Лётная молодость

                Всё тот же в сердце  я пилот,
                Во снах мне снятся самолёты.
                Люблю я свой  гражданский флот
                И всех, кто трудится в высотах.

                Настало время  для меня,
                Когда лишился я полётов…
                Пришлось профессию менять.
                Но жизни путь –без разворотов… 

 
              С 1 ноября 1972 девятнадцатилетний лётчик приступил к трудовым будням в воздушных просторах нашей Архангельской области. Первая командировка была в город Онега. Возвращался я всегда в свой дорогой дом, в семью моей сестры.  Каждый год летчики проходят тщательную медкомиссию.  В 1973 г. врачи отправили меня в санаторий, обнаружив неожиданную для меня язву двенадцатиперстной кишки. В авиации тогда лечили тщательно и долго. После излечения, по инструкции, я должен был в течение восьми лет ежегодно в теплые месяцы ездить в южные санатории (за счет аэрофлота). Разумеется, влюблялся в красивых девушек, но только в пределах санатория. А с язвой я больше никогда не встретился. Может, она не любит тех, кто «водку не пьет», не курит. Хотя всего попробовал, но «не пошло» …

                Полетал положенный срок вторым пилотом на Ан-2, и в июне 1976 года стал командиром самолёта. В декабре 1978 г. меня направили в Иркутск на четырехмесячное переучивание на следующий тип самолетов – Ил-14.  Запомнился самый последний полёт на Ан-2. Прилетели в поселок Лопшеньга на берегу Белого моря. Погода ухудшилась, пришлось там остаться на ночёвку. На площадке подогреть двигатель самолёта было не чем, поэтому ночью, в сильный мороз, пришлось прогревать двигатель запуском, израсходовали много топлива, а заправки на аэродроме не оказалось. Утром вылетели в Онегу и попали в сильное обледенение. На самолёте отсутствует система от обледенения.  Пришлось уклониться от маршрута к морю, снизиться и лететь над самыми льдинами. Самолёт оттаял, но маршрут удлинился. Лес на берегу моря был выше нашего полёта. В Онегу прилетели уже с малым остатком топлива, с горящими красными лампочками, предупреждающими о критическом остатке. Правда всё закончилось благополучно. Теперь-то я точно знаю, что Бог всегда хранил и хранит меня в жизни, какие бы события ни происходили вокруг.

                Из Иркутска вернулся к работе уже не в Кегостров, а в большой аэропорт Талаги, в коллектив Первого Архангельского объединённого авиаотряда. Там стал постоянно встречался с Николаем Ивановичем, теперь уже коллегой по работе, заменившим мне отца после смерти родителей. На земле у меня теперь два любимых дома: мой родительский, где меня ждёт любимая жена Иришка, и дом моего «батеньки», так я называл Николая Ивановича в быту. А он меня – иронически «Шуриком», поскольку по народному родству я прихожусь ему шурином

                Но через год аэропорт Талаги закрылся на ремонт посадочной полосы. И наши самолёты базировались в различных аэропортах области.  15 сентября 1980 года мы, отработав весь день по области, возвращались на базу в аэропорт Березник. Ночь, тёмное ясное небо, луна и звёзды. Диспетчер видит заходящий на посадку самолёт, видит светящиеся посадочные фары. До земли остаётся с десяток метров. Но вдруг самолёт уходит в сторону и резко взмывает в воздух.  В 21.05 у нашего Ил-14, произошел обрыв тяги и убрались закрылки на левом крыле. Создался левый крен и самолёт уклонился от посадочной полосы. Было принято решение уходить на второй круг. Но при установке взлётного режима произошёл отказ левого двигателя. На этой малой скорости нам удалось только перелететь здание аэровокзала. И через несколько секунд самолет упал в лес, в непроглядную тьму. В момент касания земли его развернуло влево, в результате чего кабину оторвало и вскрыло, как консервную банку. Салон самолёта разломило на две части.

                На борту находились шестнадцать пассажиров и четыре члена экипажа. Командира Александра выкинуло из кабины в лес.  Ему перебило гортань и поломало рёбра. Бортмеханик «при посадке» влетел головой в приборную доску и всем телом рухнул на мою левую руку, развернувшую штурвал вправо. Так я получил сложный перелом левого предплечья. Кабину оторвало как раз по рабочему месту бортрадиста, и он, сидя в своем кресле, мгновенно, как на экране, увидел темное небо в звездах. Но вспомнил, что было мгновение назад, и закричал: «Кто живой?». Я знал, что я живой, но молчал, чтобы, расслышать голоса других.

                Отделавшись легким испугом, тезка снял с меня Николая и бросился в пассажирский салон. А я, цепляясь брюками за рваные обломки металла, как-то выбрался наружу. Мы с Владимиром помогли командиру, потом и пассажиров уводили на безопасное расстояние. Эвакуация происходила в полной темноте. Спасло нас то, что не произошло взрыва. Несмотря на сильное разрушение самолета, все 16 пассажиров и экипаж остались живы. Позже мне сообщили, что у меня произошел сложный перелом плеча. А тогда в шоке - я просто откинул бесполезную левую руку за спину.

                Пока поисковая группа и скорая медицинская помощь добиралась до места аварии, бороться за жизнь пришлось в лесу у костра. Оказывалась первичная медицинская помощь силами пассажиров. В их чемоданах нашлось много полезных вещей: женским нЕжным бельем обвязали всех пораненных. Голову бортмеханика так заботливо обмотали, что она стала похожа на футбольный мяч.  А мою бесполезную в данной ситуации руку - одна милая женщина закрепила на моём теле своей ночной рубашкой. Вскорости моя жена Иришка, после окончания педучилища, оказалась воспитателем-коллегой в одном детском саду с моей спасительницей.  И рассказ об этом приключении тогда всех повеселил!

                Через два часа появилась поисковая группа. Из райцентра приехало много людей на машинах, так что каждый из 20 пострадавших был доставлен в городскую больницу Березника на персональной машине. Мою руку поспешно загипсовали и на следующий день санитарным рейсом нас переправили в Архангельскую областную больницу. Из-за очень серьёзных травм командира и бортмеханика списали с лётной работы.

                Хорошо известный в то время врач-хирург Гусев Анатолий Иванович, неоднократно летавший по области с пилотами санитарной авиации и уважающий нелёгкий труд летчиков, провел мне операцию по восстановлению кости. Собрал руку из трех обломков кости от локтя до плеча, но задел лучевой нерв и кисть перестала двигаться. Врач-невропатолог предупредил, что восстановление продлится до двух лет. А я решил для себя, что восстановлюсь раньше.

                После операции очнулся, закованным по пояс в гипс, травмированные пациенты называют его " вертолет". Вот и пришлось в течении четырёх месяцев осваивать для себя новый вид "вертолета".   А "летать" приходилось много: от дома в физкультурный диспансер, на массаж, на приём к хирургу. Лечение усложнялось еще и тем, что был поврежден лучевой нерв. А это прямой путь на инвалидность, что не позволило бы мне вернуться в строй.

               Гипс сняли, кости срослись, а кисть висела, не подчиняясь командам на подъём. И снова борьба: медикаментозное лечение, лечебная гимнастика, массажи, магнитотерапия, электрофорез, иглоукалывание и импульсы электротока для принудительного поднятия кисти. Эти процедуры занимали каждый день нахождения на больничном. К девятому месяцу болезнь отступила. Рука набралась силы. Наконец-то появилась возможность доказать врачам центральной медицинской комиссии свою годность к летной работе. Через десять месяцев прошел медкомиссию в Москве и своими руками снова поднял самолёт в небо. В июне 1982 года стал командиром экипажа на Ил-14.

                В сентябре 1985 г. в Ульяновском центре переподготовки пилотов переучился на реактивный самолёт Ту-134. На нём, в течение семи лет, облетал почти весь, тогда еще - Советский Союз. Но 29 апреля 1994 года, во время прохождения медкомиссии в Москве, я был списан с лётной работы по состоянию здоровья: с сердечным диагнозом экстрасистолии.  В настоящее время этот диагноз допустим для лётной работы. И все-таки считаю себя очень счастливым пилотом, потому что я поработал и в малой, и в средней, и в большой авиации, испытав всю прелесть полётов.

                Господь Бог не дал мне погибнуть в аварии и сохраняет мне долгую, насыщенную любовью к людям и творческой активностью – ЖИЗНЬ. Жизнь прекрасна и удивительна!

На пенсии уже тридцать лет. Могу сказать, что я счастливый человек. На всё есть воля Божья

                "Он простер руку с высоты, и взял меня,
                и извлек меня из вод многих.
                Он вывел меня на пространное место
                и избавил меня; ибо Он благоволит ко мне".   Пс. 17.2