Жизнь и приключения товарища Сталина от рождения д

Часть 1. Приключения Сталина в Российской империи (1878-1917)
Глава 1. Детство (1878-1888 годы)
Иосиф Виссарионович Джугашвили (в детстве – Сосо, в молодости – Коба, в зрелые годы - Сталин) родился 18 декабря 1878 года в Гори недалеко от Тифлиса (ныне Тбилиси) в семье профессионального сапожника Бесо и не очень профессиональной прачки (на пике карьеры - швеи) Кеке.
До его рождения у семейной пары Джугашвили уже было двое сыновей, которые умерли в младенческом возрасте.
- Бог любит троицу! – решил Бесо, влезая на жену в исторический момент зачатия Сталина.
- Зачем ты вошел в меня, Бесо? Какой в этом смысл? Неужели ты не понимаешь, что Господь разгневался на тебя за твой несносный характер, и теперь все наши дети должны умереть во младенчестве. Остановись, Бесо! Не гневи Господа! Не считай себя самым умным! Ты далеко не такой умный, как всемогущий Господь наш Иисус Христос! – яростно протестовала супруга, пока Бесо работал над зачатием будущего вождя.
Несмотря на протесты матери, Сталину повезло не только родиться, но и выжить в младенческие годы, что по тем временам было почти чудом (из-за плачевного состояния педиатрии тогда редко кто доживал до трех лет).
Впрочем, совсем избежать болезней Сталину не удалось.
Около пяти лет он тяжело переболел оспой, был на грани жизни и смерти, а потом всю жизнь ходил с лицом, буквально изрытым оспинами (соседские дети прозвали его Рябой).
Была у него и вторая кличка – Хромой. Она появилась после того, как маленький Сталин зазевался на улице, и его переехал фаэтон (ДТП в те времена были большой редкостью, и в них попадали только «особо одаренные» пешеходы).
Кроме того, Сталин получил тяжелую травму левой руки (всю жизнь он потом мучился с ней).
По вопросу причины травмы руки показания очевидцев расходятся.
Одни пишут, что она была следствием еще одного ДТП (маленький Сталин любил задуматься посредине дороги). Другие уверяют, что руку ему повредили в детской драке (Сталин был большой забияка, но из-за хилости телосложения чаще били его, чем он). Третьи сообщают, что травму он получил от падения с дерева, куда полез за соседскими грушами.
Все «очевидцы» сходятся только в том, что руку лечили из рук вон плохо (хорошей медицины тогда в принципе не существовало, а для бедных ее не было вовсе). Рука постоянно гноилась, стала плохо сгибаться, что в дальнейшем послужило причиной освобождения Сталина от воинской повинности (об этом мы расскажем в свое время).
Так или иначе, но через многочисленные травмы, болезни и боль, Сталин рос и с каждым годом становился крепче и сильней, чему больше всех поражалась его собственная мать.
Поначалу она скептически смотрела на перспективы сына в нашем мире и ожидала его смерти со дня на день.
- Я же говорила тебе, Бесо, что наш сын не жилец! – любила пилить мужа Кеке, когда маленький Сталин в очередной раз валялся в горячке без сознания. – Убедился, наконец, что его дело гиблое. Зачем ты его зачал?! Полюбуйся на плоды семени своего, алкоголик проклятый!
- Не каркай, ворона! Авось оклемается! – хмурился Бесо, с сомнением поглядывая на бездыханного Сталина. – А коли окочурится, я тебе другого заделаю. И буду делать детей до тех пор, пока не повезет!
- Ох, окаянный. Я сейчас к батюшке побегу. Авось смилостивится надо мной Господь, и у тебя больше никогда не встанет!
- Не волнуйся, курица! У меня всегда на тебя встанет!
В одно из посещений церкви Кеке дала торжественную клятву, что, если ее Сосо выживет (он в очередной раз тяжело заболел), а муж станет импотентом, она обязуется сделать из сына священника.
Оба эти условия были практически невыполнимыми, но свершилось чудо, и они сбылись. Сосо оклемался, а Бесо, который с годами все больше налегал на спиртное, стал игнорировать супругу (тем более, что она достала его вечными склоками и ворчанием).
Пожалуй, самое известное событие из детства Сталина, которое описывают многочисленные очевидцы, его скандальный день рождения (будущему вождю стукнуло девять лет).
Бурное грузинское веселье уже подходило к концу, порядком нализавшиеся гости мирно спали на столе или под столом, когда маленький Сталин с неодобрением посмотрел на подвыпивших родителей и строго сказал:
- Минутку внимания, предки! Ненадолго отвлекитесь от попойки и внимательно меня послушайте!
- Может, все-таки выпьешь, сынок? – повернулся к нему Бесо. – А то у меня сердце кровью обливается, что ты такой хлипкий. Поверь отцу, тебе просто необходимо выпить за свое здоровье! Давай поднимем тост за то, чтобы ты стал таким, как я в твои годы!
- Гавном ты был в его годы! – оборвала его спич Кеке. – Гавном был тогда, гавном и сейчас остался. Мнит себя пупом вселенной. Ты, Бесо, не пуп! Ты, Бесо, туп!
Некоторые гости очнулись от сна и стали с интересом прислушиваться к разгорающемуся семейному скандалу.
- Ты на кого пасть разинула, коза!? Ты кто такая?! Ты - ребро Адама! Ты должна мужа почитать, как господина своего! Я требую, чтобы ты раболепно стояла передо мной на коленях, ловя каждое мое слово, а не квакала, как лягушка!
- Господи! За что мне этот алкоголик проклятый?! – всхлипнула Кеке.
- Ша, родители! – жестко перебил Сталин. – Вопрос у меня архисерьезный. Так что хватит препираться и слушайте внимательно! Вы мне подарили игрушки, хотя сами знаете, что я в них не играю. Пока что прощаю сию вину вам, хотя (хочу предупредить) чаша моего терпения переполнена, и час возмездия близится. Чего побледнели? Шучу! Перейдем к сути вопроса. Я долго думал, какой подарок мне бы хотелось получить на день рождения и принял решение. Подарите мне другую дату рождения. Мне очень нравится 21 декабря 1879 года. Сможете выправить документ?
- Ты че, сынок? Вроде не пил. Нюхнул чего? – не понял отец.
- Я решил стать революционером и конспиратором! – пояснил Сталин. – Чем путаней будет моя биография, тем труднее царским ищейкам напасть на мой след.
- О, Господи! Несчастная я женщина! – разрыдалась Кеке.
- Как говорится: пришла беда, отворяй ворота! – вздохнул и отец. - Если у жены с мозгами туго, так и сын придурком родится. Меня еще все спрашивают: почему я, Бесо Джугашвили, человек с золотым руками, который наизусть знает всего Шота Руставели и до свадьбы рюмки в рот не брал, стал вдруг алкоголиком?! А как мне не пить, когда такие вещи в семье творятся. Ладно жена! Что с бабы взять? Но когда родный сын сумасшедший – это действительно тяжело. Не поверите, дорогие гости, но я каждый день мечтаю напиться, чтобы не видеть, как мой сын сходит с ума!
- Алкоголик чертов! – простонала Кеке. – Дай хоть рубль, подлец окаянный! Я его батюшке в церковь отнесу! Может, сыночка нашего от головной хвори исцелит! Бывают же случаи, что ненормальные вылечиваются?
-  Заткнись, дура! Держи карман шире. Сейчас я твоему батюшке еще свою сапожную мастерскую подарю! – огрызнулся Бесо.
- Хам и подонок! – плюнула в него (но не попала) Кеке.
- Убью, суку! – взревел отец.
- Хватит препираться, родители! – стукнул кулачком по столу Сталин. – В стране много несправедливостей!  Отсталость экономики. Застой в идеологии. Неграмотность населения. Эпидемии. Я хочу исправить сие положение, но смогу приступить к делу только в том случае, если сам многому научусь. Вы мешайте мне сосредоточиться! Короче, прошу очистить помещение. И гостей своих забирайте!
На какое-то время возникла неловкая пауза. Первый пришел в себя Бесо:
- Извините, дорогие гости! Все вы, конечно, в курсе, что мой сын серьезно болен и физически, и, к сожалению, умственно. Я не жалуюсь. Просто прошу понять нас. Давайте дадим больному тишину и перебазируемся праздновать в кабак!
- Ах, ты, скотина такая! –выдавила из себя сквозь слезы Кеке. – Совести у тебя нет! Твой сын лишился разума, а тебе начхать! Лишь бы глаза свои залить, алкоголик проклятый!
Однако глава семьи уже не слышал ее. Во главе гостей он отправился продолжать веселье в питейное заведение. Заплаканная мать выбежала следом и бросилась в церковь.
Маленький Сталин раскрыл книгу и углубился в чтение.

Глава 2. Учеба в Горийском духовном училище (1888-1894 годы)
После описанного дня рождения родители Сталина серьезно задумались о его будущем.
Кеке, выполняя клятву Господу, стала склонять сына к поступлению в Горийское духовное училище. 
- Ты очень талантлив, Сосо!  – льстила сыну мать. – Если бы твой отец был путевым человеком, ты бы мог выбиться в купцы или даже стать жандармом. Но поскольку твой отец алкаш и не имеет ни гроша за душой, то у тебя остается только один шанс выбиться в люди – стать священником.
- Я подумаю, мама! – коротко ответил Сталин, на секунду отрываясь от книги.
С отцом аналогичный разговор закончился трагически.
- Прими мой горячий совет, сынок, никогда не слушайся баб и свою мамашу в особенности! – усадив перед собой сына, начал поучать Бесо. - Ты уже взрослый мужчина и должен знать горькую правду: твоя мать хоть и прекрасная женщина и весьма аппетитна в постели, но, к сожалению, круглая дура. Знаю, что она склоняет тебя стать священником. Мой совет: пошли ее на три буквы. Подумай лучше какие прекрасные перспективы нас с тобой ждут. Я научу тебя сапожничать, и мы вдвоем горы сможем свернуть. Вместо моей маленькой будочки купим большую просторную будку на двоих. Зажмурь глаза и представь: мы с тобой целыми днями сапожничаем, а в перерывах читаем друг другу наизусть Шота Руставели и пьем вино!
-  Я, папа, в курсе, что мама у нас, мягко выражаясь, не большого ума. Скажу больше, я отнюдь не горю желанием стать священником. Однако, к сапожному ремеслу у меня душа совершенно не лежит, да и руки мои, как ты сам не раз говорил, не из того места растут. При данных обстоятельствах, думаю, мне лучше все-таки пойти учиться в духовное училище (за неимением в нашей системе образования бездуховного училища)! – Сталин грустно улыбнулся одними кончиками губ.
- Ты окончательно обезумел! – рассердился отец. – Какое бездуховное училище, несчастный? О чем ты говоришь? Ты хоть понял, что я тебе предложил?! Мы с тобой вдвоем будем чинить ботинки всему Гори! Представляешь перспективы? В нашей большой будке мы будем пить вино и читать друг другу Руставели! Что может быть прекраснее?
-    Как бы тебе помягче сказать, папа. Понимаешь, есть воробьи, а есть орлы…
- Я не про птиц с тобой говорю, придурок! – перебил Бесо. -  Ты знаешь какой кайф рано утром (часиков в шесть, а лучше в пять) взять отвалившийся каблук и прибить его к сапогу? Затем осушить бутылочку легкого вина. Потом (уже подшофе) починить чей-нибудь башмак, распевая во все горло «Витязя в тигровой шкуре». После легкий завтрак с крепкой чачей. Я тебе это рассказываю, а у самого слюньки текут! 
-  Есть воробьи, а есть орлы, папа. Ты родился воробьем. Ничего плохого или постыдного для тебя в этом нет. Таким, как ты, по кайфу всю жизнь просидеть в будке, ремонтируя обувь. Но я птица другого полета.
- Какая птица? Какого полета, идиот? Куда ты лететь собрался? Я из тебя эту дурь выбью! Я не для того тебя рожал и кормил, чтоб ты себя птицей возомнил. Снимай штаны!
Бесо окончательно потерял контроль над собой и, пользуясь преимуществом в физической силе, повалил Сталина на пол, задрал штанишки и принялся лупить ремнем.
- Получил, гаденыш?! – вытер он пот со лба после завершения экзекуции. – Будешь теперь слушаться?! Сегодня же идешь со мной в будку, распиваем вместе бутылку вина и поем Шота Руставели! А завтра в пять утра начну учить тебя сапожному ремеслу!
- Никогда этого не будет! – твердо возразил Сталин, одевая штаны. – А еще раз меня хоть пальцем тронешь, я тебя зарежу!
- Родного отца?! – поразился Бесо. – Не сын ты мне после этого!
- Договорились! – спокойно согласился Сталин и медленно направился к выходу.
 Бесо так и остался стоять с ремнем в руках и открытым ртом.
 Впоследствии он неоднократно пытался примириться с сыном, ругался, кричал пьяным под окнами, плакал, проклинал, угрожал, разрисовывал всю его комнату надписями («Давай помиримся, сынок!», «Приходи сегодня в будку чинить башмаки!», «Не хочешь простить, пошел на хер!», «Будь ты проклят, гаденыш!», «Как сказал классик: я тебя породил, я тебя и убью»), но все оказалось безрезультатным. Сталин больше никогда с ним не разговаривал.
Через несколько месяцев отец понял, что все его попытки натыкаются на стену непонимания. После чего собрал вещи и уехал в Тифлис.
Больше отец и сын никогда не виделись.
В 1888 году Сталин подступил в подготовительный класс Горийского духовного училища. Срок обучения составлял два подготовительных года и четыре основных – всего шесть лет.
Однако Сталин освоил программу подготовительных классов за год, а затем блестяще с отличием закончил первый класс.
Как вспоминал его одноклассник Адамишвили будущий вождь почти не общался с одноклассниками, а на попытки завести с ним разговор отвечал односложно, как правило, один из трех вариантов: «да», «нет» или «не знаю». Он не бегал на переменках, не озорничал, на уроках молча конспектировал учителя, никому не подсказывал и не давал списывать. Не было случая, чтобы он не сделал домашнее задание или опоздал на урок. Любую свободную минутку он проводил за чтением учебников.
Другие ученики относились к «ботанику» Сталину с нескрываемой неприязнью, зато учителя были от него в восторге. С первого класса училища они поручали будущему вождю вести журнал посещаемости, отмечать опоздавших, следить за порядком и даже преподавать вместо себя уроки.
Самый строгий из них учитель русского языка Лавров, который имел прозвище «жандарм», настолько впечатлился Сталиным, что сделал своим неофициальным заместителем.
- У меня сегодня деловое свидание с дамой! Сможешь подменить меня на последнем уроке? – просил Лавров.
- Владимир Андреевич, я бы с удовольствием. Но, увы, сегодня занят: по просьбе учителя пения буду принимать зачет по Акафисту и Часослову у наших балбесов. Вы не поверите, дорогой мой, в последнее время совершенно выбился из сил! Столько дел! Просто не знаю за что хвататься!
- Понимаю, Сосо! Я один предмет веду, а у тебя их столько, что голова кругом идет!
- Предметы, как вы знаете, мне легко даются. А вот научить какого-нибудь балбеса тому, что сам знаю, на это никакого терпения не хватает!
- Сосо, милый! А нельзя ли (ради меня) сдвинуть немного твой Акафист? Очень нужно! Просто позарез!
- Ладно, постараюсь помочь. Но прошу на будущее заранее ставить меня в известность о ваших свиданиях. Давайте поступим так. Составляйте каждый месяц график, когда вы встречаетесь с барышнями, и представляйте мне его на утверждение за неделю до начала очередного месяца. Иначе (уж извините) в следующей раз буду вынужден отказать.
- Спасибо, Сосо, дорогой!
- И обязательно укажите в отдельной графе время начала и окончания свидания. Как вы понимаете, мне это нужно не ради любопытства, а чтобы распределить свое время.
- Все сделаю!
Сталин заканчивал первый класс, когда грянул гром среди ясного неба. Администрация Горийского училища издала приказ о его отчислении.
Учителя и ученики, читая этот приказ на доске объявлений, восприняли его по-разному. Ученики, которых он замучил строгим надзором, не могли скрыть своего торжества, а учителя, наоборот, пришли в уныние.
Причина отчисления была банальной - невнесение платы за обучение.
Дело в том, что к этому времени Бесо наотрез отказался от уплаты алиментов и бежал в неизвестном направлении (больше его никто никогда не видел).
Кеке хоть и работала, не покладая рук, сразу на двух работах (прачкой и швеей), все равно не могла осилить плату за обучение (25 рублей в год, что по тем временам весьма солидная сумма).
- Совершенно недопустимо отчислять лучшего ученика, который является гордостью нашего училища! – возмущался учитель русского языка «жандарм» Лавров. – Воистину страшные времена наступят в России, если такого ученика, как Сосо, выгонят на улицу, как собаку!
- Как можно отчислять ученика, который поет псалмы на уровне лучших голосов Грузии?! – возмущался учитель пения Гогличидзе. – Я убежден, что Сосо будущая звезда оперного искусства Грузии, а, может, и всей России! Совершенно недопустимо бросаться такими талантами!
Под нажимом преподавательского состава администрация училища пошла на попятную и отменила приказ об отчислении. Более того, был издан новый приказ о переводе Сталина на бюджет с выплатой ежемесячной стипендии в размере 3 рублей. 
Сталин продолжил огорчать учеников строгим преподаванием и радовать учителей, имея по всем предметам твердые пять баллов.
Лишь один раз за все время обучения он озадачил преподавательский состав. Было это так.
Однажды в учительской собрался тесный круг преподавателей, чтобы отметить чей-то день рождения. Присутствовал, разумеется, и Сталин. Когда закончились тосты в честь новорожденного зашла речь о лучшем ученике училища.
- Я бы очень советовал, дорогой Сосо, чтобы ты стал певцом! – поднял бокал с шампанским учитель пения Гогличидзе. – Преступно будет, если такой вокал, как у тебя, пропадет туне! Мечтаю увидеть тебя на сцене лучших концертных залов страны!
- Не слушай его, Сосо, дорогой! – вскочил «жандарм» Лавров. – Ты прирожденный словесник! Подумай, какие тебя ждут перспективы в области литературы. Ты можешь стать лучшим поэтом Грузии!
- Сосо, любимый собрат мой! – воскликнул учитель Закона божьего. - Не обращай внимание на этих грубых материалистов. Ты уже выбрал правильную дорогу по духовной линии и вскоре станешь прекрасным священником! Я твердо уверен, что это только первый шаг в твоей церковной карьере! Как человек умный, ты должен все хорошенько взвесить и принять единственно правильное решение - остаться девственником! В этом случае ты легко достигнешь сана архимандрита!
Учителя вскочили с мест и принялись яростно спорить и кричать, то и дело апеллируя к своему любимому ученику, который молча и терпеливо их слушал.
- Спасибо, господа, за лестные отзывы! – поблагодарил Сталин, когда споры поутихли. – В нашем несовершенном мире столько несправедливостей, что в моем сердце живет только одно горячее желание посвятить всего себя без остатка служению и помощи простому народу. Как вы сами понимаете, ни учитель, ни певец, ни священник ничем реально людям помочь не могут. Раньше в раннем детстве я мечтал стать императором, но теперь, повзрослев, понял, что надо идти в революционеры.
Учителя лишились дара речи. Они некоторое время удивленно смотрели на него, не в силах понять, шутит их любимый ученик, или он внезапно сошел с ума.
- С тобой все в порядке, Сосо? Ты, случайно, не перезанимался? – выразил общий вопрос «жандарм» Лавров. – Пойди, приляг на диванчик.
- Может, врача позвать? – засуетился учитель пения Гогличидзе. – Вдруг это опасно?
Сталин, увидев всеобщую панику, понял, что сказал лишнее.
- Я действительно немного перезанимался. Пойду лягу!  – поспешил успокоить он преподавателей.
– Мы так испугались за тебя! – погладил его по голове Лавров.
Больше Сталин таких проколов не допускал и никому своих планов не раскрывал. В 1894 году он с отличием окончил Горийское духовное училище и блестяще сдал экзамены в Тифлисскую семинарию.
Глава 3. Учеба в Тифлисской семинарии (1894-1899 годы)
После поступления в семинарию перед Сталиным снова встала проблема безденежья.
В Российской империи конца 19 века для обучения в семинарии недостаточно было просто любить бога. Знание Библии тоже было недостаточным условием. Даже умение петь на церковнославянском языке не открывали двери в духовное заведение. Будущему священнику необходимы были большие деньги: 40 рублей в год за обучение и 100 рублей за общежитие и питание, т.е. всего 140 рублей в год.
Для Кеке, как мы помним, сумма в 25 рублей была неподъемной, а уж 140 рублей представлялись чем-то из области фантастики.
Между тем, плата должны была вноситься тремя равными частями до 15 сентября, 15 января и 15 мая каждого учебного года, т.е. Сталин, поступив в семинарию в августе, уже к 15 сентябрю обязан был сделать первый взнос - 46 руб. 67 коп.
Вместо этого он отправился с прошением к ректору семинарии. Неизвестно, о чем был у них разговор, но через час Сталин держал в руках новый приказ, по которому он должен был платить за обучение только 40 рублей в год. Общежитие и питание предоставлялись за казенный счет.
Впрочем, и таких денег у него не было и, следовательно, он ничего заплатить не мог.
Уже в сентябре 1894 года бухгалтерия семинарии подготовила приказ об отчислении будущего вождя, однако его новый поход к ректору решил эту проблему.
Отныне и на протяжении пяти лет обучения ровно три раза в год бухгалтерия готовила приказ об его отчислении «за злостное нарушение сроков оплаты», но каждый раз он шел в кабинет ректора и возвращался с отсрочкой платежа.
В результате он проучился пять лет, не заплатив ни копейки, что являлось беспрецедентным случаем за всю историю Тифлисской семинарии.
- Как тебя до сих пор не выгнали? – поражались ему сокурсники. – Всех, кто хоть на неделю задерживает оплату, выгоняют с позором. Ты же не платишь годами и спокойно себе учишься.
-  Терпение и труд все перетрут! – отвечал Сталин пословицей. – Вначале было нелегко. Приходилось часами плакать, жаловаться на здоровье (будто скоро умру), обещать, умолять. Наш ректор, как вы знаете, крепкий орешек. Но нет такой крепости, которую нельзя взять настойчивому человеку. Я долго следил за ним, провел не одну ночь у него под кроватью, и однажды мне повезло! Я узнал о нем кое-что такое, что не совсем соответствует критериям духовного лица. Ничего криминального. Для мирянина это обычный грешок, о котором смешно говорить в приличном обществе. Но для ректора духовной семинарии огласка могла иметь крайне негативные последствия.  Стоило мне ему об этом слегка намекнуть, как он пошел на попятную.
Первые два года обучения Сталин продолжал поддерживать реноме «ботаника». Он усердно учился, был тих, скуп на слова и почти всегда пребывал в глубокой задумчивости.
 Однако на третий год многое изменилось. Сталин резко «съехал» в оценках и поведению. Причиной этому, как ни странно, были книги.
В семинарии существовали строгие правила, согласно которым будущим священникам запрещалась читать светскую литературу, в том числе художественные романы. Виновных строго наказывали. Не обошла эта участь и Сталина.
- Ничего себе книжечка! – грозно хмурил брови инспектор Мураховский, застукав Сталина за чтением романа Виктора Гюго «Девяносто третий год». – Мерзость какая! Даже в руках держать противно. От кого другого, но от тебя, Сосо, никак такого не ожидал! Неужели тебе вся эта дрянь может нравиться? Как же ты низко пал, бесстыдник!
- Совершенно с вами согласен, господин инспектор! – не моргнув глазом, ответил Сталин. – Всегда поражался, как такое можно читать. Мое личное мнение, что люди, которые этим занимаются, либо полные идиоты, либо законченные мерзавцы! Я обнаружил эту книгу только что на полу и хотел отнести ее вам в инспекторскую …
- Ты врешь мне в лицо! – рассерженно перебил Мураховский. - Я видел, как ты занимался богопротивным чтением этой книжицы! И на твоей роже отпечатывалось удовольствие, подонок! 
- Дело в том, что из-за моей болезни ног и левой руки, о которых вам хорошо известно, а также в целом из-за прискорбного состояния здоровья, я испытываю настолько ужасные боли, что в прямом смысле слова теряю рассудок. В такие минуты я машинально хватаюсь за все, что может отвлечь меня. Такой приступ случился со мной буквально за минуту до вашего появления! У меня все поплыло перед глазами, я будто обезумел….
- Заткнись и не отравляй мой слух гнусным враньем! Ты – лжец и негодяй! Я долго наблюдал, как ты сладострастно листал эту дрянь! Каким же ты стал отъявленным мерзавцем. Просто уму непостижимо! Что еще читал? Шекспира? Достоевского? Флобера? Льва Толстого? Лучше сам признайся, а то, когда дознаюсь, хуже будет!
  - Ваша правда! – всхлипнул Сталин. – К сожалению, из-за крайней бедности и нужды, я вынужден иногда подрабатывать в книжной лавке. Хозяин поставил мне непременным условием знание всех книг, которые я должен продавать, чтобы уметь проконсультировать покупателей. Если бы вы знали, господин инспектор, как мне самому противно, но моя бедная мамочка тяжело больна и ради нее мне пришлось принять на себя сей великий грех…
- Какое же ты чудовище, Сосо! Торгуешь самыми мерзкими на свете товарами и еще имеешь наглость признаваться в этом. Уму непостижимо! Ведь есть же хорошие книги! Библия. Житии святых. Торгуй себе ими на здоровье! И тебе прибыток, и Господу богу удовольствие. Вместо этого ты пошел продавать такие книги, от которых у Господа бога буквально волосы на голове встают. Думаешь Господь бог не видит, чем ты занимаешься?! Ошибаешься! Все он видит и находится от этого в ярости. Авторы всех твоих книг давно горят в аду, и вскоре к ним присоединишься ты! Господь только ждет удобного момента, чтобы избавить от тебя Землю! Вспомнишь тогда инспектора Мураховского, да поздно будет! Господь покажет тебе такой «девяносто третий год», что ты еще сто лет не забудешь!
Инспектор ухмыльнулся своей остроте.
- Я только сейчас понял, какой ужасный грех совершил! – всхлипнул Сталин. – Спасибо, господин Мураховский, что открыли мне глаза. До сих пор я жил, как в тумане. Но отныне я полностью раскаялся и готов к воскрешению духа.  Благодаря вашей прозорливости в моей душе случился переворот. О, мой добрый благодетель! Разрешите поцеловать ручку?!
- Отстань! – несколько смягчился инспектор, отнимая руку. - Только, учитывая твою дружбу с ректором, приговариваю тебя на первый раз к неделе карцера на хлебе и воде. И хватит хныкать, негодяй! Учти, что ты легко отделался. Я вчера одному читателю «Трех мушкетеров» два месяца впаял!
К концу третьего года обучения Сталин скатился на двойки. Лишь по церковно-славянскому пению он по-прежнему держал уровень и пел в церкви так, что восторгалась вся семинария.
- Мерзавец ты, Сосо, редкостный, но как же ты хорошо поешь! – утирал платочком скупую слезу инспектор Мураховский. – Если бы ты, гаденыш, пел хоть чуть-чуть похуже, я бы с тебя живым кожу содрал! А так живи себе пока…Благодари Господа бога, что я такой сентиментальный!
- Я тебе еще не так спою! – прошептал про себя Сталин, давая инспектору погладить себя по голове.
Однажды, когда Мураховский вел очередного читателя на экзекуцию, кто-то подкрался к нему сзади и сильно огрел толстым томом Шекспира по голове. Инспектора в тяжелом состоянии увезли в больницу. Руководство семинарии тщательно проверило алиби воспитанников. У всех, включая Сталина, оно оказалось в полном порядке. Виновника так и не нашли.
Увлечение книгами привело Сталина к тому, что ему захотелось поделиться своими впечатлениями. Он оставил свою нелюдимость, преодолел стеснительность и вошел в кружок таких же читателей. Там он узнал, что, кроме художественной литературы, есть научная и политическая. Он познакомился с трудами Карла Маркса, которые произвели на него неизгладимое впечатление и круто изменили всю жизнь.
На пятом году семинарии Сталин стал социалистом. Теперь он откровенно дремал на уроках, демонстративно зевал или громко смеялся (в зависимости от настроения) в церкви и нагло дерзил учителям.
Преподаватели поражались переменам, которые случились с их лучшим учеником. Многие из них горели тайным желанием убить его или заточить навечно в карцер, однако, помня судьбу инспектора Мураховского (после удара Шекспиром он долго болел), учителя предпочитали держать себя в руках и не давать волю эмоциям.
Вскоре Сталин обнаглел до того, что вовсе перестал ходить на уроки и церковные службы, а в апреле 1899 года не явился на выпускные экзамены за пятый курс (всего в семинарии учились шесть лет).
Учителя, потирая руки, зафиксировали в журнале неявку воспитанника и дружно выставили ему итоговые двойки (кроме учителя по церковно-славянскому пению).
Вопрос об отчислении Сталина за неуспеваемость встал ребром. Однако ректор, который был у него на крючке, постарался смягчить формулировку.
29 мая 1899 года И. В. Джугашвили был исключен из семинарии «за неявку на экзамены по неизвестной причине».
В свидетельстве об окончании четырех классов ректор, опасаясь ревизии, велел добавить следующую запись: «Означенный в сем свидетельстве Джугашвили в случае непоступления на службу по духовному ведомству обязан уплатить Правлению Тифлисской духовной семинарии по силе Высочайше утвержденного 26 июня 1891 года определения Святейшего Синода за обучение в семинарии 200 руб., кроме того 18 руб. 15 коп. за утерянные им из фундаментальной и ученической библиотек семнадцать книг».
Так закончилась для Сталина учеба. Он вышел во взрослую жизнь без диплома, но с огромным денежным долгом, который так никогда и не отдал.
Глава 4. Начало политической деятельности (1899-1901 годы)
Весну 1899 года Сталин провел бурно. Он, наконец, скинул с себя тяжелый семинарский надзор. Теперь он мог целыми днями шляться по тайным собраниям и рабочим кружкам.
Опьяненной свободой он пел революционные песни прямо на улице. Озорничая, цитировал Маркса встречным околоточным. С наступлением темноты залазил на столбы и вешал на них красные флаги. А по ночам, когда Тифлис спал, расклеивал подрывные листовки с призывами к свержению существующего строя.
Счастье переполняло его.
Омрачало это счастье только две тучи: хроническое безденежье и собственная мама.
К отсутствию денег он привык с малолетства, но только теперь столкнулся с настоящей нищетой. Постоянную работу бывшему семинаристу найти было невозможно. Приходилось перебиваться случайными заработками.  Сталин немного репетиторствовал (его учеником был будущий большевик-экспроприатор Камо), бегал курьером по конторам и разгружал повозки с фруктами, которые пребывали в столицу Грузии. Голодным он почти никогда не бывал, а вот на съем жилья денег категорически не хватало. Приходилось ночевать у знакомых или, если знакомые отказывали, на лавках в городском саду (благо погода стояла теплая).
Другой проблемой для Сталина оказалась его собственная мать.
Дело в том, что Кеке с момента поступления сына в семинарию была преисполнена великой гордости. Всем и каждому (даже малознакомым людям) она взахлеб рассказывала, что ее сын имеет выдающиеся способности, любим учителями, на хорошем счету у начальства, вскоре станет священником, а затем архимандритом.
- Я не могу сказать, что реализовала весь свой потенциал! – любила размышлять Кеке в обществе подружек. – Да. Я – уважаемый человек и профессионал в своем деле. Но из-за подонка Бесо (будь он трижды проклят) я так и не смогла получить образование. Другое дело, мой сыночек. Он выучился и за себя, и за меня. Сейчас он закончил на отлично пятый курс семинарии. Ему остался последний год, но я убеждена, что его рукоположат в священники много раньше. Он полностью заслужил это. Лучший ученик семинарии, пример для всеобщего подражания, образец честности и порядочности. За все годы обучения не имел ни одного замечания. Только грамоты, благодарности и похвальба от начальства. Все науки знает так, что от зубов отскакивает. Скажу вам, девчонки, как на духу: ему уже намекают, что хотят рукоположить в архимандриты или даже архиепископы. Он сказал, что подумает. Ведь он еще очень скромен. Предложений у него много. Недавно его звали продолжить карьеру в Петербурге при дворе. Там одна из великих княжон ищет себе молодого понимающего духовника. Еще рассматриваем с сыном вариант возглавить один из мужских монастырей.
- Тебе очень повезло с сыном, Кеке! – завистливо вздыхали подруги.
- Кстати, девчонки, если кому нужно грехи отпустить (вам это точно не помешает) могу поговорить с сыночком.
- Спасибо!
- Послушаете хоть, как настоящие святые люди обличают грехи! Это песня! У меня у самой мурашки по коже бегут!  Это даже у меня! Женщины богобоязненной! А вы все точно поплывете! Держу пари, что половина из вас в обморок упадет, а вторую половину нужно будет госпитализировать с подозрением на инфаркт!   
- Счастливая ты, Кеке! – мрачно смотрели на нее подруги. – Нам бы такого сыночка!
-  Такого сыночка еще перед Господом заслужить надо! – гордо воротила нос Кеке. – Я думаю, что бог принял во внимание мою праведную жизнь, оценил ущерб, который нанес мне Бесо, и решил вознаградить меня за все мои страдания таким замечательным сыном. 
Мама дошла до того, что заказала себе визитные карточки, которые раздавала своим клиентам и знакомым. На них значилось:
«Услуги по стирке белья. Быстро и качественно. Обращаться круглосуточно (адрес).
Кеке. Мать священника (кандидата в архимандриты) Иосифа Виссарионовича Джугашвили».
Когда маме сообщили, что ее сына выгнали из семинарии, она не поверила ушам своим.
- Какая ложь! – плюнула она в лицо подружке, которая первая, довольно ухмыляясь, принесла ей «радостную» весть. – Да знаешь ли ты, дура, кто такой мой сын? Он без пяти минут архиепископ! Он тебя в порошок сотрет!
- Ты сама, Кеке, дура! Если не веришь, сходи в семинарию и узнай все сама!
- Конец тебе, гнусная женщина! – не унималась мама. – Пожалеешь, что на свет родилась! Все расскажу сыночку! Ты теперь ни в одну церковь не войдешь! Все батюшки в тебя плевать будут, как в самую гнусную еретичку! Мой сын так сделает, что все церковные службы отныне будут начинаться с анафемы тебе и всей твоей семье. А я прямо сейчас твою рожу расцарапаю!
Разгневанная мать бросилась на вестницу несчастья, которая была вынуждена спасаться бегством.
Мама постаралась поскорей забыть эту историю, однако вскоре пришли официальные бумаги об отчислении сына.
Много дней убитая горем мать провела в одиночестве, закрывшись в своей комнате. Она не пила, не ела, только плакала и молилась. Больше, чем через месяц, она появилась на людях. Исхудавшая и почерневшая от горя.
- Как сынок? – пытались подколоть ее подружки. – А то у нас тут грешки накопились, пока тебя не было. Поможешь по-дружески? Авось примет нас твой архиепископ?!
   - Я убью его! – твердо ответила мать. – Завтра же поеду в Тифлис, найду и, если он не вернется в семинарию, убью!
К счастью, угрозу Кеке слушали многие, слух быстро разлетелся по маленькому городу Гори, и кто-то успел предупредить Сталина.  Узнав, что по его душу выехали, будущий вождь народа не стал искушать судьбу и поспешил скрыться.
Мама обегала адреса, где мог скрываться сын, на последние деньги наняли сыщиков, которые перетряхнули весь Тифлис, однако он как в воду канул. Через пару месяцев закончились деньги, отложенные на поиски, и Кеке была вынуждена вернуться в Гори несолоно хлябавши.
По случаю ее прибытия случился невиданный ажиотаж среди подруг. Они побросали нестиранное белье и побежали на вокзал.
- Как сынок? – протиснулась вперед одна из подружек, расцеловывая Кеке. – Мне всегда было любопытно узнать, как человек может жить без денег, жилья и работы. Чем они, бомжи, питаются? Где ночуют? Как у них с половой жизнью? Рассказывай! Все по порядку!
- Как ты, милая моя, уехала, я прямо место себе не находила! – затараторила, не давая Кеке опомниться, другая подруга. –Кушаю суп, а у самой ком в горле стоит. Думаю, как там моя бедная Кеке? Не дай бог убили ее бомжи во главе с сыночком. А вчера мне Сосо во сне приснился! Страшный, грязный и полностью голый (без трусов)! Будто бы он во главе шайки разбойников (все голые) напали на тебя и жестоко надругались! Проснулась вся в слезах! Меня муж успокаивает, а я плачу!
- Я слышала, Кеке, что ты зря съездила! Сыночка своего не убила! – басом заголосила мужеподобная прачка. – Я заранее знала, что все это напрасные хлопоты. Ясно же, что Сосо живет глубоко под землей в канализационных трубах! Конечно, когда человек живет в прямом смысле слова в дерьме, найти его невозможно. Даже если туда залезть, он нырнет поглубже и ищи-свищи!
- У меня больше нет сына! – отрезала Кеке, растолкала подруг и, сгорбившись, медленно побрела в сторону дома.   
Мама и сын расстались и встретились только через много лет после Октябрьской революции (о чем речь впереди).
Тем временем, наступала зима 1899 года.
К этой зиме почти все знакомые Сталина заняли жесткую позицию и стали отказывать ему в ночлеге. Дело в том, что соседом он был крайне неудобным. Он либо молчал часами, погрузившись в свои мысли, либо наоборот был не в меру говорлив, всех перебивал, декламировал стихи собственного сочинения (они никому не нравились) или пел песни по ночам (тяга к пению сохранилась у него на всю жизнь).
- Извини, Сосо, но жена просила тебя не пускать! – оправдывался очередной «друг». – Ты в прошлый раз так распелся в два часа ночи, что у нас весь дом на ушах стоял.
- Сегодня петь не буду! Мне некуда идти! – просился Сталин.
- Сказал же, нет! – отрезал друг. - У меня дочка тебя так боится, что чуть не писается. Один плюс: кашу есть начала. Раньше мы чего только не делали, чтобы заставить ее кушать. А теперь только припугнем, что ты придешь, как за милую душу уплетает. Спасибо тебе!
Ночевать под открытым небом становилось все прохладнее, и Сталин бросил все силы на поиски жилья.
Однажды ему повезло. В физической обсерватории освободилось место.
28 декабря 1899 года Сталин был принят на должность практиканта-наблюдателя. Там же на работе ему было оборудовано спальное место.
Функции физической лаборатории состояли в наблюдении за погодой, т.е. Сталин стал метеорологом. Он должен был ежечасно обходить приборы, фиксировать температуру, наблюдать за облачностью, ветром, давлением, а результаты наблюдения заносить в специальную тетрадь. Обсерватория обслуживала весь Кавказ, ежедневно предоставляя сводки погоды в СМИ и государственные учреждения. За работу платили негусто (20 рублей в месяц), но бесплатно предоставляли жилье.
Всего в лаборатории работали шесть практикантов плюс их начальник. Никто из них не выполнял свои должностные обязанности с должным рвением. Начальник закрывался в кабинете и глушил вино. Молодые сотрудники откровенно манкировали работой, снимая показания всего пару раз в сутки. В остальное время выпивали, играли в карты, волочились за дамами, спорили, ругались или просто откровенно бездельничали, заполняя журнал липовыми цифрами.
Не таков был Сталин, которого приучили в семинарии к порядку и дисциплине. Он проверял приборы даже не один, а два раза в час, и все это тщательно конспектировал.
Вскоре начальник заметил, что один из практикантов выделяется из общего ряда и пригласил его на беседу.
- Ты куда коней гонишь? – накинулся он на Сталина. – Это тебе лаборатория, а не гонка с препятствиями!
- Что?
- Ты зачем так часто снимаешь показания? У тебя что шило в жопе?
- По инструкции положено записывать показания один раз в час. Но для точности я решил снимать их каждые полчаса.
- Ты меня подсидеть хочешь? – поднял на него налитые кровью глаза начальник.   
- Никак нет!
- Думаешь я дурак и ничего не понимаю? Не на того напал! Мне такие фокусы известны. Достаточно на твою рожу посмотреть, чтобы понять, что ты – карьерист. Такие проныры мне тут не нужны! Пиши заявление по собственному!
- Только не выгоняйте! У меня мамочка больная! Я у нее последняя надежда! – взмолился Сталин, которому было некуда идти. – Я все осознал. Благодаря вашей беспримерной мудрости, я понял всю глубину своей ошибки. Извинить меня может только, что я сделал эту глупость не по причине карьеризма, как вы изволили выразиться, а исключительно по недостатку ума. Больше такого никогда не повторится. Вот вам крест!
- Ты эти свои семинарские штучки брось! – несколько смягчился начальник. – Вижу, что ты действительно глуп. Разве может умный человек работать, когда есть возможность не работать?! Теперь я вполне раскусил тебя. Бог не наделил тебя умом, бедняга! Но ты не бойся. Со мной не пропадешь. Так и быть сделаю тебе, как умственному инвалиду, удобный график. Плюс прибавлю к зарплате еще пятерку на лекарства. Я сегодня добрый!
- Спасибо!
- А рвение свое засунь в задницу. У нас здесь все тихо и стабильно. Я бухаю. Практиканты тоже делом заняты (кто бухает, кто за бабами гоняется). Будь проще! Живи как все!
Так Сталин первый раз в жизни столкнулся с российской государственной бюрократией. Из разговора с начальником он уловил, что винтику в системе государственного механизма нужен не результат работы, а исключительно удовольствие начальства. Начальник же, как правило, доволен, если винтик звезд с неба не хватает. В противном случае он наполняется к винтику презрением и ненавистью. Благодаря этому наверх карьерной бюрократической лестницы выползают серые и ничтожные личности, а весь огромный государственный механизм работает фактически в холостую.
Поразмыслив над всем этим хорошенько, Сталин еще больше убедился в скорой победе социалистической революции.
- Может ли Российская империя просуществовать долго? – размышлял он в кружке рабочих железнодорожных мастерских (к этому времени он читал лекции в нескольких кружках). – Не будем себя обманывать. Может, товарищи. Но только в спокойном статичном состоянии. То есть царская власть сохранится сколь угодно долго, если мы не будем ее раскачивать. Однако, когда мы начнем ее бить и бить сильно, у меня нет сомнения, что царская бюрократия не выдержит. Государственный аппарат состоит из серых ничтожных людей, которые при настоящей опасности или трусливо разбегутся, или откровенно предадут!
- А император куда денется?! – интересовались рабочие.
-  Не надо придавать слишком большое значение фигуре императора! Когда от Николая все начнут разбегаться, ему останется только удивляться, что это: трусость и предательство?! – усмехнулся в усы Сталин.
- Когда будем выступать?
- А чего кота за хвост тянуть?! Подготовимся и выступим. Только не стоит думать, товарищи, что монархия падет от одного нашего удара. Так могут думать только наивные дурачки. Государство от этого удара станет еще злей. На нас обрушатся репрессии. Многим из нас будет казаться, что дело проиграно. Но это только начало! Силы пролетариата безграничны, а терять нам нечего, кроме своих цепей. Мы вновь и вновь будем наносить удары! Наше дело правое! Монархия будет разбита! Мы победим! 
- Молодец! Браво! – раздались аплодисменты.
- Теперь стихи! – Сталин встал в позу, выставил вперед руку и принялся декламировать:

Я хочу помочь народу!
Только очень все непросто!
Наверху одни уроды!
Не дают державе росту!

Кто богат и власть держащий,
Кто словил по жизни фарт
Записал в твари дрожащие
Всех! Лишь он один бриллиант!

Но, товарищи, мы встанем!
Что вы смотрите так робко?
Разъясним-ка негодяям,
Кто тут туз, а кто шестерка!

Сильной трудовой рукою!
Свергнем рабское мы бремя!
Это будет наша воля!
Это будет наше время!

Летом 1900 года началась забастовка во всех железнодорожных мастерских Тифлиса. К ним присоединились рабочие других предприятий. Разумеется, ядром бастовавших были ученики Сталина. Вскоре бастовал почти весь город, кроме физической обсерватории (Сталин не палил свою контору).
Властям пришлось в спешном порядке вводить в город воинские части. Прокатились обыски и аресты. Многие ученики Сталина были арестованы. Другие бежали, разнося искры мятежа по другим городам России.
Жандармы нанесли удар по Тифлисской социал-демократической партии. Однако полиции не удалось выявить всех ее членов.
- Мы вступили на тропу войны! – докладывал Сталин на общем собрании. – Пришла пора перестать быть дискуссионным клубом. Мы должны превратиться в боевой отряд с жесткой дисциплиной и единым центром управления.
Такая постановка вопроса смутила многих старых революционеров из числа интеллигентов, которые привыкли обсуждать труды Карла Маркса и Фридриха Энгельса, дискутировать между собой, делать доклады, просвещать рабочих, но оказались абсолютно не готовы к боевой работе.
На собрании разгорелись споры, но большинство проголосовало «за» предложение Сталина. После этого партию в знак протеста покинули многие интеллигенты, а в руководстве освободились места, одно из которых занял Сталин.
Вскоре по его предложению начинается деление членов партии на изолированные друг от друга пятерки. Входят в употребление клички (Джугашвили превращается в Кобу).
22 апреля 1901 года в преддверии первого мая Сталин решил провести смотр сил. Из разных концов Тифлиса к центру выдвинулись небольшие группки людей. Перед Солдатским базаром (недалеко от Эриванской площади) они построилась колонны. В условленный момент над толпой взвился красный флаг.
Однако власти оказались готовы к такому повороту событий (у них была своя агентура). Из прилегающий улиц и подворотен на демонстрантов обрушились казаки и солдаты. Завязался бой, который продолжался минут сорок и закончился победой регулярной армии.
Многих демонстрантов повязали, но Сталину удалось уйти подворотнями.
В ходе допросов полиция все-таки вышла на его след. В физической обсерватории провели обыск (сам Сталин, кем-то предупрежденный, успел скрыться). Какое-то время ему удавалось отсиживаться на конспиративных квартирах, однако явки проваливались одна за другой, а круг неумолимо сжимался.
В конце 1901 года Сталину пришлось бежать из Тифлиса.
Глава 5. Батуми. Первая ходка. (1902-1903 годы)
Новый 1902 год Сталин встретил в городе Батуми на складе досок завода Ротшильда, куда его устроили сторожем через партийные связи.
На второй день его работы на складе вспыхнул пожар, после которого он куда-то исчез.
Пожар потушили. Сталина уволили за прогул.
Будущий вождь объявился через три дня, когда узнал, что следствие поленилось искать виновника происшествия, объявив, что пожар возник из-за чьего-то неосторожно брошенного окурка.
На четвертый день рабочие завода досок Ротшильда взволновались.
Дело в том, что пожар тушили рабочие, а администрация завода по свойственной ей привычке наградила премиями «за тушение пожара» саму себя.
Рабочие, посоветовавшись со Сталиным, потребовали вознаграждения. Администрации пришлось пойти на уступки и выдать всем участникам тушения по 2 рубля.
На часть полученных денег был устроен банкет по случаю переезда Сталина в Батуми.
- Ты только приехал, Коба, а столько уже дел наворотил, сколько мы за всю жизнь не сделали! – поднял тост один из старых рабочих. -  И склад поджог, и премии нам выбил! Живи у нас подольше! На радость нам и на горе буржуям!
- Ура! Ура! Ура!!! – троекратно прокричали рабочие.
В феврале на заводе Ротшильда возник новый конфликт (надо сказать, что до появления Сталина на этом предприятии все было спокойно).
Администрация объявила о сокращении штатов. Из 900 сотрудников 389 подлежало увольнению (увольняли рабочих, которые выбили себе премию за тушение пожара).
Работники завода (по совету Сталина) начали забастовку. Директор в ответ обратился в полицию, предоставив ей список из 30 организаторов и наиболее активных участников забастовки. Их арестовали в тот же день. Поскольку официально Сталин на заводе не работал, он оставался в тени, и его имя нигде не фигурировало.
9 марта 1902 года около 400 рабочих окружили тюрьму, выдвинув требование немедленно выпустить арестованных участников забастовки, угрожая в противном случае освободить их силой. Тюремщики отказались удовлетворить требования и вызвали войска. Рабочие пошли на штурм. Солдаты открыли огонь. 13 человек рабочих были убиты и больше 20 ранены.
Всех раненных привлекли к уголовной ответственности «за организацию беспорядков». В ходе следствия всплыло имя Кобы (его указали в рапортах присутствовавшие в толпе рабочих агенты полиции).
5 апреля Сталина арестовали. Тюрьму он встретил во всеоружии.
- Вечер в хату, арестанты! – спокойно поздоровался он, заходя в камеру. – Я - Коба. Кто старший?
- Я! – отозвался с ног до головы покрытый наколками уголовник.
- Ответ неправильный. Старший здесь я!
- Ты тот самый Коба, который склад Ротшильда поджег?
- Спроси об этом у блатных!
- Уважуха, братан! – уголовник, ни слова больше не говоря, освободил место у окна.
Сталин вел себя в тюрьме с достоинством, спокойно, невозмутимо, никогда не выходил из себя, не сердился, не кричал и не ругался. Споры между заключенными разрешал справедливо, чем поддерживал свой авторитет.
Во внешнем облике он также подчеркивал свою независимость: отрастил бороду и длинные волосы, которые зачесывал назад.
На допросах же он резко менялся и надевал маску трусливого человека.
- Ничего не знаю! Ни в чем не виноват! – объявил он жандармскому офицеру. – На заводе Ротшильда я работал ровно два дня еще в январе месяце. Надо сказать, гражданин начальник, что я очень боюсь огня и взрывов. Буквально в обморок падаю. Когда на заводе случился пожар, я понял, что мне там делать нечего. К забастовке никакого отношения не имею. Сами подумайте, зачем она мне? Какая лично мне от нее выгода?
- Никакой! – согласился жандарм. - А мы все равно тебя посадим!
- Я почти священник. Проучился в семинарии 5 лет. Примите мой горячий совет. Не совершайте сей грех! Не портите себе репутацию на том свете! Вы схватили и бросили в тюрьму совершенно невинного человека. Поверьте, что за мою чистую душу с вас обязательно спросят на том свете!
- Помолчи, тараторка! – остановил его жандарм. – Иди пока в камеру. Разберемся.
Показаний против Сталина никто из рабочих не дал. Более того, на день штурма тюрьмы у него оказалось железное алиби.
В заключении прокурора Тифлисской судебной палаты в отношении Сталина было написано следующее:
«Что же касается проявления преступной деятельности Джугашвили в г. Батуме, то хотя имеются некоторые указания на то, что он был причастен к рабочему движению, возбуждал рабочие беспорядки, устраивал сходки и разбрасывал противоправительственные воззвания, но все эти указания лишь вероятны и допустимы.  Никаких же точных и определенных фактов по сему предмету дознанием не установлено и указание на участие Джугашвили на сходках и на распространение им по г. Батуму революционных воззваний основывается единственно на предположениях, слухах или возбуждающих сомнение в достоверности подслушанных отрывочных разговорах».
Казалось, установив невиновность Сталина, его следовало освободить, однако Фемида, вцепившись кому-либо в зад, не любит давать задний ход.
Проходил месяц за месяцем, а дело не двигалось с мертвой точки. Сталин принялся бомбардировать различные инстанции прошениями и жалобами.
Так в прошении на имя главноуправляющего гражданской частью на Кавказе князя Г. С. Голицына он писал:
 «Все усиливающийся удушливый кашель и беспомощное положение состарившейся матери моей, оставленной мужем вот уже 12 лет и видящей во мне единственную опору в жизни, заставляет меня обратиться с нижайшей просьбой освобождения из-под ареста под надзор полиции. Умоляю канцелярию главноначальствующего не оставить меня без внимания и ответить на мое прошение. Проситель Иосиф Джугашвили. 23 ноября 1902 г.».
- У тебя оказывается мама есть? – удивился его сокамерник, подглядев письмо. 
-  Мамы у всех есть! – усмехнулся в бороду Сталин.
Забрасывая государственные учреждения просьбами и жалобами, на которые, надо отдать им должное, никто не реагировал, Сталин параллельно действовал в другом направлении, подготавливая бунт заключенных.
28 июля 1903 года заключенные кутаисской тюрьмы, где сидел будущий вождь, неожиданно взбунтовались, прорвались к тюремным воротам и принялись в них колотить. Ворота были железные, и звуки разносились по всему Кутаиси. К тюрьме прибежали любопытные дамочки, которые начали кричать и визжать от страха. К ним присоединились дети и подростки. В городе начался переполох.
На шум прискакали губернатор и прокурор.
Сталин предъявил администрации умеренные требования: сделать в камерах нары (заключенные спали на цементном полу), соблюдать вежливость в обращении с арестантами и предоставлять баню не реже двух раз в месяц.
- Господи! Я думал тут светопреставление, а тут нар у заключенных нет! – вытер пот со лба губернатор. – Немедленно организовать. И в баню водить регулярно! Сделайте так, чтобы я больше никогда сюда не приезжал!
Перепуганная администрация поспешила выполнить все требования. Больше того, начальник тюрьмы, опасаясь, что Сталин продолжит подрывную деятельность во вверенной ему епархии, поспешил от него избавиться. Он употребил все свои связи и влияние, чтобы дело Джугашвили поскорей закончилось (тот сидел уже полтора года).
Осенью 1903 года Сталин был приговорен в административном порядке (без передачи его дела в суд) к ссылке в Сибирь сроком на 2 года за участие в запрещенной социал-демократической партии.
Надо сказать, что в те времена ссылка была самым легким наказанием из всех возможных. Ссыльного доставляли за казенный счет на место ссылки, а дальше он был предоставлен самому себе. По отношении к государству у него была всего одна обязанность – отмечаться в установленный срок (обычно 1 или 2 раза в месяц) в полицейском участке. Зато у ссыльного появлялось право просить у государства пособие, чего были лишены простые смертные, вынужденные сами зарабатывать себе на жизнь.
- Российское государство озаботилось тем, чтобы я посмотрел мир! – усмехнулся Сталин, когда ему вручили копию приговора. – Я бы предпочел, чтобы меня отправили в ссылку в Сочи или Одессу. Впрочем, Сибирь так Сибирь. Мне рассказывали, что там очень красиво и живут замечательные люди!
Осенью 1903 года   Джугашвили впервые покинул Грузию и в арестантском вагоне отправился по этапу через Новороссийск, Ростов-на-Дону, Самару и Челябинск в Иркутск.
Одет он был по грузинским меркам тепло: в щеголеватую кавказскую бурку, папаху, две пары парусиновых штанов и кожаные штиблеты с галошами.
В день, когда он сошел с поезда в Иркутске, мороз ударил под сорок градусов, дул сильный пронизывающий ветер, начиналась пурга.
Полицейские, которые должны были встречать его с поезда, решили поберечь здоровье и вместо того, чтобы пойти на вокзал, засели в кабаке.
Сталин бегал туда-сюда по пирону, пытаясь согреться. Вскоре вокруг него собралась толпа. Неизбалованные зрелищами сибиряки показывали на него пальцами и дико ржали.
- Тебе не жарко, генацвале?! – кричал подвыпивший ямщик.
- Где твой тулуп, дядя? Пропил или потерял? – надрывался хамоватый подросток.
- Иди ко мне, малыш! Обогрею! – гоготала дородная некрасивая проститутка.
Сталин в первый раз в жизни оказался в смешном положении и, надо сказать, с честью вышел из ситуации.
- Добрый день, товарищи. Что-то у вас здесь жарковато! – Сталин снял бесполезную папаху и стал ею обмахиваться. – Я, друзья мои, с детства люблю закаляться. Усовершенствовал свой организм до того, что могу при любом морозе ходить голым, как летом. Только ради приличия, чтобы не пугать женщин, которые здесь собрались, пришлось накинуть на себя бурку. Так и хочется ее снять. Но под ней у меня ничего нет.
Толпа, которая горела желанием позабавиться, разочарованно стала расходиться. Лишь самые упорные продолжали стоять, надеясь, что Сталин на их глазах превратится в сосульку.
- Мне в таком климате очень трудно находиться! – продолжал спокойно рассуждать Сталин. – Слишком у вас тут жарковато! Мне бы махнуть на Северный полюс. Раздеться до гола и сигануть в прорубь в Северно-Ледовитый океан!
Когда последний зевака ушел, Сталин что есть сил рванул до первой гостиницы.
- Срочно разотрите меня спиртом! – были его первые и единственные слова, после чего он упал в обморок.
К счастью, опытные в этом деле портье и горничные тут же бросились спасать будущего вождя от неминуемой смерти: его раздели и хорошенько растерли.
Уже утром в гостиницу заявилась полиция с предписанием срочно доставить Джугашвили в городок Балаганск (больше 200 километров от Иркутска). Еле живого Сталина погрузили на носилки (сам он ходить не мог), накрыли рогожей и тронулись в путь.
Однако, когда его чуть живого доставили в Балаганск, местное начальство только поморщилось.
- Чего вы его к нам притащили? Везите в Новую Уду.
Сталина понесли в Новую Уду (примерно 70 верст от Балаганска).
Там его почти бездыханное тело занесли в одиноко стоящий маленький покосивший домишко, к которому уже подступало болото.
Хозяйка дома, пожилая вдова Марфа Ивановна Литвинцева, встретила нежданных гостей воплями и бранью.
- Вы зачем мне ЭТО принесли? Мне только трупов здесь не хватало! Я вам не похоронное бюро! Немедленно уберите его к чертовой матери!
- Уймись, Марфа! – полицейские отодвинули ее в сторону. – Наше дело маленькое. Нам велели доставить, мы доставили!
- Что же вы творите, негодяи?! Имейте ввиду, что я этого так не оставлю! Вы меня еще не знаете! Я до самого царя дойду! Упаду к нему в ножки, что меня (порядочную женщину) так унизили! Где это видано, чтобы к честным вдовам трупы подбрасывали?
- Остынь, мать! – полицейские поставили носилки на пол. – Мы – люди служивые. Нам начальство приказало, мы исполнили. Дальше с ним сама возись. Хочешь ешь его, хочешь соли, хочешь маринуй. Не нашего ума дело. Так что налей нам по рюмке водки, и мы пошли.
- Сволочи! Но ничего. Будет и на Марфиной улице праздник. Царь-батюшка выведет вас на чистую воду! Ох, как он отомстит за меня!
- До свидания! – полицейские снова отодвинули Марфу в сторону и направились к двери.
- Что же вы творите?! – надрывалась вдова. -  Выбросьте его в болото! Умоляю! Не оставьте своим благодеянием, голубчики! Заставьте вечно бога молить!
- Окстись, Марфа! Он живой! – оглянулся на пороге один из полицейских.
- Мертвый он! Господом богом клянусь, что мертвый! – Марфа несколько раз истово перекрестилась.
- Вообще-то я жив, если вам интересно! – донесся слабый голос Сталина.
- Тогда я его сама собственными руками задушу!
– Я тебя не слышал! – козырнул на прощание полицейский.
Сталин лежал на холодном грязном полу не в силах пошевелиться. Кругом гуляли сквозняки. Было холодно, из окна сильно дуло. Марфа с нескрываемой ненавистью разглядывала непрошенного квартиранта.
- Учти, что бесплатно ты здесь жить не будешь! – злобно прошипела она. – Комната моя стоит очень дорого. Гони рубль за первый месяц. Чего уставился?
- У меня денег нет, мадам! – с трудом пошевелился Сталин.
- Тогда лучше удавись! Все равно изведу тебя! Ты у меня долго не протянешь! Собаке собачья смерть!
Сталин устало закрыл глаза и провалился в сон.
Продолжение книги читайте на сайтах Литрес или Ridero.