Два трупа часть 2-я

 
                ДВА  ТРУПА
           (из  цикла  "Лихие  90-е")

...Был  безработным  пять  лет  назад  и  теперь  тружусь, чтобы  хоть  как-то  прокормить  себя  и  жену-пенсионерку. Только  бы  прокормить. Об  одежде  нет  и  речи.  Донашиваем  старое. Сейчас  на  мне  плащ  с  поношенными  и  подшитыми  рукавами. Болгарский.  Семидесятых  годов.  Купила  заботливая  жена  на  туристические  деньги.

На  стенах  обшарпанных  и  пропитанных  влагой  домов  шелестят  на  ветру  листовки :  номера  телефонов  публичных  домов,  выросших  как  грибы  после   летнего  дождичка, кабинетов  экстрасенсов, объявления  о  концертах  "легендарной  Любы  Успенской", прилетевшей   с   Брайтон-Бич,  ещё  и ещё  что-то...

Вот  подивился  бы  автор  "Ямы" !  Нет, какие  названия :  "Таис", "Тутси", "Багира", "Ночной  прибой", "Ночной  каприз" ! И  всё  это  -  для  "новых  русских"  и  всё  тех  же  привычных  на  Руси  "хатчиков".  Сервис.  Утончённый  спрос.  Шикарная  жизнь !  Среди  владельцев   борделей  и  бывшие  коммунисты.   Их  организаторский  талант   нигде   незаменим.  Возле  магазина  "Робек"  -  торговля   фирменной  обувью  -  ещё   пара  рухнувших  балконов.  Среди  обломков  старая  женщина  собирает  пивные  бутылки.   Со  стороны  киосков  слева  густо  тянет  мочой  от  ночной   торговли  спиртным,  за  витриной -  презервативы, импортные  сигареты, жевательная  резинка.  Утончённый  сервис.  Спрос.  Шикарная  жизнь...

На  углу  вновь  названной  Арсеньевской  (заместо  Карла  Либхнета)  улицы  в  разломанный  люк  водосточного  колодца  водитель  "Волги"  вогнал  переднее  колесо  машины  и  не  знает,  что  теперь  делать.  В  десяти  сантиметрах  от  него  проносятся  на  красный  свет  авто. Никто  не  останавливается. Всем  наплевать.  Едут  и  по  тротуару.  Ошалело  замигали  только  одним  жёлтым  светом  светофоры.  Пешеходы  тоже  не  останавливаются.  Двое  удачно  проскакивают  на  противоположную  сторону.  С  ними  и  я.  Бегущему  за  мной  не  повезло.  Его, кажется,  сбили.  Нет,  слава  Богу, не  сбили, а , вот,  от  кейса  ничего  не  осталось.  И  уныло  смотрит  прохожий  на  вколачиваемое  в  асфальт  содержимое  под  колёсами  иномарок.  Скорость  этих  новых  машин  для  нас  трудно  определима.  За  петьдесят  метров  лучше  не  перебегать.

На  взгорке  у  старого  здания  ТЮЗа  свалена  целая  гора  выброшенных  на  улицу  пожухлых  декораций,  в  которых  копошаться  двое  собаковладельцев.  Псы  охраняют  их  тощие  и  в  собачьей  шерсти  задницы.  Нет,  плохо  всё  же  работает  коммунальная  служба  какого-то  там  департамента  в  "Зубе   мудрости" - бывшем  Обкоме (какую  многоэтажку  отгрохали !), хотя  сидят  там  всё  те  же   перекрасившиеся  коммуняки.  Его  хорошо  видно  с  горы  от  нашего  института  , который  - в  нескольких  десятках  шагов  от  места  расстрела  последнего  императора    России,  преданного  собственным  дворянством.

Да-а...  Вот  и  бывший  сад  имени  революционера  Вайнера.  В  шестидесятые  годы  здесь  была  знаменитая  блатная  танцплошадка.   В  смысле   частых  ежевечерних  разборок  "блатных".  Сейчас  это  уже  не  сад, а  мусорная  яма  :  листья,  ветки  деревьев, пивные  банки, обёрточная  бумага, конфетные  коробки,  какие-то  пакеты  и  всяческий  другой  хлам.  С  каждым  днём  его  всё  больше.  На  дорожках  лежат  длинные  и  сморщенные  презервативы  -  следы  ночной  работы.  Совсем  недалеко  от  тех  киосков, где  их  приобрели.   Лавки, где  раньше  спали  бомжи  и  торговали  радиодеталями  "хатчики",  убраны  или  украдены.  Возле  трёх  старых  лип  двое  затасканных  жизнью  алкашей  разожгли  на  нескольких  кирпичах  костерок  и  что-то  готовят  в  большой  консервной  банке,  оглядываясь  с  опаской  по  сторонам.

Ещё  несколько  десятков  шагов  и  я  у  института. Бумаги,  выброшенные  из  окон  ленивыми  уборщицами,  густо  лежат  на  газонах.  Нет,  не  только  коммунальная  служба  меня  раздражает.  В  институте  пахнет  пылью  и  мочой  из  открытых  дверей  туалетов.  На  решётке  объявления  о  собрании  Аграрной  партии,  о  прививках  против  клещевого  энцефалита  и  о  внесении  платы  за  посадку  картошки  по  70000  рублей  за  сотку.  Цены !  Вот  дожили .  То  ли  ещё  нас  ждёт... Начинается  очередной  рабочий  день.

На  кафедре - затоптанный  сотнями  студентов  пол.  Не  моют  несколько  месяцев.  Надеваю  халат  и  поднимаюсь  по  крутой  деревянной  лестнице  старого  купеческого  дома  на  свою, как  я  её  называю,  "Голгофу" - в  вирусологическую  лабораторию, а  затем  прохожу  в  "аппендикс" -  лекционный  зал  с  низким  сводчатым  потолком.  Студенты  зайти  со  стороны  коридора  что-то  не  могут.  Выясняется,  что  кирпичи,  осевшие  сверху  в  недавно  построенном  на  тяп-ляп  переходе,  заклинили  дверь.  Вызывают  плотников,  а  студентов  запускают  со  стороны  "Голгофы".

В  аудитории  дышать  нечем.  Не  проветрили,  В  проходах  между  столами  -  кучи  мусора, у  стен  тоже, на  столах  пыль, пол  серый  от  земли  с  обуви  "студней". Как  ни  говори -  не  моют  в  корыте  у  входа  в  институт.  Рубашка  моя  и  чистый  халат  пропитываются  потом  почти  мгновенно.  С  трудом  дочитываю  первый  час  и  спускаюсь  вниз  на  5-минутный  перерыв.   Обычное  дело.  Рабочий  день  начался. Ну, а  потом  выясняется,  что  взломана  решётка  окна  в  преподавательской  и  украдены :  микроскоп, вентилятор,  калькуляторы, сменная  одежда  и  обувь  персонала, телефонный  аппарат  и  прочее  и  тому  подобное.  Вызывать  милицию  бесполезно.  Всегда   поясняют  - "Всего-то  делов ?!  Мы  выезжаем  только  на  убийства..."

Да  обычное  дело.   А  потом    профессор  Хребтов, выстоявший  в  рабочее  время  полуторочасовую  очередь  за  порошковым  молоко, теряет  3-х  литровую  банку  из  лопнувшего  полиэтиленового  пакета, и  она  с  грохотом  ручной  гранаты  взрывается  на  цементном  полу  и  заливает  профессора  до  ширинки   и  меня  до  колена.  Хорошо,  что   я  немного  выше  его  ростом.  Это  несколько  утешает.  Но  не  надолго.  Я  смотрю,  как  бережливый  профессор  снимает  с  оторвавшегося  горлышка  пластиковую  крышку,  и  тут  вспоминаю,  что  у  меня....

(Окончание  следует)