Плавательская практика

                               
       Подходил к концу второй курс, а впереди ожидала плавательская практика. Завершилась летняя сессия и началась подготовка к практике.   
       Незадолго я, как говорили тогда, «справил» себе брезентовые брюки. Купил необходимое для брюк количество тонкого брезента цвета «хаки», который был несколько плотнее так называемой «плащёвки». Пошёл в специализированное ателье и заказал себе брюки с врезными карманами спереди на молнии, с накладными карманами сзади на молнии и шлёвками под широкий ремень. Одним словом, VIP-штаны.         
       В назначенный день пришёл за брюками. Всё было, прекрасно, только без молний и задних карманов. Сказали, что погорячились, приняв такой заказ, переломали все иголки. Но всё равно штаны были классными. Сидели, «как влитые». Эти брюки три года носил, как летние парадные, повседневные и рабочие. Выше от колен они были исписаны именами, номерами телефонов и адресами. Прежние надписи бледнели, а новые выделялись своей яркостью.               
       Отличительной особенностью брюк из брезента было превращение их в брюки из жести при намокании. Гремели они так же, как и жестяные. А после высыхания вновь становились «мягкими и пушистыми».               
       Тем временем получали стипендию за лето, получали командировочные, делились на группы. Руководителем плавпрактики была Малова Светлана Викторовна, подруга моей сестры, очень симпатичная молодая женщина, которая в дальнейшем вела у нас гидравлику и гидромеханику. Местом сбора отбывающих на практику был один из причалов, ниже речного вокзала. Собирались ближе к вечеру, провожала меня Лена. Мы стояли с ней на набережной у ограждения, прощались и целовались. Я обещал ей писать письма, и не обманул. Потом Лена уехала домой, потому что было уже довольно поздно, я спустился к причалу и присоединился к однокурсникам.               
      Подошёл катер, на котором переправились на противоположный берег и выгрузились на дебаркадере, где расположен склад с продовольствием для снабжения судов. Рядом стояла «ПМка», плав-магазин. Стояли, смотрели в даль, пытаясь угадать и разглядеть судно, на котором будет проходить практика. Так час за часом проходило томительное ожидание. Фраза, широко используемая в литературе, очень точно выражает то ощущение, которое мы испытывали.               
      Наступила ночь. На абсолютно чёрном фоне реки кое-где светились огоньки, некоторые из них перемещались. Так прошла полночь. Прошёл ещё час и ещё… Уже трудно сказать когда, но велено было по списку грузиться на «ПМ», который отчалил от дебаркадера и окунулся в черноту ночи. В списке было всего 10 человек:  Карзакова Люда, Кириченко Костя, Ермолович Миша, Буничева Люда, Чакрыгина Галя, Сорокин Толик, Матвеев Толик, Хайтович Изя, Муратова Люда и я. Через несколько минут увидели приближающиеся судовые огни, а потом и всё судно.               
      Это был сухогруз «Дудинка», как потом узнали, типа «Шестая пятилетка» водоизмещением чуть больше 2000 т.  На судне было тихо и пустынно. Нас развели по каютам, по два человека в четырёхместную каюту и выдали постельные принадлежности. Мы улеглись и сразу заснули.               
      Проснулись, когда судно подходило к Городецким шлюзам. Завтрака в нашем понимании почти не было. Помнится, был чай и хлеб с маслом. Дело в том, что на судах был так называемый «колпит», то есть коллективное питание. Члены экипажа скидывались и на эти деньги их кормили. А в связи с тем, что на завтрак не могли приходить все из-за того, что часть экипажа была на вахте, а часть экипажа спала после ночной вахты, то завтракали все индивидуально. Для этого покупали в плавмагазине необходимые продукты. Как правило, это были сгущенное молоко, хлеб, печение и тому подобное. В виде исключения для нас приготовили чай с хлебом и рекомендовали при первой возможности запастись продуктами для завтрака. Возможность вскоре представилась. Где-то к нашему судну причалил плав-магазин, и мы запаслись необходимыми для завтраков продуктами.               
      «Колпит» был достаточно скромным, я бы сказал точнее – скудным. Если мне не изменяет память, экипаж питался из расчёта 1 рубль в день. Это обед и ужин. В меню были суп без мяса, макароны или каша, чай или кофе с молоком, оладьи или блины, картошка и тому подобные блюда. Но, как ни странно, хватало, голода не испытывали.         
      Итак, шлюзы. Нам с Матвеевым поручили швартоваться в шлюзе. Дело было новое и непривычное. При швартовке порвали один канат (так и хотелось написать: "порвали две гармони"), зато поняли технологию швартовки в шлюзе.
      Потом собрались в кают-компании, где капитан разъяснил режим нашего пребывания, наши права и обязанности. За время практики мы должны были изучить судно «от киля до клотика» и составить отчёт о практике. Нам разрешалось перемещаться по судну в любых направлениях, спускаться в машинное отделение, знакомиться со всеми устройствами и механизмами, но строго под надзором членов экипажа. А самое главное, нам разрешили посещать ходовую рубку и рулить!   
      После прохода последнего шлюза перед глазами открылась морская даль, где в далёкой дымке голубая вода сливалась с голубым небом. Справа берег, освещенный утренним солнцем, двигался назад, а слева виднелся узкой полосой между небом и водой. От бортов отходили усы волн, а за кормой вода бурлила и лохматой пеной убегала от кормы назад. Мерно пыхтели дизеля. Курс пролегал от буя до следующего буя на север. А шли мы в Ленинград с грузом каменного угля.
      Практика шла своим чередом. Под руководством капитана посетили машинное отделение, где ознакомились со всеми механизмами, под руководством старпома драили палубу и крышки люков до состояния «чтобы блестели, как… ясные глаза старпома» с его же слов, под присмотром штурманов и капитана стояли у штурвала, зорко вглядываясь в даль, а в свободное время собирались на юте и «травили баланду».               
       Прошли Кострому, Ярославль, Рыбинск и вышли в Рыбинское водохранилище. Волга круто повернула влево, а наш путь лежал прямо, мимо Череповца в Шексну, очень живописную северную реку. Можно было сидеть и бесконечно любоваться проплывающими берегами и речными просторами.               
       Думал ли я, что вот так, запросто, смогу побывать на Шексне, увидеть Белое озеро, пройти Волго-Балтийским каналом, выйти в Онегу, пройти по Свири в легендарную Ладогу и по Неве в Ленинград?               
               
       Вечером пришли в Угольную гавань, которая встретила нас неприветливой погодой, и встали под разгрузку. После разгрузки угля должны были встать под погрузку кубинского сахара-сырца с морского судна в Ленинградском порту. Но под сахар нужно зачистить и помыть трюмы от угля. А на эту операцию была очередь из судов. Что бы долго не ждать, капитан предложил нам выполнить эту работу за деньги. Мы согласились. Участвовали в этом деле я, и еще трое студентов. Нас переодели в бэушную рабочую одежду – штаны и ботинки.               
       Подключили шланги к системе пожаротушения и приступили к «помывке». Остатков угля почти не было, трюм зачистили в процессе разгрузки. Но всё было в угольной пыли. Сначала было интересно и весело. Шланги вырывали друг у друга из рук. Спустя некоторое время, стали уже спокойно ожидать своей очереди строго по времени. Потом на время наплевали и не торопили отдавать шланг.
       Закончилось тем, что эта работа наконец закончилась, приведя нас в совершенно тупое состояние. После работы приняли горячий душ и проспали до самого утра следующего дня. Деньги мы получили. Наверное, где-то рубля по три. Утром перешли в морской порт и встали под погрузку сахара к высокому борту морского судна.               
       В Ленинграде мы были не долго, но своими молодыми и шустрыми ножками успели побывать во многих местах. Были и в Эрмитаже, и в Петропавловской крепости. Даже встретили однокурсников, которые проходили практику на другом судне.      
       Уходили из Ленинграда под звуки праздника «Алые паруса», который в этом 1968 году проводился впервые. На Неве стоял парусник с действительно алыми парусами, в небе полыхали фейерверки, играла музыка. На улицах было людно и весело. В основном гуляли выпускники школ.
       Во время практики я очень быстро отрастил себе бороду, после чего в экипаже меня стали звать, естественно, «Борода». А как ещё?               
               
       Дальнейший наш путь лежал в Москву, где должны выгрузить сахар-сырец с братской Кубы. Всю дорогу до Москвы на камбузе стояла глубокая миска всегда полная сахаром. Ели его горстями. У него был вкус чего-то растительного и фруктового. Приятный вкус.               
       Путь пролегал по Ладоге, Онеге, Волго-Балтийскому каналу, Шексне и Рыбинскому водохранилищу. Только при выходе из водохранилища шли не вниз, а вверх по Волге мимо затопленного старинного города Мологи и возвышающейся над водой колокольни храма. Из Волги по каналу имени Москвы попали Южный речной порт Столицы, где и выгрузили сахар-сырец. В Москве уговорили капитана приобрести магнитофон, так как в кают-компании для отдыха экипажа в наличии была только балалайка, на которой никто не умел играть. Капитан долго сомневался, но в конце концов сдался. С судовым радистом пошли в магазин и купили катушечный магнитофон. Скорее всего это был магнитофон «Яуза». Записей было немного. Сначала мы его гоняли целыми днями, а потом он надоел и его забросили. Может быть на следующий год такие же практиканты слушали музыку с этого магнитофона.               
       По Москве тоже погуляли, но немного. Вспоминается только Красная площадь.                               
       Из Москвы шли в Ярославль. Здесь провал в памяти. То ли из Москвы с грузом песка, то ли в Ярославль за песком. Но сейчас это уже не важно. Пришли в Ярославль и встали на якорь у какого-то необорудованного берега, на котором были большие кучи песка. Или мы его привезли, или мы пришли за ним… Где-то по пути к нам на «Дудинку» подсела руководитель плавпрактики Светлана Викторовна.         
       На следующее утро мы с Матвеевым позавтракали «чем Бог послал» и отправились в город. Гуляли там целый день. Обратно возвращались, когда уже начало темнеть. Подошли к берегу и стали криком вызывать шлюпку. Пока шлюпка отчалила от борта и направлялась к нам, заметили на берегу множество молодых особей женского пола, которые бегали по берегу, смеялись, раздевались и лезли в воду. Подошла шлюпка, за вёслами которой был хорошо поддатый Толик Сорокин. Он нам сообщил, что к нам в гости пришли девушки из какой-то чисто женской фабрики, и он сейчас будет перевозить их на судно. В это время старпом включил прожектор и повёл лучом по берегу. Казалось, что происходит штурм Зимнего дворца женским батальоном.   
      Прибыв на борт, мы с Матвеевым зашли на камбуз, где «поклевали» оставленных нам оладьев с чаем и кубинским сахаром, и пошли в свою каюту. Через несколько минут к нам зашёл Изя Хайтович, которого временно выгнал из каюты Сорокин Толик. Изя возмущался и ругался.               
      Далее со слов Миши Ермоловича. Накануне Миша, как самый здоровый и сильный, помогал механикам поднимать из машинного отделения наверх гильзы цилиндров, надорвал себе спину и ходил с палочкой. Тихо-мирно сидят они со Светланой Викторовной в кают-компании и смотрят телевизор. Вдруг распахивается дверь, появляется кудрявая голова Сорокина, которая, не видя Светлану Викторовну, выкрикивает «Миша! … Ты чо тут сидишь? Пошли! Там баб привезли!». Миша потихоньку делает ему знаки рукой, а тот не унимается: «Выходи!». Тогда Малова тихо говорит: «Идите, Миша, Вас же зовут». Чем там дальше дело закончилось, я не знаю. Но наши девушки-однокурсницы были возмущены.               
      После Ярославля зашли на Городецкий судоремонтный завод, где «…с пробоиной в борту Жанетта поправляла такелаж». То есть зашли на ремонт рулей, поврежденных на реке Свирь. Здесь и закончилась наша плавательская практика. С грустью расставались с экипажем, с которым уже сдружились.