Глава 4 Берёзовый сок

             
       Лист зеленеет молодой.
       Смотри, как листьем молодым
       Стоят обвеяны берёзы,
       Воздушной зеленью сквозной,
       Полупрозрачною, как дым...
                Ф. И. Тютчев
            


       Март, описываемого нами года —холодный. Не спешит уходить зима. Как же не не охота в сырое, дождливое утро идти на работу. Подремать бы ещё под стук дождя в серое окно.
       Вот и не хотелось в такое не по-весеннему холодное утро идти на работу Александру Николаевичу. Лёжа в тёплой постели, задумавшись, сказал жене своей Вале:
—Не пойду я сегодня на работу.
—Не ходи, без тебя обойдутся, — зевнула Валя.
Но, поворочавшись с боку на бок, муж всё-таки передумал:
—Нет, не хорошо это. Надо идти.
        Валя слышала как закрывал дверь ключом супруг, хотела подниматься, но заснула. Приснилась чёрная сырая земля — дурной сон. Проснувшись утром очень поздно, от плача маленькой Анютки, покормила её. Подумала: "Не к добру сон мой". Плохое предчувствие не давало покою. Перекрестилась у икон — стало полегче на сердце.
        Вдруг в обед зазвенел на трельяже телефон. Валя приложила трубку к уху дрожащими пальцами.
—Алло, слушаю вас.
—Здравствуйте, — трещал голос, — ваш муж упал на стройке. Травмирован позвоночник. Недавно доставлен в нашу областную больницу. Если можете, приезжайте. Поговорите с завотделением.
—Я вас поняла, — ответила Валя.
        Положила трубку. Закрыла лицо рукавом, заходили нервно худые плечи её. Упал на пол цветной с кистями платок — подарок супруга.
        Собрала на скорую руку всё необходимое больному. Пошла на вокзал встречать мать свою, которую известила о беде случившейся и, которая, быв в гостях в Дубовицком у сестры своей, тут же, всё узнав, отправилась на поезд.
          Бегут стрелою зелёные составы, стучат по рельсам. На станции стоит Валя. В одной руке сумка с вещами, в другой маленькая девочка её.
          Встретив мать, передала ей ребёнка и побежала. Не помнила как шла и плакала дорогой, будто и не наяву, и не с ней случилось такое горе. Молилась Богу в больничном коридоре и вздыхала.
—Пойдём, Анюта, домой, — взяла внучку за руку Алла Дмитриевна.
—Бабушка, а скоро мама придёт? — тихо спросила девочка.
—Скоро, скоро, — не видела Анюта, как смахнула украдкой бабушка набежавшую слезу.
          Уважала зятя своего Дмитриевна за труд и доброту. Приехав в первые дни марта в гости к Ольге, сестре своей, не ожидала скорого возвращения, да пришлось.
         После долгих уговоров допустили Валю в палату к мужу. Лежал он бледный, не похожий на высокого красавца, которого отпустила с тяжёлым сердцем на работу. Палата светлая, большая, пахнет лекарствами.
          Присев на постели, взяла супруга за руку, приложилась к ней лбом и слёзы покатились из глаз её.
—Мне нужно с вами поговорить, — заглянуло в дверь свежее пожилое лицо главврача.
         Валя вышла, казалось, долго следовала по коридору она за белым его халатом. В кабинете случился разговор:
—Вы понимаете же, что вашего мужа необходимо срочно оперировать, — забарабанил пальцами по столу глав. — Но, чтобы вы знали, дать гарантию, что он будет ходить, я не могу.
         Вдруг взгляд её упал на бумажную икону Богородицы.
—Впрочем, не унывайте, все под Богом ходим. Идите домой, успокойтесь.
—Я расположусь в коридоре, можно мне остаться? — робко спросила Валя.
—Исключено, — отрезал главврач.
         По дороге зашла в церковь. Долго стояла на коленях перед Распятием. Дома на кухне Анюта помогала бабушке. За столом Валя крепилась, не заплакала, повторяла, что всё будет хорошо.

—Здравствуй, ну как ты тут? — спросила Валя, ставя сумку с яблоками на комод. Захотелось мужу через два дня кислосладких наливных яблок. А ей и радостно, хоть что-то изволил скушать.
—Что-то неважно, — вздохнул супруг, затем протянул Вале несколько бумаг с нарисованными снегирями — Анюте.
         В палату прибавился народ. Сухой мужичок протянул: "Золотая жена у тебя, Николаич".
        Валя присела на постели. Убрала волосы ему со лба, дотронулась пальчиком до чёрных усов.
—Саша, ну как это с тобою получилось. Это я виновата, — сказала она.
—Никто не виноват, — вздохнул он, — знаешь, Валя, хочу чего? Пойти бы, как в детстве, в лес весной, напиться берёзового сока, — заулыбались его глаза.
—С вами хотят поговорить, — защебетала, входя, молодая сестричка, — пройдёмте.
         Снова Валя в кабинете главврача. Сидит он за столом. Старается не встречаться глазами с ней. Смотрит, то на руки свои, сложенные перед собою, то на чёрный рентгеновский снимок.
—Ну что, — многозначительно произнёс он, — порадовать вас ничем не могу. Позвоночник у вашего мужа сломан. У нас такие операции не делают. Всё очень нехорошо. Сколько будет стоить операция у заграничного светила науки, тоже не подскажу.
—Так, что же мне делать? — спросила Валя.
—Вообщем, капельницы мы ему прокапали. Так что, забирайте-ка домой его, Валентина. Поищете хирургов в Москве. Ну, вы сами понимаете.
—Нет, я решительно ничего не понимаю. Вы выписываете его умирать? — старалась заглянуть в глаза его Валя, но глав смотрел перед собою, развёл руки.
—Ну, вы скажете тоже, голубушка, "умирать". Не теряйте надежду. Со своей стороны ничем вам помочь не могу.

       "Если бы на строительном объекте работал бы не он, а другой работник, муж бы мой был здоров. Только никто другой не полез, а мой, вот и упал со стройки. Отчего же я так холодно отнеслась к нему в то утро? Не пустила бы на работу и всё. Денег сейчас нет, сил моих тоже." — размышляла Валентина, везя в инвалидном кресле мужа своего, Александра Николаевича.
        Гуляли вдоль аллеи. Дышали свежим весенним воздухом. Набухали почки деревьев. Пробивалась среди пожухшей осоки молодая трава.
—Зацветёт всё скоро, Саша, черёмуха вот-вот распустится,— бодрым голосом произнесла Валя, — двоюродный мой, Коля, возвращается из армии, повидаться бы, — и остановилась. Куда в таком случае поедешь?
—Поезжай, Валя, а я денёк и сам справлюсь. Побуду с твоей мамой, — произнёс муж её твёрдым уверенным голосом, — и привези, если не трудно, берёзового сока.
—Конечно, привезу, дорогой мой. Ты говори, Саша, что скушать хочется. Всё достану. Тебе и кальций для костей надо.
—Ничего мне, Валя, не надо. Помру я скоро.
—Не говори так, слышишь?! Все мы умрём.
—Да, только не что мы хотим, а что Бог даст, — вздохнул Александр Николаевич. Глубокий, твёрдый ответ его в душу запал Вале.
        Дорогою в Дубовицкое, в вагоне поезда размышляла над словами мужа. Представляла недалёкое горькое будущее.
        В деревне думы оставили воображение Валино. Вдоль опушки лесной бродила она с братом Николаем. Виден им березняк с ельником и гуща осиновых рощ. Вспоминали детство на "горке". Радовались весне. Прозрачное утро в лесу. Умылись росою травы. Пахнет сосновою смолой, хвоей. Немного в этом году валежника. Слышно за яром дятла.
—Гляди, Валя, сок берёзовый надо брать до того, как появятся на берёзе листочки. А то  его и не будет практически. — заговорил Николай.
—Хорошо-то как. В город не хочется, — обнимает берёзу Валя. Шуршит платок её по белой коре.
—Так и оставайся, — снимая полную бутыль сока с белоствольного ствола, ответил Николай. В ту минуту, показалось Вале, что берёза живая, плачет раненая.
—Как это, оставайся. Беда у меня, Коля. Муж — калека. Мать ворчит. Анюта маленькая. Егерь ты наш. — Смотрела Валя на брата и улыбнулась — приятный, ловкий, деревенский. Любит Николай природу. Знает лес и озеро — добрый рыбак и охотник. Не успел домой приехать, а уже на рыбалке или в полях.
       Ехала в вагоне Валя назад, спокойно на сердце, тихо. Стоит перед ней сумка с деревенскими харчами и прозрачная полная бутыль лесного берёзового сока.
       Дома на кухне хлопочет мама. Анюта с нею рядом.
—В больницу положили Сашу, — робко донеслось с кухни.
—К нему поеду, — в дверях крикнула Валя.
—Ну что это за Валя, горе да и только. Нет бы поесть с дороги, матери слово сказать. Аня, принеси телефон с трельяжа, будто бы звонит, — рассуждала Алла Дмитриевна, приложила трубку к уху.
—Здравствуй, Алла, — заговорил на  проводе Ольгин голос .
—Ага, Оля, здравствуй. Валя приехала. Да не прошла даже в дом, к супругу убежала в больницу.
—Алла, сходила бы она с ним в церковь, исповедались бы и причастились.
—Да, они ходили когда-то. Впрочем, их дело.
—Ты скажи Вале. А то не знаю, говорить тебе или нет, что случилось со мною.
—Говори, конечно.
—Вообщем, ты же знаешь, что у меня день рождения скоро, какой-то голос мне сказал, что в день рождения своего человек должен помнить о дне своей смерти.
—О, Оля, что-то нехорошее там у тебя. Ладно, скажу.
Далее перешли сёстры к разговору о житейских делах.
       В больничном коридоре Валя заговорила с медсестрой.
—Можно мне одним глазом взглянуть на него? — просила, вкладывая в молоденькие руки замасленный свёрток — дубовицкую утку. Сестричка отдёрнула руку, посмотрела, то ли с презрением, то ли с усмешкой.
—Спрячьте, слышите? Думаете, у меня души нет? Пойдёмте. В коме муж ваш, — указывая на больного, в трубках на аппарате, произнесла она. — Идите домой.
       Валя побежала по лестнице, пошла прямо по коридору, завидев главврача, подошла.
—Объясните, пожалуйста, что с ним, — спросила шёпотом.
—Сутки в сознание не приходит. Гниёт позвоночник. Сердце слабое.
       Провожала, будто бы долго, удаляющийся белый халат. Вышла Валя на улицу. Оглянулась на огнями горящие окна. Ушла из сердца надежда, которая слабо теплилась в нём. "Господи, прости меня. Зачем я просила избавления, чтобы ни мучился ни он, ни я? Мне бы всю жизнь страдать так, только бы не ему."

       Бились в окна от ветра бело-розовые кусты сирени. Раскачивались нежные цветы их. На улице дурная погода уже неделю. Май месяц. Обволокли небо серые тучи. Барабанит в окна дождь. Стекают вниз деревянной рамы капли его, будто бы плакало небо.
       Орошали слёзы красное Валино лицо. Сидела она, облокотясь на поручни в креслах, на коленях лежал мужнин портрет, перетянутый чёрной ленточкою.
       С времени того ушла Валя с головой в работу, предоставив воспитание Анютино маме своей. Вспоминала часто последнюю поездку свою в Дубовицкое, раненую молодую берёзу, сравнивала с ней жизнь свою, а сок её со слезами вдовьей молодой судьбы. Вспомнила сон свой: "дождь, сырая чёрная земля".
       Возле комода в углу долгое время стояла полная нетронутая бутыль лесного берёзового сока.