Светлый град на холме, или Кузнец. Часть 2. глава

Глава 7. Крылья Свана Сигню
    Кто хочет величия, не боится крови.
    Кто хочет славы, вынимает меч.
    Мечи не куют для покоя,
    Мечи куют для сечь.
    Мы хотим победить – мы видим свет победы.
    Кто любит, бросает весь мир любимой к ногам.
    Ты можешь добыть ей весь мир – любимая станет царить в нём.
    Мечи не куют для покоя,
    Мечи куют для войны.
    Кто хочет победы, идёт к ней.
    Победа воспламеняет сердца.
    Победа даёт жизнь земле.
    А дальше нужны будут плуги,
    У нас есть руки и есть железо, чтобы выковать их.
   
       Мы выступили в поход  за четыре недели до Зимнего Солнцеворота.
      Было морозно, но снега пока не было, зима пустила вперёд холод, но не метели. Поэтому продвигались мы быстро и легко по сухой твёрдой земле.
     Впереди войска Гуннар и легкая конница, лучники, за ними Сигню и Сигурд, алаи, Гагар, за ними — тяжёлая конница, мощные кони, огромные мечи, длинные пики.
      Пешие воины тоже делились на отдельные части, тоже лучников, тяжёлых и лёгких, несколько сотен, вооружённых копьями и мечами, боевыми топорами и шестипёрами.
      Все хорошо вооружены и одеты в новые латы, сделанные по мысли дроттнинг из двойного слоя кож с железными тонкими пластинами внутри.
      Надо сказать, я, как воевода, восхитился этим изобретением Сигню.
      — Асгейра благодари за это, его рана навела меня на мысль, — улыбнулась тогда Сигню. Это было ещё летом, когда начали готовить этот сегодняшний наш поход.
       Мы шли десятый день и уже знали точно, где ждёт нас войско объединённых йордов. До этой долины, расположенной на широкой равнине, идти оставалось два дня.
     Встали на ночлег сегодня рано, ещё засветло, Сигурд собирал Совет. Мы, конечно, и так собрались бы на привычную всем давно общую вечернюю трапезу, но сегодня, очевидно, и Сигурду есть о чём поговорить с ближними советниками и даже с сотниками, ибо в шатёр позвали и их.
      Жарко пылали дрова в широких жаровнях, за стенами шатра горели костры, потрескивая огромными брёвнами. Внутри лагеря всегда тепло и светло. В шатре – тем более. Когда Сигурд заговорил, я понял, что единственный человек, который заранее знал, о чём пойдёт сегодня разговор – это Сигню…
      …Да, так и было. Сигурд вчера ещё сказал мне то, о чём думал, оказывается, уже больше недели, когда стало известно, что йорды Грёнавар, Бергстоп и Эйстан объединили рати и выставили их нам навстречу.
      — Их города остались без защиты, — сказал Сигурд, выразительно глядя на меня.
      — Ты хочешь сказать… Что мы можем захватить их столицы, пока…
     Он засмеялся счастливо:
     — Они сами подставляют под нас свои города, — его глаза сверкали радостными огнями. – Разведчики Гуннара доложили, что в каждом осталось по небольшой дружине. Они постарались всё войско вывести против нас. Боятся.
       Я улыбнулась, как я люблю, когда он так радуется! Как я люблю его!
      — Боятся, значит, уже проиграли. Сколько надо послать в каждый город ратников, чтобы захватить их? – спросила я.
     — Да не больше сотни. Наши придут внезапно, главное сделать это одновременно, чтобы не успели предупредить друг друга. Одновременно до часа войти в каждый город.
     …Сигню светящимися глазами смотрела на меня на сегодняшнем Совете, улыбка плавала по её губам. Один взгляд на эти губы заставлял меня дрожать от желания… Какое это счастье гореть обоюдным огнём. Многие люди знают, что это? И я не знал ещё год назад. Я не знал даже, что это бывает. А теперь я дышу этим. Нет ничего, что я делал бы без неё.
     И Совет сегодняшний, это будто противостояние нас с ней двоих против остальных, которые все как один вскинулись разом против. Я улыбкой ответил на взгляд Сигню. Я и она терпеливо ждали, пока отшумят возмущённые моим «сумасбродством» алаи, воеводы и сотники.
       — Нас и так против объединённых ратей впятеро меньше!
       — А ты хочешь ещё на три сотни уменьшить наше войско!
       — Что толку воевать города без конунгов?
       — На что нам их города, если они побьют нас в этой битве?!..
       Сигню вчера ещё предсказала это, так и сказала: «Вот орать-то начнут, что ты сумасшедший,  представляю себе!» — засмеялась она.
      Наконец выговорились все, начали умолкать.
      — Все высказались? – спросил я. – Теперь может конунг сказать своё решающее слово?
     Я оглядел всех присутствующих, выдерживая паузу, чтобы все не просто услышали, что я скажу, но поняли, что высказываться они могут, а вот оспаривать моё решение – нет. Все примолкли, глядя на меня.
       — Слово конунга решает. Если оно поддержано дроттнинг, его не может поколебать никто.
       — Даже на войне мы бабу станем слушать? – выскочил кто-то из сотников.
      Я усмехнулся, даже не отыскивая взглядом наглеца.
      — А вам не обязательно слушать, дроттнинг слушаю я. И баба дома у тебя, если ещё есть, а здесь дроттнинг, запомните все. Так я слушаю мою дроттнинг и решаю тоже я. А раз так, три сотни пойдут к городам. Три сотни конных воинов. Выберет, чьи будут сотни воевода Гуннар. Через час сообщить мне, кто пойдёт. Я с каждым из сотников переговорю сам.
      Сигню горящими глазами смотрела на меня. Да, то, что я сказал, я говорил для неё больше, чем для моих воинов. Осознание того, что она поняла и оценила это ещё больше ободрило меня, будто горячий заряд силы в мои мускулы, в моё сердце. Моя Сигню, моя бесценная дроттнинг.
       Ещё до рассвета сотни вышли в путь. Мы точно рассчитали по расстоянию до каждого города, когда надо выйти, чтобы взять их одновременно, чтобы дружины в городах не могли связаться друг с другом и успеть предупредить.
       — Мы не можем ждать, пока наши отряды сделают дело и доложат, — сказал Гуннар, когда последний отряд исчез, скрывшись за ближним холмом.
      — Мы не будем ждать. Они возьмут города, и мы точно знаем, в какое время. И точно знаем, сколько будут скакать гонцы-вестовые с донесением об этом. В этот час мы должны уже переломить битву в свою пользу. Это будет через два с половиной дня. На закате.
       Гуннар в изумлении смотрит на меня:
       — Ты шаманов-предсказателей слушаешь, что ли? Я не видел их в нашем обозе.
       Я засмеялся:
       — Не нужны мне шаманы. Я всё продумал. Всё. Это будет самая точно рассчитанная битва на земле. Как шахматная партия.
       — Я плохо играю в шахматы, — сказал Гуннар. 
       — Ты не хочешь в них играть, вот и всё.
       — Просто это игра для таких, как ты, а не для таких, как я. Царская забава. Я всего лишь воин, исполнитель твоей воли. А ты стратег, мой конунг, – спокойно сказал Гуннар.
       Я посмотрел на него, в его словах не было лести. Что ж, на то я и конунг, чтобы быть стратегом. Я этому учился всю жизнь. А он мой воевода.
       — Но в любой битве возможны случайности, — сказал Гуннар. — Как и в жизни.
        — Какие? Что меня убьют? Не имеет значения, если верен расчёт. Битву доведёшь до конца ты и остальные. Всё равно Самманланд победит в этом. Свее быть единой.
       — Ты так уверен, почему? Потому что мы победили в Норборне?
       — Норборн стал тем, что научило нас всех. Даже дроттнинг. Поэтому с нами теперь в обозе не двое лекарей, а почти шесть десятков, полторы сотни помощников. И доспехи у нас теперь другие и оружие, и дисциплина. Мы не та полусырая рать самоуверенных, но неопытных мальчишек. Теперь  идут те, кто видел смерть, кто клал на костёр тела своих товарищей и братьев. Мы другие сегодня, не те, что полгода назад. И Самманланд стал настоящей страной за это время, единой, где все ниточки сходятся в Сонборг и расходятся оттуда, и всё делается так, как задумано. Ты сам знаешь.
      Гуннар кивнул, надвигая шапку поглубже на свою бритую голову, улыбнулся:
       — По чести сказать, никогда не поверил бы, что можно сделать столько всего за год, сколько сделал ты, Кай Сигурд, если бы это не происходило на моих глазах.
       — Не я, Гуннар. Все мы. Все хотят того, чего хотел я для Свеи, поэтому все делают это. Поэтому всё получается. Каждый. Последний бондер знает, зачем возводится форт или сигнальная башня, зачем его сын или дочка идут в школу, для чего приезжают лекари в их форты. Зачем Дионисий привозит новые списки с книг. Через несколько лет все будут грамотными в Свее.
       Гуннар засмеялся:
       — А ты мечтатель, Сигурд. Стихов-то не пишешь?
       — Бывает, — усмехнулся я. – Но я не мечтаю о несбыточном, Гуннар. Иди поспи, до рассвета ещё далеко. Да и постоим тут сутки, отдохнём, потом двинемся к долине, где ждут нас три конунга…
        — Думаешь, не ляжем там все? – спросил я, глядя с восхищением на своего конунга.
       — Славная будет битва, как бы не вышло, — отвечает Сигурд со светлой усмешкой на лице. — Даже, если ляжем все там, оно стоит того, а?!
       — Думаю, стоит, — согласился я.
      Я не мог не восхищаться им, моим другом, моим конунгом. Я им восхищался с самого детства, и я был счастлив, что мне выпала судьба именно с ним быть рядом. И я благодарен ему за то, что он доверяет мне, несмотря ни на что.
       К вечеру следующего дня Сигурд представил Совету прорисованную им схему послезавтрашней битвы. Он предложил неожиданное решение. Не заходить с пологой стороны, откуда нас ждут, но обойти долину с востока, и спуститься с гряды холмов, под прикрытием восходящего солнца, оно ослепит наших противников, по крайней мере, первые мгновения, которые дадут нам превосходство над ними, что может стать решающим.
      Стояла ясная погода, и ничто не предвещало облаков или бурь в ближайшие дни. Это выходило и по всем приметам, и по нашим с Берси ранам, которые ныли на непогоду...
      …И вот настало утро, утро битвы, с которой может никто из нас не прийти, чтобы поставить эти палатки на новом месте. Было ещё темно, с рассветом всё начнётся. В шатёр, собрались все алаи. Воинов подняли побудкой. Пили воду, кто мёд. Никто не ел. Налегке и воевать и умирать светлее…
     Сигню вышла к нам. Прекрасная  дроттнинг в тёмно-красном, обшитом мехом платье, в короне.
    — Мой конунг, воеводы, мои алаи, осталось совсем немного времени до битвы, что решит историю Свеи на годы, а может на сотни лет вперёд, – её голос нежный и негромкий был слышен каждому и в сердца проник ко всем нам. – Никто не устоит перед армией, которую создали вы. Ваши воины сильны и уверены в том, зачем пришли сюда. А воины наших противников напуганы. Поэтому каждый наш ратник стоит двух десятков их ратников. Мы победим. Боги на нашей стороне. Небо ясное, Солнце придёт союзником нам на рассвете, – она улыбнулась. – И все вы вернётесь героями. Гуннар, Гагар, Стирборн, Асгейр Берси, Хальвард Исольф, Хьяльмар Рауд, Торвард, ваши имена уже вплетены золотой нитью в историю Свеи. Вы все вернётесь с поля битвы, все вернётесь назад. Я это знаю. Я не должна буду никого из вас спасать, никого из вас лечить, никто не будет даже ранен.
      Она, прекраснейшая женщина на свете, обвела нас взглядом с уверенной и лёгкой улыбкой на губах, за одно прикосновение к которым, я согласился бы умереть.
      Но она сказала, что мы все вернёмся и даже не будем ранены, а ведь она гро и она спасла меня, когда никто бы не спас… Значит, правда знает…
     Сигню продолжила:
     — Но битва будет тяжела и кровопролитна. Многие воины погибнут, но не вы. Я с вами, воеводы! Я с вами, алаи! Я с тобой, мой конунг! Крыльями белой птицы, чьим прекрасным именем вы зовёте меня, я накрываю вас. Смерть вас не возьмёт и даже не коснётся. Смерть не увидит вас ещё многие десятилетия…
      …Произнося эти слова, я чувствовала всё, что говорила. Вся моя душа, моё сердце раскрылось всей силой и жаром своими они почувствовали это и поверили мне и стали неуязвимы. Этого я и хотела. Об этой силе я просила Богов.
      Я подошла к каждому алаю и обняла каждого и позволила каждому обнять себя. Они должны ощутить моё тепло по-настоящему. Вобрать мою силу.
      Рауд, милый мой двоюродный братец. Я посмотрела ему в лицо. Золотящиеся немного в свете факелов брови, ресницы, щетина на щеках. В эти румяные с мягкой щетиной щёки я поцеловала его…  …Сигню обняла меня, не только и не столько руками, сколько своим теплом, светом своих глаз. И я почувствовал себя сразу таким сильным, каким никогда ещё не был...
       Стирборн, и твои щёки в мягкой светлой щетине, теплом светятся светло-карие глаза. Ты красивый, весёлый, ты умеешь развеселить всех, вернись из сечи невредимый…  …Сигню, милая, ты стала такой красивой. Ты светишься, ты греешь. Неужели я тебя целовал когда-то так неумело вот в эти волшебные губы? Никогда я не посмею снова сделать это, но никогда и не забуду, что это было у нас. Это и то, как сейчас ты обнимаешь меня, согревает и оберегает меня как… как ты сказала? Как крылья. Да, Сигню Свана, как твои крылья…
      …Торвард, с искорками в глазах, весёлые юные лучики-ресницы. Твоя светлая борода жестче, но глаза горят так светло, как у детей…  …Сигню касается меня. Боги… Я почувствовал прикосновение её тела, я и мечтать не смел об этом. Миг. Аромат твоих щёк, синий свет из твоих глаз теперь охраняют меня. Я и раньше не боялся, а теперь я уверен…
      …Асгейр Берси, чудесно красивый, гладко бритый и стриженый, кудрявый, чуть улыбается красивыми почти женскими губами. Загнутые ресницы, ямочка на подбородке. Я тоже улыбнулась, прежде чем поцеловать его щёки…  …Сигню, знаю, ты лечила и спасла меня, ты спасла мою Вита Фор и моего сына, ты совершенное творение Богов, сама из Ассов, позволила мне обнять тебя, тонкую, нежную, и я будто заполнился твоей уверенной силой навсегда…
      …Исольф, Хальвард, сын высокородных родителей. Отец, дед, прадед все были алаями конунгов. Бледное, совершенной правильной, будто выверенной линейкой, красоты лицо из-за безупречности своей кажется людям холодным, но ты не холоден, ты лишь скромен…   …Сигню…                ты сегодня впервые обнимаешь меня, ты вообще никогда не касалась меня раньше, это впервые, и это так волнующе, и горячо… оказывается ты мягкая и податливая, как ивовая ветвь. И такая тёплая, я заполняюсь твоим теплом…
      …Гагар, жилистый, обветренный ближний алай моего отца, теперь второй воевода. Он улыбнулся мне как дочке, когда я поцеловала его жесткие щёки в крупных морщинах.
      Гуннар. Гуннар, которого я так неосторожно взялась утешать и, кажется, затащила в сети. Не поддавайся ничему, воевода. Ничто не возьмёт тебя…  …Сигню, как я хочу сжать, стиснуть тебя, я знаю какова ты, я всё пройду, чтобы только снова обнять тебя… и ничто меня не спасёт от моего желания к тебе и ничто не убьёт меня, когда я так полон огня…
     Сигурд… Сигурд, моё сердце. Моя душа, всё, всё, что есть во мне лучшего. И не лучшего, может быть. Ты всё, вся моя душа. Я чувствую тебя даже больше, чем саму себя. Ты моя душа… Мой единственный… Весь мир и я в этом мире – это ты. Не хватит слов на всех языках, что я знаю, что знаешь ты, на всех языках мира, что мы не знаем, чтобы я могла признаться тебе в любви. Я буду с тобой там, в бою, ничто не тронет тебя, ни одна стрела, ни один клинок, ни одна рука. Я смотрела на его прекраснейшее в мире лицо. Оно сосредоточенно, но весело. Огромные, горящие огнём Силы глаза. Светлые волосы спускаются волнами на плечи, блестят в огнях факелов и ламп. Как ты молод, мой юный конунг! Сейчас мне кажется, я старше тебя. Боги, не допустите никогда, чтобы я стала старше него, ни теперь, ни через пятьдесят, ни через сто лет! Не дайте мне пережить его! Ни на один час, ни на миг!
      Любовь говорит во мне? Я не знаю. Я не хочу названий. Любовь… Хубава говорила, что не знает, чего от любви больше, счастья или горя. Ты не знала любви, Хубава. Ничего нет, если нет любви. Нет ни мира, ни жизни…
         …Я смотрел, как одного за одним Сигню обнимала наших алаев, провожая в бой. Маленькая и хрупкая рядом с ними. Но каждый будто огнём наполнился от неё, вспыхнули щёки, загорелись глаза. Но  один я знаю, какой живительной силой в действительности обладает Сигню. По-настоящему только я это знаю.
       И когда все вышли из шатра, и она обняла меня, я знал, что она со мной вместе незрима, но осязаема, идёт в этот бой. Она во мне.
      Она во мне с первого дня, с первого моего взгляда на неё. Когда я не понял ещё, она тогда уже вошла в меня. Той длинношеей девчонкой. Со вспыхнувшими глазами, а вслед – губами и щеками. Вошла сразу и осталась навсегда. Поэтому я услышал её смех, поэтому я узнал её через несколько лет разлуки, поэтому я влюбился в этот смех, я знал, только ей он и может принадлежать.
      Но и тогда ещё я не знал всей силы чувства, которое выросло и растёт во мне теперь. И я сам расту с ним вместе. Меня до неё было так мало, а за этот год, за каждый день, что мы вместе, я расту и усложняюсь, во мне столько мыслей и чувств теперь. Я не думал, что в человеке вообще столько может вместиться. И я не думал, что может быть столько силы, всё прибывающей силы…
     Теперь она пришла со мной сюда. Только она с первого слова поняла все мои дерзкие и на первый взгляд сумасшедшие планы. И только она сразу поверила в меня. Сразу поверила в них из любви и страсти? Возможно. Но это лишь добавило ей проницательности, способности прочитать мои мысли. Осознать, ощутить мои планы. Представить их в своей голове, как я представляю в моей. Мы одинаково смотрим на этот мир, будто одними и теми же глазами.
      Ты со мной, моя Сигню. Во всём моя. До последней мысли. И всё же ускользающая, загадочно-непонятная, зовущая за собой, в высоту. И в дали. За тобой я пойду и дойду куда угодно. Нет такого, чего я не сделал бы для тебя.
      Я смотрю в её глаза. Она со мной. Со мной. В моей душе, полностью отданной ей. В моём сердце, огромном теперь, крепком снаружи и полном горячей негой внутри. Захотел бы я быть здесь, если бы она не пришла сюда со мной? Пришёл бы сюда вообще? Вероятно – да. Я мечтал объединить Свею всю жизнь. Но только теперь это желание обрело смысл. Не простое честолюбие сильного властителя. Но желание сильного человека поделиться этой силой, сделать жизнь других, тех, кто живёт со мной на этой земле такой же светлой и осмысленной, как и моя. Я не могу осчастливить всех, это и не нужно. Я могу и должен открыть дорогу к Свету. А счастливыми люди смогут стать сами.
     Спокойная уверенность и сила наполнили меня. Теперь же я непобедим…
      — Вперёд! – крикнул я, поравнявшись с союзником моим – Солнцем.
     Оно засияло на клинке моего меча, ведёт за собой меня и всю мою непобедимую теперь рать. Радостный, победоносный свист, подхваченный сотнями и сотнями моих воинов. Полетел за нами, над нами.