Песнь вторая

«А ЧУВСТВА МОИ КРЫЛАТЫ, И Я - САМА СЕБЕ МЕРА»

    Даже в самых смелых своих фантазиях, учитывая неуемную тягу к сочинительству коротких рассказов о пришельцах, постепенно захватывающих все обитаемые планеты и хитромудрым способом подчиняющих себе жителей путем остановки пульсации разума и превращения оных в послушных марионеток, учитывая страсть к научной фантастике, не ставящей под сомнение тот факт, что будущее уже предопределено, и как долго человечество, метафорический гигантский муравей, продолжит цепляться за надломившуюся соломинку, сиречь остатки разгромленной цивилизации - вопрос практически решенный, я, убежденная, что вся эта вакханалия нагрянет максимум когда мои правнуки выйдут на пенсию, не могла предположить, что сделаюсь - упаси, Трудгельмир! - свидетелем крушения колыбели, раскачивающейся на хлипком сучке покореженного мироздания (Иггдрасиль), зависшего над солеными айсбергами Гинунгагапа, над переливающимися всеми цветами радуги рогами меланхолично жующей сверкающую субстанцию Аудумлы, над недозревшим (что за дивная гигантская слива болтается в вязком фиолетовом джеме) эмбрионом великана Имира, вновь и вновь обрекаемого волей шаловливого пальчика, подвергающего изнасилованию бедную клавишу «replay» через неравные промежутки времени становиться жертвой первого убийства, постепенно проявляющегося из бездны аки картинка на фотопленке in cherry red darkness и на собственном опыте испытаю спектр дичайших эмоций, искусно демонстрируемый задействованными в касте актерами приключенческого триллера с нежно любимой мною Нанеттой Спаник в главной роли, снятого гениальным Мэттом Содербергом. Что именно произошло в тот, оказавшийся для нас пятерых крайне удачливым (правда, каждый распорядился выданным ему piece of great luck по-своему, но не суть) весенний денек, доподлинно мне неизвестно, а отсутствие Интернета и абсолютнейшая незаинтересованность в политических дрязгах лишили opportunity выстраивать жизнеспособные теории, основываясь на полученных ранее knowledges, но, коль рассуждать логически, то процентов на девяносто активация ядерной боеголовки чокнутыми террористами из Габаннистана или лидером одной из воюющих на севере Эвропы стран привела к тому, что мы сейчас имеем, потому что взрыв, потрясший стены нашего убежища, слышали все, и следовательно, грянувшие затем катаклизмы (cats and enemas) - дело рук неблагодарного homo sapiens (я себя к этим животным причислять отказываюсь, смело разрешаю визуализировать рассказчика как кинематографичного представителя иной расы, с черепушкой в виде перевернутого вершиной книзу треугольника со скругленными краями, черными миндалинами глаз, двумя дырочками на месте носа, и тэ дэ, и тэ пэ), заигравшегося в бога, предварительно разграбившего и загрязнившего nature, и винить в наступлении Апокалипсиса нужно не разгневавшихся на people небожителей, потому что все они - и Саннибанни, и Один, и Ашторет, и мелочная, завистливая, злобно настроенная по отношению к Арахне Паллада (древние греки, характеризующие ее как беспристрастную и справедливую богиню, але, куда ускакала ваша логика?) - лишь безучастные наблюдатели, нехило охреневающие от разразившихся событий, взрывающихся как сунутые в микроволновку яйца, а дорвавшихся до власти имбецилов, не отдающих ни малейшего отчета в своих действиях, раз за разом теребивших ящички с предупреждающей надписью «dangerous», истово считая себя бессмертными. Итак, я, две мои лучшие подруги, сестры-погодки Венделл, парень Мальвины Свен Кэвилл и его кузен Финн Хаммерсмит, прилетевший в гости из Джаннады, отправились на променад в лесок, в глубине которого, в аккурат под холмом располагались две кишки перекрещенных между собой подземных тоннелей (новая станция метро, запланированная и реализованная на четверть поргязшим в коррупции правительством, посчитавшим, что лучше потратить казну на очередную яхту, нежели организовывать по стремительно разрастающейся вширь столице Хелльмании удобную транспортную систему), выкупленных за бесценок воспитывающим меня дядюшкой Гестасом, поверившим в то, что в 2013 (раздутая прессой шумиха, связанная с календарем майя) непременно наступит конец света и потому озаботившимся обустройством бункера и продолжавшего step by step совершенствовать свое импровизированное бомбоубежище даже когда окружающие над ним потешались, и мне думается, мистеру Ламотту, во-первых, нравилось слыть эксцентриком и собирать о себе разнообразные сплетни, во-вторых, он, не пропускающий ежевечерних сводок, действительно подозревал что рано или поздно случится нечто жуткое, и в-третьих, закупка различных ништяков на часть зарплаты, составление списков и косметические ремонтные работы в шахтерской каске с фонариком составляли основу его необычного хобби, раскрашивающего унылую череду понедельников, вторников, сред, четвергов и пятниц, вдохновляющего дожить до субботы, подняться с рассветом, оставить для нас с Амалтеей свои фирменные сухари - нарезанный ломтиками хлеб, смазанный чесночным маслом и запеченный в духовке, и отправиться доводить до идеала свое детище, и в тот, не побоюсь этого слова, знаменательный апрельский уикэнд я, приглашенная Горгирой на чаепитие по случаю знакомства с двоюродным братом бойфренда ее сестры, обмолвившись, что uncle практически закончил все внутренние работы и к лету намеревается закупить приблизительно полтонны банок с тушеной говядиной, и Хаммерсмит, заинтересовавшись моим рассказом, загорелся идеей обследовать shelter, уломал меня удовлетворить их с Кэвиллом любопытство, выкрасть у радетеля связку ключей и за четыре стограммовые плитки горького шоколада с апельсиновой корочкой устроить небольшую экскурсию, а пока мы, переговариваясь и обсуждая не стоящие внимания пустяки, шагаем по тропинке, тянущейся вдоль синих елей, я обязана угостить читателя (завариваем кофеек, ladies and gentlemen, ну или лопаем предложенное всухомятку) сдобненькой ретроспективой и объяснить, с какой стати делю кров с дядюшкой и его сердечной подругой. Соль в том, что мой отец, не чаявший души в единственной дочери, водивший меня в зоопарк, охотно сооружавший в зале поезд - чух-чух! - из выстроенных полукольцом - напр-раво повор-рот! - табуретов или шатер сказочной кудесницы, покупавший гинганские сборники сказок и любя величающий крошечную Каллигению «непоседливым монстриком», скончался, едва мне минуло восемь, и матушка, after his death заболевшая на нервной почве, и ранее не шибко баловавшая меня заботой и вниманием, начала скандалить, раздражаясь от звука, с которым я ставила стакан на барную стойку («дрянь бессовестная, какой грохот, что ты там уронила?»), and her brother, заметив, что я из улыбчивого, резвого ребенка трансформировалась в угрюмую буку, боящуюся лишний раз высунуть нос из комнаты, истерически затыкающую ладонями уши и на любые замечания визжащую «хватит-хватит-хватит», посоветовал сварливой вдове продать навевающим дурные воспоминания дом в коттеджном поселке и перебраться на солнечный хамфриканский остров Занзибар, а меня оставить на его попечение, тем более что госпожа Ленц, сожительница с Гестаса, сбежавшая от избивавшего ее тирана, очень скучала по оставленным в Пузур-Амурри дочкам, давно выросшим и выпорхнувшим из гнезда и была счастлива одарить племянницу приютившего ее возлюбленного лаской, научить вышивать крестиком, раз в месяц печь «улиточек», фаршированных рубленой кенгурятиной, и я, обрадованная тем, что перееду из пригорода в никогда не дремлющий центр Цверинга, помогла явившейся забрать меня женщине уложить все необходимые вещи в саквояж и, не удостоив запершуюся в кабинете маменьку, эгоистично наслаждающуюся собственным горем и раздербанившую хрупкую психику потерявшей любимого отца девочки элементарным «goodbye», прижала к груди папин портрет в траурной рамке (суть позже его повесили на гвоздь рядом с кроватью) и, все еще не до до конца осознав постигшую меня утрату, нырнула в салон электротакси, принялась потчевать смеющуюся Амалтею байками, довольно быстро закорешилась с девочками из новой школы и лишь в одиннадцать лет, вскочив от кошмара среди ночи, поняла, что батюшка никогда-никогда-никогда (умножить на тысячу и прибавить миллиард) не закружит his little monster в танце на выпускном, не даст daughter совета как захомутать понравившегося парня, не поцелует перед сном, не сожмет шершавыми ладонями запястья («ты в кандалах, моя пленница, сейчас начнется испытание щекоткой!»), хотела заплакать, и с неожиданной рациональностью, долбанувшей по темени метеоритом, умозаключила: father, отныне блаженствующий в запределье, finally постигший капитальный покой и более не раздираемый бесконечными пытками треволнений, не нуждается в my tears и, обливаясь горючими слезоньками, я с упоением нарцисса выпячу на передний план свои собственные и никому не сдавшиеся даром эмоции, как это делала mamasha, убежденная, что ce monde вращается вокруг ее августейшей персоны и, моментально угомонившись, погрузилась в сон и на вопрос фрау Ленц, не скрываю ли я тоску за ширмой равнодушия, ответила, процитировала античного философа («коль уж родился, войди поскорее ты в царство Аида») и заверила заменивших родителей опекунов в отсутствии необходимости тащить меня к психологу или психотерапевту. Господин Ламотт, отличающийся нестандартным мышлением, был, как любили судачить религиозные соседи, бьющие поклоны длинноволосому худощавому парню, распятому на кресте и лобызающими перстень высокомерно вздергивающему верхнюю губу священнослужителю, but to my opinion, его странности не казались нам с Амалтеей чем-то стремным, - куда более гадким я находила нежелание neighbors отвалить от нас, перестать укоризненно трясти головами, завидев мужчину в заляпанном цементом джинсовом комбинезоне с пришпиленными к ремню резиновыми перчатками на улице или в супермаркете («цыц, живет во грехе, не зарегистрировав брака, снова пропустил службу и - ой-ей! - не прикладывался к мощам святой мученицы Иеронимы»); интересуясь различными культурами, он заразил меня одержимостью скандинавской мифологией, собирал марки, педантично помещая их под пленочку приобретенного специально для этих целей альбома, и я могла живо вообразить, как, прогуливаясь по лесопарковой зоне, раскинувшейся недалеко от жилого комплекса, где теперь обитала наша сплоченная семья, энергичный молодой человек (Каллигения тогда еще ползала на четвереньках) наткнулся на оставленные эйсландскими завоевателями мегалиты с рунами и, осмотрев каменные глыбы, напоминающие надгробья, remembered his wild childhood dreams, намотал на ус вопли взбеленившихся репортеров, воющих о приближающейся катастрофе вселенского масштаба, сфотографировался на фоне менгиров и, вспомнив о заброшенной штольне, decided потратить money, time and efforts на ее благоустройство не столько ради результата, сколько для наслаждения самим процессом и единением с природой: вон, зацепившись за куст, призрачной тельняшкой, вывешенной на просушку в знойный полдень мотается на ветру брошенная хозяином паутина, над горизонтом съеживается бесхвостым котенком облачко, а Гестас, оттерев кистями пот со лба, отдыхает от трудов и, посмеиваясь в курчавую бородку, рисует какие-то чертежи в расхлябанном блокнотике с выпадающими листочками, норовящими закружиться в вальсе и - фьють! - улететь на юго-восток юркими ласточками.
    Обсуждая Нанетту, резко сменившую имидж для съемок в сериале по мотивам романа Глории Торрадо «Чужая карусель», основанного, по заверениям бывшей журналистки, на материалах, так ею и не использованных в публикациях, колющих мозг незакрытым гештальтом, нервирующим свешивающимися с потолка тенями удавленников (жирный намек на культовую, сделавшую ее знаменитостью статью про Марни Морион, чьи мемуары, попавшие к ней в руки, так и не были преданы огласке), мы, щурясь от бьющих прямо в глаза лучей заходящего soleil, очутились на имеющей весьма праздничный вид благодаря цветущим форзициям полянке, я, como siempre, отметив красоту мельком, убежденная, что успею еще забацать с подругами фотосессию и выложить в Тристаграм снятые крупным планам умилительно желтые цветы, испуганно ощетинившиеся тонкими усиками пестиков и тычинок, подбежала к люку, вставила латунный ключ с полой цилиндрообразной бородкой в замочную скважину, крикнула, чтобы fellows совместными усилиями отодвинули тяжеленную металлическую створку, и когда выяснилось, что чугунный круг не фиксируется в открытом состоянии, и кто-то должен его держать, пока остальные спускаются, выудив из кармана предусмотрительно заряженный фонарь, отправилась в сотворенный дядюшкой макет Эльвиднира, поморщилась оттого, что в нос ударил влажный, теплый запах, ассоциирующийся с болотом, подождала, пока с возмущенным грохотом бимкнет заслонка, отрезая нас от внешнего мира, пока Кэвилл, красуясь, повисит на последней перекладине (превосходно, теперь я бесплатно подрабатываю светорежиссером, направляющим луч крошечного прожектора на лыбящегося придурка, расправляющего свой павлиний хвост перед Мальвиночкой) и спрыгнет наконец на устланный шариками сохраняющего тепло керамзита пол и, отыскав кнопку выключателя, активирующего факелообразные светильники, способные гореть несколько десятилетий благодаря высокочувствительным сенсорам, поглощающим энергию нейтрино, что прошивают планеточку насквозь и добираются до ядра, стоящих явно дороже пропеллера геликоптера, прищурилась, минимизируя ущерб, наносимый безжалостным light, с кровожадностью спятившего хирурга вонзившего снопы искр в хрусталики, велела ничего не не переставлять Хаммерсмиту, желавшему понять, что за странным, комковатым материалом, напоминающим каучук, покрыты walls, прикрикнула на Свена, случайно отковырявшего какую-то деталь, крепившуюся к непонятной конструкции в углу и не без любопытства, поскольку в последний раз посещала «объект» неразумным подростком, пять лет назад, учась в шестом классе, обошла секретные владения uncle, безошибочно определяя филигранную работу, стоившую неимоверных затрат как финансового, так и физического характера, а учитывая, что большую часть работы Ламотт проделал самостоятельно, лишь изредка запрягая друзей или нанимая грузчиков, я даже приблизительно не могла представить, каким макаром они затащили внутрь четыре вагона (по одному на каждый из четырех аппендиксов, со всех шести сторон отделанных сырьем, удерживающим warmth) и на какие шиши они были приобретены (сомневаюсь, что дядюшка - подпольный миллиардер или внебрачный сын какого-нибудь богача-филантропа). Путем незамысловатых подсчетов, обратившись к памяти, прячущей все без разбору и при необходимости достающей из сундуков груду покореженных деталек, воспроизведя обрывочно записанные на встроенный в подкорку диктофон телефонные беседы, припомнила, что three years ago Гестас убедил мэра города, учившегося в одном классе с его сестрой, одолжить ему на несколько суток землеройную машину, умозаключила, что туннели попросту вспороли сверху в нужных местах, опустили вагоны, заодно заменив дешевые шлакоблоки кирпичом (опять же во имя сбережения тепла), разминулась с Горгирой, исследующей импровизированную кухоньку (крошечный закуток с овальным колодцем очага, несколькими пакетами угля, сваленными в кучу и жестяными посудами, пригодными для приготовления пищи в подобных условиях), поразилась наличию воздухоочистительной системы, предвосхищающей медленную и мучительную гибель от недостатка кислорода, хлопнув в ладоши, объявила, что пора выбираться, заготовила кучу questions for uncle, предвкушая, как зардеется он от похвалы и, ничуть не сердясь на вероломное вторжение (признаться, или слукавить?), усадив подле себя за стол под низко свисающим абажуром, несмело ворующим у ночи небольшую площадь диаметром в сто сантиметров, придающим кухоньке с кораллово-оранжевой сердцевиной непередаваемо гармоничную атмосферу, добродушно хмыкая, подробно обмусолит каждую соринку, и вот тогда, тогда над нашими головами раздался приглушенный слоем почвы писк сирен, что-то гигантское сотрясло горестно всхлипнувшую Эмблу, с режущим барабанные перепонки шкрябнулось что-то массивное, проехавшись по люку (тираннозавры, что ли, воскресли и устроили дележку добычи?), Кэвилл с Мальвиной, зажимавшиеся в одном из коридоров, повалились на пол, Гира, промчавшись мимо меня, забаррикадировалась в грузовом контейнере, расположенном позади одного из вагонов (санузел), Финн, матерясь, вцепился в одну из балок, полез наверх, навалился плечами на створку, впустил в приотворившуюся щель клубы бледно-коричневой пыли, закашлявшись, упал и завопил, что сломал ногу, а я, чудом удержав равновесие, холодеющими пальцами впилась в собственные бока, ощущая, как в испуге заколотилось сердце, поменявшись местами не то с почкой, не то с желчным пузырем и, вместо того, чтобы удариться в панику, включила режим хладнокровия, чихнув, прикрыла нос рукавом толстовки, запустила тотчас всосавший частички копоти и сажи «Air Cleaner», подошла к хнычущему парню, выслушала квакающее «я ни хера не разглядел, темень нереальная», задрав голову, уставилась на орнамент, узорящий внутреннюю плоскость люка, присев, подобрала выпавший из кармана Хаммерсмита айфон, убедилась, что сигнал связи отсутствует, как будто все станции в одночасье испарились с ugly face of poor planet, изменившуюся настолько, что отныне не имевшую права зваться как прежде, ткнула на уведомление об одном новом сообщении (наше поколение, выросшее на мессенджерах, с изумлением внимало рассказам предков, заставших дремучую доинтернетную эпоху про коммуникацию посредством эсэмэсок), видимо, экстренно разосланным всем без исключения, повторила про себя словосочетание «nuclear winter» несколько раз, пока засбоившие нейронные связи не вынесли на поверхность of mind чудовищный смысл, заложенный в нем.