Тупые американцы или шаги Командора

Ла Рошель! Чье сердце из моих сверстников не отзовется на эти звуки? Осада Ла Рошели, анжуйское вино, завтрак на бастионе Сен-Жерве на виду у неприятельского гарнизона.

- Найди этот бастион на Гугле заранее, если мы хотим на нем побывать - сказала моя жена, когда мы узнали, что посетим этот замечательный город.
 
Никаких следов бастиона Сен-Жерве там не сохранилось. Застройка старой части нынешней Ла Рошели вряд ли знавала времена славных мушкетеров. От тех времен остался только небольшой кусочек городской стены, обращенный к морю, да пара башен там же.
 
Меня несколько утешило то, что на рынке так же, как, наверно, и в те времена, молодая торговка устрицами своими руками открывала их, щедро наливая вино из бутылки в подставленные пластиковые стаканчики желающим потребить все это здесь же, на ходу. На закуску прилагался грубый хлеб. Я с удовольствием воспользовался этим. Все по одному евро, что устрица, что стаканчик. Хлеб, четвертинки лимонов - впридачу. Морж и Плотник, кстати, если кто помнит, ели устриц с хлебом.

Столь же щедрой была торговкина улыбка, навеявшая неясные мечтания. Присутствие внезапно подошедшей жены свело их в ноль.
 
Потом я послал фотографию городских ворот сестре, и здесь же получил в ответ:

- Это та самая Ла Рошель? Та, где мушкетеры...?

Да, сестричка, та самая. Помнишь, как мы вырывали друг у дружки из рук потрепаную книгу, не давая другому первому узнать, что будет дальше? Я прятал ее, когда читал последним, чтобы продолжить чтение после школы, не дожидаясь, когда она освободится. Но придя со своей второй смены, я обычно ничего не находил в том месте. Ее, легко найдя, читала сестра, запершись в своей комнате, либо она была перепрятана, если сестра уже начиталась. Гневный, я, начинал отбирать книгу, или, сопровождаемый ее злорадным взглядом, бросался на поиски.
 
В группе ландшафтной архитектуры, где я сейчас работаю, вернувшийся из отпуска привозит сотрудникам какой нибудь гостинчик – сувенир, шоколадку.
 
Раздавать конфеты из Ла Рошели я начал с Сандры, самой продвинутой из нашей группы. У нее муж – ведущий на ТВ. Они живут в дорогом районе за городом, в Вестчестере. Это - пригород Нью Йорка.   

- Это из той самой Ла Рошели, где завтракали мушкетеры.

- What do you mean?

- La Rochelle... musketeers... Dumas…

- Мusketeers?

Я начал и бросил объяснять ей то, что с полуслова понимали моя жена, сестра, ее подруги... Стало ясно, что она была далека от книги, а если и видела фильм, то он потерялся среди других, которые не смотрели мы.
 
Никто из пятнадцати сотрудников, которых я угощал потом, не отозвался на пароль:

- Это из Ла Рошели.
 
Ла Рошель для них не значила ничего. Такого города они не знали.
 
Я их за это не осуждаю, потому что понял, что то, что тогда в нашу затхлую, замкнутую среду обитания проникало сквозняком через форточку из мира свободы читать что хочешь, было для них естественной атмосферой, в которой они существовали всегда. Там, кроме наших мушкетеров, было еще много всего. Там были те, о которых мы не знали: Холден Холфилд, Джин Луиза Финч, Cкарлет, китобои из Нантакета.

Зато когда, в другой раз, я привез туалетное мыло, и раздавал небольшие кусочки-образцы с разными запахами, приговаривая:
 
- Это мыло из Авиньона, - то получал вопрос:

- А на мосту ты там был?
 
Все, кроме меня, знали песню-игру про Авиньонский мост. Старинную, да еще и французскую.
 
Когда наша младшая дочь начала зарабатывать приличные деньги, она спросила нас, как бы невзначай:
 
- А когда была ваша свадьба?

Ее у нас не было, по правде говоря. Был обед с родственниками после регистрации в ЗАГСе. Тогда другой нашей дочери было уже полгода. Эту дату мы ей и назвали.

К ней она подарила нам билеты в Метрополитен оперу на «Евгения Онегина» с Нетребко.
 
Мы пошли туда после работы. Я по такому случаю облачился в дорогой серый двубортный костюм, который купил на благотворительном базаре в церкви за 8 долларов. Галстук был тоже дорогой, ему подстать. Жена подарила мне его на первом году нашей жизни в Америке, когдо еще верилось, что настанет время, и это понадобится. Эдакий инвестмент в блестящее будущее, на который не жалко денег. Я надевал его пару раз.

Я оказался единственным таким на том ярусе, где мы сидели. Все остальные были в casual. Метрополитен опера - недешевое заведение, даже для моей дочки. Но в партере, насколько я мог видеть сверху, сидели люди, одетые, как полагается для оперы. Там бы мой наряд пришелся к месту. Я прихватил с собой семикратный бинокль, так что насмотрелся вдоволь.
 
Я раньше бывал на этой опере, и имел представление о том, что может меня ожидать, но когда открылся занавес, то ничего не понял.
 
Показывали внутренности бревенчатого дома с застекленной верандой. И внутри этого дома и за стеклами бушевала сельская ярмарка людей обряженных в костюмы времен Бунина и Чехова. Картузы, полосатые пиджаки, косоворотки, соломенные шляпы. Какое это имеет отношение к Чайковскому, который не дожил до этих времен, тем более к Онегину с Татьяной? Потом пошли дамы в викторианских платьях по горло, пышных, с длинными рукавами, с пуговицами и буфами... Сцена была достойна «Дяди Вани», «Дачников» Горького, но никак не времен Пушкина.

Онегин там слонялся в светлой летней пиджачной паре, которую интеллигенты носили до изобретения синтетики. В 50-х годах старики на моей памяти ее еще донашивали.
 
В антракте, я прошелся по этажам оперы, осматривая здание. В туалете на самом низу, где партер, какой-то человек, в галстуке-бабочке, поймав мой взгляд, радосто сказал мне:

- Вы, наверно, тоже заметили, что такой-то - он назвал имя артиста - не попал в ноты в таком-то месте?
 
Его прямо-таки распирало от этого открытия, и ему не терпелось поделиться открытием. Он был человек был моих лет, хорошо одетый, худой, пластичный, видно что богатый меломан. Он явно принял меня за себе подобного из-за моего костюма.

- Of course, - соврал я, - But all it’s still worse. The decorations do not match with their time, - то есть да, но декорации еще хуже, они не соответствуют времени происходящего действия, ответил ему я.

- Why? – чистосердечно удивился он.

- Тhe costumes and interiors look like ones from the late 19th century, but the action takes place at the very beginning, - то есть действие происходит в начале 19-го века, а костюмы из его конца.

Здесь он задал идиотский вопрос, по которому стало ясно, что cуть драмы «Евгения Онегина» ему неведома:

- Really? – то есть, и в самом деле? Что ты говоришь?
 
На лице его читалось, что он не знает верить мне или нет. В таком театре спектакль не дадут ставить абы кому. Если так сделали, значит так было надо.
 
Дальше в опере дела пошли куда кудрявее. Ленский на дуэль явился с русским трехлинейным карабином образца 1944 года. Я опознал его потому, что будучи четырнадцатилетним подростком, видел его у моего дяди Коли на браконьерской охоте.

Ленский меланхолично пропел свою арию, присев на упавшее дерево на опушке какого-то заснеженого прифронтового леса. Потом он скрылся с Онегиным, влача за собой карабин. У того тоже было в руках ружье, но я не определил какой системы. Не зная сюжета, можно было предположить, что они пошли на охоту. Грянул выстрел.

Я плохо соображал. Что это и почему? Замысел режиссера показать Россию в стиле а la russe, с самоварами? Кстати, самовары там тоже были. Может быть, постановщик решил, что если пьесы Чехова знает весь театральный мир, то лучше показать русских, в привычных всем, тех же узнаваемых декорациях? Чтобы зритель не перепутал русских с кем нибудь еще, например, с китайцами. А выбор винтовок для дуэли должен показывать пренебрежение условностями. Дескать, оперу приходят слушать, а не смотреть. Например, когда мы смотрим "Турандот", никому же не приходит в голову обсуждать насколько аутентичны костюмы действующих лиц китайским, ведь действие происходит в Китае, и насколько поведение принцессы Турандот и принца Калафа соответствует этикету тех времен. Восточные, экзотичные, да и ладно. 
 
Финал мне понравился больше всего. Гигантская сцена Метрополитена обернулась замерзшей Невой. Горизонт занимала Петропавловская крепость на фоне закатного неба. Чуть ли не изо льда вырастали исполинские малахитовые колонны, отсылающие к Иссакию, уходящие капителями под потолок сцены. Шел снег. В полутьме, между колоннами, ходили Нетребко и Онегин в пальто с меховыми воротниками, отражаясь в плитах пола. Каждый пел на своем языке. Классно!
 
Господи, как она пела! За это ей можно простить все. Кто я такой, чтобы судить людей?

Но причем здесь заголовок? А вот причем.
 
Как-то мой босс охромел. У него произошло что-то вроде инсульта - разрыв аневризмы где-то в голове. Он стал припадать на ногу и подволакивать ее. Слава Богу, это со временем прошло. Наши с ним отношения были сугубо формальны: он меня ценил, я его уважал. Мы существовали комфортно, каждый сам по себе, не пересекая персональных границ. Как-то раз я задержался на работе.
 
Я услышал, что дверь открылась, и послышались одиночные тяжелые шаги босса. В безлюдном помещении они звучали гулко и зловеще, приближаясь ко мне. Так поздно босс редко оставался, тем более не ходил к себе через мой отсек. 

- Commodore’s steps – недовольно, довольно громко, проворчал я, отметив звуковой эффект этих шагов, а вообще, неизвестно зачем. Ну, прямо как шаги Командора!
 
Шаги продолжились, и медленно достигли меня. Босс появился у моего кубика, и протянул, как мне показалось, с неким тайным значением, руку. До этого, за руку со мной, он никогда не здоровался. Я недоуменно пожал ему руку, и он так же медленно, величественно хромая, прошествовал в свой кабинет.
 
Знал бы он, подумал я, кто такой Каменный Гость. Не читали вы, американцы, нашего Пушкина, не говоря о Блоке. А уж я бы ему рассказал, при случае, как Дон Гуан пригласил статую Командора на ужин с кладбища. И она пришла, предваряя свое появление точно таким же звуком своих шагов. Потом Командор протянул руку Дон Гуану и тот дерзнул ее на свою беду пожать... Вот!

И тут меня пробило.

Блин, но ведь он же протянул мне свою руку, так ведь? Значит, услышав мою реплику, он принял игру, изобразив из себя статую Командора, и с любопытством ждал, как я эту игру продолжу. Он уже заранее тащился от этой ситуации! Ему было интересно, что я такое выдумаю.

И я бы мог ему достойно ответить, но даже не допускал мысли о том, что он понимает о чем идет речь.

Пушкина с Блоком он, конечно, не читал, но ведь есть же еще опера Моцарта, Мольер, наконец! От него-то все и пошло. И босс мог это видеть на театре, как, кстати, видел я сам. Там Каневский в роли Сганареля катал по сцене Малой Бронной тележные колеса с Казаковым – Дон Жуаном. Это должно было показать всю тщету Дон Луиса, который в это же время убеждал своего сына оставить беспутную жизнь! Мне поравился этот режиссерский ход, потому что он был одним из немногих, которые я мог разгадать.

Никакой Пушкин не нужен, чтобы знать кто такой Командор с его шагами.
 
Я позорно провалил этот культурный тест. Эх, догнать бы босса, да отыграться, но куда там... Момент упущен.
 
Самодовольный ты дилетант, сказал я сам себе. Впрочем, не ты один такой, вокруг таких тьма, на кого не кинь взгляд.
 
Ну, и кто из нас тупой после этого?