Пальто

                БЕЗ КУРТКИ, НО…

«Он еще долго мерить-то будет, у нас уже ее другие бы купили давно!», --  возмущенно говорила мужчине, своему коллеге, хотя и обращаясь ко мне, средних лет здоровенная прокуренная баба, барышница.Это я уже с час почти крутился в кожаной коричневой куртке, ловя свое отражение то в зеркале машины, то в отражении ее стекла.

 А кругом колыхалось,  шумело и кипело в своих приливах и отливах,  дробясь и разбиваясь брызгами людскими в плотно стоящие брега череды палаток  нескончаемое людское море Московского Царицынского рынка. Да я и сам уже стал понимать, что надо, надо наконец-то решиться -- бросить жребий. Отвернулся от продавцов и потихоньку вытащил из широких спортивных штанов своих -- деньги. Именно из штанов, а если уж совсем точнее -- это был наспех дома наметанный на трусах специальный такой карманчик. Это зло повеселило и так настроенных против меня продавцов, не упустивших случая довольно бестактно  в наглую перекинуться друг с другом, опять же обращаясь при этом ко мне, парой едких острот!
 
Но… я и тогда еще не перешел Рубикон, только в воду по колено зашел, не отходя далеко от берега, деньги отдал, но если, вдруг, мало ли что… гляну,  последний раз в большом зеркале, как сидит… – на всякий случай.

В еще не занятом под торговлю павильоне я минут пять еще напоследок покрутился пред большим зеркалом в новенькой кожанке и… все бы нечего, но надо было мне уже уходя спросить сидящего неподалеку, скучающего  толстого армянина: «Ну как, ничего, за двести долларов нормально, кожа?», -- видимо, ему действительно нечего было делать, он взял куртку разложил на витрине, стал всматриваться, выворачивать швы наизнанку: «Да сейчас так делают, не отличишь кожу от дерьма, мне, кажется, не кожа».

И вот почему-то сомнений скучающего от безделья человека мне оказалось более чем достаточно, чтобы эта моя поездка в Москву завершилась ничем, вроде бы, ничем: отсутствие результата, тоже ведь – результат!

Не знаю, как пошла дальше торговля, но день у продавцов, этой, почти уже ставшей моей, куртки, был испорчен. Надо было видеть с какой злобой мужик, барыга, бросил на капот машины, выхватив из моих рук, чуть не порвав, куртку. Все же это: «Если что, мало ли вдруг…», -- сработало, люди тогда, бывало, и не обманывали.

                В ПАЛЬТО!

«Смотри, Мих, как у Боцмана пальто!», -- вот поехал бы я в этот раз опять один за кожаной курткой, ну хоть убей меня, никаких сомнений не было, что и купил бы я эту свою кожанку. Но со мной был Серега – друг детства, школьный товарищ, да и вообще тот, кого мы называем всегда другом в единственном числе, никогда не смешивая с друзьями. Про Серегу я когда-нибудь еще расскажу, ведь он был одним из тех, кто, так или иначе, повлиял, в некоторых моментах на мою жизнь, я не говорю уже о некоторых привычках и особенностях.

Повлиял он на нее «так» и в этот раз. Боцман был местный авторитет из наших с Серегой общих знакомых, ему родственники из Польши прислали как-то кашемировое пальто. Правда, само он его никогда не надевал, после подарил Сереге, который, впрочем, так же ни разу его так и не надел, хотя, пальто было хорошее. Но, впрочем, и  рассказ-то у нес не о том пальто.

 Мы, дети советского времени, только, только начали познавать и вкушать сладостно-запретные плоды раскинувшегося вдруг перед нами капиталистического мира. И с потрепанными иномарками,  польскими стенками, ликером Амаретто и спиртом Рояль, естественно, приходила к нам и новая мода такая необычная, никогда ранее не виданная. И таким необычным странным образцом ее было пальто. Пальто в провинции среди молодых спортивных, приблатненных пацанов – кажется дисгармонией какой-то. Да мне именно так оно тогда и казалось.

Да и вот -- спортивный плащевой костюм к кожаной куртке у меня был, кроссовки светофоры тоже имелись, было неплохо подкаченное спортивное тело, короткая стрижка с выбритыми висками и затылком – мне совершенно для окончательной гармонии не хватало одной только кожаной куртки. Но несмотря на все эти железобетонные аргументы я все же решил померить то пальто, висевшее в самом последнем верхнем ряду, прямо под облаками -- почему мне в голову пришла тогда эта идея? Ведь я был уверен, спокойно наблюдая за яростными стараниями без устали матюкающегося продавца, что как заправский рыбак пытающегося зацепить крючком специальной двухметровой палки висящее под самым небом пальто, что никогда его не куплю, ни к чему оно мне совершенно. Ну, конечно, и не для того только чтобы поиздеваться над барыгой, обнадежил я его, попросив снять этот труднодоступный товар его, думал, примерю быстренько для интереса, как сидит посмотрю, да и что это такое вообще, брать-то я, конечно, его не буду. Но – я даже и представить себе не мог в тот момент, насколько фатально ошибался.

И вот я в кроссовках, спортивном костюме и в длинном кашемировом черном пальто --  что может быть несуразнее -- смотрю на себя в зеркало… и, наверное, это было волшебное зеркало, и промелькнуло мне, и я увидел в нем тогда и разлетающиеся, падающие как на это пальто, так и на тесно стоящих вокруг людей и брызги шампанского на Красной площади под бой курантов в последнюю новогоднюю ночь уходящего двадцатого века, и утонченного, элегантного молодого человека непринужденно идущего по Тверской, под ручку с такой же дорогой, элегантно-шикарной женщиной, и бушующую толпу зрителей,  аплодирующую  молодому эпатажному поэту на одной из Московских площадей и много, много еще чего такого, о чем я тогда даже и помыслить себе еще не мог!

В тот момент я и перешел свой Рубикон даже и понимая того, из Москвы я уже ехал со свернутым в рулон, наскоро запиханным в огромный черный целлофановый пакет таким же черным кашемировым пальто!

Да, впереди мне предстояло еще вырасти из него (правда, произошло это довольно быстро), оказаться в Москве, походить по самым дорогим ее магазинам, воспитывая элитарный вкус, и начать уже брезгливо относиться к  прежним моим рыночным вещам, предпочитая одежду, как я говорил тогда, с именем.

Но это все было потом, а тогда, тогда я купил себе под это пальто два белых шарфика, штук пять красивых дешевых галстуков, и надевал белоснежные носки под черные брюки, пока как-то в вагоне метро (я уже тогда стал приезжать  в Москву одним днем – чисто погулять) ко мне не подошла женщина в возрасте и тихонечко наклонившись сказала: «Молодой человек, извините, но белые носки под четные брюки не надевают». Да, и на таких случаях тоже начинал воспитываться мой вкус и начальную вульгарность и безвкусицу вместе с этим пальто я, в конце концов, все же оставил в своей провинции.
 
                А ВЫ ГОВОРИТЕ -- ПАЛЬТО

Ну так что же, это пальто так изменило, перепахало, как говорил когда-то один известный на весь мир политик, всю мою сущность. Ну нет, конечно, не в пальто дело по большому-то счету. Пальто – та  существенная, характерная черта из множества, впрочем, других, по которой рисовался, выделяясь, уже и весь мой портрет в целом. Классическая одежда требовала и определенной утонченности, изысканности, да и особого культурного ценза, которому я тогда уже мог соответствовать, но, впрочем, надо заметить, что я начинал этот свой путь и, отнюдь, не с нулевой отметки --  знал тогда всего Есенина, цитировал понравившиеся моменты из «Фауста» Гете, некоторые особо полюбившиеся отрывки из «Мертвых душ» Гоголя, ну и стал пробовать писать сам, и не прозу, дневники-то я, к примеру,  вел еще с детства, а стихи!

Да, в тот период, во времена моей московской юности, я мог заинтересовать любую,  буквально – любую понравившуюся мне девушку. И уж, естественно, что когда есть выбор, то и выбираешь самое лучшее, совершенное – стремишься к идеальному. Хотя… не всегда так, если ты стремишься к лучшему, не хочешь останавливаться на достигнутом, сам пытаешься соответствовать данному уровню -- тогда да, а вот если кто хочет комфорта, то он легко может и остановиться на определенном рубеже, понежиться да и покатиться вниз уже к деградации, в чем-либо но она обязательно проявиться или в отвисшем животе, или в скудности интеллектуальной и духовной. Такова плата за комфорт, примитивную бытовуху, как я тогда говорил. И я уже тогда называл себя эволюционистом (в том контексте, что постоянно эволюционирую), ну так оно, по сути, и есть, я всегда и во всем стремился  к прогрессу и непрерывному своему развитию! Может,  поэтому вот и в отношениях с женским полом все никак не мог остановиться, надолго задержаться на ком-либо.

Ну вот, а вы говорите пальто. Пальто это не только форма, но и особое содержание. А еще этому моему импровизированному «пальто» можно попытаться дать ведь и этическую оценку. Вот хороший вкус в одежде, это то, что прямо противно дурному вкусу – неряшливости, неопрятности,  распущенности, несобранности. Да и вот возьмите саму эстетику, какие главные категории ее -- прекрасное, безобразное, возвышенное, низменное, трагическое, комическое, величественное, ужасное.

Нет, несомненно, что хорошо одетый человек это не тоже самое что хороший человек, ну например ганстеры тридцатых, помню это еще в своей книге «Изобретая врага общества: Гангстер в американской культуре 1918 — 1934», писатель Дэвид Э. Рут рассуждал о моде мафиозных кланов периода сухого закона: «Гангстеры становятся заядлыми потребителями, которые вкладывают массу времени и непомерные расходы, чтобы всегда оставаться на острие моды…». Правда, и в этой маргинальной морали подобный ганстер, можно так сказать, будет в какой-то мере и чуть более социален, чем, скажем, обычный маргинал -- гопник.
 
Но вы только уж не подумайте, что я как-то оправдываю эту ганстерскую культуру, или даже практикуемую ими и им подобными маргинальную этику, и уж мне самому никогда не была присуща какая-либо криминальная романтика – боже упаси!
 Если во мне и отразилось нечто похожее на чье-то влияние, то это все было чисто Есенинское. Да и сформировался во мне этот его стиль не под влиянием, а независимо ни от кого или чего, он как-то органично и естественно образовался и развился изнутри, во мне самом. Я это хорошо помню, как был несказанно удивлен такими схожестями, присущими и любимому моему поэту. Да, я заболел в то время Есениным, поэтому живо интересовался не только лишь его творчеством, но и биографией. И вот, к примеру, еще исследователь творчества и биографии поэта Алексей Казаков писал: “Есенин огромное внимание уделял своей внешности - умел и любил хорошо одеться, делал завивку на волосах и пудрился...Поэт заказывал одежду только у лучших портных и даже дома облачался не просто во что-то удобное, а в великолепный японский халат”. Или вот бельгийский переводчик Франц Элленс, он перевел часть стихов Есенина на французский, очень точно сказал о поэте:
"Эта элегантность костюма, эта утонченная изысканность, которую он словно бы нарочно подчеркивал, были не более чем еще одной – и не самой интересной – ипостасью его характера, сила которого была неотделима от удивительной нежности. Будучи кровно связан с природой, он сочетал в себе здоровье и полноту природного бытия. Думается, можно сказать, что в равной степени подлинными были оба лика Есенина. Этот крестьянин был безукоризненным аристократом".

Ну а от себя еще хочу добавить, что когда я сам еще только, только начинал писать, но постоянно уже посещал всевозможные  литературные мероприятия, в то время я как-то познакомился с одной девушкой. И она попросила меня рассказать, какие они есть сейчас, эти современные поэты -- как выглядят и что из себя вообще представляют.
 
А мне даже стало как-то и неудобно сказать ей, понизив планку некого антуража и сакральности, что приди она на один из литературных вечеров, то и увидела бы какого-нибудь выступающего молодого поэта в каких-нибудь затертых джинсах, полинявшей, выцветшей кофте и при всем этом читающем  довольно впрочем не дурные свои стихи.

Нет, я таким не был изначально, стремясь ко всему прекрасному в человеке, и умел сочетать Есененское с… разве что кепи не носил, но шляпы временами надевал, так же как и «перчатки на лапы», а так же и все это вкупе элегантно и непринужденно натягивалось на самую прекрасную мужскую одежу из «бронзы мускулов и свежести кожи».

А вы говорите -- пальто!