Путь на Север

               

        У военкомата, как обычно была толпа призывников и провожающих. Кто плакал, кто плясал… Вскоре прибыли автобусы, на которых нас всех повезли в Вологду. Сначала нас сгрузили в каком-то строении типа двухэтажного сарая, где мы лежали на двухэтажных нарах и чего-то ждали. Здесь же нас постригли наголо. Затем перевели в какой-то клуб, где мы сидели на креслах в зале. Там же проходила очередная комиссия.               
       Захожу в комнату, в ней несколько столов. За которыми сидят офицеры и собеседуют с новобранцами. К своему столу меня приглашает офицер в морской форме в звании майор. Начал меня расспрашивать о том, о сём… Где, спрашивает, служить желаете. Я почему-то отвечаю, что желаю служить по специальности, хотя не представляю, по какой такой военной специальности может служить инженер-кораблестроитель. А он предлагает: «Давай в морскую авиацию. Форма военно-морская, служить будешь в Вологде, в областном центре». «Нет,- говорю,- хочу по специальности». «Да чего там хорошего? Будешь служить в каком-нибудь портовом городишке, заведешь себе бабу, что за служба, никакой дисциплины…». «По специальности»,- зациклило меня. «Ну, ладно. По специальности, так по специальности». Забегая вперед, скажу, что там, где мне пришлось служить (в 70 км. от норвежской границы), т.н. «баб» не было в радиусе нескольких десятков километров.
       Весь день мы сидели в клубе. Иногда выходили, никто не запрещал. Даже гуляли по близлежащей улице. Курили, курили, курили… Настал вечер. В домах засветились окна. По улице прогуливались вольные люди, ехали машины и автобусы. Чувствовалась какая-то оторванность от реального мира. Казалось, что жизнь проходит за стеклом, а я нахожусь в потустороннем мире…               
       Утром переместились на вокзал и погрузились в вагоны пассажирского поезда. Получили сухой паёк и тронулись в сторону севера. Почти сутки были в пути. Прибыли куда-то в район Североморска. Здесь уже была зима и полярная ночь. Время неопределённое, то ли ранний ужин, то ли поздний обед… Разгрузились. Кругом снег, мороз, какие-то бараки и фонари на столбах с лампочками под ржавыми колпаками.
       Завели нас в какое-то одноэтажное строение, совершенно пустое внутри и с горячими трубами вдоль стен. Сидим, греемся. Через некоторое время команда: «Построиться!». Вышли на мороз, построились. На дворе темно. Короче, повели нашу команду на помывку. Воды горячей было вдоволь. После помывки выдали вещевые мешки, сапоги, ботинки, форму и т.д. вплоть до носков. Надеть на себя велено было осеннее нижнее бельё, хотя тёплое нижнее бельё лежало в вещмешках, хлопчатобумажную робу синего цвета, при этом рубаху нужно было заправить в штаны. Так традиционно положено ходить новобранцам, не принявшим ещё присягу. Поверх всего надели чёрные шинели, шапки и негнущиеся флотские яловые сапоги. Есть такая старая шутка:
       - Солдат, тебе в шинели зимой не холодно?
       - Да ты что! Она же суконная!
       - А летом в ней не жарко?
       - Что ты? Нет. Она же без подкладки!
       То, что шинель без подкладки, почувствовалось сразу, как только вышли на улицу после переодевания. В тонкой робе и шинели на 20-градусном морозе чувствовал себя, как голый. После непременного построения переместились в большое здание, где была столовая и разные пустые комнаты. В процессе разных построений и перемещений наша команда редела и редела. Новобранцев постоянно отбирали по каким-то спискам. В результате осталась группа человек из десяти. Командиры, которые распоряжались нашей группой, постоянно менялись, и каждый раз проходил ритуал сдачи-приёмки, во время которого приходилось вытряхивать всё вновь приобретённое имущество из вещмешков и предъявлять каждую вещь новому начальнику в соответствии с зачитываемым списком. Эта процедура происходила неоднократно, вплоть до прибытия в часть по месту прохождения службы. После очередной сдачи-приёмки повели в столовую, которая, как мне показалось, работала круглосуточно, потому что большая масса народу прибывала и убывала постоянно.            
       Столовая представляла собой большое гулкое помещение с цементным полом и колоннами в середине. Стены на высоту роста были выкрашены зеленой краской, а выше побеленные. В вышине светились лампы дневного света, покрывая своим равномерным не ярким светом помещение столовой. Вся площадь была заставлена длинными столами с деревянными скамейками. На столах стояли бачки с пищей и большие чайники с чаем или кофе с молоком. Кроме того, двумя рядами стояли алюминиевые миски и лежали ложки. Покормили довольно хорошо, было всего много и хорошо приготовлено, особенно много, почему-то, было сливочного масла. Обслуживали столовую, вероятно, старослужащие матросы и старшины, которых за эту работу увольняли в первую очередь. Это был, так называемый, «аккорд». Были они шустрые, весёлые и доброжелательные в ожидании скорого убытия домой. Они же советовали налегать на еду, особенно на масло, которое в дальнейшем будет в ограниченном количестве. А новобранцы были ещё под впечатлением от домашней пищи и, наверное, поэтому масло постоянно оставалось от предыдущих групп, а обслуживающий персонал на него уже смотреть не мог.
       Поели, можно и поспать. Пришли в помещение с двух-ярусными койками и быстро разместились на них, сняв только шинели и сапоги. Только я задремал, как почувствовал, что кто-то меня трясёт за плечо. Это был мичман, который приказал вставать и следовать за ним. Привёл он меня и ещё одного новобранца в помещение, где мылась посуда. Вдоль стены стояли три ванны. Одна с горячей мыльной водой, вторая с просто горячей водой и третья с холодной водой. Нужно было алюминиевые миски и ложки поочерёдно мыть в трёх водах и складывать стопками вверх дном на полке. Грязная посуда прибывала постоянно. Время от времени приходил мичман и брал пятернёй первую попавшуюся миску за дно и поднимал её. Если она выскальзывала из руки, то всю партию мытой посуды без слов опрокидывал в ванну и уходил. Если не выскальзывала, то молча уходил. В короткие перерывы можно было перехватить кусок хлеба с маслом, который по просьбе передавали в окно между кухней и моечным помещением ребята из кухни. Что бы покурить, приходилось выходить на улицу, на мороз. Как долго длилась эта вахта, я не представляю. В конце концов она закончилась.
       После очередного построения и проверки содержимого вещмешков нашу команду повели в сторону моря, вернее залива. Вода в заливе переливалась лунным цветом, в ней отражалась сопки, частично покрытые снегом. У причала стояло грузопассажирское судно, освещая своими огнями близлежащую территорию и воду залива. По трапу зашли на корабль и попали в тёплый и уютный мир судовых помещений. Нас распределили по каютам. Здесь уже можно было раздеться, лечь на койку и мгновенно уснуть, укрывшись мягким одеялом.               
       Проснулся утром отдохнувшим. Судно уже стояло у причала. Покормили нас традиционным флотским завтраком: кофе с молоком и мягкий белый хлеб с маслом. Как позже выяснилось, прибыли мы в Западную Лицу, а точнее в Губу Лопаткина, где находился штаб флотилии. Западная Лица, это название реки и залива, куда она впадает. А расположен этот залив неподалёку от известного полуострова Рыбачий. Того, что «… растаял в далёком тумане Рыбачий, Родимая наша земля…». С корабля мы переместились в здание штаба и расположились на полу в коридоре второго этажа. Похоже, что рабочий день ещё не начался, и в здании было пустынно и тихо. Пригревшись и прислонившись к стене мы все задремали.               
       Спустя некоторое время, штаб стал оживать. Мимо степенно проходили офицеры, и иногда быстрым шагом проходили матросики в чистенькой флотской форме. Откуда-то появилась информация, что направляемся мы в Губу Андреева, или Андреевку, по местному наречию. Один, проходивший мимо, матрос спросил, куда мы направляемся. Ответили, что в Андреевку. Тут он «запричитал», что Андреевка- это гиблое место, что над ней птицы гибнут на лету, что оттуда ещё никто не «дембельнулся», что Андреевку ещё называют «Алкашевка». Хорошо он нас подбодрил…
       Часов в семь утра вышли из штаба в сопровождении очередного офицера и опять направились в сторону залива. Там у причала стоял небольшой катер, на корме которого толпилась группа офицеров. Мы погрузились на этот катер и он, отчалив от причала, взял курс на противоположный берег залива, где виднелись какие-то строения и сооружения. Минут через десять катер причалил к торцу большого плав-причала, выступавшему от берега в море и выкрашенного в традиционный серый, «шаровый», цвет. По краям причала были расположены какие-то прямоугольные башни. С левой стороны у причала стояли два корабля, похоже, что танкеры, а справа расположилось носом к берегу большое трёхпалубное судно длинной побольше 100 метров, похожее на пассажирский теплоход, от которого исходил негромкий гул, работающих где-то в глубине судна, механизмов. Это, как позже выяснилось, была плавказарма (ПКЗ) «Олонка» финской постройки и довольно новое. В ней проживал весь личный состав части, на территорию которой мы прибыли.               
       По трапу поднялись на борт и попали в светлый, тёплый и чистый холл. Мы, вдесятером, стояли кучкой на чистом полу в новых сапожищах, вокруг которых образовывались лужицы от тающего снега. В дверях стоял дежурный матрос с сине-белой повязкой на левом рукаве и с пренебрежением поглядывал в нашу сторону. Мимо иногда проходили и пробегали матросы, обутые, к нашему удивлению, в чёрные тапочки с дырочками.               
       Отдых в тепле длился недолго. Пришёл наш сопровождающий с очередным новым мичманом. Произвели, привычный уже, ритуал проверки содержания наших вещмешков по списку и повели наружу в темноту холодного полярного утра. Сойдя с трапа повернули направо и пошли по причалу в сторону берега, который темнел впереди отвесной скалой. Прошли через какую-то будку со светящимися приборами, это был «КРАБ» - «Контроль радиоактивной безопасности», повернули направо и двинулись по каменистой дороге вдоль берега. Дорога освещалась редкими фонарями. Там и тут смутно виднелись мрачные здания, покрашенные в чёрный цвет. Минут через десять, похоже, вышли с территории части и пошли по неосвещённой дороге, проходящей среди покрытых снегом сопок. Этот поблескивающий снег и освещал нам путь.               
       Так прошли ещё минут десять-пятнадцать. Слева впереди показался приземистый барак, точнее сказать казарма, с одиноким фонарём над дверью в средней части сооружения. С правой стороны чуть выше в сопках стояли несколько зданий. Самое дальнее и самое большое, как позже выяснилось, оказалось столовой, а справа от него и поменьше, была санчасть, которую позже я и посетил.