boys bade good-bye, and it being
near their dinner hour, they hurried off homewards.

Punctually at a quarter to nine on the following morning Ella stood on
the doorstep of Rose Cottage, awaiting the arrival of the wagonette.
Presently it turned the corner of the road, and a few minutes later,
Ella, with the aid of Giles the coachman, had mounted into her place, a
comfortable seat, beside little Marcia.

The journey betwixt school and home was usually accomplished by train,
and little Ella was now the proud possessor of a season-ticket for the
journey.

With a final wave to Grannie, who was watching from the window, the
child started off, light of heart, en route for school.

"I say, Giles," said Rupert, who was sitting on the box beside the
coachman, "I wish you'd let me drive for a bit; I can manage all right,
you know."

"No, no, thank'ee, Master Rupert," was the decided reply, "I don't
trust the reins in your hands, not if I knows it."

"What rubbish!" ejaculated the boy irritably. "When I can drive as well
as you."

Giles took no notice of this remark, however. Presently, before coming
to a somewhat steep hill, the coachman drew up. He could see that
one of the straps required a little attention. Giving the reins into
Rupert's hands for a moment, he stepped down to see to the matter. Just
as the man was thinking of getting up again into his seat, Rupert,
seized with a spirit of mischief, flicked the mare with the whip. She
immediately started off.

"All right, Giles," shouted Rupert with a laugh, "we'll wait for you at
the bottom of the hill."

Giles's face was a study of mingled wrath and alarm.

"Rupert!" cried Kenneth, "What are you doing, you silly young donkey?"

"Donkey yourself!" was Rupert's quick retort. "I'm only going a little
way, just for a lark!"

But, alas for Rupert's "lark," a whizzing motor presently came along
behind, and passed them with a loud "toot-toot."

Now it chanced that Peggy the mare was decidedly fresh that morning,
and, the sudden noise startling her, she dashed off with tremendous
speed.

The girls began to look very frightened, as indeed they had good reason
to be.

Kenneth, without another word, presently slipped out of his seat, and
scrambled, as quickly as possible, into Giles's place.

"Take the reins, Ken, for goodness' sake!" murmured Rupert, now
thoroughly scared. "She's beyond me altogether."

Now, Kenneth was a great lover of animals, and was on the best of
terms, not only with his beloved Bruno, but with every horse in the
stables. Taking the reins from Rupert's grasp, he did his best to pull
up the runaway, but at first without any avail. Then he tried the art
of soothing words—

"Come, come, Peggy," he said, speaking to the mare in tones he had
often used to her in the stable. "What's the matter, old girl? Steady
there, steady!"



CHAPTER VI

ELLA'S DISGRACE

THE mare, after a bit, seemed to understand the change of drivers, and
presently she lessened her speed to an ordinary trot. Then Kenneth
gradually brought her to a standstill.

Some minutes later they were joined by Giles, who, panting and
breathless as he was, commenced giving Rupert a piece of his mind.

For a wonder the boy made no retort. As a matter of fact, he regretted
his wilfulness more than he could tell.

"I say, Giles," he said, when they were once more driving steadily on
their way, "you won't tell mother anything about this, will you?"

"Ay, that I shall, Master Rupert," was the stolid reply. "Don't you
make any mistake about that."

"Then you are a disagreeable old pig," retorted Rupert; "that's what
you are!"

"And you are a very wilful young gentleman, and you'll get into trouble
one of these fine days if you ain't careful."

Rupert, after this, maintained a sulky silence, and it was not until
the wagonette drew up at Farley House that he recovered himself.

"Good-bye, Cinders," he cried mischievously, as the three girls
alighted. "I quite expect you'll be in the babies' class with Marcia,
so don't disappoint me."

"I hope she will be," said little Marcia; "that would be just lovely
for me."

Gertie secretly hoped the same, for the idea of Ella proving a rival to
herself was most distinctly unpleasant.

At first Ella felt overcome with bashfulness, for never in her life
had she been in such a big company of girls. But presently she forgot
about herself altogether, and consequently, when one of the governesses
examined her as to the extent of her knowledge, she answered the
questions put to her without any shyness, and, moreover, with a
clearness which surprised her questioner.

"Who's the new girl with her arm in a sling?" asked a certain Dorothy
Grey of Gertie, during an interval of the morning's lessons.

"It's Ella Russell, a girl who lives close by our gates," was the
half-scornful reply.

"She looks rather a jolly little thing," said Dorothy. "I wonder if
she'll be in our form."

"Oh, I don't suppose she will—she's never been to school before, and
Marcia is quite looking forward to having her in the babies' class."

"Then I'm afraid Marcia will be disappointed, for Ella Russell is quite
advanced enough to be in the third form. In fact, she is going to join
your class at once."

It was Ella's examiner who spoke. She was standing near, and had
chanced to overhear Gertie's remark.

Ella was quietly delighted at the position she took in school, although
so humble-minded was she that she never thought of taking the credit to
herself.

"How is it," asked the third form mistress, Miss Merton by name, "that
you are so well up in your lessons, having never been to school?"

"My Grannie taught me," replied the child, "and she's very
clever—that's how it is."

"And some one else is clever too, or else I am very much mistaken," was
the teacher's unspoken thought.

Shortly after this, school went on in real earnest, and such a busy day
it was, that almost before Ella realized the fact, four o'clock had
come round, and lessons were over for the day.

The four Snowden children, with little Ella, were to return home by
train that afternoon, the four-thirty from Farley Station accomplishing
the journey to Berryland in the space of a few minutes.

"Hullo, Cinderella," was Kenneth's friendly greeting at the station,
"how have you been getting on?"

"Oh, I've enjoyed it ever so much!" replied the child enthusiastically.
"I'm in the same form as Gertie—isn't that lovely?"

"May you always think it so lovely, little 'un!" said Rupert. "If you
were at Farley College, you wouldn't think it such high jinks."

"Isn't your school nice, then?"

"It's all right so far as schools go, but what would you think of a
master who, the very first opportunity that came round, gave you a
beastly imposition to write?"

"What's an imposition?" queried innocent Ella.

"It's imposing on you by giving you a punishment you don't deserve."

"That was very hard lines," said Ella; "but p'raps you did deserve it."
This with a twinkle of fun in her eyes.

"Thank you for your sympathy," grinned Rupert; "now I shall know what
to say to you when you get into disgrace at school."

"Oh, I don't mean to get into disgrace," said the child confidently. "I
am going to be as good as ever I can."

At this moment the train came in, and the conversation ended. But Ella,
alas! had reason to remember her own words some three weeks later.

Upon arriving home, Rupert was summoned into his mother's presence,
Giles having already given information against him.

Now, there was nothing which cut the Snowden children more to the heart
than the thought of "grieving mother," and Rupert's penitence, when she
told him how much his foolish and wilful conduct had pained her, was
very real. He promised faithfully to amend his ways and to his credit,
be it said, he fully meant to keep his word.

During the weeks which followed, Gertie's jealousy of Ella grew by
leaps and bounds, until, at last, it was plain enough for any one to
see.

"I wonder if Ella Russell ever uses a Key for her arithmetic," said
Dorothy Grey one morning to her friend Gertie; "if not, she's the
quickest at sums I ever knew."

"I don't think she's that sort of girl," was the reply, given almost
unwillingly.

"Oh, one never knows, 'still waters run deep,' and a Key is no end of
help."

Alas! Dorothy, on more than one occasion, had used such aid herself.

A couple of days later, Gertie was sitting alone in one of the
class-rooms during the dinner hour, poring over a sum which wouldn't
come right.

"If I'd got a Key," she said to herself, mindful of Dorothy's words,
"I should get the silly old thing done in a minute—I wonder—" here a
sudden temptation came into her heart—"if there is one anywhere on the
shelf."

As it chanced there was one, and no sooner did Gertie spy the book,
than she prepared to make use of it.

"You are doing wrong," said the voice of Conscience, as loudly and
clearly as ever it could speak.

"But my head aches so badly, I simply can't bother over it any longer,"
pleaded Gertie excusingly.

But Conscience was not to be quieted thus. Indeed, so stirring was its
voice that, for a while, Gertie wavered, but it was only for a while.
A few minutes later, by the aid of the Key, the wrong figures were
erased, and the right ones put in their stead. Just as this was done,
the little girl heard footsteps in the next room.

"What shall I do with the book?" she said to herself, for there was
absolutely no time to replace it on the shelf where she had found it.

Opening the first desk that came handy, she thrust the Key inside, not
knowing or caring, in her agitation, to whom the desk belonged.

In the afternoon the book was discovered to be missing, and Miss
Merton, having reason to suspect that Dorothy Grey was not quite open
with her school work, determined to find out whether the Key was in her
possession.

For this purpose she bade the girls turn out their desks for her
inspection. Ella, all unsuspectingly, cleared out her various
belongings, with never a thought of coming trouble in her mind.

Suddenly her eyes alighted on a brown-covered book, which she knew had
no right to be there. It was the Arithmetic Key. Miss Merton's sharp
eyes had caught sight of it too.

"Ella," she said sternly, "how is it that this book is in your keeping?"

"I don't know, Miss Merton," she said, flushing redly at her
governess's tone. "I didn't put it there."

"Don't add a falsehood to your deception, please," was the sharp reply.
"I am bitterly disappointed in you, Ella—this, then, accounts for your
remarkably well done arithmetic."

Poor little Ella, her cup of humiliation was full to the brim. The
accusation which was laid to her charge seemed to rob her of the power
of speech, and she trembled so that she could scarcely stand.

Gertie, who little dreamed of all the trouble her act of deception
would cause, was filled with shame and regret.

To Ella's surprise, and no little comfort, she stood by her in her hour
of trouble.

"I am sure, Miss Merton," said she, "Ella wouldn't tell you a story
about it. I know she didn't put it there."

"Then if she didn't, Gertie, pray, who did?" was the question.

Gertie turned red and white by turns. "Confess," said Conscience
sternly, "now is your chance!"

Ah! Had Gertie done so, how much unhappiness and sorrow had been
spared! But she let the moment pass, and so it was that Ella was left
to bear the burden of unmerited shame and rebuke.



CHAPTER VII

TRUTH WILL OUT

"I WOULDN'T mind so much, Mrs. Snowden, only that Grannie thinks I'm
telling a story about it."

"Then your Grannie is a silly old cuckoo, that's what she is."

It was Kenneth who thus broke in.

"Ken, Ken, my dear boy, you forget yourself," said his mother
reprovingly.

Kenneth blushed a bit under his freckled skin, and remained silent for
a while.

Ella was spending Saturday afternoon, by special invitation, at the
Hall a few days after the incidents recorded in the last chapter.

The Snowden children, every one, stood by her in her time of trouble,
and, to crown it all, their mother also firmly believed in her
innocence. Ella was more grateful to them than she could tell, and
their trust and confidence in her, was balm to her little wounded heart.

Mrs. Russell, strange to say, in spite of Ella's protestations,
believed the little girl had fallen under a sudden temptation, and
urged her to confess her guilt.

"Your father once told me a story," said the stern old lady, "and I
never forgave him till he had made a clean breast of it, and neither
shall I forgive you."

These words had entered like iron into Ella's soul, and she grieved
over them night and day.

It was plain to see the child's health was suffering under her unjust
accusation, and Mrs. Snowden, to counteract the ill-effects, did her
best to lighten the load which was pressing so hardly on the young
shoulders.

"You must keep up heart and hope, Ella, my child," said she. "God, who
sees the wrong, will one day set it right—be sure of that."

"Gertie, how white you look! What's the matter?"

So said Rupert, suddenly catching sight of his sister's face, which had
grown very pale.

"There's nothing the matter!" replied Gertie irritably. "How silly you
are, Rupert!"

"Gertie is, like the rest of us," gently interposed Mrs. Snowden,
"troubled about Ella. However,—" this with a look of kindly sympathy
into her little visitor's face—"don't worry more than you can help,
childie; the clouds will all roll by one day, you know."

"Yes," said Ella, brightening up; "everything will be right when father
comes home. He won't think I'm a story-teller, I know."

"Of course he won't," was Kenneth's reply; "neither would any one else
with a grain of sense in his head."

And so, for a while, the subject was dropped.

The following Monday week was to be more or less of a festive occasion,
for it was little Marcia's birthday, and many and various were the
presents destined for the little maid. Rupert's gift, however, was to
be something quite out of the common, only Kenneth as yet being in his
confidence.

"I am going to buy Marcia's present to-day."

So said Rupert to his brother on their way to school one morning, a few
days before the eventful Monday.

"How are you going to manage it?" queried Kenneth. "The gipsy
encampment is out of bounds, and you won't have time to go there after
four o'clock."

"'Where there's a will, there's a way,'" replied Rupert easily.

"I wouldn't do it, old chap, if I were you." Kenneth looked rather
serious. "Leave it till Saturday. If it's found out, you'll get into no
end of a row, and another thing, I sometimes wonder whether mother will
care for Marcia to have a monkey about the place."

"I'm sure she won't mind," said Rupert. "Besides, Marcia wants one
awfully."

Kenneth said no more, seeing his brother was bent upon the matter. The
idea of buying a monkey had been simmering in Rupert's head for days,
owing to the fact of a gipsy lad offering him one for sale in the
street a short while previously. The boy had been obliged to decline
the offer for lack of means, but at the same time he had agreed to call
at the gipsy encampment, which was situated about a mile out of Farley,
as soon as he possibly could, with a view to considering the purchase.

And so it happened that Kenneth's counsel fell on deaf ears, for
directly mid-day lessons were over, Rupert made off for the encampment,
returning home with his coveted possession well before the dinner hour.

"Hullo! What have you got there?"

So said Charlie Grey, one of his classmates, seeing Rupert in the act
of smuggling something which looked like a good-sized cage into an
outhouse.

"It's a monkey for Marcia's birthday," replied Rupert, a bit
breathlessly, for he had been hurrying somewhat; "only I don't want the
Head to know, as I've had to go out of boundaries for it."

The boy, who was Dorothy Grey's brother, was much interested in the
little creature, and pronounced it a bargain. Shortly after this, the
dinner-bell rang. Just before the close of the afternoon's lessons, the
head-master, Dr. Winston by name, came into the room with a very severe
expression on his countenance.

"It has come to my knowledge," said he, "that one of you boys has been
out of boundaries to-day. Snowden,—" here he fixed his spectacled eyes
on Rupert's face—"what have you to say about the matter? Have you, or
have you not, disobeyed me?"

Rupert stood up and, crimson with shame, confessed his fault.

"What made you do such a thing, when you know it's against the rules?"
demanded the Head.

Rupert was silent, feeling inwardly very much disgusted at the turn of
affairs.

The punishment which was meted out to him was pretty severe, and the
boy fumed with anger against Grey, who, he felt sure, had been telling
tales. He tackled his class-mate on the subject as soon as school was
over.

"A pretty thing you are," he said in the hearing of Kenneth, "to split
on me like that. A mean sneak—that's what I call you!"

Grey, who was at heart a well-meaning lad, lost his temper likewise,
the accusation being unjust. The Head, in reality, had discovered
Rupert's disobedience, for himself.

"Sneak yourself!" retorted Grey. "I didn't split on you."

"I wouldn't tell a story about it, if I were you," sneered Rupert. "I'd
keep a little rag of honour."

"Before you crow so loudly about honour, I think you'd better look at
home."

"What do you mean?" cried Rupert hotly.

"I mean this," continued Grey, red with anger; "ask your sister Gertie
who prigged the Arithmetic Key, and hid it in another girl's desk?"

Rupert was utterly taken aback, his own vexation for a moment
forgotten. He seemed to see in a flash, Gertie's white face when the
matter was under discussion, a face whereon—so he fancied now—guilt was
written.

It was Kenneth who first found speech. "What do you mean, Grey?" he
said, his young voice not quite steady.

In a moment Grey's temper seemed to have evaporated, and shame had
taken its place.

"I say, old chap," he stammered, "I'm awfully sorry I said it—I'd have
bitten my tongue out sooner."

"It isn't true, it can't be true," spluttered Rupert, but all the same,
in his heart, he felt sure it was.

"How did you know anything about the affair?" said Kenneth.

"I heard of it from Dorothy," replied Grey, his honest eyes full of
contrition, "and I promised faithfully I'd never tell; but it's out
now—worse luck!"

"Now you've told us so much, you must tell us the rest."

There was quite a note of command in Kenneth's voice.

"Well, it was like this," said Grey unwillingly; "my sister Dorothy
happened to look in the class-room window just at the time your sister
was using the Key. She saw her, too, put the book in Ella Russell's
desk all in a hurry."

"Then why didn't she speak up?" cried Rupert sharply.

"Because, you see, Gertie is her own particular chum, and somehow she
didn't like to."

"I see," said Kenneth, looking as humiliated as though he had been
caught in an act of theft.

"I shall never forgive myself," cried poor Grey, "for being such a mean
cad."

"It was my fault for riling you," generously responded Rupert.

"Then you don't think I split on you?"

"I don't know and I don't care."

With this, Rupert turned on his heels, Kenneth following, both boys
feeling too shamed and heavy-hearted for another word.



CHAPTER VIII

GERTIE'S PENITENCE

GERTIE'S state of mind in the days which followed her act of deception
was miserable beyond description. Again and again her mother's words
seemed to ring in her ears:

"God, who sees the wrong, will one day set it right."

Ah! If only she had not yielded to the temptation.

The faithful voice of Conscience would not let her rest. It spoke to
her in the silences of the night, and upon awaking Gertie seemed to
hear again the still, small voice.

At last the little girl felt that she could bear it no longer, and
determined to confess it all to her mother.

Then, when the moment came, her courage oozed out of her finger-tips,
and she kept her own unhappy secret still locked in her bosom.

Poor Gertie at this time, was more to be pitied than even little Ella
herself. It so happened that on the day when Rupert purchased Marcia's
birthday present, Gertie chanced to come upon Ella in tears, over her
schoolwork, during the dinner hour.

"What's the matter?" she asked in a concerned voice.

"My head is aching so," replied the child, "I don't feel as if I could
learn anything."

"Let me help you," said Gertie, looking over her shoulder.

Ella's task was a returned lesson in geography.

"Oh if you only would, Gertie, I think I should soon know it."

Gertie then coached the little girl in her somewhat lengthy lesson,
and within the space of ten minutes or a quarter of an hour the
difficulties were all surmounted.

"Thank you ever so much, Gertie," cried Ella, when her lesson was
perfectly learnt; "you are kind and good to me."

"Which is more than you deserve," said a girl who, in passing by,
chanced to hear the remark. "I wouldn't have anything to do with a
story-teller like you."

Ella's colour flushed into her cheeks, leaving her afterwards so white
that Gertie was frightened.

"Don't you mind what she says," whispered she; "disagreeable little
cat—that's what I call her!"

With this, Gertie glanced angrily at the retreating figure of the
offender.

But Ella was now sobbing bitterly. "Sometimes I think," said she, "I
can't bear it much longer."

Could Ella but have known it, her trouble was nearly at an end. That
same afternoon in school Gertie was strangely unlike herself. Several
times she glanced in Ella's direction, and to her imagination the child
she had so cruelly wronged, seemed as if she were slowly pining away.

She pictured her breaking down beneath the load of false accusation;
she even went further, and thought of her as cold and still in death.

"Mother and the rest would cover her little coffin with flowers," mused
she with a strangled sob; "but I couldn't put any there, because I gave
her only thorns in her lifetime."

At this juncture, to the surprise of everybody, Gertie Snowden leaned
her head on the desk, and burst into a passion of tears. Ella, for the
moment utterly forgetful of school discipline, went straight out of her
seat and asked her eagerly what was the matter.

"Aren't you well, Gertie?" she cried.

"What is it?"

Never before had Gertie been seen to cry in school and the effect was
electrical.

"Go to your seat, Ella," said Miss Merton in a dignified voice; "I'll
attend to Gertie."

"No, no, let her stay," sobbed Gertie, hysterically; "only Ella can do
me any good."

"Explain yourself," said the governess in bracing tones, for she had a
great objection to a scene.

"I can't bear it any longer, Miss Merton," faltered Gertie unhappily.
"Ella didn't use the Key at all. It was I who took it, and—and hid it
in her desk."

The miserable confession was out at last.

"Why did you wish to injure Ella Russell?" queried Miss Merton in her
coldest tone.

Ella almost hung upon Genie's answer.

"I didn't mean to injure her at all," sobbed the girl. "I put the book
in the nearest desk I could find, because I wanted to hide it in a
hurry."

Ella felt a tremendous throb of relief—relief in being cleared in the
eyes of her school-fellows, and also in knowing that Gertie had not
injured her in malice. Miss Merton was silent for a while, grieved to
the heart for having so misjudged one of her little pupils.

"Speak to me, Miss Merton," at last cried poor Gertie; "say you forgive
me."

"I think," replied the lady gravely, "it is for Ella to say that."

Then Ella, who had remained by Gertie's side, notwithstanding Miss
Merton's command, put her arms around the little girl's neck, and
kissed her before the whole class. At this spontaneous action more than
one pair of eyes grew moist and dim.

"Ella, are you sure you forgive me?" said Gertie, now utterly
repentant. "I've been so horrid to you, and now—"

"Now," interrupted Ella, tears standing in her own eyes, "you're as
brave as a lion."

Little else was said, but of this one thing Gertie Snowden was assured,
namely, Ella's full and complete forgiveness.

So touched was Dorothy Grey by the whole scene, that her slumbering
conscience awoke at last.

Rising to her feet, she said, her cheeks crimson with shame—

"Miss Merton, may I speak a minute?"

"Yes, Dorothy," came the answer; "what have you to say?"

"Please, Gertie isn't the only one who has used a Key for her
arithmetic—I have done so several times."

Poor Miss Merton looked grieved beyond measure.

"Girls, girls," she said, "how could you deceive me so?" The plaintive
note in her voice was rendered more effective by the tears of genuine
distress in her eyes. Then, recovering both her composure and her
dignity, she went on: "I shall not discuss the matter any further now;
the only thing I have to say is just this—in the name of myself, and
the whole school, I wish to apologize to Ella Russell for the false
accusation which has been laid to her charge. Ella,—" here she looked
kindly into her little pupil's face—"you have been brave and patient
under trial, my child, and no one is more truly glad than I am that
your name is cleared of all stain."

A short while after this, school broke up. As it befell that afternoon,
neither Kenneth or Rupert managed to catch the four-thirty train, and,
in consequence of this, Gertie and Marcia reached home first.

Mrs. Snowden was greatly concerned on seeing the two children arrive
with tearstained faces. Marcia, although she was not present when
Gertie confessed her wrongdoing, had heard all about it, and her loving
little heart was sore within her.

"My dear children," asked Mrs. Snowden, "what is the matter? Surely
nothing has happened to the boys!"

"No," said Marcia, "they just missed the train. We could see them
coming into the station as we started off."

"Oh well, there's another about twenty minutes later, so that's not a
serious matter."

As neither of the girls volunteered anything further, Mrs. Snowden
pressed inquiries. Then came out, with sobs and tears, the whole
unhappy story.

The mother's face grew grave and sorrowful as she listened, her
disappointment being almost too deep for words.

"Gertie," said she, at the close, "I would never have believed that a
child of mine could do such a thing, and I trusted you so implicitly.
Poor little Ella, how hard and cruel it has all been for her!"

Gertie sobbed again, her heaviest grief being that she had proved
unworthy of her mother's trust. Oh, the sting of it all Gertie felt
almost in despair.

"Mother," she cried, "it will just break my heart if you don't forgive
me."

Mrs. Snowden's arms were immediately outstretched, and, with her eyes
full of tears, she drew her sorrowful little daughter into her embrace.

"Dear child," said she tremulously, "there is One other of Whom you
must ask forgiveness; you know Whom I mean."

"Yes, mother," sobbed Gertie, "you mean God, don't you? I've been
asking Him in my heart, lots of times, but I don't feel somehow as if
He heard me."

"He always hears, Gertie, be sure of that," was the answer; "and for
your comfort, let me remind you, 'the blood of Jesus Christ cleanseth
from all sin.'"

Then followed a quiet talk with mother, which neither Gertie or Marcia
were ever likely to forget.

Not very long afterwards the boys returned home, brimming over with
indignation at Gertie's dishonour.

Before making their way into the dining-room, they deposited the monkey
in the stables, giving the little creature a certain amount of freedom
on her chain.

As soon as they opened the dining-room door, they could see that
something serious was the matter.



CHAPTER IX

A HOMESICK MONKEY

THE traces of tears, which the boys saw on not only their sisters', but
their mother's, cheeks, seemed to take the wind out of their sails, and
to check the angry words which were on the point of utterance.

"Then—then you know without our telling," gasped out Rupert.

"Yes," replied Mrs. Snowden, guessing that in some way the lads had
heard of their sister's disgrace. "Gertie has made open confession, and
now, boys, I have just this to say to you—deal gently with your sister,
and 'Let him that thinketh he standeth take heed lest he fall.'"

With this, Mrs. Snowden left the room, thinking it best for the
children to have it out by themselves.

"How did you know anything about it?" said Marcia wonderingly, for
Gertie's grief had rendered the child, for a while, too utterly
miserable to ask questions.

"Grey told us at school," replied Kenneth. "His sister Dorothy, saw
Gertie hide the book in Ella's desk."

Poor Gertie! Her cup of humiliation was indeed full to the brim.

Somehow, all the storm of reproach which Rupert had intended to launch
forth, died away into calm.

"There, Gertie," said he, "do please stop crying. We've had enough of
that, and things might be worse."

"I don't see that they could," was Gertie's pathetic answer.

"Oh yes, they might be," cried Kenneth. "You've made a clean breast of
it on your own account, and that's something."

"Yes," echoed Rupert, "that's something."

Gertie, after this, made her way upstairs to wash her tearstained face,
having learnt a lesson in truth and honour which she was destined to
remember all her life long.

       *       *       *       *

"Oh, Rupert! A monkey, and all for my very own!"

So cried Marcia on her birthday morning, when Rupert presented his
novel gift.

"How I shall love it!" went on the child ecstatically, stroking her
treasure as she would have done a kitten.

But Jenny, as the monkey was named, did not approve. Opening wide her
mouth, she made a hideous grimace, and snarled in a very unpleasant
fashion.

Mrs. Snowden, who was secretly far from pleased at Rupert's choice of a
present, looked on anxiously.

"Don't go too near her, darling," said she. "You must make friends with
her first."

But Marcia did not seem to know how to tear herself away from her new
possession.

Jenny, after receiving sundry pieces of sugar and biscuit from her
little mistress's hands, suddenly took quite a fancy to her, a fact
which pleased Marcia more than a little.

The clouds which had hovered over both the Cottage and the Hall had now
rolled away, and all was peaceful and serene. Mrs. Russell, grieved to
the heart at having doubted her grandchild's word, seemed as though she
could not do enough for her. It was some time, however, before the old
lady could bring herself to forgive Gertie for all the trouble she had
caused, but, nevertheless, after a while, she accorded the little girl
her gracious pardon, to the relief of everybody concerned.

Ella, on the night of Marcia's birthday party, at which, of course,
she was present, was the gayest of the gay. Only one untoward incident
occurred throughout the evening, and that was a terrible upset which
took place in the kitchen.

Somehow or other the monkey got loose. Scrambling out of her little
kennel, which was kept in the scullery for warmth, she managed, by
tugging at her chain, to break one of the links. For a while Jenny did
not realize her freedom, but when she did, great was her delight. She
made her way into the kitchen by leaps and bounds, and finding Mary,
the cook, busy arranging a pile of tarts, she forthwith decided to help
herself.

At first Mary was too startled to do more than stare at the intruder,
then, anger getting the better of her surprise, she gave the monkey a
good sound smack. This, Jenny resented by showing her teeth and looking
very cross. However, the sight of some bananas on a glass dish, soon
soothed her ruffled feelings. She seized hold of one, taking off the
skin with extraordinary rapidity, and before Mary could say her nay,
the banana had disappeared.

The monkey's impudence fairly upset Mary's temper at last, and she
dealt the little creature a succession of slaps, rating her soundly
meanwhile. At this moment Nurse made her appearance in the kitchen,
and was in time to see Jenny spring upon cook's shoulders and commence
tugging at the hair of her head. The woman's shrieks now rent the air,
and Mrs. Snowden, with her four children, came rushing in to see what
was the matter.

Jenny was in a regular monkey-rage. She tossed cook's cap on the
ground, and then held aloft something which looked uncommonly like part
of the unfortunate woman's scalp.

In a moment the truth flashed upon the onlookers: the mass of hair,
which Jenny was examining most minutely, was Mary's false fringe.

Kenneth and Rupert were nearly doubled up with laughter. Not so Marcia,
who could see that cook was really very much upset.

Springing forward, the child called her pet by name. Jenny immediately
dropped her ill-gotten treasure, and sprung down towards Marcia,
evidently expecting to be rewarded by some dainty. Snatching up a piece
of sugar which was on the tea-tray close at hand, she gave it into
Jenny's funny little brown paw, and, by dint of management, the monkey,
which was very young and very small, was soon recaptured.

From that moment Mary hated the little creature with a hatred too deep
for words.

About a week later Marcia discovered her pet lying prone on the floor
of the kennel, looking almost as if she were dying.

It so happened that day, that Mrs. Snowden and the three elder children
had gone for a drive, to visit some friends who lived at a distance.
Nurse also was absent on a day's holiday, so Marcia was feeling rather
desolate. The sight of Jenny, who looked on the verge of a collapse,
completed her woes and she burst into tears.

"Oh, Mary," she cried, "do come and look at Jenny. I believe she's
going to die."

The woman, who was busy with her work, did not even trouble to turn her
head. Under her breath she muttered—

"No such luck—I wish the wretched thing would die!"

"Mary,—" poor Marcia's tone was pitiful in its pleading—"please come
and see what's the matter."

Then Mary came and peeped into the monkey's cosy little abode.

"It's homesick, I expect," she said indifferently; "sometimes monkeys
will pine away in a few hours, for no reason except that."

Mary was drawing very much on her imagination, but how was Marcia to
know this?

"Do you think if she were back with the gipsies she would get all right
again?"

"Yes, in a couple of minutes," responded Mary, who thought if she could
possibly influence Marcia to part with her treasure, she would have
done something.

"Will she die, I wonder, unless she goes back?"

Marcia was now terribly in earnest.

"Yes," said cook cheerfully, "she'll be dead before to-morrow, I
expect."

This decided Marcia. She would take Jenny back to the gipsy encampment,
and that without delay.

But it must be done secretly, for well she knew that neither cook nor
Ellen, the housemaid, would let her go if they knew of it.

Wrapping poor Jenny in a piece of flannel, she laid her in a basket,
and seizing the first opportunity that came, she left the house by a
side door and started off on her way. By the time she had reached Rose
Cottage, her arms began to ache terribly. As it chanced, Ella was in
the garden planting some primrose roots.

"Marcia, whatever have you got there?" she asked, catching sight of the
big basket. "It's my monkey, and she's—she's dying," replied Marcia
with a sobbing catch in her voice. "Mary says she's homesick, so I'm
taking her back."

"But you can't carry her all that way by yourself," said Ella.

"I shall take the train if I can," was Marcia's answer. Then, a sudden
thought striking the little girl, she added: "Oh, Ella, couldn't you
come with me? Then we could carry poor Jenny between us."

But Ella shook her head. "I promised Grannie not to leave the house
while Molly was out," she said. "She's gone shopping, and Grannie is in
London for the day. I've got to look after the fire, you see; that's
how it is."

"But your Grannie wouldn't mind if she knew about poor Jenny," pleaded
Marcia. "She'll die if I can't get her home, and I don't believe I can
do it by myself."

The tears in Marcia's eyes, appealed to Ella's tender little heart, and
she began to waver.

"I don't like breaking my promise to Grannie," she said; "but p'raps
she wouldn't mind just this once."

"Then you'll come?" This very eagerly.

"Yes, wait a minute while I put on my jacket."



CHAPTER X

FIRE!

A FEW minutes later the two little girls set off on their mission,
carrying between them the homesick monkey.

The train journey to Farley was soon accomplished. One was just about
to start, and the railway official, recognizing the children as two
little season-ticket holders, allowed them to pass. Then came the walk
to the gipsy encampment, which seemed very long and wearisome. They had
no difficulty in finding the way, as Marcia already knew, from Rupert's
description, whereabouts the encampment was situated. Marcia, in her
anxiety about poor Jenny, forgot to be frightened as she approached the
rough-looking men and women who were round about the caravans.

Taking the basket from Ella, who had carried it nearly all the way, she
went up to the man who stood nearest the field gate.

"Hullo! Little missie," said he; "what have you got there, I should
like to know?"

"It's Jenny," replied Marcia; "and I've brought her back 'cause she's
homesick."

For a moment the man looked puzzled. Then, uncovering the little
creature, it suddenly dawned upon him that it was the monkey which his
son had sold to a young gentleman a short while previously.

"Homesick!" repeated the gipsy. Then, the funny side striking him, he
burst into a roar of laughter. By this time several of the others had
drawn near.

"Please, I don't know why you laugh," said Marcia, with a little gasp
suggestive of tears; "she's dying!"

"Dying cos she's homesick!" roared the man. "Well, I'm blowed!"

Marcia began to think the gipsy man very strange and rough.

Presently the boy, of whom Rupert had bought the monkey, came up, and
the matter being explained to him he, too, bubbled over with amusement.

"You want to get rid of her, little missie, do you?" he asked with a
broad grin, thinking that he saw his way to make profit out of Jenny,
by nursing her up and selling her again to another purchaser.

"Yes," said Marcia. "She'll die if I keep her, I'm afraid."

"Mayhap she will," replied the boy. "Just you wait a minute, and I'll
see if I can't do something to cure her homesick feelings."

"It's a cold she's got, ain't it, Bill?" asked the elder man under his
voice.

"Yes. I'll soon give her a little drop as 'll perk her up."

In a few minutes the boy returned to the waiting children. The mixture
he had given poor Jenny had certainly revived her.

"You were right, little missie," he said. "The monkey was homesick as
could be. She's chirpin' up wonderful now she's amongst us all again.
We shall soon have her a-singing of 'Home, sweet Home.'"

As soon as the children had taken their departure, Bill gave his father
a knowing wink.

"Bless yer," said he, "that there monkey 'll be as right as a trivet in
a day or two. Homesick! He! He! It's the best joke I've heard for many
a long day!"

The return journey did not seem nearly so wearisome to the two
children, although Marcia's heart was heavy within her for the loss of
her little pet. They made their way first to Farley station, in hopes
of catching a train. This, they were fortunate enough to do.

A terrible shock, however, awaited the two little girls shortly after
arriving at Berryland. In turning a corner of the road which led to the
Hall, they discovered that Rose Cottage was in flames!

Ella's heart seemed to stand still within her for very terror. She
remembered as in a flash, that Molly had left some clothes to air
around the fire, and had bidden her keep guard. These, no doubt,
thought the unhappy little girl, had caught fire, owing to her want
of attention, and the flames, not being stayed in any way, had spread
until the cottage was hopelessly involved.

Alas! What Ella imagined had come to pass.

The children then ran as fast as their legs could carry them towards
the scene, where a large crowd had already assembled. The fire engine,
too, was at work, but the flames had too great a hold for it to be of
any real use. As soon as Ella approached the spot, she was espied by
Molly, who, with a white, frightened face, was watching near.

"Oh, Miss Ella," cried the girl, "thank goodness you're safe and sound!
Your Grannie's half wild about you. She thinks as how you're all burnt
up to a cinder in the fire."

"Where is Grannie?" asked Ella half-distractedly. "I thought she was in
London."

"She came back the same time as I did from my shopping, and we found
the house alight."

Poor Grannie! Ella had indeed much to answer for that afternoon. In
her anxiety to help little Marcia, she had forgotten all about Molly's
behests concerning the linen.

Mrs. Russell was amongst the crowd, looking terribly ill with the shock
she had sustained. In her eyes, too, was an expression of fear, which
as soon as she caught sight of Ella died away.

"Thank God—thank God, you are safe, child!" ejaculated the old lady.

Then, the relief being almost more than she knew how to bear, she
swayed forwards in a fainting condition. But for the stalwart arm of a
policeman, Mrs. Russell would have been in a sorry plight.

"Hi, there!" shouted the constable to a man in a wagon near by. "Take
this 'ere lady up to the Hall. She ain't fit to be in a crowd like
this."

The man willingly agreed, and between them, poor Mrs. Russell
was lifted into the wagon and taken to the Hall, Ella and Marcia
accompanying her.

A short while later, Mrs. Snowden and the children returned from their
drive. Great, indeed, was their consternation on beholding the burning
cottage, and they at once made eager inquiries concerning its inmates.
Their anxiety being relieved as to their whereabouts, Mrs. Snowden bade
the coachman drive on home without delay.

That night Mrs. Russell and Ella slept at the Hall; in fact, until
suitable lodgings were found for them, they remained there as welcome
guests.

It was not until a couple of days after the disaster that Mrs. Russell
was well enough to receive explanations from Ella as to how it was, she
had disobeyed orders. Then the child came in for her full measure of
reproach. It was in vain that Mrs. Snowden, who at heart was thoroughly
glad to get rid of the monkey, pleaded her cause. Nothing she could say
or do, had any power to allay the old lady's displeasure.

"No," she said sternly. "Ella has disobeyed me, and proved unworthy of
my trust. Therefore she must suffer for it."

Poor Ella, they were indeed dark days for her just then.

Lodgings were found at last, and thither, when arrangements were all
completed, Mrs. Russell and Ella removed.

Molly, who had found a situation in the neighbourhood without the least
difficulty, came to see her old mistress before taking up her new
duties.

"There's one thing, mum, I ought to have told you," said she, "and that
is, a letter came from South Africa while you were in London the other
day. I forgot to say anything about it to Miss Ella, but put it away
safely just inside your work-basket."

"Then you mean to say it was destroyed in the fire, Molly?" said Mrs.
Russell, looking much concerned.

"Yes, mum; worse luck, that's what I mean," replied the girl; "but
perhaps there wasn't much in it," she added, with the endeavour to
bestow a word of consolation.

But her well-meant efforts were wasted. Both Mrs. Russell and Ella were
terribly distressed that so precious a missive should have been burnt
up in the flames.

Ah! Had they known the contents of that letter, their hearts, instead
of being heavy as lead, would have leapt for joy.

"Have you heard the news, mum, about Sir James Crofton?" went on Molly,
who was in a chatty frame of mind.

"No, what is it?" asked Mrs. Russell.

"He's gone and died suddenly of heart disease."

Mrs. Russell was greatly shocked, for the baronet's generosity in the
matter of Ella's education had given him a high place in her estimation.

What about the child's school bills now? Ah! That was the question. Sir
James Crofton had paid one term in advance, so until April all was well.

After that, so far as Mrs. Russell could see, there remained only the
village-school for her grandchild, and the thought was pain and grief
to her. She was feeling far too weak and ailing to think of teaching
the little girl herself; in fact, it almost seemed to Ella, as she
looked at the withered old face, as if her Grannie were slowly fading
away.



CHAPTER XI

ELLA'S BURDENS

"WELL, Ella, and how is your Grannie to-day?"

"She doesn't feel very well, Mrs. Snowden, thank you," replied the
little girl, to her morning visitor. "She seems to be fretting her
heart out for father to come home."

Ella had been obliged to stay away from school for several days to
nurse her grandmother, who seemed suddenly to have grown very feeble.

Mrs. Snowden called to see her constantly, and many were the dainties
which found their way from the Hall to the humble lodgings where Mrs.
Russell and Ella had now taken up their abode.

"There is one thing I want to ask you, Ella dear," said Mrs. Snowden
next, and her voice was very sweet and tender as she spoke. "Has your
Grannie forgiven you yet?"

"No, I—I don't think so." The answer came out with a long-drawn sob.

"Poor little girl! I'm so sorry," said the lady, who knew that Ella's
penitence for her disobedience was very deep and real. "But for Marcia
and her monkey this sad business would never have happened," she went
on. "You're a brave little maid, Ella, and I feel sure it will all come
right by and by."

"Oh, I'm not brave a bit," cried the child despondingly; "sometimes I
feel so cross and unhappy. I don't know what father will think of me
when he comes home."

"Ella," said Mrs. Snowden, "I am going to tell you a little story, or
legend, which perhaps may help you over your troubles a bit. Would you
like to hear it?"

Ella's face brightened. Somehow Mrs. Snowden's visits always did her
good.

"Yes, very much," she said earnestly.

"Well, so far as I can remember, the legend runs thus—

"'In the creation of the world, when God made the birds, they had no
wings wherewith to fly. Moreover, He bade them each carry two burdens,
which were big or little, according to the size of the birds. These
were placed on the ground beside them. Obedient to their Creator's
voice, the feathered creatures took the burdens in their beaks and laid
them across their shoulders. For a little while the weight seemed heavy
to be borne. Then, on a sudden, a wonderful thing happened. The burdens
grew firmly fixed to the bearers, and became wings. So, instead of the
birds carrying their load, their load carried them.'

"And that, dear child, is what may happen to each one of us, if we
patiently bear the burden our dear God puts upon us. Instead of
weighing us down to earth, it will lift us nearer to His beautiful
bright heaven above."

Ella's eyes were full of tears at the close of the little story.

"It's a lovely tale," said she, "and I'll just try and see if I can't
be like the birds."

So successful was little Ella in her endeavours, that when Mrs. Snowden
called next, she was greeted by a sunshiny face and the brightest of
welcomes.

"Grannie is ever so much better this morning," said she. "I tried to be
patient and good, and now she's quite forgiven me. Oh, I'm so happy, I
don't know what to do with myself."

Mrs. Snowden smiled. "Then I'll see if I can't do something with you,"
she said mysteriously. "I've got a little plan I want to talk over with
your Grannie this morning, so you can just run out into the sunshine
for a while. Oh, there's one thing I must tell you," went on the lady.
"Dr. Carteret is coming down soon again to see us. His ship is to be
stationed in English waters for a time, so I dare say we shall often
see him now."

Ella clapped her hands in delight. "Oh, how I shall love to see him
again," she cried, her eyes shining with pleasure.

"You shall see him if you are a good girl," was the reply. "Now I must
go and talk to Grannie, as my time is rather short this morning."

About a quarter of an hour later Mrs. Snowden returned to the child,
who was awaiting her coming in the garden.

"Now I can tell you my plans, Ella," said she; "we are going to have a
birthday party at the Hall in your honour."

"What, next Saturday week!" exclaimed Ella in joyful surprise.

"Yes, I believe that is the right day," said Mrs. Snowden with a
twinkle of fun in her eyes. "I have been talking to your Grannie, and
she has promised to come and spend that week-end at the Hall—of course,
you are to come too. I have sent Dr. Carteret also an invitation."

Ella nearly gasped with the pleasure of it all, such a prospect seemed
to take away her breath.

The days after this flew as on wings, and to add to Ella's happiness,
her Grannie's health was steadily making progress in the right
direction.

       *       *       *       *

"I beg your pardon!"

So said Dr. Carteret courteously as, coming out of a bookseller's shop
one evening, where, as a matter of fact, he had been buying a book for
little "Cinderella's" birthday, he ran full tilt upon a gentleman who
was walking along the busy London street. "Why!—" Here the doctor's
voice changed to one of intense surprise—"Russell, it is never you?"

"Yes, old chap, it is," was the pleased reply. "Who'd have thought of
coming upon you like this?"

"Well, you are certainly the last person I should have expected to see.
Here, come along to my club; it's close by. I must get to the bottom of
this sudden appearance of yours."

In the conversation which shortly after took place, the doctor learnt
one important fact, namely, that Gordon Russell was poor no longer, a
relative in South Africa, in whose employment he had been, having died
and left him a fortune.

"But, my dear fellow, why didn't you write home and tell your people
about it?" asked Dr. Carteret in a puzzled voice.

"Oh, they know all about it," said Mr. Russell confidently. "I wrote to
my mother and said I should be home nearly as soon as my letter."

Dr. Carteret then proceeded to tell him how completely in ignorance,
both Mrs. Russell and Ella were of his movements. He told of the fire
at Rose Cottage, and also of the burnt letter, for Mrs. Snowden had
kept him well posted up in Berryland news.

"I'll wire to them at once, then," said Mr. Russell, rising from his
chair.

"No, you won't, old chap," replied the doctor very decidedly; "that is,
if I have any power to prevent it. Mrs. Russell and Ella will be at the
Hall on Saturday; come down with me and join them there. We'll give
them a bit of a surprise."

And this, after a few minutes' persuasion, Mr. Russell agreed to do.



CHAPTER XII

CINDERELLA'S PRINCE

"I COULDN'T dream of letting you go out, Ella, with a cold like this on
your chest. I shall have you laid up with pneumonia if I do."

It was the evening before Ella's birthday party, and somehow or
other, the child had contracted a chill, much to the anxiety of her
grandmother.

"Oh, Grannie!" Ella's voice had positively a wail in it.

"No, my dear," went on Mrs. Russell; "I'm sorry to disappoint you, but
your health is more important than a birthday party."

The child's disappointment was almost too deep for words. Such a
calamity as not being able to go to her party had never occurred to her.

"Grannie, my cold is nothing," she said. "It'll break my heart if you
don't let me go."

But Grannie was absolutely unyielding. "No, Ella, I'm responsible for
you to your father, and were I to neglect your health, I don't know
what he would say."

Mrs. Russell, as a matter of fact, was wont to be over-anxious at
times, and despite all Ella's protestations, she was packed off early
to bed. Here she was bidden to drink some hot gruel, after which a
steaming poultice was placed on her chest. That night the child cried
herself to sleep, and in consequence looked both tired and heavy-eyed
in the morning. Nevertheless, her cold was decidedly better, and Mrs.
Russell almost regretted the note which she had dispatched to the Hall
on the previous evening.

The consternation her missive caused, was beyond words, Rupert
expressing his opinion of Mrs. Russell in no very complimentary phrases.

Mrs. Snowden did not say much, for hope was still in her heart.

She had no intention of giving up her project easily, and so, directly
after lunch that morning, she ordered the carriage to be brought round,
with a foot-warmer and plenty of rugs. The lady then started off
herself to Mrs. Russell's lodgings, bent on bringing back with her,
both Ella and her grandmother to the Hall. And, after earnest pleading
be it said, she won her way.

The delight of the Snowden children at the success of their mother's
mission was beyond words, and this one serious drawback to their
happiness being removed, all went merry as a marriage bell.

       *       *       *       *

"You, Kenneth, have got to be the Prince, and in five minutes' time you
must come in with the slipper to fit on Cinderella's foot. We'll have a
jolly big one, for the fun of the thing!"

"All right. Have you got one that will do?"

"Yes,—" it was clever Rupert who was organizing the games for the
evening—"we've got an old one of Nurse's. It will hold both Ella's
feet, and there 'll still be lodgings to let."

Kenneth laughed. The fun was at its height, and charades were in full
progress, much to the amusement of the little assembled guests.

The word chosen for the charade was "Cinderella," and the two first
parts had already been enacted.

Now it only remained for the final scene, which was the trying on of
the slipper by the Prince.

Kenneth, during the five minutes before his presence was required,
ran downstairs to see whether Uncle Phil had yet made his appearance.
He wended his way to the dining-room, where he heard voices. Here a
surprise awaited him, a surprise so delightful that it nearly took his
breath away. Not only did he find his mother, Mrs. Russell and Uncle
Phil in the room, but a tall, fine-looking stranger also, whose face
somehow seemed slightly familiar to the lad.

"Hullo! Ken, my boy," said Dr. Carteret, stretching out his hand. "Here
I am, you see—'better late than never!'"

The warmth of Kenneth's greeting was enough to satisfy the most
exacting of uncles.

"I'm awf'ly glad to see you, Uncle Phil," said he; "but what made you
so late?"

"Well, we just managed to miss our train at Victoria, old chap. Now,
Ken,—" this as the boy turned questioningly towards the stranger—"I
want you to guess who it is I've brought home with me."

Kenneth looked puzzled. That something unusual had happened he felt
sure, for Mrs. Russell's eyes were shining with happy tears, and his
mother's face was brimful of pleasure.

Then, in a flash, it came to him! He had seen more than once, the
photograph of Ella's father, and here—yes, there was no doubt at all in
his mind now—was Gordon Russell in very truth.

"I know," cried he delightedly; "Cinderella's father has come home at
last!"

"Right, my boy," said Uncle Phil; "clever chap; now come and be
introduced properly."

Kenneth was so pleased at the turn of affairs that he scarcely knew
whether he was standing on his head or his heels; but presently he
recovered himself sufficiently to be able to make a suggestion.

After shaking hands with Mr. Russell, he turned to his mother, his eyes
bright with a splendid idea, which had just come into his mind.

"Mother," said he, "what fun it would be to surprise Cinderella! She
thinks I'm coming in presently to fit on her slipper. Couldn't Mr.
Russell do it instead of me? Just let me manage it all, may I, mother?"

And Kenneth had his way.

A few minutes later the whole party made its way towards the nursery
door. Kenneth, however, was the only one to enter.

"Cinderella," said he to the waiting Princess, for Kenneth was a few
minutes behind his time, "just shut your eyes for a minute. Shut them
tight, mind you!"

"Stupid!" grumbled Rupert. "That isn't in the charade."

But Kenneth insisted, and the little Princess obediently did as she was
bid.

Then, motioning every one to be silent, Kenneth beckoned those outside
the nursery to come in. He next gave the slipper into Mr. Russell's
hand, his heart going pit-a-pat as he waited to see the issue of events.

An absolute stillness reigned, for here was something quite unexpected.

But for Kenneth's warning finger, Uncle Phil's arrival would have been
greeted with shouts of delight; as it was, the boy's scheme was being
carried out to perfection.

A very sweet little maid, indeed, looked "Cinderella," as she sat there
with fast-closed eyes, waiting the coming of the Prince.

The roomy slipper was soon placed on the little foot, and at Kenneth's
word of command the child opened her eyes.

A look of puzzled wonder came into the little face, and then a cry of
such gladness burst from her lips, that more than one pair of eyes grew
suddenly tear-filled.

"Father! Father!" cried she. "Is it really—really you?"

"Yes, little one, there's not a doubt about it," was the reply, and
hereupon the Prince took "Cinderella" into his loving arms and kissed
her fondly.

       *       *       *       *

And so rolled away the clouds of poverty and care from little Ella
Russell's pathway—

   "And over meadowland and hill,
      The birds trilled forth their songs again,
    And as in blessing from the skies,
      God sent His 'shining after rain.'"



                THE END