Родительский день

Хмурым апрельским утром в дверь постучали. Ко мне пришёл Ваня – мы договорились, что я помогу ему убраться на кладбище, а он за это простит мне долг. Это было 28 апреля, в субботу. Родительский день.

Сонный, в одних трусах, я, щурясь, отправил приятеля на кухню – щелкнуть чайник, а сам вернулся в комнату и нехотя стал натягивать на себя вещи.

– Проспал? – вновь спросил Ваня.

В первый раз он задал этот вопрос ещё в прихожей, как только зашёл, но я спросонья не смог ничего ответить.

– Да не, вообще забыл, – зевнув, честно признался я, сделал нам чай и уселся за стол.

Голова кружилась так, что, казалось, я вот-вот потеряю сознание. Мне снова удалось уснуть лишь ближе к утру.

– Вань, а завтра никак нельзя? – с надеждой в голосе, спросил я.
– Не, никак, – отхлебнув из кружки, ответил он. – У меня сегодня отпуск начался. Вечером с мамой и Леркой на море летим.
– Ммм, – я опустил голову и почти беззвучно промычал в кружку.

Потом немного помолчал и уточнил:

– Полтора кэса простишь же?
– Конечно.
– Ну, поехали тогда...

Мне было известно, что отца Ваня знал плохо – тот ушёл из семьи, когда сыну исполнилось 3 года. Впоследствии, они ещё, конечно, встречались, но близкими людьми так и не стали. Кроме того, когда Ване шёл одиннадцатый год, отец его подарил жизнь ещё одному ребёнку, и потому совсем отдалился от сына.

В целом, мы с Ваней тоже плохо знали друг друга. Знакомы мы были только потому, что у нас имелись общие приятели, с которыми мы иногда выпивали.

– А к кому мы, собственно, едем?, – наконец, догадался спросить я, когда мы уже залезли в автобус.
– К деду, – вздохнув, ответил Ваня и отвернулся к окну.
– А расскажи про него, – внезапно взбодрившись, искренне заинтересовался я. Мне тоже пришлось расти без отца. Но у меня был замечательный дед, с которым я почти всегда проводил большую часть школьных каникул, и у которого многому научился.
– А что говорить. Крепкий был, здоровый мужик. Добрый. Я его очень любил.
– А когда он умер?
– 12 лет назад.

Я кивнул, упёрся ногами в сумку Вани, набитую тем, что поможет нам привести могилку деда в порядок, и отстал от него.

На участок, где покоился дед, можно было зайти лишь с двух сторон, и дорога той, с которой до могилы ближе всего, начиналась огромных размеров лужей. Мы немного постояли и, поняв, что никак не сможем преодолеть это препятствие, пошли в обход вдоль ржавого забора и брошенных, с покосившимися крестами, могил.

Дорога другой стороны была гораздо суше. Теперь мы шли в обратную сторону, через весь участок. Чёртова лужа и этот баул... Устав тащить его, я остановился, повесил на ограду сумку и оперся на неё спиной – всяко мягче и теплее железа.

Немного отдохнув, я поднял голову и почти сразу же случайно нащупал взглядом знакомую мне, достаточно редкую фамилию на одном из памятников.

– Вань, смотри-ка, – я показал пальцем на заросшую, совершенно неухоженную могилу. – Неужели, однофамилец? – удивился я.

Ваня перевёл взгляд на памятник и холодно сказал:

– Это мой отец.

Немного переварив эту информацию, я подошёл чуть ближе к ограде. Фотография была испачкана птичьим пометом так, что трудно было разглядеть лицо покойника. Небольшой букетик пластиковых цветов жалко валялся, прибитый ветром, у ограды; лампадку, вероятно, утащили вороны.

– К нему не зайдём?, – обернувшись к Ване, наивно спросил я.
– Нет.


2024

t.me/apashke