Устал воевать, а жить хочется

«УСТАЛ ВОЕВАТЬ, А ЖИТЬ ХОЧЕТСЯ»
Новелла
После восьмидесяти лет мама часто вздыхала: «Устала, сынок. Не хочу жить. Но ты у меня один - придется жить". Я не понимал материнского «нежелания жить». Сам уже к шестидесяти приближался. Сам уже становился немолодым, седым и подслеповатым «средовеком». Жили мы с мамой врозь. В одном районе, у меня своя кооперативная «однушка». Каждый вечер приходил маму навестить. Мама ждала, жарила глазунью на сале. Я приносил бананы, яблоки, груши. Покупал маме лекарства в аптеке, за продуктами она сама ходила в соседние с домом магазины. Иногда мама просила навдевать в иголки белых и чёрных ниток, сама штопала одежду на ощупь, это сейчас ни в одном городском доме не найдешь "подушечку для иголок", которая с петелькой и вешалась на стену. Мама из крестьянок, в нашем доме порядок держался всегда в традициях деревни, которая веками выживала в суровом климате Сибири, рожала деревня пахарей и воинов, кормила деревня хлебом рабочие города России. Подслеповато щурясь, я садился к свету от уличного окна и, отматывал с катушки белую нитку, откусывал, мочил губами и вставлял в ушко иголки. Так, слушая мамины рассказы о минувшей хорошей жизни, вдевал в ушко черные и белые нитки в разные швейные иглы, втыкал их в мягкую игольницу-подушечку, закончив с иглами, вешал игольницу на место рядом с высоким зеркалом - "трюмо", которое стояло в маминой маленькой комнатке двухкомнатной кооперативной квартиры. Кооперативную квартиру купил отец, скопив деньги, работая всю жизнь "кочегаром". Жили в своём доме более сорока лет, мама водила хозяйство, пару кабанчиков обязательно выкармливала к «ноябрьским праздникам», корова дойная жила в хлеву много лет, летом корову выгоняли на вольные за городом пойменные луга перед Каном. Стадо кров собиралось многочисленное: весь околоток держали хозяева коров и коз, все были из деревень выехавшие в молодые годы, построили дома, женились, обзавелись ребятишками, которые «росли на молоке». Росли под материнским надзором, без «яслей» и «садиков», помошниками по хозяйству. Двор наш всегда чистый был, и стайки для свиней чистил подростком я, и картошку в огороде окучивал четыре сотки. Окраина города, улицы широкие, просторно тянутся к центру города, судя по номерам домов, сто сорок изб в улице было только на нашей. Улицы из высоких рубленых изб, обязательно с тополями и черёмухой под окнами вырастали высоко над крышами домов, тенистые палисадники из штакетника, избы окон с резными наличниками, закрывались на ночь ставнями. Над калиткой каждого двора ночью горели фонари. Оттого ночью улица смотрелась нарядной. Во времянке на дворе, пристроенной для летнего обитания, жил мамин отец Василий Иванович Поляков. Воевал дед в царской русской армии с "германцем", воевал с  "немцами"  в Красной Армии. Росточком не велик, сухой и крепкий, как старый корень могучего кедра. Я любил деда. После получения пенсии он всегда просил, тайно от мамы, сбегать меня в «мангазею», купить ему «вина». И я бегал за пять улиц в продуктовый магазинчик, который тоже размещался в обычной избе. Всегда тесный от покупателей. Продавщица не кобенилась, что подросток и не положено, продавала «Яблочное» вино за рубль две копейки. Фронтовик, дед наливал и мне, подростку, рюмку вина. Молчун, расслабившись, он иногда вздыхал на мой вопрос: устал жить? «Устал воевать, а жить всегда хочется». И когда мама, очень похожая внешностью на своего отца, огорчалась усталостью от прожитого и нежеланием жить, я этого никак не мог понять. И только дожив до семидесяти, понял: физически человек от старости устаёт жить. И только дух в человеке всегда молод.