Большой Шабаш 14шабаш

                14шабаш

Нет, я не писатель, и никогда им не буду. Я исторжитель нечленораздельных звуков какого-то потустороннего мира, запредельного хаоса мистерий, эндооккультных оргий, спиритических сатурналий; я пифия, в безумных, бешеных, сладостных, трансцендентных парах сатанинского фимиама изрекающая вещие, радостные, нежные, добрые, злые, возмутительные, дерзкие, прекрасные, преступные, чудесные, неповторимые, непревзойдённые, чистые, печальные, светлые, тёмные, жуткие, завораживающие, волшебные, простые, непонятные, близкие, сердечные, волнующие, вулканические, небесные, ангельские, безрассудные, непристойные, великие и непостижимые слова; я чёрный ангел и белый демон в жгучем морозном воздухе, я абсолютная левитация, я двойник Логоса, его брат, его тень, его дыхание, его взгляд, половинка его сердца… Я не писатель и поэт в традиционном понимании этих слов. Моя поэзия какая-то дикая, необузданная, несовершенная, странная, криптографическая, взбалмошная, каннибалическая, еретическая, гиперэрудическая, гиперфилософская, неокосмическая, эзопирическая… пирос – огонь…

Человеку так много дано. Ему дана вся необозримая Вселенная, бездонность божественной тайны, неисчерпаемость душевного и духовного света. А как мало человек берёт. Почти ничего. И не потому, что не хочет, а потому что боится. Страх – это вечная могила: человек рождается в ней, человек в ней умирает. Проходит сквозь пустоту – и всё. А где-то, совсем рядом лежит неохватный мир радости. Но на пути к нему стоит страх. Его можно просто переступить, как порог собственной квартиры, но мало кто на это решается. Люди движутся, окружённые заколдованными кругами, замурованные в невидимых стенах, втиснутые в камеры с автономным вакуумом, погружённые в щелочной раствор слепоты и боятся, боятся, боятся сделать шаг в гиперреальность. Один шаг – и всё будет по новому. Этот шаг – полёт Феникса в яростное пламя, через ад которого проложена дорога в новую жизнь. Но в этом-то как раз всё и дело. Страшит ад, страдания, через которые надо пройти. В страхе есть сладостный с приторным оттенком соблазн. Соблазн покоя. И пусть этот покой зыбок и ненадёжен, но всё же он кажется приятней, слаще и теплей вечной стужи бесстрашия, вечной испепеляющей жары творческого огня, вечной лихорадки искателя, вечно напряжённой мысли зодчего. Человеку так много дано. Но ему всё это ни к чему. Он хочет покоя. И в этом покое счастья. Но хочет ли он? Он привык к покою и к счастью в нём. Он всасывает эту истину с молоком матери, и вместе с первыми буквами алфавита она закрепляется в его рассудке. Но хочет ли он? Нет! Человек сам не знает себя. Он не знает, что он сверхсущество. Он хочет быть Фениксом, он хочет самосожжения, он хочет обновления, он хочет нового, невиданного, неслыханного, немыслимого. Быть может это роковое желание. Поэтому-то большинством и не осуществляемое. Но за роковым шагом следует полёт, красота которого неописуема и граничит с невозможным. Но она возможна! Только бы не страх. Только бы не вера человека в свою тварность, в свою безысходную смерть. Если бы человек знал, что он сверхтварь, созданная Творцом параллельно с созданием Самого Себя, он бы сделал шаг. Страх нам дан для преодоления страха, а не для возвеличения его. Как каждому дана и душа, чтобы понять это.

Душа – нехоженый простор, нетронутая целина, недосягаемая чистота, виргилия, девственное лоно, не целованные губы… И пройденный насквозь огонь, сквозное лоно, искусанные губы… Душа! Ты совсем не то, что говорят о Тебе. Что у Тебя общего с этим миром?! Я путешественник, пилигрим отправляюсь в дорогу к Тебе. Душа – ты Поэзия. А что такое Поэзия я не скажу. Я лишь могу отдалённо намекнуть что такое моя Поэзия, дать же определение Поэзии вообще не может и Господь Бог.
Моя Поэзия – это неизобретённые поцелуи, виргософические откровения, тайные писания первых влюблённых, непрекращающиеся фантазии, неиссякаемые признания, неисчерпаемые логосы. Моя Поэзия – это накатывающиеся на глаза слёзы, это печальные письма, невысказанные эпитафии, этрусские гимны подземным богам, одиночество между строк, лёд меж языками огня, запахи кладбищ, чёрная кайма белых облаков, крылья вместо рук, падение с огромной высоты, голая морозная степь, меланхолические сумерки, огромная восходящая луна, ночь в лесу, пересыпающиеся через край звёзды и неторопливый, невозможный, неостановимый, неистребимый, вечноновый, таящийся, нежный, грустный и радостный осенний рассвет. Я иду со своей отвергнутой Поэзией к тебе, Душа, к тебе, Поэзия. Если Ты не примешь меня, кто же меня примет?

Я поднялся по Бульвару, прошёл через парк и вышел к Университету. Я отдал шесть лет этому красному монстру. Когда я был наивным мальчиком, я представлял его себе как храм науки, мудрости и красоты, но проучившись пару лет, понял, что это такое же обывательское гнездо, как и другие госучреждения. Здесь я с досадой узнал и понял многое: женщины поступают в университет, чтобы выйти замуж; наука – двигатель карьеры; психология – утончённая медицина, филигранная патанатомия и никакой тайны в ней нет; интриги на кафедрах похлеще, чем при Мадридском дворе; духовный уровень как студентов, так и преподавателей почти пещерный, за исключением исключений; что Солнце – это планета, а Земля – плоская (заключение одного «интеллектуала»); что диплом нужен для того, чтобы не вкалывать, сидеть в белой рубашке и брать взятки; что если хорошо распорядиться своим обогащённым серым веществом, то можно заменить кровь на голубую, а кость – на белую; дацзыбао – жалкий эпатаж, самолюбование или примитивный анархизм; заумные беседы – поза; преподавание латыни и логики современными эмансипированными и сексреволюционными девчонками – идиотизм и беспросветная тупость; экзамены – извращённый фарс; написание дипломной работы – безвозмездный взнос в копилку чьей-то диссертации; оригинальное мнение – как везде – ересь. Университет – ;;;; ;;;;;;;;;;; (Стоя мелаэритрос), жалкое подобие Стои, расплывчатая тень Академии (Академии Платона, разумеется), стоило ли о тебе мечтать? За стенами университета также ничтожно мало духовности, как и за стенами любых других современных учебных заведений. Кто там думает о духовности, кто там думает о душе, кто там заботится о душе? В наше время вообще уже мало кто заботится о душе. Заботятся о пропитании, о выживании, о доживании; о комфорте, удобстве, дачах, автомобилях, развлечениях, предметах быта; о бумагах – ценных и не очень, и даже самых никчемных с множеством пустых нулей; о безопасности (эфемерной и смешной), о старховании жизни и имущества, о месте на кладбище; о власти, о тёплых местах, о карьере, о стяжательстве, о выгоде, о добыче, о наживе; о политике, об идеологии, о производстве оружия; о моде, о достатке, о сытости; о впечатлениях, о престиже, об имидже, о репутации; о вкусе, о позах, церемониях, правилах; о речах, о производимых эффектах, о внешней мишуре; о кредитах, долгах, взятках, о левом лавэ; о тихой обеспеченной старости, об эвтаназии; о наклейках и этикетках, об ярлыках; о щекотании нервов, об азарте; о ничегонежелании, о незакомплексованности, о раскрепощённости; о похудении, о пластических операциях, о вставных зубах, искусственных почках, искусственных волосах и сердечных клапанах, о контактных линзах; о перемене пола, о сексе, об адюльтере; об украшениях, о накладных ресницах, причёсках, макияже; о лечении гипнозом, об изобретении новых лекарственных препаратов, о генной инженерии, о трасплантации, о клонировании, о криоконсервации, о макробиотике; о противозачаточных средствах, об искусственных пенисах, о необыкновенных презервативах; о курсе доллара, о сделках, купле-продаже, о бизнесе, о банках (не трёхлитровых, конечно), о недвижимости, об аренде, о махинациях, о спекуляциях; о строительстве новых предприятий и создании новых, ещё более умных, совершенных машин, об атомных электростанциях; о компьютерной грамотности, о компьютерных играх, о кондиционерах, о скорочтении, информации, кибернетике; о покорении природы, о загрязнениях рек, об уничтожении болот, озёр и даже морей, о всё больших уловах, об убое китов, о добычи нефти, угля, газа, о строительстве танкерных флотов, о трубопроводах; о ведении войн, о пиратстве, о введении войск, о бомбовых ударах; о всевозрастающих потребностях и желаниях, о качестве и количестве товаров, о потреблении и потребителях материальных и бездуховных благ; об экономии времени, о деловитости; о нюансах кинологии; о флиртах, о кокетстве, о пускании пыли в глаза; о спорте, о культуризме, о релаксации; о диссертациях и учёных степенях; о накоплении вещей, о перещеголянии соседа, о том, что называется аспидистра; о беззаботном времяпрепровождении, об идолах и кумирах; о нормальности и рациональности; о броскости, об удаче, о сенсации, о курьёзности; об эффектности и эффективности, об интенсификации и интенсивности, об интеграции, о судьбоносности: о мораториях, о дипломатии, об эмбарго; о ядерных отходах, о тайных разработках бактериологического, химического, психического, парапсихологического, лазерного, нейтронного, лептонного, телекинестического, телепатического и чёрт знает ещё какого оружия; о тайных испытаниях этого оружия; об опытах над людьми, о торговли человеческими органами, о торговле детьми, женщинами, оружием и наркотиками; о постройке космических кораблей и транокеанских лайнеров; о куртуазности, манерности; о круизах, пляжах, шезлонгах и прохладительных напитках; о жвачке, а парикмахерских для собак и о тампаксе; о конкурсах, о телевикторинах, о телевидении, о видеофильмах; о шлягерах, о тусовках; о стандартизации, унификации и ксерокопировании; об увеличении скоростей и создании более мощных двигателей; о создании искусственных продуктов питания; о ценах и оценках; о погоде; о воровстве; о расчёте; о мести; о проклятиях; о мелких пакостях; о пустословии; о сплетнях, наговорах, клевете, о «копании в грязном белье»; о фиктивных браках; о самодовольстве, о тщеславии; о похвалах; о лести, о подсюсюкивании; о рангах, об иерархии; о дежурных улыбках; о парадах, о сисситиях; о психоанализе; о вреде курения; об эмансипации женщин; о ловких адвокатах; о минимальных зарплатах; об обходе законов, о надувательстве, о толковании и перетолковании законов, о повышении цен; о наследстве, о приданом, о завещаниях; о культе рода, об евгенике, мальтузианстве и меритократии; о мудрствовании; о дизайне; об интригах; об акционерных обществах, о дивидендах; о лотерее; о суевериях, о предсказании будущего; об уфологии, астрологии и парапсихологии; о сектах и религиях, о чём-то интересненьком, вкусненьком, об обыденном счастье, о жизни ковыль-ковыль до смерти. Впрочем, о многом из всего этого заботились и раньше, но размах и масштабы были гораздо меньше. Да и о душе заботились чуть больше. А сейчас душа это что-то интересненькое, как инопланетяне, и не более. Хоть бы разок по-настоящему о душе подумали, а потом можно уже думать (Бог с ним!) и обо всём остальном. Так ведь ни разу же… Люди заботятся чёрт знает о чём, но не о душе, и косит, косит их Хронос в чёрном балахоне своей отточенной беспощадной косой.

Я хотел было уже идти к дому Морозова, где живёт Влад, мой давнишний знакомый, но тут увидел лошадь. Она медленно шла мне навстречу, периодически останавливаясь и прислушиваясь. Уши чёрными рожками застывали над её головой, когда она пыталась уловить неслышимые мной, неведомые мне звуки. Ноздри этого стройного прекрасного животного раздувались широко, гордо, мощно, как у огненных коней Гелиоса, фантастических драконов или как жерла зондских вулканов, и из них валил густой, тёплый, белый пар. Длинная чёрная грива вороной красавицы свисала мокрыми прядями, как у мустанга, и на ней сверкали ониксы крупных капель осеннего тумана. Лошадь была будто высечена из цельного куска базальта самим богом моря – аспидно-смоляная без единого белого пятнышка, лишь жемчужные белки глаз да серебряные блики от фонарей на округлом, упругом, сексуальнопривлекательном крупе были единственными звёздами на ночном небе, влившемся в изящную форму красивейшего из существ биосферы.

Увидев меня, лошадь остановилась. Она смотрела на меня своими женскими, оленьими, божественными, яшмовыми глазами и будила во мне желание. Мне казалось, что какая-то из эллинских богинь обернулась лошадью и пытается соблазнить меня. Я обошёл её со всех сторон – изумительное создание! Присев на корточки, я заглянул под брюхо лошади в тёмное пространство меж задних ног. Мои подозрения оказались верными – это была кобыла. Чёрнолунная кобылица, вырвавшаяся из квадриги Посейдона и примчавшаяся в этот ведовской Город неизвестно зачем. Может затем, чтобы войти со мной в противоестественную сладострастную связь? Ещё недавно она мчала со своими подругами, рождёнными неукротимыми гиппарионами и кобылами Персефоны, колесницу колебателя земли и бога морей Посейдона по фиолетовым пенным волнам, отдаваясь бешеной скачке, оргии ветра и солёных перламутровых брызг, чувствуя на своём гладком, лоснящемся, зеркальном крупе холодный селенический металл, из которого Гефест выковал тризубец своему брату. Ещё недавно она вспенивала своими аметистовыми копытами бескрайние просторы морей, а теперь стояла здесь, в древнем Городе, упавшем из самого Ирия, и соблазняла сына человеческого, волновала его сердце, душу, ум, гениталии, руки, губы. Мне хотелось стать самим Посейдоном, превратиться в ржущего, храпящего, возбуждённого жеребца и покрыть эту гиппонереиду, эту кобылицу-каллипигу, эту неземную самку тарпана, вцепившись зубами в её загривок. Я смотрел на эту вороную бестию откровенно похотливыми глазами. Мне хотелось подойти к этой чудесной, великолепной твари, к этой божественной скотине, задрать ей хвост и нюхать, целовать, лизать лоно и анус, чёрные, как гагат; заталкивать туда свой сумасшедший фаллос. Мне хотелось тереться щеками, мошонкой, ягодицами об это фантастическое межножье, об это адское подхвостье, о шелковистый круп. Мне хотелось целовать эту четырёхногую Афродиту в нос, в раздувшиеся ноздри, в шею, в уши… Так, наверное, Пасифая жаждала слиться со своим белоснежным быком, подаренным ей Энносигеем. Лёгкие переливы галлюцинаций окружали меня, будто спустилось ко мне, несчастному поэту, полярное сияние, окутывающее горностаевой мантией земную ось; будто ангелы сняли свои нимбы, и я оказался в центре светящихся колец.

Животные сексуально притягательны для человека. Людям нравятся их гениталии, особенно пенисы и тестикулы самцов. И не обязательно зоофилам. Только в этом никто признаться не хочет. В первую очередь людей привлекают гениталии крупных и красивых животных: лошадей, собак, быков, антилоп… Когда человек смотрит на этих божьих тварей, он невольно любуется их сексуальными прелестями. Особенно это касается пениса. Он первый бросается в глаза. У жеребцов он великолепен. У догов он похож на человеческий. А у слона чуть ли не до земли! У синих китов и кашалотов не видел в действительности (только на картинках) и, думаю, не я один. Самки свои прелести обычно прячут под хвостами, а  самцы вывешивают своё хозяйство на всеобщий просмотр, их эротические игрушки вольготно болтаются на самых видных местах, как новогодние ёлочные шишки и шары. У многих самок щёлки не очень привлекательны, но вот у кобыл симпатичные. Вообще лошадь наикрасивейшее животное. От кончиков ушей до кончика хвоста. В лошади всё гармонично и плавно, как у спящих богинь. Отец мне рассказывал, как он в юности ездил на необъезженной кобылице, которую звали Ойра (она тоже была вороная). С тех пор я всех кобыл невольно называю ойрами. Это имя стало для меня нарицательным. У ойр красивы все части тела, даже анус, а ягодицы похожи на женские. Ну как мне было не испытать дикой первобытной страсти к этому обворожительному, богоподобному животному?
Помню в детстве в деревне я любил смотреть как лошади писают и испражняются. У меринов очень интересный член – как телескопическая антенна. Он выходит из треугольного чёрного кожаного мешочка: сначала появляется тёмный огрызочек, из него выползает намного более светлый цилиндрик, а из того – розовый с головкой на конце. И это чудо свисает ниже колен, как третья нога, тихо покачиваясь и приковывая к себе взгляды кобыл и женщин. И завистливые взгляды мужчин.

Кобылицы писают грациозно, красиво задрав хвост (сразу же представляешь, как женщины задирают юбки при той же процедуре), не то что коровы – как старые черти. Я был буквально заворожён действом лошадиного туалета. Письки и попки праправнуков Пегаса и Буцефала одаривали пансексуальную и полипикацистическую землю жёлтым жидким и твёрдым коричнево-зелёным золотом. Грёзы эрекции поднимались лёгким радужным туманом от промежности к моим глазам, и я перелетал на крыльях галлюцинаций на архипелаг Вечной Фантазии, где время и пространство, претерпев уникальную метаморфозу, стали очаровательными лошадиными богинями.
Моча и конский кал пахнут по особому, не так как у других животных и человека. У них какой-то, если не приятный, то уж, во всяком случае, не отталкивающий запах. Мне нравилось, стоя над свежей тёплой ореховой кучкой конского навоза и над бесформенной оливковой лужей, вдыхать фимиамы Эпоны. Я вообще люблю запах навоза. Как и запах сена, он возвращает душу в первобытное, доисторическое, доэмбриональное, дочеловеческое состояние.

Как я очутился возле подъезда дома Морозова – не знаю. Чёрный прямоугольник буквально всосал меня в свою холодную утробу, как чёрная звезда втягивает в себя какой-то затерявшийся в космических пустынях одинокий атом. Я стоял неподвижно в зябкой темноте и не хотел двигаться ни вперёд, ни назад. Мне представлялось, что я на дне Марианской впадины, на планете призраков и теней, в гробу Гаргантюа, в мегатарантуловой преисподне. Будто синий ангел, я залетел в сферу неизречённости, вечного покрова и глубокой непроницаемости. Я ждал сам не знаю чего. Ждал чего-то. Покинув свою бренную оболочку, облачённую в ещё более бренную оболочку одежды, я парил в темноте, растворялся в ней и становился сам ею – непрозрачной, густой, таинственной, скрытой, распростёртой, как крылья Плутонии, над экскрементом мироздания. Одежды мои умирали где-то на холодном цементном полу.