Через Камчатку роман 38

                РАЗЛУКА

     Следующий день выдался  тихим и ясным.
     Сухой лист шуршал  под ногами, нарушая  настороженную  тишину.

     Броня, нырнула в кусты и пропала.
 
     Ольга вышла в низину, в распадок меж двух сопок. 
     Она тихонько присвистнула, прислушалась. 
     Собака не отозвалась.
     Ольга  свистнула громче, крикнула.
     Вернулось дальнее эхо.
     Броня не появлялась.

     Серой змейкой вилась вдали узкая речка.
     Ольга несколько раз звала упрямицу, собака исчезла.

     Молоком тумана залило подножья тонких елочек.
     Она остановилась, превратилась вся в слух: ни хруста,  ни шелеста. 
     Потопталась на месте.

     Вдруг  Броню застрелил случайный охотник, приняв ее за волка?
     Кровь хлынула  в голову.
     Ноги ее от волнения подкосились.   
     Упала под елку в растерянности, в ушах зашумело.  Мысли лезли в голову одна мрачнее другой.
    
     Сколько они бродили  вдвоем по сопкам в поисках  Шурки, счет дням и ночам  потеряли. 
     Иногда Броня уверенно вела ее вдоль болота, потом след неожиданно обрывался, приходилось  возвращаться.
     По новому следу попали они к подножию гор, забрались довольно  высоко, но и тут пришлось ни с чем вернуться.

     Наткнулись на заброшенную деревушку однажды.
     А там явные следы недавнего присутствия человека. 
     Но опоздали. 
     Человек ушел.
    
     Броня которые сутки бегала голодной.
     И сама Ольга от усталости и истощения почти падала.
     Вернуться надо бы к ребятам.
     Ненадолго.
     Но все ей казалось, вот-вот, и найдет несчастного. 
     Ему ведь тоже несладко.
     И вот Броня пропала.

     А вдруг она попала в трясину и утонула? 
     Или ее задрал медведь? 
     Может, она успела убежать далеко и попала в капкан?  И зовет сейчас на помощь? 
     А  она не слышит.
 
     Она корила себя за то, что даже не заметила, в каком направлении  умчалась бедная Броня.
     От шума в ушах Ольга почти оглохла.
     Но могла честно себе сказать, ни лая, ни визга она не слышала.
     Выстрела – тем более.    
     Медведь?  Без звука?  Не может быть!
 
     Холодный  нос Брони ткнулся в щеку. 
     У Ольги сил не осталось даже отругать ее. 
     Передними лапами Броня навалилась ей на плечи, лизнула в нос и громко тявкнула в нетерпении.

     Что ты там нашла, неохотно поднялась Ольга. 
     Только сейчас она поняла, насколько крепко устала.

   
     На поляне, куда вывела ее Броня, перед домом ходили  курочки и петушок. 
     А на крыльце  показался  старик.
     Он смотрел на нее, щурясь  от заходящего солнца.

     С ружьем меж колен уже полтора, а может, целых два часа Оля-Коля сидела у Шуркиной  постели.
     Стиснув зубы, терпеливо ждала пробуждения этого бездельника.
     Рядом застыла верная Броня.
 
     Александру отоспаться нужно, сказала Анна и не позволила будить тунеядца. 
     Оля-Коля даже и не поняла, о ком идет речь?
     Она и не подозревала, что  у пустозвона  и  бездельника есть имя - Александр.

- Покормить вашу собаку? - Спросила  Анна.
- Она не ест из чужих рук. – Бросила Ольга, не глядя на хозяйку.

     Кабы  не эта телушка с косой, уж она давно растрясла бы Клеща.
     Он  у нее давно сопки считал бы.

      Шурка открыл, наконец, глаза.

- Проснулся! -  Приветствовала  она  его. - Чего разлегся?  Ждут тебя. Идти надо. – Сказала она зло.

     Оля-Коля  вперила в его лицо недвижный взгляд.
     Она  узнавала его и не узнавала.
     Длинные черные волосы его растрепались, исхудавшие щеки и подбородок покрыла многодневная щетина, но во всем  облике  его читалась незнакомая прежде раскованность, уверенность, независимость.
     Она  засмотрелась.

     Шурка не сомневался, когда Оля-Коля говорила «ждут тебя» - ничего конкретного не имела в виду, но, так и есть - ждут.
     А он  тут…  в баньке…

     Вернулась Анна, налила в таз воды. 
     Гостья  схватила его и вынесла  на двор.
     Долго  и   с удовольствием  плескалась в этом тазу.
 
     Анна принесла ей полотенце. 
     Обещала истопить баню.
     На что Оля-Коля коротко отвечала, по баням шарахаться недосуг, ребят выручать надо, завтра и выдвигаться будут.

     Пришлось Анне   ответствовать гостье, что Александр не так просто в постели валяется.
 
     У него еще и здоровье хлипкое! Раздражалась  Оля-Коля. Не иначе Клещ решил отсидеться под крылышком у этой... тетехи.
     Шепну  ему  пару ласковых, помчится, как миленький,   подумала  Оля-Коля.  В  баньке не мешало бы размяться.  Но  некогда. Все потом.  После.

     В тайге  любой   пришелец - гость, а гость – значит, праздник.
     И принимать гостя на  Камчатке принято радушно  и угощать щедро.

     В честь пришелицы  устроили пир. 
     Дед  достал рябиновку.

-  Надо это дело отметить! - Говорил дед. - Чтоб  да  в наших сопках да встренуться - небывалое  дело!

     А говорил, в тайге жизнь везде, грустно подумал  Шурка.

     Оля-Коля осмотрела стол.
     Грибы  во всех видах: похлебка грибная ячменная.  Картошка тушеная с грибами. Пирог с капустой и с грибами. Грузди  настоящие лохматые  соленые.

     Василь Спиридоныч ложкой выбирал из своей миски злополучные  грибочки, складывал их вкруг на столе, ворчал:

-   Ты  б  еще в чай  их затолкала!  Видеть  их нет сил больше!
-  Завтра  марципанов  настругаю.  –  Отозвалась  Анна.

     Пахучая рябиновка  сразу  ударила  в голову.
     Лица  у  всех порозовели, глаза заблестели.


     Шурка  понимал,  Ольге не терпелось узнать о его приключениях. 
     Но ее характер не позволял вот так просто пристать к нему с расспросами. 
     Поэтому, она молчала и ждала, когда он  начнет говорить. 
     Он же не испытывал никакого желания открывать рот.

     Она  бросала на него испытующий  взгляд, признаваясь  себе,  что совершенно  не узнает этого  балабона.

     Не только несвойственное ему  молчание  раздражало ее. 
     Ей не терпелось покинуть  ферму.
     Однако, Клещ действительно оказался не готов к походу.
     Когда  он встал с постели, наконец, то показался ей ниже ростом, так он исхудал.
     Могучие некогда плечи опустились, спина согнулась.
     Он выглядел старым и слабым - полное разочарование.

     И все же  она не собиралась оставлять его здесь. 
     Клещ  нужен  Гавриилу, а значит,  она как можно быстрее должна выдрать его из этого болота и притащить, куда следует.

     Она не  спускала  глаз с Анны, требовала  ускорить  лечение.
     Растирки помогали слабо.
     Оля-Коля самолично делала несколько раз массаж дохлярику – безрезультатно.
     Тот кашлял,  температурил  и  плохо  ел.
 
     Анна по рецептам деда готовила новые настойки -  кашель  не исчезал. 
     Время летело, лечение  шло  туго. 
     Раздражение нарастало.

     Ко всему  прочему, Оля-Коля убедилась, не только болезнь задерживала здесь этого  доходягу. 
     Слепой бы  заметил: у Клеща сносило крышу при появлении этой тетехи.
     И корова – дикарка сияла, -  умиление прямо, именины сердца. Тут, значит, амуры – любови, а там Гавриил  надрывается?

     Ольга злилась. 
     И понимала, от злости ее Шуркино выздоровление  не  ускорится.

     Ненадолго она оставила Шурку на попечение Анны, сама махнула к ребятам  на Кабанью заимку.

     Каково же было ее изумление, когда опять там никого не оказалось.
     У  диких лесорубов заветная троица так же не обнаружилась.
     Озадаченная  Ольга не знала, что и делать.
     Она даже поплакала.
     Одна ведь и никто не видит.
 
     Сделав немалый крюк, сбегала к монашкам.

     Но Бушуева там еще не видели.
     Резей выздоравливал.
     И, как уверяла знакомая девчонка Полинка, перестал пугать ее.
     Не то кричал ночью, как зверь дикий.
 
     Ольга взяла  у монашек снадобий от простуды, жира  медвежьего  с травами горькими от кашля.
     Покрутилась вкруг монастыря вдоль забора, вдруг  Гавриил объявится.
     И вернулась на Лосиную  ферму.

    
     Шурка лежал все, как лежал. 
     И скоро подыматься не собирался.
     Жир  медвежий, желчь  и  снадобья  монашек -  все пошло в дело.
     Но ощутимых результатов не принесли.

     Оля-Коля пошла ва-банк.
 
     Баню все-таки истопили.
     Но парили там не Ольгу,а не желавшего выздоравливать Шурку.
     Перцовки у Василь Спиридоныча не  нашлось, обошлись прошлогодней рябиновкой. 
     Напоив до бесчувствия доходягу, остатки вылили на него же. 
     Закутали  в одеяла, сверху взгромоздили стариковский  тулуп и оставили  так  на  ночь.
     Ночью  Шурка заорал, что замерзает.
     Ему сменили белье, перевернули одеяла.
 
     Утром он вскочил, схватил ведра и помчался к роднику.

     Ольга  аж хрюкнула:

- Сегодня же выдвигаемся!

     Анна возилась у печи, чугунок загремел в ее руках.

- Еще  чего! - Возмутилась она. – Не успел человек оклематься, давай опять его в сопки? Подождешь до завтра.

- Захапала чужое! - Парировала Ольга.

     Анна хлестнула ее взглядом.

- Врешь! Твоего здесь нет ничего!

     Вернулся  Шурка.
     Решили  отправляться завтрашним  утром.

     Где их искать? – ломали голову Оля-Коля с Шуркой.

     Некоторое время они спорили.
     Шурка настаивал на необходимости вернуться к диким лесорубам.
     Где же еще ждать, как не на точке расставания?
     К тому же, там его рюкзак, куртка и прочие вещи.

     Оля-Коля  возражала, курьеров там давно нет по той простой причине, что она сама их увела оттуда.
     Вещи его с ними.
     Но где теперь  ребята, она сказать не может.
   
     Анна стояла у печи, и не смотрела на них.
     Дед курил за откинутой занавеской.
 
- Кабы я знал твоих сотоварищей, - голос его зазвучал глухо, - так скумекал ба, где их встренуть.

     Шурка не мог оторвать глаз от Анны.

     Знаю я их, думал он, и что?
     По Камчатским сопкам можно тыщу лет бродить и не встретить, кого надо.

- Оно, конечно, смотря что знать. – Заключил Дед, словно подслушав Шуркины мысли.

     Шурка плохо соображал. 
     Происходящее им воспринималось, как сон.
     Он не понимал, зачем взгромождать на плечи этот мешок, зачем подарки?

     Сейчас он шагнет за порог, и милый тихий домик на  пушистой поляне, огородик, овраг и родник уйдут из его жизни.
     Как будто и не было.
     И он сам уйдет из их жизни.
     Надолго, если не навсегда.
     Какого черта?! –  Уходить не хотелось.

     В последнее время он много думал о матери, о доме своем, об Анне, о той разнице в возрасте,  что препятствовала  его решительному объяснению. 
     Сейчас все отошло на задний план и осталась лишь она,  Анна - одинокая, печальная и беззащитная.
     Он  собрался  поговорить с ней, но она  явно избегала его.
    
     Шурка выдернул из дома Олю-Колю.
     Прижал ее к бревенчатой стене:

- Никуда я не пойду! Здесь останусь!
- Тебя никто и не тянет! – Зашипела она. – Твоя доля Гавриилу  достанется. Пусть он с сопляком Алешкой груз тащит! А проводник  им помогает.

     Доля-то достанется, Шурка  поник, жбан проклятый!  Прибить Каналью.

     Провожала их Анна.
     С крыльца она не сошла и не вымолвила ни слова.

     Броня с радостным лаем бросилась в лес.
 
- К кузнецу пойдем! - Сказала Оля-Коля и  устремилась за ней.
     Шурка обернулся несколько раз. 
     Анна с крыльца исчезла.
     У него защемило сердце.

     Ольга проводила его до грунтовки.
     Посадила на попутку до Козыревска.
     И велела ждать у местного кузнеца Папушоя.


-  Так это ж зять, свекр этого!..  -  крикнул было Шурка.


     Но  слова его потонули в грохоте взревевшего  мотора.
     Ольга махнула рукой на прощание.
     И грузовичок поскакал по ухабистой дороге.