Александр Дюма, Роман о Виолетте - 2. Часть 15

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ








–  Ну хорошо, чем тебе не угодила горничная? – спросил я.

– Ведь по вашей задумке, полагаю, что это та самая горничная, с которой впоследствии молодой д’Артаньян завёл шашни, чтобы поближе подобраться к Миледи? – спросила Виолетта.

– Вполне возможно, – согласился я.

–  Абсолютно невозможно! – возразила Виолетта. – Если так, тогда эта служанка, как получатся из такого допущения, останется служанкой миледи и после её брака с виконтом. Но в таком случае она будет осведомлена о развязке, о том, что виконт попытался расправиться с ней и инсценировал свою смерть. После таких событий любая горничная умчится от таких хозяев как можно дальше, только пятки будут сверкать. Если только эта горничная не питает какой-то особенной слабости к своей хозяйке, настолько, что вытащит её из петли и сбежит их проклятого дома виконта вместе с ней. Так что подумайте и решите. Если это – та же самая горничная, она не столько горничная, сколько подруга и доверенное лицо. В этом случае следует показать их задушевные отношения. То есть перекроить весь сюжет в этой части. Или, во всяком случае, она должна питать чрезвычайное уважение и преданность по отношению к своей хозяйке. Но знайте, что вам тогда предстоит объяснить, по какой причине Миледи в будущем настолько испортит с ней отношение, что обе они будут тайно пакостить друг другу. Хотя я признаю, история о том, как горничная спасла Миледи, могла бы быть интересной при наличии развития их отношений. Итак, в таком случае эта горничная – активная участница событий. Ей следует уделить побольше внимания.

–  Едва ли мне интересно разрабатывать линию отношений Миледи и её горничной, – сказал я. – Я не стал разрабатывать линию отношений Анны Австрийской и Марии де Шеврёз, я не стал раскрывать отношения Марии-Антуанетты и принцессы Ламбаль в «Ожерелье Королевы»! Так разве буду я расписывать что-то подобное в отношении какой-то там Миледи и её горничной!

«Впрочем, идея не плохая! – подумал я. – Может быть, когда-нибудь позже, я напишу такую новеллу о том, как горничная Миледи вытащила её из петли, а также о том, как Миледи отплатила ей за эту услугу!»

–  Да, вы не так смелы, как аббат Бурдейль, то есть Брантом, как маркиз де Сад, или хотя бы как мадам Мари-Мадлен де Лафайет, – отметила Виолетта. – Вы даже скромнее, чем герцог Франсуа де Ларошфуко. Что ж, если же вы хотите, чтобы зритель не обратил на горничную никакого внимания, тогда она вместо того, чтобы стыдливо отходить в тень, должна вести себя так, как ведёт себя любая другая горничная. Пусть она в присутствии хозяйки всячески демонстрирует свою занятость, поправляет подушки, или вытирает пыль, или протирает окно, или совсем слегка поправляет вещи, а лучше – всего понемногу. Она может принести полевые цветы, поставить букет на стол, наполнить вазу водой из кувшина и так далее. Словом, в присутствии хозяйки она должна демонстрировать свою незаменимость и при этом почтение, то есть всегда оставаться в положении лицом к хозяйке. Ведь от этого зависит её жалованье! Кстати, когда хозяйка отворачивается от неё, она может корчить рожи или делать какие-то другие жесты, свидетельствующие о том, что она внутренне считает себя ничуть не ниже своей хозяйки.

– А почему вы думаете, что горничная считает себя не ниже хозяйки? – спросил я.

– Таковы все горничные и все слуги, – ответила Виолетта.

– Пожалуй! – согласился я. – А что насчёт слуги по имени Гримо?

–  Молодой слуга, который видит только своего хозяина, и тут вдруг молодая красивая девица, которая, вполне вероятно, станет супругой виконта, – продолжала Виолетта. – И у этой молодой девицы имеется весьма недурная горничная! Подумайте сами! Если хозяин охотится за хозяйкой, почему бы слуге не поохотиться за служанкой? Это вполне логично. 

– Не обязательно, – возразил я.

– Да, не обязательно, – согласилась Виолетта.  – Но едва ли он будет равнодушен к ситуации и к самой служанке. Либо он проявит интерес, что вполне объяснимо, либо он, предположим, проявит показное равнодушие или даже презрение, если ему не нравится сама хозяйка и он не желает, чтобы виконт женился на ней. Или же, в конце концов, он наблюдает для того, чтобы составить своё мнение и сделать свои выводы, а затем, быть может, даже повлиять на хозяина, чтобы решение было таким, какое ему нужно. И, наконец, четвёртый вариант, состоит в том, что слуга настолько хорошо вымуштрован, что он ничем не выдаёт своих истинных чувств.

– Вот как раз последний вариант, четвёртый, я и имел в виду, – сказал я.

– Чепуха, дорогой мой автор! – возразила Виолетта. – Он не вымуштрован, поскольку он болтлив не в меру, он рассказывает те подробности про своего хозяина, которые говорить не следовало. Ведь едва ли виконт поручил Гримо сообщить это всё как бы между делом! Вспомните, что он говорил!

– Я уже не так хорошо помню написанные мной сцены, чтобы цитировать их по памяти, – сказал я. – Вы мой секретарь, моя милая, вот вы и напомните мне эти фразы!

Легко! – сказала Виолетта. – Вот его реплики. «Я принес письмо господина виконта, дверь была открыта, я не хотел звонить из страха обеспокоить мадемуазель; я вошел и ждал».  «Благоразумие, вероятно, не позволит господину виконту прийти». «Господин виконт в ссоре со своим отцом». «Старый господин хочет представить господина виконта мадемуазель де Ла Люсе…» И далее, когда Шарлотта делает предположение: «Этой красавице-сиротке, про которую говорят, что она самая богатая наследница провинции», он подтверждает: «Верно!», то есть сообщает Шарлотте очень много личной информации о семейных делах виконта без разрешения с его стороны. Если бы виконт хотел, чтобы Шарлотта была в курсе его ссоры с отцом по причине разных взглядов на его женитьбу, он предпочёл бы сам рассказать об этом, а не допускать того, чтобы она узнала об этом от слуги! Помните, что ваш Атос – человек, как вы говорите, благородный, то есть чванливый, заносчивый, сноб, который никак не считает своего слугу ровней себе, и, следовательно, не считает его и ровней той, кого выбрал в качестве будущей супруги!

– Пожалуй, – пробормотал я.

– Я ещё не все фразы Гримо припомнила! – продолжала Виолетта. – Вот вам ещё его высказывания: «Господин виконт отказался от этого знакомства… Под тем предлогом, что он не чувствует никакой охоты к женитьбе. Так что он не поехал к Ла Люссе… И вернулся сюда… Вы понимаете?» Откуда бы слуге знать, на что у виконта есть охота, а на что нет, и зачем он всё это выкладывает этой даме? И вот ещё его фраза, в которой он лезет в те дела, которые его не касаются: «Беда! Мадемуазель, шесть месяцев, как ваш брат уехал… Это долго для крестьян… Шесть месяцев без мессы!» И только последняя фраза не заслуживает моего осуждения, он просто спрашивает: «Мадемуазель передаст мне ответ?» И, между прочим, после того, как он обращался к ней на «Вы», обращаться к ней в третьем лице не очень вежливо. Следовало бы либо всегда обращаться к ней в третьем лице, или, если уж он посмел говорить с ней не как бы опосредованно, а прямо, обращаясь к ней на «Вы», он не должен был безо всяких причин снова дистанцироваться. Такое могло бы произойти только если бы внезапно появилось какое-то третье лицо, знатное, и влиятельное, если бы Гримо захотел скрыть от него, что позволил себе обратиться к мадемуазель на «Вы», то есть завязать с ней диалог. Обращение в третьем лице – это подчёркнутое отсутствие диалога, когда спрашивают лишь о необходимом. Так говорят мажордомы или чрезмерно вымуштрованные слуги английских лордов.

– Забавно! – сказал я со смехом. – Никогда не думал об этом!

– Я уже сказала, что он излишне болтлив и поэтому подобного слугу следовало бы немедленно уволить, – сказала Виолетта. – Признайся, дорогой мой писатель, что и ты сам тоже рассчитал бы подобного слугу. А виконт, наверное, ещё бы и велел его высечь!

– Не берусь это отрицать, – сказал я. – Но поспеши, мой секретарь, видишь, помощник режиссёра сделал мне знак, что пора переходить к следующей сцене, которую я должен видеть, как автор, а ты – как мой секретарь. Так что даже если тебе будет скучно, уйти с репетиции ты не вольна. Работа не обязана быть нескучной, этого ни один работодатель не гарантирует!

– Идём, месье начальник, – сказала Виолетта и решительно открыла двери в зал.

Завидев меня, режиссёр вздохнул с облегчением и дал знак начинать третью сцену, в которой участвовали Шарлотта и Виконт, будущий Атос. Позволю себе вновь называть действующих лиц, а не актёров, их играющих.

Виконт: Я увидел издалека вас, Шарлотта. Почему вы вышли при моем приближении?

Шарлотта: Я вышла к вам навстречу.

Виконт: Правда? Благодарю… (Целует ее руку).

Шарлотта: Вы сегодня позже обычного…

– Вот так мы, женщины, превращаем визит вежливости в обязанность, – шепнула мне Виолетта. – И попутно упрекаем его в опоздании, то есть в том, что он нерадиво относится к этим обязанностям! Браво, автор!

Виконт: Я писал вам… Гримо передал мое письмо?

Шарлотта: Да… Вы добры ко мне, господин виконт, слишком добры.

Виконт: Слишком добр?.. Отдавая вам лачугу… Вы достойны того, чтобы жить во дворце.

– В хлеву или в борделе ей самое место! – прошептала Виолетта.

Шарлотта: О! Я говорю, что думаю, и повторяю, вы слишком добры, господин виконт. Я признательна вам за ваше предложение. Но, простите меня, я не могу согласиться…

– Вот так добиваются большего после того, как уже получили больше того, что заслуживают! – продолжила свои комментарии Виолетта.

Виконт: Вы не можете согласиться? Почему вы всегда смущаетесь, принимая что-нибудь от меня!

Шарлотта: О! От вас, когда вы были моим господином, я приняла бы все, но… я покидаю этот край, господин де Ла Фер. Так надо. Я должна.

– Рыбаки называют это подсечкой, – шепнула Виолетта. – Чтобы получше зацепить рыбку на крючок, надо дёрнуть за леску, будто бы забирая наживку у рыбки, которая ещё не решила, хватать её или воздержаться. Видя, что добыча ускользает, рыба уже не может устоять! Она без раздумья бросается за ней, хватает как можно крепче и заглатывает целиком!

Виконт: Вы отказываетесь от этого дома? Вы должны покинуть этот край? Что вы говорите, Шарлотта?.. Объясните… Почему вы бежите? Вы бежите от меня?

– Он настаивает, чтобы она высказала все свои претензии! – продолжала шёпотом Виолетта. – Определённо, имя Шарлотта ей не подходит! Это хищница Анна, или, по крайней мере, Екатерина, Елизавета, София, Иоанна, Мария или Элеонора!

– Тс! – оборвал я её речь. – Ты мешаешь мне слушать!

– Текст ты и без того знаешь, а для того, чтобы оценить игру, прислушиваться к словам не обязательно, – возразила Виолетта.

– Надо было мне назвать Шарлотту Виолеттой! – прошипел я.

В ответ Виолетта гордо распрямилась, и, как мне показалось, была весьма довольна моим сравнением.

– Во всяком случае ваша миледи не столь глупа, как ваш виконт, – сказала она с гордостью, словно бы ответила и за себя, и за Шарлотту, чью сторону она неожиданно приняла.

Тем временем действие продолжалось.

Шарлотта: Потому что появление молодой безвестной девушки, бедной, без будущего, стало помехой для дворянина вашего звания и достоинства.

Виконт: Что вы имеете в виду, Шарлотта?

Шарлотта: Господин виконт не хочет брать в жены мадемуазель де Ла Люсе, которая молода, красива, знатна… И чье состояние удвоило бы ваш доход.

Виконт: Так вы знаете это, Шарлотта? Вы знаете также, что я отказался, не так ли?

– Зачем переспрашивать очевидное? – проворчала Виолетта. – Я бы этого виконта выставила вон! Для меня он слишком глуповат! Впрочем, задумка сначала облапошить его мне вполне понятна!

Шарлотта: Да, и вот почему я больше не страдаю; уехав отсюда я избавлю вас от непослушания отцу и себя от угрызений совести, ведь я больше не буду мешать вашему благополучию…

– Приманка – невинная жертва, рыбка уже на крючке! – прошептала довольная Виолетта.

У меня по спине пробежали мурашки. Я понял, что, возможно, она говорит это вовсе не о театральном действии, а о наших с ней отношениях!

«Что ж, мне нравится быть на этой леске! – подумал я. – Если я проглотил наживку вместе с крючком, я сам в этом виноват, и никого в этом не виню, я принимаю свою судьбу с особым извращённым наслаждением!»