Беглец

Маленький Прокофьев закончил четвертый класс, ему исполнилось десять лет, но должностными обязанностями, раньше они назывались домашними, он был наделен как человек взрослый. Стоял жуткий 1948-й год. Голод не обошел стороной и поселок Лычково, что образовался близ города Демянска в Новгородской области. Мальчик – младший из братьев, отвечал за продовольственную безопасность большой семьи. Он сторожил очередь, а в руках держал драгоценность – талоны на хлеб, получив – нес буханки домой. Отец на работе, мама по хозяйству, оба брата в школе – безропотный Прокофьев, да при ответственном деле, считал себя рабом. Ежедневно ему приходилось еще рвать крапиву и рубить ее для скота и прочей животины. В первых числах лета случилось непоправимое, Прокофьев прикорнул в самый неподходящий момент в укромном уголке, да и проспал: и лошадь, и телегу; не пришел на проверку. Оставшись с талонами на руках, с порядковым номером, начертанным химическим карандашом, на ладони, но без хлеба, он не мог вернуться домой; дома – «шаром покати». Ребенок отдал талоны соседу и пошел в сторону железнодорожной станции.  Он знал, что днем там останавливается рабочий поезд,  курсирующий между станциями «Старая Русса» и «Бологое», но определенного плана не имел. Когда поезд притормозил у перрона. маленькие вагончики не показались таковыми маленькому беглецу, для него они являлись настоящими. Забравшись в один из них, Прокофьев пригрелся и заснул, потеряв бдительность. Под стук колес прекрасно спалось и есть не хотелось. Даже то, что на каждом полустанке поезд останавливался, не прерывало сон безбилетного пассажира. В Бологое, на конечной станции – вышел, то была уже соседняя область Калининская, но в географии Прокофьев был еще не силен, в школе этот предмет изучали с пятого класса.    На коленках по заплатке, на попе сразу две заплатки – вид беспризорника, к тому изрядно хотевшего есть, привлек внимание милиционера. О существовании дяди Степы-милиционера в то время детишки не знали, усатый старшина вызвал у паренька беспокойство.
–Ты кто такой? Откуда взялся? Ну-ка, иди сюда! Как твоя фамилия? – засыпал вопросами человек в форме, попятившегося было, от такого грубого натиска мальца.
– Иванов, – назвался Прокофьев и не покраснел, – из Марёва я.
Отец часто ездил в тот населенный пункт и брал Прокофьева иногда с собой. Хоть добираться далековато, минуя Демьянск, в дороге было интересно – поездок ждал.
– Бродяжничаешь? – строго спросил старшина, ответ его не интересовал. – Пошли!
Вечером того же дня Прокофьев отправился в глубь Калининской области в сопровождении того же стража порядка, к которому проникся симпатией, за доброе отношение. Курс держали на Вышний Волочек, в исполнение инструкции.
– Там хорошее учреждение, примут как надо! Понравится, – явно уговаривал провожатый своего подопечного, не спуская с него глаз. «Не убёг бы, как у Василича на прошлой неделе, а тот ведь глаз не сомкнул, – боролся со сном старшина милиции, – сорванцы». Но Прокофьев был спокоен – главное не домой, где его заждался нагоняй.
Детский приемник-распределитель понравился. Одели, обули, накормили. Много ребят вокруг – весело, игры не давали скучать. «Что ж я так долго «домашнее рабство» терпел?!» – недоумевал счастливчик, гоняя мяч во дворе. Так прошел месяц, беспечная жизнь увлекала – детство, оказывается – классная пора.
 – Иванов, Иванов! – кричали с правого края импровизированного футбольного поля. Прокофьев не реагировал. Отдав пас, следил за мячом. Ускорился! – Ты чего не откликаешься?! – дернув за рукав, с укоризной в голосе крикнул, подбежавший мальчик. – Тебя к начальству зовут!
– Завтра в Марёво повезем тебя, Иванов, – сказало начальство в лице незнакомой, недобро улыбающейся, женщины-инспектора, – радуйся, наконец-то поедешь домой. Соскучился?
Ответа не последовало. Глубокие морщины задумчивости на миг пролегли на лбу Прокофьева, но не задержались – тут же разгладились. Завтра решим, как быть, а пока нужно доиграть в футбол.
 Через Марёво железная дорога не пролегала, и целая группа ребятишек высыпала на перрон станции Семёновщина. Оттуда предстояло сопровождающим разводить малолетних «потеряшек»  по деревням. План довели: пешком до деревни Копейник, оттуда на автобусе до Марёво. Рядом с Копейником находился детский лагерь, куда родители отправляли младшего сына позапрошлым летом. Он точно знал и дорогу помнил: десять километров пути через деревню Кипино до родного Лычкова. Это Иванову нужно в Марёво, а Прокофьева там никто не ждет – ему в Лычково. «Мама, папа, братья наверняка простили, и не будут ругать, соскучились! – крутил в голове мальчишка, шагая по грунтовке, вспоминая и дом родной с любовью и дом приемный с теплотой. – До свидания, друзья по путешествию и товарищи-взрослые, спасибо за все!»
 Вернувшись домой, Прокофьев заметил, что не очень то по нему и скучали. Мать отметила, что поправился – наел щеки, отец потрепал по щеке – совсем взрослым стал, братья с завистью смотрели на одежду. И не только братья, по всему Лычкову пошла молва, как неплохо Прокофьев «съездил». Новость, что младший Кофейник вернулся, быстро облетела округу, на него приходили посмотреть. Было видно – путешествие не вышло беглецу боком, но пошло на пользу. Он стал живым примером для ребят-сверстников – Вовки устремились из отчих домов к лучшей жизни: и поодиночке, и группами. Нинкины, Зойкины, Веркины, Танькины… В их деревне всех новорожденных ребят отчего-то поголовно называли Владимирами, в каждой многодетной семье обязательно один из сыновей был Володей, девчонки сплошь и рядом звались Люськами. Отпрысков для удобства «клеймили» производными от имен матерей. Предки улизнувших от родительского ока  сорвиголов в поисках своих чад, опять бежали к Кофейнику, высказать тому негодование сквозь штакетник. Вовок возвращали, лупили, в это время убегали другие, их тезки из соседних дворов. Многим удавалось затеряться в круговороте событий на территории огромной страны с разветвленной сетью железных дорог. География с топонимикой и картами в школе у Прокофьева началась, как положено, с пятого класса. Он почувствовал, что стал совершенно другим человеком, заходя в класс. 


На фото: обложка книги, М.: Изд-во ООО "Сам Полиграфист", 192 с., 2025 г.
фото от 23.10.24


Чашечкою кофе
угостил Прокофьев:
молоко по вкусу,
сахарный песок…

Книгочей он профи
(да и в общем, впрочем)!
Знаменитый профиль:
выдержан и строг!

Положил на столик
папку весом с центнер.
«Вот он – самый цимес!» –
пятерней прижал.

В прошлом трудоголик
разыскал намедни
умственных мозолей
свой архив. И сдал.

Уберу надежно,
будет под рукою:
пригодятся  сводки,
как и нарратив.

Если станет тошно
(от себя не скроешь)
откупорю водку:
освежу мотив.

Прокурор советский
не чета российским.
Расцвела клоака.
Маслом полотно…

Драли не по-детски.
И не за ириски!
Повезло, однако,
быть с ним заодно.


Слово Прокофьева В.И. на презентации книги. 10 февраля 2025 г.

ДОРОГИЕ ДРУЗЬЯ
 Несколько слов о признании. Потребность в признании есть очень важный аспект в человеческой психологии. Все стремятся к успеху. Всем нравится похвала, комплименты, награды, восхищение. Стремление к успеху дает возможность каждому получить уважение, высокую оценку заслуг, одобрение, а также возможность стать примером для других. Поэтому очень важно быть признанным.
 Михаил Якунин уже давно известный и признанный поэт, в нашем кругу уж точно. Он имеет в своем творческом багаже с добрый десяток поэтических сборников – стихов разной тематики. Сегодня он предстанет перед вами как прозаик. И готов каждому подарить свою новую книгу, так как друг он всем нам и товарищ. Это первое его прозаическое произведение – назвал он его «Написанное остаётся». Название звучит и на латыни: «Littera scripta manet». Это не случайно, ибо в книге латинских крылатых фраз предостаточно. Во время учебы в юридических вузах мы проходили курс латинского языка. Запомнили лишь: yuz kentium и ius civile – не более. Михаил Борисович не является юристом, но латинским языком Древнего Рима блеснуть может. Пользуется по месту и довольно свободно, в чем вы убедитесь, читая его книгу.
 Я прочел ее в черновом варианте. Очень приятным нашел то обстоятельство, что положительный герой книги оказался моим однофамильцем. За что весьма благодарен. По отношению ко мне автор поступил благородно, как настоящий большой друг. Спасибо!  А теперь по существу – можем ли мы надеяться, что и далее в своей творческой деятельности поэт обратится к прозе или на этом «завяжет»? Как «знатоку» древнеримского языка хочу напомнить ему высказывание знаменитого сенатора и оратора того времени Цицерона: «Поэтами рождаются, а прозаиками становятся!» Делаем вывод: Якунин сделал мощный шаг к прозе! В истории России великими поэтами и великолепными прозаиками народом признаны: Александр Пушкин и Михаил Лермонтов. Их творчество и биографии в обязательном порядке изучают в школах. Спустя столетие поэты Иван Бунин и Борис Пастернак получили Нобелевские премии за произведения в прозе. Михаилу есть на кого держать равнение. Упомянутый ранее Цицерон по этой тематике также высказался: «Раз начатое дело не может быть остановлено!» Это совет от мыслителя – продолжать. Не забывая свой талант поэтический, уделять внимание и прозе. Видимо до начала работы над этой книгой они созванивались в веках и мудрец напутствовал его, предупредив: «Сочинение прекрасное именно отсутствием прикрас!» Наш писатель данный совет твердо усвоил. Не допустил в повествовании ни вольных выдумок, ни неточностей, ни лестных пассажей и тому подобного. Все персоналии в его книге на сто процентов подлинные. Оформление книги, дизайнер, предложил в красном цвете – и правильно поступил. Он второй человек после корректора, не считая самого автора, кто, так или иначе, при верстке материала текст читал. Его решение не спонтанно, а так как Иван человек молодой, заявил – это модно, в тренде! Мы верим. Да и нельзя не согласиться – красный цвет обложки подчеркивает непорочность!
 И напоследок: признание есть процесс обоюдный. Прочитав книгу Михаила Борисовича, питаю надежду, что он заслужит от читателей – от вас его друзей в первую очередь, заслуженных откликов на свой труд.

 С уважением к присутствующим и благодарностью к вам за то, что пришли на презентацию книги, 
ваш Владимир Прокофьев.