Расскажи мне про любовь... Игорь. ч. 4

   Через пару дней Нина позвонила на работу.
   - Подруги в гости зайдут. На работе не задерживайся и поезжай сразу же в родительскую квартиру.
   Не задержался. Приехал. Оказалось, квартира полна гостей. Двоих из трех подруг, Инну и Валю, Игорь знал. Третья, молоденькая Люда, оказалась племянницей Нины. Её Игорь видит впервые. Но удивила не она, а три висящих на спинках стульев военных кителя. Судя по петлицам и погонам, владельцы их - общевойсковые офицеры: два капитана и старший лейтенант, которых Игорь узрел на балконе.
   Капитанам лет под сорок, хотя тот, который грузный и с залысинами выглядит намного старше второго, поджарого, но с седыми висками. Старший лейтенант невысокого роста, спортивного телосложения крепыш мог сойти за сына одного из них. Как выяснилось при дальнейшем знакомстве, сотрудники ГУИН* находятся в областном центре на совещании замполитов исправительно-трудовых учреждений области. Завтра отбывают по месту службы.
   Женщины заканчивали сервировку стола. Мужчины, наговорившись и накурившись на балконе, взялись оказывать посильную помощь, не скрывая радости от предвкушения доброго застолья.
   А застолье, действительно, обещало быть добрым. Среди обычных домашних солений, овощных заготовок-закруток красовались баночки с красной икрой, шпроты, маслины, а та же домашняя картошечка нежилась под бременем разогретой армейской тушёнки. Над всем этим изыском возвышались три бутылки "Посольской" водки и парочка вина "Изабелла". Заметив, что помощь оказывается избирательно, Игорь понял, что служивые и Нинины подруги познакомились не сегодня. Но они же обе замужем…
   Нина одёрнула:
   - Прекрати. Их мужья на охоте. Они там своё удовольствие справляют, а жёны тут своё. Расслабься и не порти людям праздник.
   Надо отдать должное, офицеры ухаживали за дамами галантно, без фривольностей, плоских шуточек и солдатского жаргона. Блатную феню допускали только в общении между собой. Пожилой капитан "прилип" к Инне. Седой лавировал между Валей и Людой. Старлей держался ближе к Нине. Гости уселись за стол, насколько понял Игорь, "согласно купленным билетам": пожилой с Инной, седой с Валей, старлей  между Людой и Ниной. Рюмочки наполнял обеим. Свободное место для Игоря оказалось между пожилым и Ниной.
   По должности или по заслуженному признанию обязанности тамады взял на себя старлей. Первый тост - за милых дам. Второй - за героев невидимого фронта, оберегающих покой столь нежных женщин (легкие поклоны в адрес каждой) и их семей. Третий - за блистательную и обворожительную хозяйку (приложился к ручке, не качнув при этом ни её, ни свой бокал). Наверное, он воспитывался в благородном семействе с глубокими литературными традициями. Говорил складно, витиевато, но без напыщенности, удачно подмечая незаметные на первый взгляд тонкости и нюансы.
   "Герои невидимого фронта" поснимали галстуки и расстегнули пуговицы форменных рубашек.
   - Товарищи офицеры, - перешёл на полуофициальный тон тамада. - Смею вам напомнить марксистско-ленинское учение о трех стадиях развития капиталистического общества: накопление капитала, раздел средств производства и перераспределение того и другого. Первые две стадии наше общество прошло. Грядёт перераспределение сфер влияния, то бишь драка за чужое добро. А это значит, переменный состав в наших учреждениях кардинально изменится по сути своей. На смену безродным уркам с наколками от пяток до ушей, для которых тюрьма - дом родной, будут поступать сидельцы в костюмах от Версачи и с ароматами от Диора. Это совершенно иной контингент, вкусивший многих прелестей жизни на свободе. И, чтобы иметь хотя бы кусочек той жизни на зоне, они готовы будут договариваться и платить. И зона будет жить уже не по воровским понятиям, а по демократическим договорным условиям. Заметьте, что условия и цену будем определять мы. Демократические преобразования отрывают перед нами грандиозные возможности. За демократию, друзья! За грядущие перемены!
   Его коллеги настолько воодушевились услышанным, что повскакали со стульев шустрее, чем при тосте за милых дам. Далее пили за суровую службу и женскую нежность, за воинский долг и всесокрушающую любовь. Старлея явно понесло:
   - Почему жёны изменяют мужьям? - Встав в позу Сократа и изобразив на лице задумчивость, вопрошал тамада.
   Надо сказать, и то и другое у него получилось отменно. Воцарилась тишина. Гости прониклись вниманием.
   - Сетуют разочарованные, что муж не удовлетворяет, как положено, - и, дождавшись утвердительных кивков присутствующих дам, продолжил. - Милые вы наши, как дама положена, так и удовлетворена. Так, выпьем же за то, чтобы и в позе была положенной, и удовлетворена, как положено!
   Дамы восторженно взвизгнули. Кавалеры одобрительно ухнули. Вдохновленные напутствием дружно осушили бокалы.
   "Такой пассаж может прийти на ум только творческому человеку" - отметил про себя Игорь. Он остро ощущал как возникает и усиливается чувство неприязни к этому, наверное, неплохому и, в общем-то, неглупому человеку. Досадно было то, что сам он никак не мог определиться с причиной неприязни. Ну, провозгласил старлей гнусность последним тостом. Но отвращение возникло раньше. В связи с чем? Почему? Ну, подружка у него молоденькая, не в пример другим. Так, и он моложе остальных. Ну, уделяет внимания Нине, по его, Игоря, мнению больше, чем следует. Ну, польщена она его вниманием. Ну, пили за хозяйку, а не за хозяев. Это повод, а для причины мелковато. Да, твердая уверенность старлея о том, что всё в его руках, что когда к ним начнут поступать сытые, благоухающие и готовые платить зэки, и тогда он станет рулить процессом, вызывает внутренний протест.
   Но…
   - Какая-то странная логика получается. Муж свою жену не удовлетворяет, а чужих - за ради бога. Свой муж жену не удовлетворяет, а чужие - за милу душу, - попытался он зацепить зарвавшегося тамаду.
   Секундное замешательство и тот показал класс изворотливости:
   - Вот за это и выпьем!
   Компания вновь оживилась. И только тут Игорь сообразил, что гости расходиться не собираются. Получается, что он и Нина - муж с женой и жена с мужем лишние на этом празднике чувств и плоти.
   Нина, словно почувствовав его напряженность, поднялась и, склонившись к старлею, негромко:
   - Нам пора, - словно разрешения попросила.
   - Да-да, конечно. Хотя очень жаль, - и, обращаясь к седому капитану. - Виктор Григорич, организуй посошок.
   Вот она причина. Вот заноза, которая свербит душу! Старлей чувствует себя полновластным хозяином. Считает, что и здесь, как на зоне, решает судьбу каждого. Плеснуть бы из бокала недопитое в его самоуверенную харю и напомнить, что "посошком" хозяева провожают гостей, а не наоборот. Ты тут гуляешь, экспромтами сыплешь, девчонку молодую через часик в постели мять будешь. А под чьим одеялом твоя жена сейчас расположена, чтоб удовлетвориться, как положено. Или тебя это не волнует? Или у вас это служебным долгом называется?      
   Может и плеснул бы. Но Нина, отодвинув стул, боком выходит из-за стола, закрыв спиной старлея. Наказывать обидчика, прикрываясь женщиной, позорно. Повернулся в другую сторону и встретился взглядами со встрепенувшимися дамами. Сколько мечтательного ожидания в их глазах! Светились словно невесты в предвосхищении брачной ночи... И ему не хватило духу порушить надежды, испортить их бабский, пусть ворованный, но все-таки праздник.
   В прихожей подал Нине пальто. Григорич сунулся с подносом. Игорь взял стопарик и, не пригубив, поставил обратно под общий неодобрительный гул. Нина выпила до дна, закусив бутербродиком с икоркой.
   - Ну, как говориться, будете в наших краях, обращайтесь. Может, поможем, чем сможем, - словно перекрестил на дорожку старлей.
   Наверное, по его сценарию Игорь должен был закашляться и ответить фразой Козлодоева из "Бриллиантовой руки": "Нет уж, лучше вы к нам".
   - Очень ценное предложение. Главное, оптимистичное, - скомкал сюжет Игорь.
   Вышли.
   Как раз успели к трамваю. Время позднее, салон почти пустой, Нина заняла место у окна. Игорь оплатил проезд и присел рядом. Никакой реакции. Смотрит в окно, словно полностью поглощена сменяющимися за окном вечерними пейзажами. Всплыли в памяти слова из песни "Пустой трамвай, и ты грустишь, как я. Пустой трамвай, ты тоже одинокий".
   Одинокий с сидящей рядом женой? Да. Потому как,  мысленно она там, где весёлые подруги предвкушают бурную ночь с чужими мужиками. Наверное, сожалеет, что Игорь не охотник.
   - Ну, ладно, те "неудовлетворенные". А Людмила в её-то годы, с какой тоски там оказалась.
   - От мужа пьяницы в город сбежала. Устроится на работу, в общежитие съедет.
Если нет, вернётся в деревню.
   Опять сюрприз! Люся живет в квартире его родителей, а он и знать не знает.
   - Не вернётся. После таких праздников не захочет. Простыни кто стирать будет?
   - Ну, не ты же. В квартире даже музыки нет, чтоб потанцевать.
   - Потому, что это квартира, а не бордель! Интересно, они там как, кто с кем лег, тот с тем и проснется утром или прекрасные дамы по кругу пойдут? - И чуть успокоившись, понимая, что все его слова, словно горох об стенку. - В серванте, в коробочке мамины украшения лежат. Прибери их завтра. И не смей родительской квартирой распоряжаться, как своей.
   Молчит. Говорят молчание - знак согласия. А в данном случае «да» или «нет»? В школе у Игоря был друг. Его бабушка говорила мальчишкам: "Если тебя учат плохому, а ты не можешь возразить, молчи. Но при этом сложи пальцы фигушками и держи их за спиной или в карманах. Плохое тебя минует". Руки Нины - в карманах.
   Фигушками или нет?
   А в голове опять сумятица. Если бы его сейчас не было в городе? Командировка какая или родителям помочь уехал бы, взяв неделю без содержания? Где была бы Нина? Дома или там с ними? С продуманным и далеко смотрящим старлеем, а затем "дамы меняют кавалеров"?
   Жар ударил в голову. Сейчас они вернуться домой. Разденутся. Улягутся под одним одеялом. Лишь руку протяни. Да, что руку, ладонью пошевели, и вот оно под легкой тканью ночной сорочки тело любимой женщины… Доступное каждому приглянувшемуся, каждому шустрому?
   Жар клубком покатился вниз: осушил горло, обжог гортань, опалил лёгкие и горящими угольями рассыпался в сердце. Он, презирающий женщин легкого поведения, избегающий внебрачных связей ради удовольствия или какой-либо выгоды, называет женой ту, которых в народе зовут бл…? Или правы те, которые говорят, что женщина сначала ищет достойного мужа, а затем достойного самца?
   И что делать? Ответ на второй извечный русский вопрос "Кто виноват?" он будет искать позже. Первый логичный ответ - развод. А что? Их уже ничего не связывает: разные критерии моральности, противоположное отношение к жизненным ценностям. Родители и так не в восторге от Нины. Мать поохает, сожалея больше для порядка, чем на самом деле. Отец, может с пролетарской уверенностью в своей вечной правоте, выскажет пару резких фраз. Долго сожалеть не будут. Он уйдет к родителям, она останется в семейном общежитии. Никто не обделен. Не нажили они совместного имущества, делить им нечего. Главное нет того, к чему сердцем прикипают. Детей.
   Ну, вот и ладно. Перспективы ясны, а частности обдумаем завтра.
   - Выходим, - прервала бурные размышления Нина.
   Редкие машины осветят фарами две фигуры, тени которых метнутся по стене придорожного дома, и снова темно. В свете редких уличных фонарей старый разбитый временем асфальт выглядит ровным, потому как в темноте же изломы и ямы сливаются в единую серую массу. Идёшь и не знаешь, где оступишься, где споткнёшься. Совсем как в нынешней жизни: то эти, организовав ГКЧП, тех низвергают; то те этих в «белом доме» из танков громят.
  Нина скажет фразу, другую и молчит. Игорь, думая о своём, в суть её слов не вникал и сообщение о беременности воспринял не сразу:
   - Что? Какая беременность? Чья? 
   - Моя. Три месяца. Ты же никогда ничего не замечаешь?
   Какие-то изменения появились, но значения не придал. Уже привык к её «семи пятницам на неделе».
   - Что раньше не порадовала?
   - Думала. Решала, делать аборт или нет.
   Вроде бы надо обрадоваться, обнять жену, закружить, громко выразить ликование… Но, не сдержать раздражения, горечи, недоумения: «Почему именно сейчас поведала… снова себе на уме… про аборт опять сама решала». А вслух:
   - И какое твоё решение я вновь должен принять к сведению?
   - Буду рожать.
   Дома улеглась спать. Игорь помыл оставшуюся с утра посуду, сел за столик в маленькой кухоньке общежитской комнаты. Вспомнилось: отец, кухня, водка.
   Огляделся… Водку про запас дома не держали.

   Племянницу Люсю удалось выдворить лишь перед самым приездом родителей. Нина два выходных мыла и чистила квартиру.

   Перед Новым годом родилась дочка. Назвали Варей. Бабушка души не чаяла во внучке. Новоиспечённый дед, хоть и ворчал на бабку, что ещё парня надо было рожать в своё время, а то подвёл единственный сын, и на этой «пискухе» род их закончится, но тетёшкаться с внучкой любил. Нина несколько раз заговаривала о возможности поменяться жилплощадью. Бытовые условия в квартире лучше. А двоим старикам и в общежитии не тесно будет. Родителей такой вариант явно не устраивал. Отец, пробормотав: «Так, уж в дом престарелых, может, сразу?», утыкался в газету. Мать молчала, поджав губы. А спустя некоторое время, начинала доказывать, что лучше всем снова жить вместе: «И Ниночке будет легче, и Варенька постоянно под присмотром».
   Такой вариант не устраивал Нину. Расположением свекрови она пользовалась по своему усмотрению, сбывая дочь бабуле при первой же необходимости.
   «МаркетКонсалтингКорпорейшн» требовал внимания больше, чем маленькая дочь.

* ГУИН - Главное управление исполнения наказаний.