12. Витовт сердится

12. ВИТОВТ СЕРДИТСЯ. Как и следовало ожидать, после громкой победы над рыцарским войском Витовт, избавленный от угрозы получить очередной удар со стороны Ливонии, враз забыл о всех своих прошлых неудачах и в начале зимы начал требовать от Новгорода разрыва отношений с немцами. Новгородцы, для которых торговля с немецкими городами была главным источником их существования, наотрез отказались выполнить эти наглые требования, резонно мотивируя свой отказ тем, что в мирном договоре с Литвой об этом ничего не сказано. Витовт немедленно отозвал из Новгорода Лугвеня и начал готовиться к войне. В Москву в срочном порядке отправился новгородский владыка Иван: просить защиты у митрополита и великого князя.

Не заступиться за Новгород при всех своих далеко не самых простых отношениях с вечевой республикой великий князь просто не мог. Витовт и так уже хапнул чрезмерно для того, чтобы и дальше надеяться на попустительство своего московского зятя. К тому же, раздосадованному Василию стало, наконец, известно содержание тайного договора Витовта с Польшей. Однако для новой войны с Литвой Василию требовалась помощь Орды или, по крайней мере, ее невмешательство. После недавнего нашествия Эдигея и неудачной затеи с путчем Джелаль-ад-Дина на теплый прием в Сарае великий князь уже не рассчитывал. И, тем не менее, именно он должен был сделать первый шаг к примирению, причем, не через посланников с какими угодно широкими полномочиями, а лично. Иначе веры его обещаниям не будет, и военной помощи от Булат-Салтана не допросишься.

На поклон к Булат-Салтану и Эдигею Василий Дмитревич собирался недолго, и …все равно не поспел. Уж больно быстро в Орде власть менялась. В этом мелькании русские не всегда, даже, успевали и лицо-то нового хана заметить, не то, чтобы о чем-то с ним договориться. Вот и на этот раз - ехал русский государь к Булат-Салтану, а приехал к участнику Грюнвальдского сражения расторопному Джелаль-ад-Дину, который при помощи Витовта вскарабкался на ордынский трон, опустевший после схватки Эдигей со своим новым ставленником Тимур-ханом, стоившей Тимуру жизни, а Эдигею власти. В ставке Джелаль-ад-Дина Москве по определению искать было нечего. У этого парня был ныне другой спонсор, а значит и планы на будущее тоже были совсем другими. С Джелаль-ад-Дином у Москвы могли быть проблемы и только проблемы. Как бы в подтверждение этому вскоре стало известно о прибытии в Орду обрадованных резким поворотом ордынской политики Борисовичей. Приехали они за ярлыком на отобранный московитами нижегородский стол, причем приехали по приглашению самого хана. Туда же в Орду отправился и тверской князь Иван Михалыч, родовой недруг которого, кашинский князь Василий, укрывался от мстительного родича все в той же Москве. От нового нашествия из Великой Степи, а может и от одновременного удара со стороны Литвы, Владимирскую Русь спасло лишь то, что Джелаль-ад-Дин плотно увяз в борьбе с неподатливым Эдигеем, и ему сейчас было не до Москвы. 

Понимая, что теперь на карту поставлено почти все, чего московским государям удалось добиться за последние полвека, Москва просто не могла не предпринять ответные шаги. Вот почему многие историки не без оснований утверждают, что убийство Джелаль-ад-Дина его родным братом Керим-Бердеем и последовавшее вслед за этим утверждение последнего на ордынском троне было проплачено из московской казны. В результате, все вернулось на круги своя. Нижегородских князей с ярлыком от покойного хана на Русь не пропустили, и им вновь пришлось удариться в бега.

Витовт, потеряв контроль над «своим человеком» в Москве, для вербовки которого он в свое время не пожалел родную дочь, и почти сразу же вслед за этим лишившись «своего человека» в Орде, на которого была истрачена здоровенная куча золота, пришел в неописуемую ярость. Отомстить Василию он решил незамедлительно. В 1414 году он вызвал к себе православных епископов из Чернигова, Полоцка, Луцка, Владимира-Волынского, Галича, Смоленска, Холма и Турова и заставил их настрочить в Константинополь жалобу на самоуправство митрополита Фотия, который разоряет киевскую кафедру, а сокровища и дани увозит в Москву. Грамотка сия заканчивалась просьбой поставить в Киев «самостийного и незалежного» митрополита, такого, чтобы не столько Церкви служил, сколько власти помогал, то есть был бы подобен католическим кардиналам, для которых идея - все, а паства - ничто. Константинополь, однако, на это не пошел. У императора и патриарха просто уже не было выбора. От Литвы они помощи в борьбе с турками так и не дождались. Ватикан, где в это самое время сразу три папы лаялись друг с другом не в силах выяснить, кто из них липовый, а кто истинный, о восточных единоверцах тоже уже не вспоминал. И только Русская Церковь оставалась для гибнущей империи тем единственным, что еще связывало ее с прошлым и оставляло надежды на будущее. Русь была на то время единственной землей, где зерна идей, некогда привнесенных в ее лоно византийцами, не только прижились, но и дали жизнеспособные всходы.

Витовт, видя, что в деле дробления Русской Церкви ему помогать явно не хотят, решил тогда действовать на свой страх и риск. В 1415 году он вновь созвал иерархов из подконтрольных ему православных епархий и «уговорил» святых отцов избрать для Литвы собственного митрополита. В ответ на законное недовольство и возражения епископов он в гневе пообещал познакомить их всех со своим палачом и убедил-таки батюшек не рисковать своей головой ради какого-то там единства какой-то там Церкви.

Так на Руси в очередной раз появился «теневой» литовский митрополит непризнанный ни Москвой, ни Константинополем. Им стал Григорий Цымвлак, который, сурово насупив брови, почти сразу весьма недвусмысленно заявил Витовту: «А чего это ради ты, князь, в католической вере, а не в православной?» Ошеломленный такой «наглостью» Витовт не нашел ничего лучшего, как немедленно спровадить своего не в меру любознательного митрополита в немецкий город Констанц, где вот уже второй год заседал церковный собор, призванный поставить заслон ересям, наводнившим весь католический мир. Видимо Витовт сам не очень понимал, куда и кого посылает.

Цымвлак в Констанце насмотрелся всякого. Ведь истину западные святые отцы искали в мерцающих отблесках пламени громадного костра, в котором заживо горел чешский магистр Ян Гус вместе со всеми своими вредоносными идеями и сомнениями, отречься от которых он почему-то не пожелал. Старый, простой, сердитый, но проверенный временем способ борьбы с инакомыслием: «Не согласен - помалкивай! Не хочешь молчать - будешь кричать от боли!» Впрочем, простота и сердитость еще обернуться для этих беспощадных праведников в окровавленных рясах жестокими гуситскими войнами и целой сетью полулегальных и вовсе нелегальных протестантских церквей по всей Европе. И произойдет это очень скоро.

10 марта того же года на Москве великая княгиня Софья разрешилась от бремени вторым сыном, нареченным в крещении Василием. Великий князь был счастлив. Он еще не ведал, что коварное Провидение, только что одарившее его младшим сыном, вскоре заберет у него сына старшего и любимого – наследника престола, Ивана.