de omnibus dubitandum 32. 503

    ЧАСТЬ ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ (1665-1667)

    Глава 32.503. ВОТ ТЕБЕ ЗАБОТА. ПОПЕСТУЕШЬ ЕЕ. КРЕСТИТЬ БУДЕШЬ…

17 Августа 1673 г. (на самом деле 1667 г.)

    Царице Наталье Бог дал дочку (фантазиями романовских фальсификаторов и их верных последователей современных, дипломированных, продажных горе-историков, на самом деле сына Ивана, хотя и с Иваном возможно клонирование, наших германских фантазеров - Л.С.), нареченную по желанию отца также Натальей.

    — Вот, слышь, свет Алешенька, дочку, не сынка нам Господь даровал, — сказала Наталья, когда царь явился к ней поздравить жену. — Восьми — мало, девяту тебе… Слышь, осударь?

    — И слава Ему, Милостивцу. Натальей назовем, слышь. Две ноне Наташеньки будут у меня, — с особенной лаской и нежностью отозвался Алексей. Он почуял в голосе, в выражении лица жены как бы досаду, огорчение, что это не сын, а дочь. Словно бы она извиниться хотела перед мужем.

    Правда, в то время дочери и для царя были только тяжкой обузой.

    В монастырь жалко их было отдавать. Иностранные принцы не женились на руских царевнах. А выдавать их за своих же подданных обычай не велел. Да и по династическим соображениям такие браки были неудобны.

    Поэтому и захотелось Алексею особой нежностью и вниманием утешить огорченную мать.

    От Натальи царь прошел к детям. По случаю именин второй дочери, Марфы, был назначен обычный семейный стол у царицы. Но вместо Натальи — старшая сестра Алексея, Арина Михайловна явилась его хозяйкой.

    Еще было рано, и все дети играли в саду со своими сверстниками и сверстницами. Туда же прошел и царь, расслышав издалека детские веселые голоса, заливчатый смех.

    Старшая царевна, Евдокия, крупная краснощекая девица двадцати трех (17-ти – Л.С.) лет, с одной из дворовых девушек высоко взлетала и сразу опускалась, смело раскачиваясь на качелях, устроенных между двумя толстыми соснами.

    Средние девочки и оба царевича играли в горелки. Сейчас «горел» молодой княжич, Вася Голицын, племянник княгини Ульяны Ивановны, мамки царевича Петра. В силу этого родства он часто бывал и на женской половине, принимая участие в забавах царских детей.

    Когда появился на лугу Алексей Михайлович, Голицын гонялся за сильной, легкой на бегу и увертливой 14-летней Софьей, спасавшейся от «сокола» угонами, хоронясь за кустами, за стволами дерев.

    Заметя отца, царевна так и кинулась к нему, как кидается от коршуна маленькая пташка под защиту кого-нибудь большого, сильного.

    Разгоряченный княжич сперва было и не разобрал, за кого хоронится Софья, и только в нескольких шагах сразу остановился на бегу, поспешил ударить челом нежданному посетителю и отошел в сторонку.

    — Ишь, лисичка какова, Софьюшка моя! В игре бойка. А как ловить пришлось, за отца хоронится, — весело улыбаясь, сказал отец, целуя пылающее, миловидное личико дочери. — Иди, Варвара, на расправу… Лови, бери ее, Васенька и шутливо толкнул от себя Софью.

    — Конец игре. Неча ему ловить меня, — ответила Софья. — Вона, все бегут…

    Действительно, дети, увидав царя, кинулись к нему, оставя игры.

    — А где же ангел-то наш, свет Марфушка, — перецеловав всех, спросил Алексей.

    — В терему, видно тетушке Арине помогать по-домашнему пошла, — ответила та же, везде поспевающая, все наблюдающая Софья.

    — Ин, ладно. Трапезовать не пора еще… Вы забавляйтесь, детушки, покуль не покличут. А я в покои пойду. Повидаю тамо их. А ты, Докушка, ишь, упарилася как, — обратился он к Евдокии, которая почти переросла отца и стояла перед ним цветущая, здоровая, но какая-то грустная. Словно, не хватало ей чего-то, чего она и сама не могла понять…

    — Гляди, не прознобися. Хоть и солнышко, а свеженько нынче. Видела сестренку малую? Вот тебе забота. Попестуешь ее. Крестить будешь. Наталией наречем. КУма тебе подберем изрядного… Милуша ты моя…

    Пригладив ей пряди волос, выбившиеся от напора воздуха во время катанья, Алексей кивнул всем головой и прошел в хоромы.

    Пять-шесть ступеней из сада вели на крыльцо с навесом, вроде высокой террасы, куда выходили окна летней Столовой палаты царицына терема; затем шла другая большая комната, вроде общей детской, где учились дети или играли, если ненастье не позволяло быть в саду.

    Дворовые девушки под наблюдением Анны Леонтьевны (Нарышкиной – Л.С.), матери Натальи, накрывали несколько столов в первом покое. Тут же хлопотала и царевна Ирина Михайловна. Поздоровавшись с обеими, царь спросил о 15-летней Марфе.