Дама в белом
(Из цикла «Смерти нет»)
Прогулка по старому кладбищу скорее напоминает променад по старому парку. Зелени много, могилы и склепы не мешают. Смоленское кладбище мне тоже нравилось, но днём там слишком многолюдно из-за часовни Ксении Блаженной. Народ облепляет часовню, чтобы всунуть в какую-нибудь трещинку свою записку с прошением к Ксении. Что там сейчас происходит – не знаю – давно никуда не выхожу, а вот в семидесятых годах прошлого века любила гулять по Смоленке в белую ночь. Тихо, спокойно, ни души вокруг, поэтому я удивилась, увидев в такую ночь высокую хрупкую женскую фигуру. Она ходила вокруг часовенки и явно была чем-то занята. Я подошла поближе. «Вот, тебе раз! –девица вынимает записки из всех щелей». Вышла за ней, проследила. Вот она разожгла костерок возле лавочки на Воеводиной аллее, села на лавочку и внимательно читает записки. «Да она их сортирует!» Некоторые бросает в огонь, а другие складывает в свою широкополую шляпу, поля которой украшены какими-то старинными ёлочными игрушками. Девушку я разглядела. Светловолосая, бледнокожая до прозрачности, платье белое, длинное, а вот ноги босые– и не холодно ей…
Я подошла поближе и села рядом. Поздоровалась и спросила, зачем она сортирует записки? Она посмотрела на меня своими бездонными, почти белыми глазами и ответила тихим, глухим голосом, что сжигает глупые записки, а остальные передает матушке Ксении. Для примера она показала мне глупую записку, в которой было: «Помоги мне, Ксения, вытащить билет с печенью - больше я ничего не знаю».
- Эту - в огонь! - и оставленную: «Матушка Ксения, муж пьет и бьет меня и детей, вразуми его».
- «Эту – в шляпу!
Тут меня забеспокоили две вещи. Во-первых, от красавицы исходил какой-то сильный холод. Во-вторых, я четко видела свою тень, а её тени не могла обнаружить.
«Это уже слишком, – подумала я, – надо сваливать», и поспешно простившись, буквально сбежала с кладбища. Больше я там ночью не появлялась.
Спустя десять лет я случайно встретилась с своей бывшей сослуживицей Верой. Мы прогуливались в поисках приличного кафе, где можно посидеть-поболтать. Стоял февраль, крупный снег занавесом ложился на землю. Вера рассказывала мне, что похоронила мать, нелепо умершую в бане, в парилке. Винила в смерти матери отца, который всегда вёл себя грубо, огорчал маму и даже поднимал на неё руку. Вера ругалась с отцом, проклинала его, желала ему смерти и, действительно, он вскоре умер. На девятый день после похорон Вера почувствовала, что к её сердцу подступил страх, и ложась спать она взяла с собой в кровать большое распятие. Ей не спалось, и она скорее почувствовала, чем увидела, как отворилась дверь и ее покойный отец с факелом в руке и со свитой каких-то отвратительных существ показался в дверях. Вера сползла с кровати и спряталась под неё. К груди она крепко прижимала распятье, вспоминая все знакомые ей молитвы.
– Она должна быть здесь! – закричал отец, поднимая повыше факел, –- Я это чувствую!
– Но её здесь нет! – пронзительно взвизгнул кто-то.
– К тому же уже светает, петухи поют, надо уходить.
– Черт бы побрал девчонку, она меня перехитрила, – заявил папаша, повернулся и исчез.
Долго лежала Вера под кроватью дрожа как осиновый лист. Выползла она оттуда только днём, а крест смогла выпустить только вечером – так свело спазмом руки…Правда, больше папаша не появлялся и наследство оставил ей немалое – коллекцию антикварной серебряной посуды, золотые монеты и золотые часы – - три пары с инкрустированными крышками на рубиновых камнях (конец 18 века) и одни скромные современные, и Вера показал мне свою руку, на которой с трудом помещались массивные мужские золотые часы. В этот момент я вздрогнула, потому что услышала тихий глухой голос:
– Отдай мне эти часы, я их повешу на шляпу.
Голос этот я сразу узнала, да и его хозяйку узнать было нетрудно. За эти годы она нисколько не изменилась, разве что казалась ещё моложе. То же белое платье, та же широкополая шляпа с ёлочными игрушками, бледные босые ножки. Перед нами стояла зам Ксении Блаженной, смотрела своими светлыми прозрачными глазами на Веру. Вот она протянула к Вере руку и повторила свою просьбу, похожую на приказ:
- Часы отдай!
- Да что ты, милая! Эти часы золотые, они не ёлочная игрушка, давай я тебе денег дам, и ты купишь себе обувь.
- Не нужны мне твои деньги, а золотые часы я, пожалуй, возьму…
- Это невозможно, эти часы - память о моём умершем отце.
- Ах, это твоя память…Да еще об отце. Ну, что же, тогда пусть они у тебя остаются.
Я пихала Веру в бок: «Вера, Верунчик, отдай ей часы!»
Вера повернулась ко мне: «Ты, что, подруга, с ума сошла? Такую дорогую вещь отдать бродяжке… А, кстати, где она?» Нет нигде нашей босоножки, исчезла, нырнула под снежный занавес и пропала с виду. А вот и кафе, как мы его сразу не заметили. Это всё из-за снега, который валил всё гуще, поднялся ветер, началась метель. Пока погода бушевала, мы сидели в тёплом кафе, и Вера всё строила планы, как она будет продавать наследство повыгоднее. Покупателей она уже нашла, но поскольку их было несколько и между ними возникла конкуренция, Вера этим ловко пользовалась и набивала цену.
– Верочка, а зачем тебе такие большие деньги? У тебя всё есть, дом - полная чаша … У твоей мамы размер одежды и даже обуви с твоим совпадает, а она была модницей, шкафы ломятся от тряпок. Благотворительностью ты, я вижу, заниматься не хочешь… Может, будешь путешествовать? Сейчас это модно.
–Ну, вот еще- всё разбазарить.. Найду во что выгодно вложиться, эх, подруга, чтоб ты понимала, деньги - это власть!»
На этой ноте мы расстались. От этой встречи у меня остался тяжелый осадок, и недаром - через несколько дней Вера позвонила мне. Она страшно рыдала, её полностью обнесли – сигнализация не помогла. Вынесли всё отцовское наследство, только часы, которые она носила, лежали на полу посреди комнаты. Что удивительно – ни Верины вещи, ни вещи её матери не тронули, даже шкатулку с их золотишком не прихватили. Я, конечно, посочувствовала её горю, обещала приехать, но не поехала – не хотелось мне её видеть.
Прошло лет пятнадцать-двадцать. Я гуляла по территории Лавры, любовалась красивой клумбой, которую только что высадили. Вдруг какая-то монахиня тихо подошла, крепко меня обняла. Пригляделась, да это Вера!
–Узнала, подруга? Это я! В монастырь, вот, ушла, помогли мне выучится на медсестру, и я работаю в больнице при Лавре
– Вот, молодец! – обрадовалась я. - А живёшь где?
– В монастыре. Там спокойно и хорошо. Имущество своё я раздала- ни к чему мне оно, и те часы, злополучные, в первую очередь. Как только их отдала, сразу перестала волноваться и вспоминать плохое. Да! Кстати, всё хотела тебя спросить, если бы я тогда отдала той бродяжке часы, как бы сложилась моя жизнь?
Я сделала удивленное лицо:
– Какая бродяжка?
– Да та городская сумасшедшая…Ты всё еще толкала меня в бок и говорила, чтобы я отдала ей часы. Ну, помнишь?
– Что-то не помню… Давно это было!
Сентябрь 2024 г.
Петроградская Сторона
Свидетельство о публикации №224102401596