Вытрезвитель

1976 год.
Закончилась школа.
Началась трудовая деятельность.

Не поступив в институт, я пошёл работать на завод штампов и прессформ учеником фрезеровщика.

Завод был небольшим, но было в нём всё, от заготовительного участка до собственной академии.

В то время на предприятиях организовывали добровольные народные дружины (ДНД), которые выходили в нерабочее время на дежурства по охране общественного порядка.

Дружинникам выдавали красные повязки на руку с надписью «Дружинник» и большие значки, которые, кстати, выпускал наш завод.

Работали дружинники в связке и под контролем опорных пунктов милиции. Дежурить никто не хотел, но за дежурства давали дополнительные три дня к отпуску.
Да и с начальством ссориться - было себе дороже.

В одно из таких дежурств меня послали в помощь работникам медвытрезвителя.

Сейчас об этих заведениях уже забыли. А в период развитого социализма вытрезвитель был обязательным и важным звеном в комплексе мероприятий по борьбе с пьянством.

На дежурной машине опорного пункта меня привезли к серому одноэтажному зданию, расположенному за большим универмагом.

Сразу за дверью небольшого тамбура, располагалась большая комната, стены которой были покрыты до потолка белым кафелем. Слева от входа стояли два письменных стола. За одним сидел дежурный милиционер, за другим дежурный врач.

Справа, напротив стола милиционера, стоял небольшой диван, оббитый дерматином. На высокой спинке дивана стояла коробка с окошками, в которых видны были цифры.

Это был счётчик поступивших клиентов, который работал по принципу спидометра.

На столе милиционера стоял корпус от приёмника ВЭФ, в который были вмонтированы пленочная фотокамера ФЭД и фотовспышка.

Милицейской частью вытрезвителя командовал сержант лет сорока, с пышными усами, закрученными вверх, серой форменной одежде и не уставными чёрными лакированными туфлями.

В помощниках у него был рядовой милиционер, астенического телосложения, с бледным лицом на котором торчали обтянутые кожей скулы.

Дежурный врач был дядькой, лет пятидесяти, с лишним весом, выпирающим животиком и толстыми щеками.

На его мясистом лице красовались очёчки, которые он прицепил на кончик носа и всё время смотрел поверх них.

Судя по всему и доктор, и милиционеры являлись штатными сотрудниками этого вытрезвителя.

Они по хозяйски заваривали себе чай из старого электрического чайника, имели собственную комнату типа бытовки и тянули свою службу в чётком распределении обязанностей и ролей.

Патрульные наряды милиции вместе с дружинниками отлавливали пьяных граждан на вечерних улицах города, или подбирали на газонах и лавочках сквериков.

По закону брать должны были только тех, кто не мог стоять на ногах и своим видом оскорблял добропорядочных жителей города.

Но у вытрезвителей был план и тянули в него всех, кто дышал перегаром, даже если он был при галстуке и с портфелем.

В вытрезвителе пьяных граждан сажали на диванчик, помощник сержанта выставлял в счетчике очередную цифру, а сержант делал снимок замаскированной под радиоприёмник фотокамерой.

Для поступившего в вытрезвитель гражданина, фотосъёмка всегда была неожиданностью. Поэтому развалившись на диване, как правило расхлыстанный и растрёпанный клиент, на фото получался в крайне невыгодном для себя свете.

Эти фото потом размещали в общественных местах города на специальных щитах «Пьянству - БОЙ!» или на таких же щитах, только по месту работы последних.

Дежурство шло своим чередом: наряд привозил очередного пьяного, диван, фотокадр, осмотр врачом, душ, комната, кровать.

Комнат, куда помещали пьяниц, было две, по 10 коек в каждой. Кровати были цельносварные, с широкими металлическими полосами крест на крест, вместо сеток, полы были ровными и чистыми, на окнах стояли решетки.

Матрацы были старыми, но постельное белье и одеяла были чистыми. В целом, всё было вполне пристойным.

Стоило удовольствие переночевать в вытрезвителе 15 рублей.

Это были большие деньги в то время.
Применяя метод сравнительного анализа политэкономии,  на эти деньги можно было купить:
93 буханки хлеба,
или почти 7 кг молочной колбасы,
или 46 бутылок жигулёвского пива,
или 4 кг сливочного масла,
или 22 плитки шоколада «Алёнка»…

15 рублей вполне хватало оплатить все коммунальные услуги семьи из пяти человек, проживавших месяц в трехкомнатной квартире! Ещё и осталось бы…

Для рабочих семей потеря таких денег была ощутимым ударом по бюджету. А пить народ не переставал никогда.
Поэтому вытрезвители не любили, как и тех, кто обеспечивал их работу.

Но вернёмся к дежурству.
Кровати в комнатах потихоньку заполнялись пьяными гражданами. Многие из них чувствовали себя здесь вполне привычно. Старательно  выполняли требования персонала и побыстрее старались добираться до постели.

Очередной клиент разительно отличался от неопрятных пьянчужек.

Он был выпивший, но не пьян.
Хорошо одет: в костюме, чистой рубашке с галстуком.
Обувь его была начищенной. В руках у него был кожаный портфель с двумя замками.
Это был преподаватель какого-то ВУЗа, который возвращался домой с работы, на которой поздравляли коллегу с днём рождения.

Его беда была в том, что он был махровым интеллигентом.
Постоять за себя, практически, не мог.
Постоянно извиняясь, он пытался объясниться со стражами порядка, выяснить, в чём его вина и почему ему не позволяют добраться домой? Почему не дают позвонить родным?

Присев на диван, он аккуратно поправил волосы на голове и подтянул узел галстука.
Такой образ явно не вязался с вытрезвителем. Больше того - фото могло в последствии, сыграть против самих стражей порядка.

Переглянувшись с сержантом, помощник зашёл за диванчик и стал позади интеллигента так, чтобы не попасть в кадр.

Сержант кивнул головой и рядовой влепил ладонью затрещину по причесанной голове преподавателя. Волосы вмиг растрепались, голова дернулась , интеллигент качнулся в сторону, лицо его при этом исказила гримаса недоумения и удивления.

На кадре он выглядел, как законченный пропойца.
Дальше его без лишних разговоров раздели, протащили через душ и закрыли в комнате, где уже спали коллеги по несчастью.

Я понимал всю несправедливость происходящего. Представлял последствия этого залёта для преподавателя.

- Он же не пьян! Чего вы его задерживаете?- обратился я к сержанту.

Сержант удивлённо вскинул брови.
- А ты кто такой, чтобы тут вопросы задавать?! - он грозно надвинулся на меня.
- Или ты хочешь, чтобы я рапорт на тебя написал твоему руководству?!

Доктор, дремавший за своим  столом, разлепил выпуклые глазки и с интересом наблюдал эту сцену.

- Он же не алкоголик! - не унимался я.
- У него проблемы будут на работе.  Семья, небось, волнуется. За что его так?

Сержант переглянулся с рядовым, потом посмотрел на доктора и опять упёрся тяжелым взглядом мне в переносицу.

- Так ты у нас засланный казачок! - багровея выдавил он сквозь зубы.
- Ну смотри! Не пожалей!

Он многозначительно покивал головой и уселся за вой стол.

До конца дежурства было ещё пара часов.
Я мысленно пожелал им всем сдохнуть в муках и ушёл в угол комнаты, где имелся одинокий стул.

Я был возмущён произошедшим с интеллигентом.
Меня возмутил врач, подписавший заключение на преподавателя, даже не освидетельствовав его.
Сержант, не давший преподавателю позвонить домой. 
Помощник сержанта с его подлой выходкой.

Но Бог не фраер. Дверь открылась и в комнату ввалилась куча-мала. Три патрульных пытались удержать бородатого цыгана.

Цыгану было лет тридцать. Он был среднего роста, но крепко сбитый. Эдакий крепыш, который умудрялся вертеть повисшими на нём милиционерами, как тряпичными куклами.

Сержант с помощником ринулись на помощь патрульным и уже впятером, они таки завалил цыгана на пол и заковали его в наручники.

Цыган ещё дергался и лягался, лёжа на полу, но сержант наступил ему лакированным туфлем на свернутый сустав голеностопа. Дикий крик вырвался из черной бороды.

Цыган заголосил, чтобы сержант отпустил ногу и клятвенно пообещал больше не бузить.

Я сидел в своём углу и наблюдал эту баталию.

Сержант встал с ноги цыгана и тот, действительно, перестал дрыгаться. Патрульные подняли его и посадили на диван.

Сержант с помощником принялись за оформление.
Сделали снимок, заполнили анкету.

Удивительно, но цыган тоже не производил впечатление пьяного. Да он раскраснелся от драки, да тяжело дышал. Но при этом у него была четкая координация движений, глаза были быстрыми и злыми.

Патрульные попытались проверить у цыгана карманы.
Но сержант властно присёк эту попытку, объявив, что тут его территория и шмонать клиентов в этом святом месте может только он.
А если его тупорылые коллеги не смогли втроем обыскать цыгана ещё в «луноходе», то кто им доктор?!
«Луноходом» называли милицейский бобик.

При этом сержант демонстративно покрутил носком своего лакированного туфля, явно наслаждаясь и собой, и своей речью, и реакцией на эту речь окружающих.

Патрульные выругались сняли с цыгана наручники и ушли.

Помощник задвинул засов на двери и запер дверь на ключ.

Потом он стал, сложив руки на груди, между цыганом и дверью, пристально наблюдая за клиентом.

Цыган вел себя спокойно. Казалось он смирился со своим положением. Дыхание его выровнялось.

Он растирал запястья и смотрел на сержанта.
Закончив заполнять анкету, сержант протянул её врачу.
Тот быстро что-то накалякал на бумаге и вернул её сержанту.

- Распишись! - скомандовал сержант цыгану.
- И всё из карманов на стол!

Цыган медленно встал, припадая на ногу, которую оттоптал ему сержант, подошел к столу и взял в руки шариковую ручку.

Помощник  придвинулся к нему почти вплотную.

Поставив закорючку на анкете, цыган резко выпрямился и с размаху воткнул шариковую ручку прямо в щёку рядового.

Удар был настолько сильным, что ручка пробила щеку милиционера и застряла между зубов.

Одновременно с этим, цыган оттолкнул помощника и рванулся к двери.
Одним движением он открыл засов и если бы дверь не была закрыта на ключ, только бы мы его и видели.

Нужно отдать должное сержанту. Он среагировал тоже молниеносно. В руке у него ниоткуда возникла резиновая дубинка, в народе её называли «демократизатор». Вскочив на стул, потом на стол, сержант со стола в прыжке настиг цыгана и со всей силы вылупил ему дубинкой прямо по черепу.

Цыган обмяк.

Доктор уже колдовал возле помощника. Он вытащил из щеки ручку. Осмотрел рану. Потом заставил рядового открыть рот. Обильно промыв рану спиртом, он достал из стерильного бикса инструменты и с олимпийским спокойствием стал шить рану на щеке помощника по-живому, без анестезии.

Рядовой кряхтел, но терпел. Крови почти не было. То ли  в тощем милиционере её вообще было мало, то ли спирт так подействовал, но через пару минут, в щеке уже не было дырки, а на коже красовались три аккуратных узелка.

Откинувшись назад, доктор с удовлетворением оценил свою работу и залепил узелки куском лейкопластыря.

- Готово! - промолвил он.
- До свадьбы заживёт!
- До какой свадьбы?! - промычал помощник, - я уже женат!

- До какой-нибудь! - улыбаясь сказал он и пошёл осматривать цыгана.

На голове у цыган вздулась шишка размером в кулак.
Доктор перевернул цыгана на спину, пощупал пульс, приподнял веко и отряхнув руки заключил:
- Жить будет!
- Не будет! -  прорычал помощник и с удивительной для его комплекции силой потащил цыгана в душевую.

Сержант побежал ему помогать.

Мне было интересно, что они с ним сделают.
Но не убьют же, действительно.

Я тихонько переместился так, чтобы была видна душевая через открытую дверь.

Сержант с помощником затянули цыгана на топчан, который стоял в душевой.
Потом сержант достал откуда-то длинный прошитый пояс из ткани, завел руки цыгана за спину, связал их за запястья. Помощник в этот момент согнул ноги цыгана в коленях и сержант,  обмотав свободный конец пояса вокруг лодыжек, притянул руки цыгана к ногам.

Проверив, надежно ли всё схвачено, сержант взял шланг и начал поливать цыгана холодной водой.

Бородатый быстро пришёл в себя и попытался освободиться.
Не тут-то было!
Чё больше он дергался, тем сильнее затягивался ремень на конечностях.

Цыган рычал и сыпал проклятиями.
Перекрывая трёхэтажными матами и сержанта и помощника, он грозился им пооткручивать головы, поиметь их во все дырки, а также всё это проделать с их родственниками.

Убедившись, что цыган окончательно очухался, сержант с помощником вернулись в комнату плюхнулись на диванчик.

После этого сержант сказал:
- 20 минут!
- 30! - ответил помощник и они ударили по рукам.

Я вернулся в свой угол и продолжал наблюдать.

В душевой раздавались проклятия и мат.
Цыган не стеснялся выражать своё отношения к ментам в целом и к этим двум «шакалам» в частности.

Однако, постепенно, его маты переросли в рычание, а рычание в стоны.

И тут он завыл:
- Развяжите гады!!!

Сержант взглянул на часы:
- 28 минут!

Он с сожалением достал рубль и протянул помощнику.
- Крепкий, зараза! - промолвил сержант и уселся на свой стул.

Цыган уже не ругался. Он скулил и рыдал умоляя развязать его руки и ноги.
Наконец он стал извиняться во всё горло перед такими уважаемыми людьми, которых он не правильно оценил и чьи достоинства он готов признавать ежеминутно.

В конце он уже просто орал во всё горло от боли.

- Не увлекайтесь! - сказал доктор.
- Уже 45 минут!

Сержант с помощником пошли в душевую.
- Ну что, падла? Тебе тоже в морду ручку воткнуть?!! - наклонившись к орущему цыгану спросил помощник.

Потом они развязали ремень и потащили мокрого цыгана в комнату с кроватями.
Идти цыган не мог. Даже ногами не перебирал. Просто скулил и всё.

Уложив цыгана на кровать, сержант запер дверь на ключ,  устало уселся на стул и вытянул ноги в своих лакированных черных туфлях.

Он опять любовался обувью и лицо его расплылось довольным выражением.

- Что  за день сегодня такой?! - подал голос помощник.
- Всё так было спокойно…
Он осторожно потрогал пальцами пластырь.
- И приход есть! Слава Богу с ботаника сняли…

Я понял, что приход это деньги, которые находили у клиентов при оформлении.

- Принёс же чёрт этого бородатого! - зло выругался сержант.
- Ночь ещё впереди, а сил уже нет!

 Он тяжело перевалился со стороны в сторону и опёрся локтем о крышку стола.
- А не попить ли нам чайку? - предложил доктор и пошёл ставить чайник.

Тут сержант вспомнил обо мне.
- Ну ты, чистоплюй! - он презрительно скривил рот.
- Первое в нашем деле - это план! Рубишь?! - он цыкнул зубом.
- Нет плана - нет премии!  А это всё, он указал на дверь за которой раздавался мирных храп, быдло. Хоть в галстуке, хоть с бородой! Хорошие люди в вытрезвитель не попадают! Понял?!

У меня не было никакого желания ни дискуссировать с ним, ни вникать в его философию.
Я мучительно ждал окончания дежурства.

Но тишина была не долгой.
В комнате где лежал цыган послышались стуки и крики.
Старшина с помощником пошли посмотреть, что там происходит.

Происходило там следующее.
Отлежавшись и восстановив подвижность конечностей, цыган принялся лупить мирно спящих пьяниц, призывая из на бунт и требуя освобождения.

Пьяницы с спросонья не понимали, за что их бьют и жалобно молили о пощаде.

Сержант, проклиная цыгана и весь его долбаный род, опять схватил дубинку и в обнимку с помощником вломился в спальное помещение.

Они вдвоем накинулись на цыгана, но тот ловко увернувшись метнулся к открытой двери.
Сержант успел огреть его дубиной по спине так, что тот не попал в проём, а ударился о косяк.

Этого мгновения хватило сержанту чтобы перехватить цыгана в проёме двери и начать с ним бороться.
Цыган отчаянно пытался вырваться из тесного проёма. На помощь сержанту подоспел рядовой и они втроём вывалились на пол.

- Помогай, чистоплюй!- орал мне сержант.
Я не шевельнулся. Если бы не история с преподавателем, наверное, я бы участвовал в этом замесе. Но сейчас я был уверен, что это карма. Бог не фраер! Рано или поздно он всем раздаст по заслугам.

Я отвернулся к окну.
Сержант умудрился всё-таки опять дубинкой вырубить цыгана.
Поднявшись на ноги он вдруг обнаружил, что его гордость, лаковый туфель, разорван по боковому  шву сверху до самой подошвы.

- Ах ты ж,  грёбаный ты гад! - сержанта перекосило. Глаза его налились кровью, жилы на шее вздулись.
- Тяни его в душевую, приказал он помощнику.

Они опять стянули цыгана ремнем в позе ласточки.
Сержант опять облил цыгана холодной водой, приведя его в чувства и схватив за бороду сунул ему в нос порванный туфель.

- Ты падла знаешь, сколько они стоят?!!! - тыкал он туфель цыгану в глаз.
- Смотри! Гад! Смотри, что ты сделал! Сдохнешь на этом топчане - не развяжу тебя! Понял?!
- Да пошёл ты на хер! Мент поганый! - рычал цыган,
- я тебе так же очко порву!!!

Моё дежурство подошло к концу. Полночь.
Я вышел из этого дурдома на улицу. 
Приятная прохлада прошлась по лицу.
За спиной остался старшина с порванным лакированным туфлем, помощник с пробитой щекой, доктор с сонной харей, интеллигент со сложной судьбой и орущий в душевой цыган, который уже опять любил и уважал старшину,  и обещал купить ему новые туфли…

24.10.24