Афоризм Пушкина о мести

«Мщение есть христианская добродетель»

Так вещал лектор и писатель, ныне беглый и  поливающий нас не сбежавших грязью своей слюны толстика-плохиша, Дмитрий Быков (дважды зололой медалист в Всеобуча СССР, сын двух Иосифовичей - сов. евреев врача Льва Иосифовича Зильбертруда и учительницы русского языка и литературы Натальи Иосифовны Быковой)

На самом деле дословно Пушкин выразился так :

" ... я узнал обо всем, будучи уже сослан, и, почитая мщение одной из первых христианских добродетелей"

Дьявольская почти, пильменееды, разница...

1) не просто  знал так о мщении и не просто имел такое он ней мнение,а ПОЧИТАЛ = т.е. безмерно и бескрайне уважал, как дядя Онегина правила жития перед кончиной

2) и мщение не просто добродетель - а ОДНА ИЗ ПЕРВЫХ!

3)  куда не досягает меч законов, туда достает бич сатиры!

***

Источник :

П. А. Вяземскому.   1 сентября 1822 г. Кишинев.

Посуди сам, сколько обрадовали меня знакомые каракулки твоего пера. Почти три года имею про тебя только неверные известия стороною — а здесь не слышу живого слова европейского. Извини меня, если буду говорить с тобою про Толстого, мнение твое мне драгоценно. Ты говоришь, что стихи мои никуда не годятся. Знаю, но мое намерение было [не] заводить остроумную литературную войну, но резкой обидой отплатить за тайные обиды человека, с которым расстался я приятелем и которого с жаром защищал всякой раз, как представлялся тому случай. Ему по[ка]за[лось] [за]бавно сделать из меня неприятеля и смешить на мой счет письмами чердак к.[нязя] Шаховского, я узнал обо всем, будучи уже сослан, и, почитая мщение одной из первых христианских добродетелей — в бессилии своего бешенства закидал издали Толстого журнальной грязью. Уголовное обвинение, по твоим словам, выходит из пределов поэзии; я не согласен. Куда не досягает меч законов, туда достает бич сатиры. Горацианская сатира, тонкая, легкая и веселая не устоит против угрюмой злости тяжелого пасквиля. Сам Вольтер это чувствовал. Ты упрекаешь меня в том, что из Кишенева, под эгидою ссылки, печатаю ругательства на человека, живущего в Москве. Но тогда я не сомневался в своем возвращении. Намерение мое было [е]хать в Москву, где только и могу совершен[но] очиститься. Столь явное нападение на гр.[афа] Толстого не есть малодушие. Сказывают, что он написал на меня что-то ужасное. Журналисты должны были принять отзыв человека, обруганного в их журнале. Можно подумать, что я с ними за одно, и это меня бесит. Впроччем я свое[?] дело сделал и[?] с Толстым[?] на бумаге более связываться не хочу. Я бы мог оправдаться перед тобой сильнее и яснее, но уважаю твои