Через Камчатку роман 19

 

                ВОСТОЧНЫЙ  ХРЕБЕТ
               
     Пеплопад  усилился.   
     В  течение  дня  картина несколько раз менялась.

     Некоторое  время курьеры почти наугад пробирались вдоль озерного берега к  протоке. 
     Вскоре сменившийся  ветер  снес  пепел в сторону и  путники  впервые за  долгое  время смогли  свободно  вздохнуть. 
     Несколько  часов лодчонка их шла  по плавням. 

     Восточный хребет острым клином врезается  в Центральную Камчатскую низменность, по которой  течет своенравная и холодная  река Камчатка.
     Вот по долине этой реки и решили  курьеры пробираться на юг, к Козыревску.
 
     Рыбоохрана  пешком ходить не любит.
     Курьеры ни на минуту не забывали об удачливом рыбинспекторе  Ухо. 
     Справедливо посчитали, и по реке и конкретно вблизи   идти тоже рискованно. Поэтому решено было оставить ненадежную лодку и передвигаться  распадками, ближе к  горам, старыми охотничьими тропами, либо звериными.
 
     Шурка   опять скандалил и порывался  затеять драку  по поводу смены маршрута.
     Он решил бросить груз и возвращаться  налегке обратно.  Гавриил не стал его отговаривать. Смотрел, покуривая,  как  бесновался  приятель на берегу у лодки.

     Докурив,  Гавриил молча  взгромоздил на плечи Шурки  огромный рюкзак  и слегка подтолкнул – иди, мол,  и не  ерепенься.
     Шурка  послушно двинулся вперед за остальными, не обернулся и не сказал ничего более.
     Миха  уводил группу в  сторону, подальше от реки, чтобы при случае можно было скрыться в  предгорных зарослях.

     Пепловую  тучу  сносило на восток, поэтому  воздух  здесь  был  чист  и звонок. 

     День прошел без приключений.
 
     В тайге вкруг кедрового  стланика  набрели они на поляну и развели огонь. Улеглись вокруг него на лапнике. Кто-то  сразу задремал, не дожидаясь ужина.

     Кто не дремал, с удивлением наблюдали, как старый Миха обходил  ближние деревца. Он прижимал к груди руку, шептал что-то и часто кланялся.

     В  котелке кипела вода, Резей высыпал туда чай из большой пачки. В другом котелке он налаживал кашу с тушенкой.

- Никак, ты с духами умеешь разговаривать? – Спросил он у старика, когда тот уселся у костра.

- С духами шаман разговаривает.– Степенно отвечал Миха. – Я с  деревьями говорил. Спокойного ночлега испрашивал.

      Старик принялся за чай.
      Шурка чувствовал страшную усталость и решил лечь тотчас же. Он в момент проглотил свою порцию каши и залпом выпил чай-кипяток. Теперь он укладывался в свой спальный мешок.

- И что? Согласны елки иль нет? – Спросил он старика, подмигнув спутникам.

     Старый Миха, не торопясь, допил чай, обтер рукавом губы. Достал из кармана старую курительную трубку. Не спеша забил ее табаком из кожаного кисета. Закурил, уставив щелочки глаз на Шуркин нос, торчащий из  спальника.

- Парень ты канатный, смотрю. Тебе, паря, скажу что. Шел охотник из Анавгая. Долго шел. Видит, не успеет к заимке. Ночь  подходит. А с ней духи темные  к человеку подбираются. Смотрит охотник, елка перед ним. Молодая,  красивая. Подошел к ней охотник, поклонился и говорит: «Здравствуй на многие лета тебе, елочка. Позволь ночь скоротать под твоими ветками, укрой меня от  зверя дикого, от человека лихого, от духа злобного. Будь так добра».
     Видит, елочка  ветку нагнула - согласна, значит. Он внизу-то и устроился. Да хорошо так. Мягко там, тихо, елочка со всех сторон иголками его закрыла. Тепло, как в чуме. Задремал он.
     Ночью проснулся от шума. Слышит, шорох какой-то да разговор. Иди, мол, скорее, мать твоя зовет тебя проститься, умирает совсем. К верхним людям, значит, уходит. А другой голос, приятный такой, отвечает, невозможно никак, вишь, человек на ночевку попросился. Не могу я его бросить. Иди, мол, после приду.
     Ну, охотник тот полежал, полежал. Однако, все стихло. Он и дальше заснул.
     Утром встал. Елочке поклонился, поблагодарил да и пошел себе дальше. А неподалеку видит, елка большая старая упала. Лежит поперек, ветки сломаны. И догадался охотник тот, что это мать той молодой елки умерла, у которой он на ночлег просился.

     Некоторое время над поляной стояла тишина.

- Я всегда знал, что у деревьев  есть мозги. – Высказался, наконец, Шурка после недолгой паузы.
- Что же им еще  остается, когда у тебя их нет. – Поддержал Шурку Резей.
    Шурка стал выбираться из спальника, явной целью затеять  полез драку.
    Но Резей ловко увернулся.
-И охота тебе? Не устал? !Спи уж
- У деревьев душа есть.- Продолжал  он. – У всего живого душа есть. Даже у  камня.
- Правильно. – Оживился Гавриил. – Камни - тоже живые.
   Миха  согласно  кивал головой:
- Душа. Живые.

   Со  стороны  Шурки донеслось:
- Только у вас души нет. Харе орать. Я спать хочу.
- О, то так. Так.  – Медленно пускал дым из  щербатого рта старый Миха. - У всего на этой земле своя душа есть. Все  живое, и  все чувствует  и боль, и радость. Земля вся живая. Всякая вещь любовь требует, уважение. Ты к ней с лаской и она тебе душу раскроет. У нас народ такой.

- У меня кот такой, - сказал Гавриил, - все понимает.
- Кошки, вообще – очень интересные люди, вы согласны? – Мечтательно заметил Резей.

      Все сказали, что согласны.

      Шурка вставил:

- А у моего соседа  Боцман, вот умный пес! Как соседу хреново, Боцман  тут же бежит за пивасиком.
 
       Все ахнули.

- Не может быть!
– Может! - Горячо убеждал Шурка публику.
- Ага, и бутылку он в руках несет? Да? – Недоверчиво спросил Резей.
- А то ты не знаешь? Маринка пиво в сумяру кладет! а он в зубах несет!

     Резей смутился.
     Он вспомнил, как сам не раз  брал сумку с пивом из страшной пасти того самого Боцмана, когда хозяин его был в двух, а то и трехнедельной отключке.

     Зоя, оказывается, тоже не спала.

- Да что там! У меня машинка швейная, мамина, старая уже, как заартачится, не шьет ни фига. Петли – о!  С километр. Я ей: не шьешь, зараза! – вот как выкину, ржаветь будешь на помойке.  Да стукну как. Так что бы вы думали, тут же строчку ровную выводит.  Вот и скажи после, что она не живая! Или, что души у ей нет!

     Наутро  похолодало. 
     Отсыревшие рюкзаки неприятно холодили спины.
 
     Зоя шла последней.
     Мужчины то и дело оборачивались к ней.
     После очередного привала ее заставили идти впереди, сразу  за  Диего.
     Гавриилу вновь почудился медведь. И он не ошибся.

     На привале матерый вышел к ним на поляну.
     Они только и успели, что отскочить в кусты.
     Медведь за людьми не пошел. Он изрядно потрепал рюкзаки,  сожрал все припасы. Не смог добраться только до икры. Но бочонки примял.

     Шурка уверял Резея, их преследует тот самый  медведь, что не дождался от них коровы.

- Это он за Мурку тебе мстит. – Тряс Шурка разодранным блокнотом перед носом несчастного поэта.

     Резей воспринял его слова всерьез.
– Неужели тот самый?
 
     От охотников он слышал, что иной медведь умнее и  хитрее человека. А иные особи отличаются почти человеческой мстительностью.
 
     Медведь ушел. 
     Старик Миха первый выбрался на поляну.

– Миха, медведь с побережья может тащиться за нами? Просто так. – Спросил Резей.
- Может.  И просто так может.
- Ну, видишь? – Округлил глаза Шурка.

     Медведь не тронул рюкзак Гавриила.
     Хотя в  нем оставалась пара буханок хлеба,  килограмма два пахучей юколы, немного вяленой оленины, тушенка со сгущенкой.  В отдельном кармане обнаружилась еще и ароматная Генкина корюшка,

- Благородного человека и зверь не обидит. А? –  Веселился Шурка.- Гавриил туда  грязный носок сунул. А мишка вони не выносит. – Шурка обернулся. – А где наш проводник? И Зоя?

     Отсутствие беременной спутницы и проводника затягивалось.
     Курьеры молча поглядывали в сторону Михи, не решаясь вслух делать предположения.

     Первый не выдержал Шурка.
- Кабы наша подруга не того, – он сделал выразительный жест у живота, – я бы подумал… она с проводником.

- Вот ботало.
     Резей  налаживал костер.
     Старик с непроницаемым лицом  сидел рядом, курил свою трубку.
     Гавриил оставил рюкзак:
 
- Даже не знаю, поискать или пока не надо?
- А вдруг на них медведь напал? – Сказал громким шепотом  Резей.
- Ну, скажешь тоже.– Протянул Шурка. –  А? – Он вопросительно посмотрел на Гавриила.
    Тот стоял, не шевелясь, прислушиваясь к лесным звукам.