Прощайте, скалистые горы!

               
               
       В один прекрасный августовский вечер на вечерней поверке был зачитан приказ Министра обороны о присвоении лейтенантского звания мне, Грачёву, Льготному, Задоренко, Баеву, Карпову. А также приказ об увольнении в запас нас, свежеиспеченных лейтенантов. После команды «Разойдись!» наши знакомые офицеры подошли к нам, поздравили с новым званием. Все вместе закурили на причале.      
       На следующий день я, для хохмы, нарисовал на своих погонах старшего матроса шариковой ручкой две звёздочки и так ходил. Никто слова не сказал.  Служба наша подошла к концу. Пора собираться домой.               
       «Дембелской» традицией было отрезание флотского воротника от белой форменки и собирание на его белой изнанке автографов своих бывших сослуживцев. У меня этот воротник хранится, как реликвия. Все наши ребята уже разъехались по домам, а мы с Гешей Грачевым вынуждены были задержаться. Мне выписали проездные документы в Череповец, по месту призыва, вместо г. Горького, по месту жительства, а Гена потерял в командировке свой военный билет и его нужно было восстанавливать. Таким образом мы с ним отбыли из части на следующий день после всех наших друзей. У нас с Геной был один небольшой чемодан на двоих, в котором из моих вещей была только электробритва. Вещи Гены были столь же немногочисленны. Он пригласил меня заехать к нему в гости и немного погулять в Ленинграде.      
       До Большой Лопатки легко добрались катером, а до Мурманского аэропорта пришлось ловить попутный транспорт. Что на флоте было хорошо, так то, что попутный транспорт всегда подбирал голосующих. Подобрал нас автобус, следующий в Мурманск. Вечером мы были уже в аэропорту, который представлял собой скорее военный аэродром. Поздно вечером мы уже подходили к дому №18 на набережной реки Фонтанки, где жил Гена с родителями.               
       Родители встретили нас радостно, особенно Гену. Накормили, чем Бог послал и уложили спать. На сколько я помню, Грачёвы занимали комнату в коммунальной квартире. Утречком мы с Геной «нафуфырились» и пошли гулять. Мне он дал свой пиджак и рубашку. Сначала зашли к его бывшей любимой девушке. Девушка была красивой. Она встретила нас на лестничной клетке. Гена с ней выяснял какие-то свои отношения, а я стоял в сторонке. После этого мы заходили с ним в разные, известные ему, «забегаловки», где пили шампанское с коньяком и к другим знакомым девушкам. На следующий день мы направились в гости к Олегу Льготному. Нас там встретили, как дорогих гостей. Приятно было общаться с теми же людьми, но на воле. Возвращались от Льготного на такси. По пути подсадили какую-то молодую барышню с маленьким ребёнком. Она сказала, что её ночевать негде, тогда Гена по-рыцарски предложил ей ночлег у себя дома. Родители Гены были ошеломлены таким благородным поступком, но барышню не выгнали. Как уж мы все разместились в этой комнате? Не помню. Рано утром незнакомка ушла. А мне предстоял последний перелёт Ленинград-Горький. Гена провожал меня до аэропорта. Часть пути проделали пешком. В конце пешего участка пути попалось специализированное заведение, где в разлив торговали разными напитками. В одном конце торговали вином, а в другом – крепкими напитками.               
       Мы с Гешей встали в очередь с крепкими напитками. Стоим. В магазин заходит полковник. Увидев меня в форме, стоящего за выпивкой, он сделал грозное лицо и головой показал мне на дверь, а сам пошёл в очередь за вином. Окружающие мужики заметили жест полковника и подтолкнули меня к прилавку, со словами «Давай вперёд, морячок. Пропустите морячка!». Я взял две порции шампанского с коньяком. Так и стояли в разных концах магазина, глядя друг на друга. Полковник пил своё вино, а мы с Гешей свой любимый напиток, шампанское с коньяком. До аэропорта добрались автобусом, у дежурного отметили мои проездные документы, пошли в ближайший магазин, где купили ещё бутылку вина, которую распили «из горла» в ближайших кустах. Вот тебе и «шампанское с коньяком»! Потом мы прощались, обнимались, жали руки, стоя посередине аэровокзала, а Гена шариковой ручкой что-то писал на моём флотском воротнике. Было это 18 сентября 1972 года.
       Пассажирский самолёт взял курс на г. Горький и подвёл черту под моей службой на Северном флоте...
       Хочу отметить, что наша годичная служба, конечно отличалась от службы остальных моряком, хотя и мы сделали что-то полезное. А в/ч 90299 несла свою службу. Принимала и хранила радиоактивные отходы, перезаряжала реакторы атомных подводных лодок, обеспечивала лодки водой высокой чистоты, вырабатывала тепло и электроэнергию, ремонтировала оборудование. А в округе находились выдающиеся в море причалы, у которых стояли подводные лодки с чёрными корпусами и надводные корабли, выкрашенные в традиционный «шаровый» цвет.               
       В местной газете, «Подводник Заполярья» мне попалось стихотворение, которое я помню до сих пор.
         Полуостров, заласканный злыми ветрами,
         Полуостров, омытый дождями суровыми,
         Где нечастые горные тропы, как трапы,
         Сапогами матросскими отполированы.
   
         Полуостров, забытый хорошей погодой,
         Где зимою и летом непросто без солнца.
         Как приходится ждать возвращенья подлодок,
         Знают женщины этого Полуострова.

         Полуостров, окутанный низкими тучами,
         Будто горы твоею судьбой озабочены,
         Где на лицах любимых морщинок излучины
         Всё заметнее с каждой полярной ночью.

         Эти грозные скалы, войной опалённые,
         Основанье Земли, её каменный остов.
         На посту Полуостров у моря студеного,
         Значит всё так, как надо.
         На посту Полуостров…
 
       На севере говорят: «Кто служил на Северном флоте, тот гордится. А кто не служил, тот радуется».
       Я горжусь и радуюсь. Горжусь, что служил, а радуюсь, что один год. Горжусь ещё и тем, что моя профессиональная деятельность почти 20 лет была неразрывно связана с подводным флотом.
       Итак, 18 сентября 1972 года самолёт Аэрофлота доставил меня в другое измерение… До этого вся жизнь состояла из временных элементов, которые заканчивались в ожидаемое время и заменялись другими, такими же временными… Это дошкольное время – скорее бы в школу, это школьные годы – скорее бы из школы, это студенческие годы, это работа по месту распределения, это служба на флоте… Всё скорее бы кончалось, всё скорее бы… Теперь предстояла новая стабильная жизнь с другими ценностями и ожиданиями. Забегая вперёд отмечу, что определённая ритмичность ожиданий всё равно осталась: ежемесячно - скорее бы зарплата, ежегодно – скорее бы отпуск, повышение зарплаты, повышение квалификации.