Вечный

Самую странную осень в своей жизни я провела в Лиссабоне. И на волне потрясающего вдохновения писала книжку. Прогулки под шорох листьев по Авенида да Либердаде и набережной океана.

Однажды поздним вечером я была в городском соборе. И там увидела его. Встретила взгляд океанских глаз. Они наблюдали за мной. И принадлежали молодому длинноволосому мужчине в тёмной одежде, сшитой на своеобразный старинный манер. Не знаю, почему, но когда увидела его глаза, я испытала чувство неземного прикосновения.

Выйдя из собора, заметила, что он идёт следом. Не оборачиваясь, прошла до самой набережной, где незнакомец заговорил со мной:
— А Вы пишите, не так ли?
— Что? — думала, что неправильно поняла собеседника. По-португальски я говорю просто ужасно и понимаю не лучше.
— Вы — писательница, ведь так? — заговорил он на русском.
— Да. А Вы говорите по-русски?
— Я знаю много языков.
— Это потрясающе, на мой взгляд. А как Вы догадались, кто я?
— Просто почувствовал.
— Тонко…
— В Вас это читается, от души исходит творческий свет.
— Это больше похоже на лестный комплимент.
— О, ни в коем случае. Я никогда не пытаюсь льстить людям.
— Благодарю.
— Рикардо Этерно к Вашим услугам.
— Марисабель…
— Но это не русское имя, — улыбнулся он, намекая на мою хитрость, скрывшую имя.
— Так Вы же сказали, что я писательница, — улыбнулась я.
— Красиво…

Мы смотрели на океан. В небе взошла полная луна, казалось: шар упадёт в волны. Рикардо излучал особый свет, который я чувствовала рядом с ним. И мы гуляли по городу до поздней ночи. А потом я одна пошла в свой отель, спиной ощущая на себе взгляд Этерно.

Чуть позже, лёжа в постели, вдруг удивлённо задумалась. Как же он догадался, что я русская, ведь мы начали говорить на португальском? Но сославшись на то, что он — полиглот и, видимо, смог определить это просто по акценту, я успокоилась.

На следующий день мы снова встретились. И так длилось всю осень до моего отъезда.

Наши беседы завораживали вдохновением. С ним я ловила прикосновение вечности. Люблю я подобное ощущение. Он же очаровывал. Но не романтически, а каким-то тихим светом. Мы с ним стали, по-настоящему, друзьями, оставшись в то же время незнакомцами друг другу... Хотя... Я для него была открытой книгой. Что мне обычно не свойственно, поскольку люди, с которыми я знакома, даже и представить себе не могут того, какова на самом деле я. Но это не притворство вовсе. Просто нет смысла объяснять всем, что далеко не каждому понятно, особенно, если для общения подобного и не требуется.

Так вот он, казалось, видит меня не то, чтобы насквозь, а чувствует. Может, именно эта черта его так притягательна, поскольку я первозначно обращаю внимание на способность человека чувствовать: обладающий «сердцем» способен покорить безраздельно.

— Марисабель...

Я подняла глаза на свеого спутника. Полная луна висела над набережной распахнутым в другой мир окном.

— Да...
— Ваша душа — луна, открытая миру и, в тоже время, невероятно загадочная, — он посмотрел на меня океанами небесного взгляда и едва коснулся ладонью завитка волос, упавшего на ресницы от внезапно налетевшего порыва ветра, что также неожиданно и блаженно стих, как речь Рикардо, сменившаяся взглядом, исполненным гармонией.
Сутившись, я только промолчала, и машинально пытаясь заправить за ухо выбившийся локон, невольно коснулась его руки, занятой одновременно с моей тем же самым. И от неожиданности сразу отвела свою. Мы снова пошли по набережной, как ни в чём не бывало, а я поглубже спрятала руки в карманы своего чёрного плаща.

Этерно навевал моему воображению стихи, которые я записывала сразу, как они посещали меня, словно боясь потерять их из виду:

Луна в твоих больших ладонях,
Подобных ангельским крылам,
Луна, что в океане тонет,
Даруя свет свой кораблям.
Они идут упрямым курсом
Куда-то к берегам мечты,
Она манит их, в том искусство
И тайна дикой красоты.

*

Я не ищу в тебе ответов,
Ты просто мне их не даёшь...
Листва, развеянная ветром,
Кружит по Авенида сплошь.
Запахнут плащ, озябших пальцев
Едва касаешься моих...
И никогда с тобой расстаться
Теперь не сможет нежность их.
Она живёт в воспоминанье
Об осени, где океан
Бежит на берег с дивной тайной,
Её уже я не отдам.
И просто сохраню в сознанье
Навек присутствие твоё,
Ты стал мне братом, стал признаньем...
Чем это было, может, сном?

В последнюю нашу встречу на набережной Лиссабона Рикардо подарил мне блокнот...

— Что это? — взглянула я на Этерно, когда он протянул мне книжицу в тканевом велюровом переплёте вишнёвого цвета.
— Это подарок в память о нашем знакомстве. Мне кажется, Вам есть что хранить в нём? — взглянул он в моё лицо проникновенным взглядом, тогда я видела его пока в последний раз.

1 июля 2022

Вечный. Шатёр с диковинами

— Странный и странник, не зря с одним корнем, — взглянула на него Марисабель и улыбнулась. — Вот  и ты являешься ярким тому примером.
— Согласен, — улыбнулся в ответ Этерно.
Они шли по ярко освещённой улице старого города, где от нагретых каменных его стен солнце отражалось ещё жарче.
— Я скучаю по нашим письмам... — заметила она, не глядя на него, и голос как-то особенно мелодично испарился.
— Ты тоже научилась читать мысли, Мариса...
Она подняла на него свои мудрые каре-зелёные глаза: он впервые назвал её так.
— Почему?
— Просто я как раз написал письмо, оно лежит в ящике стола, думал отдать его перед тем, как расстаться.
— Расстаться... — медленно повторила Марисабель. — Так странно.
Потом они шли молча. И задумчиво. Худенькая высокая девушка в чёрном облегающем платье-миди и туфлях на шпильках. Её длинные шоколадные волосы купались в солнечных бликах, рассыпаясь волнами по спине. Пушистые ресницы роняли нежную тень на задумчивый, и устремлённый на городскую мостовую взгляд.

Двое свернули за угол и вышли на широкую улицу, ведущую к старой площади, где теперь торговали сувенирами и всякими, казалось, безделушками ручной работы. На ветру развевались перья под навесами ремесленников, и пахло сладостями.

— Постой... — нарушил наконец молчание Рикардо, обратившись к Марисабель, когда они шли мимо абрикосового дерева. — Встань вот сюда, под это дерево, пожалуйста...
— Сюда?
— Да, вот так, — сделал он ей знак рукой и потянулся за своим блокнотом.

Медовые абрикосы нежились на солнце в приятной зелени раскидистых ветвей. Солнечные лучи золотыми мечами пронзали крону и сплетали дуэт с кружевной тенью на узорных плитках мостовой. А Мариса стояла под деревом, пока Рикардо Этерно, этот странный странник, создавал свой графический этюд...

— Всё, — улыбнулся он, перекидывая обложку, накрывая ею только что сделанный рисунок, — спасибо...
— А позволишь взглянуть? — подошла к нему Марисабель.
— Конечно, — снова раскрыл он блокнот, протягивая его так,  чтобы она могла лучше разглядеть рисунок.
— Спасибо, — улыбнулась Марисабель, глядя на своё изображение, талантливо схваченное Этерно.
Рикардо с присущей ему скромностью творца смотрел в этот момент прямо перед собой.
— Это так прекрасно, — задумчиво продолжила Марисабель, с невольным любопытством начав листать блокнот с его эскизами и этюдами.
Он посмотрел в её сторону.
— Прости, можно?.. — запоздало спросила она разрешения.
— Да, — кивнул он в своей изящной манере, все его движения переносили её в какие-то далёкие века.

Они вышли на старую городскую площадь. Откуда-то доносились звуки скрипки, серебря тонкими нитями меланхоличного звучания пёстрые обрывки разговоров толпящегося тут и там народа.

— Смотри, какое перо, — обратила внимание Рикардо на старинный письменный предмет Марисабель. — Можно я подарю тебе его? — подняла она на странника свои каре-зелёные глаза, взмахнув тёмными ресницами.
— Не стоит... — отозвался он смущённо.
— Почему это? — ответила она и быстро отвернулась, чтобы обратиться уже к торговцу, у «шатра с диковинами» которого они остановились. — Сколько стоит это перо?
Старик в пенсне и костюме стимпанковского путешественника во времени хитро оглядел двоих:
— Почему у Моны Лизы нет ресниц? — обратился он к ним.
— Как и всё, что связано с гением Леонардо, — начал Этерно, — однозначного ответа быть не может, но как известно из описаний Вазари: «ресницы, сделанные наподобие того, как действительно растет на теле волос...», они у неё есть. И исчезновение их со знаменитого полотна можно объяснить либо тем, что, ссылаясь на того же Вазари, ресницы написаны невероятно изящной краской, что не сохранилась поэтому, либо более фантастичным предположением — эта не та «Мона Лиза», а оригинал иной, — спокойно поделился Этерно.
— Верно, — ответил старик и назвал цену того самого пера.
— Теперь я в долгу, — сказал Марисабель Рикардо, когда они ушли с площади, и он в руках нёс футляр с подаренным ею пером.
— Да, и ты непременно вернёшь мне долг, напишешь мой портрет, — пошутила она. — На самом деле, я подарила тебе перо, тем самым вернув свой долг. Общение с тобой, твои письма и сегодняшний этюд — это так много для меня. Каждая наша встреча — словно путешествия во времени.
— Благодарю, о знакомстве с тобой, Марисабель, я могу сказать, что ты — мой проводник среди звёздной бесконечности.

Спустя время они снова встретились. И Этерно на глазах Марисабель сбросил атласную накидку с картины и представил свою работу — её портрет...

Твоих писем звёздная карта
На ладонях моих стихов,
Мы не встретимся снова завтра,
С нами тайна седых веков.

Мы рисуем узором линий
Поэтический в ночь маяк,
Мы друг друга с тобой обнимем
На страницах и только в снах.