Боб Гудзваард. Христианство и экономика

ХРИСТИАНСТВО И ЭКОНОМИКА
Боб  Гудзваард

Введение

В этой статье рассматривается, как христиане относятся к экономической жизни в наши дни. Сразу же следует отметить два аспекта:
• Взгляды христиан на экономическую жизнь сильно различаются. Эти взгляды варьируются от полного безразличия до значительного интереса, с одной стороны, и от полного принятия до полного неприятия, с другой.
• Большинство христиан, по-видимому, считают, что мнения по экономическим вопросам — это личное дело каждого; каждый придерживается таких мнений по собственному усмотрению. Они не связаны или связаны лишь очень косвенно с исповеданием христианской веры.
Эти два аспекта, конечно, взаимосвязаны. Если христиане не осознают прямой связи между своей верой и восприятием экономической жизни, их мнения будут очень разными, и они не смогут найти общий ориентир. В то же время это наблюдение поднимает интересные вопросы:
• Молчит ли Библия об экономической жизни и о том, как её следует воспринимать?
• Если это не так, то как объяснить странное мнение христиан о том, что их взгляды на экономическую жизнь - это сугубо личное дело?
Эти вопросы имеют большое практическое значение, в том числе в сфере образования. Какую учебную программу должны использовать христианские школы при изучении экономики и социально-экономических вопросов? Можно ли без проблем использовать существующие учебники по экономике или нам нужен другой подход? И что могут сказать христианские учителя по этому предмету?

Что говорит Библия об экономических вопросах?

Ответ на первый вопрос - есть ли в Библии что-то, что можно было бы отнести к экономическим вопросам, - на мой взгляд, однозначно положительный. У меня есть по крайней мере три важных аргумента в поддержку этого.

а) Ветхий Завет

Ветхий Завет содержит много информации об экономической жизни в некоторых ясных высказываниях пророков - например, о таких вопросах, как нужды бедных, необходимый уход за землёй, справедливая оплата за выполненную работу, а также использование и злоупотребление капиталом. Кроме того, Тора включает в себя полный экономический порядок, описывающий общественную экономическую систему, которая сама по себе очень интересна. Эта система направлена на одновременное достижение нескольких целей. Это:
• постоянная забота о земле и её обитателях (достигаемая введением субботнего года)
• структурное предотвращение устойчивых резких различий в уровне благосостояния и доходах (достигнуто в год Юбилея и запретом на взимание процентов)
• устранение чрезмерных форм роста производства и доходов (достигается не только с помощью различных праздников, посвящённых совместному потреблению, но и принятием отдыха-  Шаббата - в качестве начала и отправной точки всей экономической жизни, а также перспективой шалома, ведущей к насыщению и удовлетворению)
Конечно, можно сказать, что эта экономическая система устарела. Но её принципы и цели имеют значение для нашей современной экономической жизни.1

б) Новый Завет

В Новом Завете в нескольких местах вводится концепция экономии (oikonomia), всегда в контексте Божьего призвания хорошо заботиться о домашнем хозяйстве (oikos). Домашнее хозяйство включает в себя не только землю, но и тех, кто работает на земле и питается ее плодами. Хороший слуга (oikonomos) вовремя подает им еду. Этот последний совет -  то, что мы назвали бы «этичным», но в Новом Завете это выражение «разумной экономии», ответственной заботы о домашнем хозяйстве! «Экономичный» в Новом Завете - это слово, наполненное нормативностью, и эта нормативность - не просто «эффективность». Ойкономия даже связана с Эсхатоном, возвращением (землевладельца), который возвращается в свою собственность и требует от нас, как от управляющих, отчёта. Поэтому управляющий (ойкономос) тоже может потерпеть неудачу или стать нелояльным, особенно если он упустит из виду интересы землевладельца и его народа2. Кроме того, по словам Иисуса, существует абсолютная разница между приоритетами Царства Божьего и царства маммоны. Разница слишком велика, чтобы ее мог игнорировать любой христианин.
 
в) Широкая перспектива

В Библии постоянно говорится о том, что экономическая жизнь принадлежит всей полноте земли как части творения Господа. В соответствии с Евангелием от Иоанна 1, где Бог-Отец создаёт Свой мир Своим Словом (Сыном) через Своё дыхание (Святого Духа), мы можем говорить о том, что этот мир был создан, чтобы отвечать Триединому Богу, и поэтому он наделён «структурой ответа» (Бернард Зейлстра). Этот мир, очевидно, создан таким образом, что всё в нём так или иначе связано с многообразным призванием человечества отвечать этому говорящему Богу в диалоге, который мы называем человеческой историей. Поэтому экономические возможности, природные ресурсы, человеческий трудовой потенциал, возможность технических изобретений никогда не даются нам для того, чтобы стать самоцелью. Они предназначены для служения:
• oikonomia -  бережное управление всем, что нам доверено
• сохранение жизни и благополучия всех (подумайте также об использовании власти и сексуальности, созданных Богом не для того, чтобы мы превращали их в самоцель. Они тоже призваны стать ответом на наше призвание творить добро и дарить любовь)
Таким образом, христиане всегда должны иметь «открытое» представление обо всех существующих социальных, экономических и политических реалиях, следуя за своим Господом, который был Словом Божьим и ответом Богу в одном лице. Концепция Бонхёффера о предпоследнем, das Vorletzte, представленная в его «Этике»3, - это ещё один способ сказать то же самое. Мне нравится, что здесь делается акцент на том, что смысл нашей повседневной социальной и экономической жизни приходит к нам от Бога не только через Его заповеди в творении (Альфа), но и со стороны «последних вещей» (Омега) - эсхатона, который является концом и завершением истории.
 
Вывод: роль и влияние экономической жизни

Таким образом, неверно утверждать, что Библия умалчивает об экономической жизни. Христиане, которые мыслят и действуют так, будто эта сфера их жизни нейтральна или принадлежит к частной сфере, или которые сводят библейское послание лишь к настоятельной просьбе усердно трудиться, просто придерживаются небиблейского мнения. Так в чём же тогда причина и предпосылки такого распространённого отношения?
Здесь, на мой взгляд, мы должны в первую очередь обратить внимание на роль и влияние экономической науки, на экономику в том виде, в каком её обычно преподают, и в том виде, в каком она проникла в сердца и умы всех нас (даже если мы этого не осознаём). Стандартная экономическая наука построена на очень замкнутом мировоззрении, которое искусственным образом поддерживает дихотомию между верой и наукой. Экономику в том виде, в каком мы её знаем, можно рассматривать даже как прямое порождение идей Просвещения, которые почти всегда гарантировали своего рода научную нейтральность для всех наук (наряду с общественными науками), избавляя их от всякого рода религиозной критики и других так называемых нормативных или метафизических «оттенков». Я хочу сказать, что мы все унаследовали этот научный эскапизм в своих мыслях и поступках.
Это может быть резким заявлением, даже своего рода обвинением, поэтому, возможно, стоит внимательно изучить причины этого.
 
История экономической мысли

Давайте сначала вкратце рассмотрим историю самой экономической мысли. В Средние века экономика была своего рода подразделом этики и, следовательно, была открыта для всех типов нормативных утверждений в контексте благополучия всего человеческого общества. Так, например, в трудах Фомы Аквинского мы находим комментарии о правильной оплате труда, справедливой цене - так называемом justum pretium-- и желательности запрета на проценты. Во времена Ренессанса менялась и экономическая мысль. Она заменила служение доктрине церкви подчинением целям престолов и правительств, чтобы обеспечить максимально возможное накопление денег (золота и серебра).
Однако экономическая мысль сделала новый поворот в начале эпохи современного капитализма, примерно в 1770–1830 годах. С этого момента цели изучения «политической экономии» стали гораздо менее предвзятыми. Они всё больше были связаны с желанием внести свой вклад в материальное благополучие населения в целом. Но даже Адам Смит, написавший главную книгу на эту тему (его знаменитое исследование причин «Богатства народов»), сделал это как профессор социальной этики! Поэтому он не боялся выносить экономические суждения о том, что, по его мнению, было «хорошим» или необходимым.
Однако в его работах мы также находим зачатки другой точки зрения. Это подход, который пытается сформировать или изменить экономическую мысль в соответствии с естественными науками с их замечательными высокими стандартами объективности и измерения. Это понятно, потому что в XVIII веке естественные науки не только привели к фантастическим открытиям (Ньютона называли «светом мира», хотя сам он был скромным христианином), но и ясно показали, что рассмотрение реальности с точки зрения механики и математики - это мощный инструмент, который может привести к формулировке важных новых научных законов, которые никогда не были открыты или не могли быть открыты в контексте ограниченного органического или просто теологического взгляда на реальность.
Адам Смит - первый экономист, который попытался понять экономическую жизнь механистически, как функционирующий механизм. И, по словам его друга Дэвида Юма, результат был превосходным: в глазах сумасшедшего кажется, что Смит действительно изобрёл общество как машину, состоящую из автономных индивидов в качестве рабочих частей и с рыночным «механизмом» в качестве непревзойдённого ядра4. Таким образом, перед экономикой открылась новая перспектива, и она постепенно стала настоящей наукой, такой же уважаемой, как, например, физика: наукой, построенной на собственных научных основаниях, больше не зависящей от ненадёжных субъективных мнений или нормативных оценочных суждений, а основанной на экспериментально установленных конкретных законах (спросе и предложении) и надёжных измерениях (ценах!). В XIX веке механическое мировоззрение действительно стало доминировать во всех экономико-теоретических размышлениях.
Но вскоре возникла серьёзная проблема. Камень всегда падает в соответствии с законом всемирного тяготения, но потребитель не всегда будет покупать больше, если рыночная цена снизится. Потребители и производители - живые существа, и поэтому их действия никогда нельзя предсказать полностью. Однако новая концепция науки требовала именно таких определённых результатов и предсказуемых последствий, полученных на основе объективных измерений! Что же делать? Нужно ли было просто забыть о том, что экономика когда-то могла быть просто естественной наукой, но стала и должна была стать социальной наукой, в большей степени ориентированной на понимание, чем на полное объяснение экономического поведения человека? Однако это означало бы, что оценочные суждения всё равно могли бы присутствовать и что теория не была бы полностью свободна от влияния метафизики или различных религиозных убеждений. Или нужно было любой ценой сохранять так называемую объективность и нейтральность экономики?
Это решение, как и всегда, является выбором, который сам по себе не лишён оценочных суждений. Здесь сталкиваются друг с другом разные взгляды на человечество, общество и теорию. В результате дебатов так называемый «позитивный» и механистический взгляд преобладал над «нормативным» и более историческим взглядом. Но этот выбор имел серьёзные последствия!
План решения проблемы заключался в том, что для достижения определённых результатов с помощью объективных законов экономической мысли в каждом случае и любой ценой необходимо найти решение проблемы нестабильности и непредсказуемости человеческого поведения как такового. Есть только два варианта. Первый - обеспечить безопасность внутри, а второй - обеспечитьее  снаружи. Вы либо должны сделать свою теорию невосприимчивой к неопределённым результатам, предполагая, что человек предсказуем и уверен во всём, что он делает (то есть интериоризируя безопасность и определённость в своей теории), либо вам нужно создать экономическую теорию, в которой всё, что вызывает неопределённость, будет выведено за пределы вашей научной области (то есть экстернализировано) и объявлено не относящимся к экономике - вопросом, который следует изучать другим наукам или просто рассматривать с точки зрения теории вероятности.
Первый вариант выбрал Джон Стюарт Милль (1844), который изобрёл homo economicus: человек, который всегда стремится к максимальной прибыли, самым низким ценам, максимальной полезности. Он уверен в себе и предсказуем, а значит, предсказуемы и последствия его действий. Теперь теория снова становится определённой, но проблема в том, что сама экономическая реальность может легко выйти за рамки вашей теории! Ведь если люди действуют не так, как homo economicus, и они часто так и делают, тогда теории нечего сказать.
Таким образом, мы видим, что экономическая теория, особенно примерно с 1870 года, начала развиваться в другом направлении. Это направление экстернализации (устранения) всех форм и видов незащищённости. Был изобретён так называемый «круг данных» - целый ряд «данных факторов» для экономиста.5 Данные больше не «объясняются», а принимаются как заданные отправные точки для любого экономического анализа. К этим данным относятся, например, предпочтения потребителей: предполагается, что они известны, но и желания производителей считаются «данными». Также политический и правовой порядок считается известным, как и текущее состояние технологий, а также численность и возможности населения. Всё, что может сделать выводы теории неопределёнными, экономическая теория относит к кругу данных как к большому убежищу незнания в экономике, месту обитания всех форм незнания. Кроме того, слово «круг» указывает на то, насколько замкнутым является возникающее здесь теоретическое мировоззрение. Этот круг данных, так сказать, окружает то, что является полностью определённым и измеримым и, следовательно, может быть «объяснено», что сводится не более чем к колебаниям цен и объёмов в рамках рыночного механизма. Можно сказать, что реальные рынки лишены всех аспектов реальности, выходящих за рамки их математических и механических функций, и становятся полностью определёнными в своих результатах. Так формируется новая экономическая (неоклассическая) теория - экономическая теория, которая до сих пор доминирует в экономическом мышлении.6
Но какой теоретический мир возникает таким образом? Давайте очень внимательно рассмотрим этот вопрос, потому что, возможно, мы видим параллели, напоминающие о нашем нынешнем мире и о нашем нынешнем образе мышления - особенно если мы искренние христиане. Иными словами, это мировоззрение может быть очень похоже на мир, каким он является сегодня, а также на мир, каким мы привыкли его видеть, но в обоих случаях это может быть совершенно другой мир, рассматриваемый с точки зрения концепции экономики, описанной в Священном Писании.
В следующем абзаце я постараюсь перечислить три основные характеристики этого нового искусственно созданного мира. Вот эти характеристики:
(i) отсутствие ответственности и подотчетности;
(ii) потеря качественных аспектов и понимания;
(iii) беспокойный и рискованный динамизм
Рассмотрев эти три особенности, я попытаюсь сделать некоторые выводы с христианской точки зрения.
 
i. Отсутствие ответственности и подотчетности

Первая особенность экономиста ныне заключается в том, что в его мире больше не ставится вопрос об ответственности за экономические проблемы или злодеяния. Чтобы понять это, достаточно взглянуть на то, что произошло с концепцией причинно-следственных связей в экономике. В своей книге на эту тему7 лауреат Нобелевской премии Джон Хикс даёт интригующее объяснение того, что произошло с экономическим анализом, когда, по его словам, «взгляд XVIII века на причины и следствия в теолого-юридическом ключе» перестал быть приемлемым. Это то, что он называет «старой причинно-следственной связью», в которой «каждое событие должно быть либо действием какого-то человека, который, таким образом, несёт за него ответственность, либо «действием Бога» (1979:5); в которой, следовательно, причины «всегда рассматриваются как действия кого-то» (1975:6). Эта концепция причинно-следственной связи должна была уйти в прошлое. Это привело, например, к спорам «о моральной ценности сверхъестественных действий», таких как сильное землетрясение в Лиссабоне (там же). Но, как продолжает Хикс (1979: 7, 9), «философы эпохи Просвещения, Юм и Кант, нашли решение. Нужно было отказаться от старой связи между причинностью и ответственностью». Причинно-следственные связи - это вопрос объяснения; но когда мы объясняем, мы не обязательно хвалим или осуждаем... С тех пор экономика придерживается новой причинно-следственной теории.
Я подробно процитировал Хикса, потому что это очень важный момент. Чтобы избежать вопросов «сверхъестественного» характера, чтобы стать наукой, которая действительно могла бы «объяснять» без каких-либо отсылок к Богу или вере, экономика выбирает тип причинно-следственных связей, который в отношении экономических проблем не задаёт вопрос «Кто?». Он больше не спрашивает, кто стал причиной чего-то (как обычно спрашивают в юриспруденции), а ограничивается вопросом «Что?»: какие события или конкретные ситуации могли привести к чему-то. Иными словами - и здесь мы сталкиваемся с тем, что стало «естественной» частью нашего образа мыслей и действий (а также, например, в политике) - если мы сталкиваемся с серьёзной экономической проблемой, скажем, с инфляцией, ростом бедности, увеличением долгового бремени или ростом безработицы, мы учим себя и других не беспокоиться о вопросах ответственности за эти беды. Мы «объясняем» эти явления с точки зрения уровня сбережений или потребления, уровня процентных ставок, уровня государственных расходов. Мир экономиста - это мир, свободный от обвинений, свободный от любого анализа ответственности за случившееся8. Поэтому в экономических дискуссиях никогда не упоминаются вина и долг, иначе это сочли бы ненаучным, а это значит, что у ссылок на необходимость иного поведения или искупления нет шансов. Экономическая теория учит нас принимать всех экономических субъектов такими, какие они есть, включая их бережливость, рвение, эгоцентричность. В этой науке есть внутренняя легитимизация для каждого экономического агента, позволяющая ему без каких-либо моральных ограничений стремиться к максимальной полезности, доходу или власти. Таким образом, если мы сталкиваемся с экономической проблемой, мы начинаем с вопроса «Что мы можем с этим сделать? Как мы можем устранить симптомы?», а не с вопроса «Кто мог это вызвать?»9
Подводя итог: экономика - это наука, которая не только максимизирует полезность, но и способствует прощению чего угодно. Может быть, именно поэтому многим христианам нравится её подход?
 
ii. Потеря качественных аспектов и понимания

Но есть и второе следствие. Экономика предпочитает рассматривать мир как поддающийся количественному измерению. Качественные аспекты, например, связанные с миром социальных взаимодействий между людьми, с миром их моральных норм, с качеством здоровья и окружающей нас природы, ускользают от экономических теоретических размышлений, если только им нельзя дать цену или если их нельзя представить количественно в «предпочтениях» экономических субъектов (таких как потребители и производители). Но, конечно, это работает только в том случае, если эти экономические субъекты действительно «раскрывают» свои предпочтения. Если они предпочитают растрачивать своё здоровье, это считается их собственным выбором. (Возможно, это также можно выразить, сказав, что экономика склонна признавать только «объекты использования»; она не интересуется «объектами заботы» как таковыми.)10
Такое узкое сосредоточение на том, что можно подсчитать и измерить, часто приводит к неверным экономическим выводам как на микро-, так и на макроуровне. Хорошей иллюстрацией может служить то, как мы все привыкли сейчас воспринимать рынки. Рынки есть во всех культурах, они существовали во все времена. В принципе, в них нет ничего плохого. Кальвин даже считал рынки признаком духовного единения людей и, таким образом, знаком Божьей милости к нам.11 Но такая высокая оценка рынков, конечно, относится к «настоящим» рынкам, полным качественных аспектов, таких как социальное взаимодействие, некоторые уровни  заботы, лояльности и т.д. Рынок неоклассической экономической теории упускает из виду все эти аспекты: здесь идеальный рынок вообще анонимен. Большая группа производителей и потребителей даже не знакомятся друг с другом; их устраивает только заданная цена. Итак, что произойдет, если этой или подобным концепциям рынка с их акцентом на индивидуальность, анонимность и автономную обратную связь будет отведено центральное место в современном обществе и даже некоторые политические течения будут относиться к ним как к компасу, которому мы должны следовать при любых обстоятельствах? Тогда социальное и нравственное качество экономической жизни резко снизится. Даже внутренние ограничения каждого рынка, которые может наблюдать каждый, будут «забыты».
• что рынок может удовлетворить только те потребности, которые выражаются в «эффективном спросе» (который всегда предполагает определённую покупательную способность) и не может удовлетворить другие потребности, какими бы насущными они ни были.
• что рынок может работать только с теми формами поставок, которые выгодны с финансовой точки зрения для поставщиков, оставляя в стороне все условия, при которых затраты, как правило, превышают финансовую выгоду.
• Там, где нет цены, рынок не может и не будет придавать экономической ценности ни товарам, ни услугам, ни ситуациям. Например, рыночный механизм не будет автоматически оценивать ценность своей или других культур, ценность экосистемы природы или самые ценные вещи в жизни, такие как человеческая любовь и достоинство. Рыночная стоимость всех этих объектов стремится к нулю, а это значит, что их можно свободно использовать и эксплуатировать.
Поэтому горе тому обществу, которое считает, что добьётся успеха, взяв за основу рыночный механизм. Оно не сможет избежать появления рынков человеческих органов, сексуальных «услуг» женщин и детей и будет вынуждено разрешить продажу «прав на загрязнение» в беднейших странах мира. Оно также не сможет обеспечить общество достаточным количеством товаров для общего или общественного здравоохранения, потому что, какими бы неотложными ни были потребности бедных слоёв населения, у них нет покупательной способности.
 
(iii) Беспокойный и рискованный динамизм

Последним аспектом странного мира, созданного экономической мыслью, является её приверженность рискованному, но вечному динамизму. Эта особенность, конечно, связана с общей верой Запада в прогресс, которую можно рассматривать как неотъемлемую часть всего движения Просвещения.12 Однако дело не только в этом. В структуре экономической теории также прослеживается прямая связь с увлечением экономическим ростом. Это увлечение напрямую связано с решением рассматривать и объявлять человеческие предпочтения исходными данными, заданным фактором или отправной точкой для любого экономического анализа. Так называемая «центральная» экономическая проблема дефицита автоматически сводится к вопросу о том, как при наличии в принципе неограниченных человеческих потребностей или предпочтений можно эффективно производить больше товаров и услуг для удовлетворения всех этих желаний. Однако другая сторона «экономической проблемы» заключается в том, что если сами потребности в товарах и услугах удовлетворяются на ответственном экономическом уровне, то можно избежать экономической теории. Проблема заключается только в средствах: их распределении, их перераспределении и их постоянном росте.
Немецкий философ Гегель уже тогда понимал, что это может привести к росту напряжённости в человеческом обществе. В своей критике гражданского общества, которую можно найти в его «Философии права» (около 1826 года!), он отстаивает тезис о том, что существует тесная взаимосвязь между расширением производства и ростом человеческих потребностей. «Система труда» и «система потребностей» гражданского общества, по его мнению, напрямую взаимосвязаны: если доступно больше товаров, все люди хотят их получить, и начинается процесс, который Гегель назвал falsche Unendlichkeit (ложной бесконечностью). Представление о том, что росту производства и потребления нет предела, ошибочно; для Гегеля это не что иное, как прелюдия к полному краху гражданского общества, в котором растёт чувство нехватки, поскольку желания растут даже быстрее, чем позволяют средства.
Даже в период растущих экологических и социальных проблем наше современное общество любой ценой цепляется за свою жадность и стремление к наживе. Но мы должны понимать, что надвигается настоящий кризис, на который большинство экономистов закрывают глаза. В уже богатых странах экономисты просто продолжают думать о дальнейшем расширении и накоплении. Но разве это не тот вид слепоты, который неприемлем с точки зрения христианской веры?
 
Несколько выводов с христианской точки зрения

Позвольте мне подвести итог и посмотреть, какие выводы можно сделать.
Мы увидели, что в последние два столетия экономическая наука пыталась создать собственный мир, мир, полный измеримых сущностей и предсказуемых результатов. Но это мир, лишённый качественных аспектов; мир, в котором не совершаются грехи и ни один экономический агент не несёт ответственности за экономические злодеяния; мир, посвящённый безграничному расширению возможностей.
Таким образом, становится предельно ясно, почему у стольких западных христиан, привыкших к такому образу экономического (а также социального и политического) мышления, возникают проблемы с соотнесением своей веры с экономическими реалиями. Если они добры, то говорят о желательности того, чтобы вскоре был построен своего рода мост между этими двумя отдельными «мирами»: миром христианской веры и миром современной экономики. Но уже сама постановка проблемы таким образом ясно показывает, что они совершенно не осознают того факта, что живая связь между верой и экономической жизнью, которая существовала на протяжении веков, была намеренно и искусственно разделена на две части: физическую (механическую) и так называемую метафизическую. Таким образом, в наших сердцах и умах сформировалось ошибочное представление о том, что экономическая жизнь и все практические экономические размышления действительно обладают внутренней автономией.
Но есть и более зловещий аспект: теоретический мир автономной экономики в значительной степени стал и нашим практическим миром. Этот мир присутствует не только в нашем восприятии, но и как конкретная реальность, где мы действительно видим рынки, организованные как чистые механизмы; политику без какого-либо элемента экономической подотчётности или исправления ошибок; а также деловую жизнь, горизонтом которой часто становится борьба за собственную долю рынка в условиях безграничного расширения. Вера в экономическую и технологическую независимость, если можно так выразиться, стала неотъемлемой частью нашего общества. В то же время она сбивает нас с пути! Чтобы в последний раз использовать концепцию «круга данных»: очевидно, что расширение самой рыночной экономики стало реальным фактором в обществе, единственным заданным фактором, с которым всё и все вокруг должны считаться, подчиняясь его суверенной воле: это касается наших желаний (которые меняются с помощью рекламы), нашей планеты (которая разрушается, а иногда и эксплуатируется), культур Юга (с которыми обращаются так, будто они сами по себе ничего не стоят) и наших политических систем (в первую очередь экономических сообществ). Но такая степень приспособления всего общества к экономике указывает на существование идола, которому, возможно, поклоняется всё отчуждённое общество.13
Рассказывая вам всё это, я надеюсь, что не обескураживаю вас. На самом деле, можно сказать, что чем больше этот анализ соответствует действительности, тем больше мы, христиане, можем лелеять реальную надежду и указывать на решение кризиса нашего времени. Этот анализ показывает, что глубокие экономические проблемы сегодняшнего дня на самом деле имеют духовные корни и связаны с формами неверия, для которых есть решение. И чтобы этот ответ стал более очевидным, нам срочно нужна личная христианская рефлексия по поводу экономической жизни - как в наших школах, так и в университетах.
 
Примечания
1. См., например, публикации Абрахама Джошуа Хешеля о сохраняющейся значимости субботы: The Sabbath, Its Meaning for Modern Man, Farrar, New York 1986.
 2. Интересным дополнением в Новом Завете является то, что в случае злоупотребления нерадивого управляющего хвалят за его способность или проницательность в том, чтобы подружиться с должниками своего господина; он как бы инвестирует в их лояльность, чтобы они обеспечили ему защиту и поддержку в будущем. (В Луки 16 управляющий может сделать это, избавившись от накопленных процентов по уже выданным займам, чтобы господин ничего не мог сделать против него.) Экономика Царства имеет множество форм.
3. Дитрих Бонхёффер, «Этика» (Ethik), написанная в 1941 году. Глава IV. Выдержки Его можно найти в книге: Bonhoeffer Auswahl 4, Konseknenzen, Siebenstern Taschenbuch, Munchen 1970.
4. См. предисловие Эндрю Скиннера к изданию «Адам Смит» издательства «Пеликан». "Богатство наций", 1970:12
5 Для этих данных используется понятие «категорий» — мысли, с помощью которой учёный, согласно Иммануилу Канту, может упорядочивать и «формировать» своё восприятие реальности. См R. Strigl, Die okonomische Kategorien and die Organisation der Wirtschaft, Jena 1923. Он был неокантианцем, и его подход связан с подходом Лайонела Роббинса в его знаменитом  Essay on the nature and significance of economic science, London 1952.
6. В этом контексте также обратите внимание на прекрасную диссертацию Alan Storkey, Foundational Epistemologies in Consumption Theory, VU University Press, Amsterdam 1993.
 7. John Hicks. Causality in Economics, Oxford 1979 Basil Blackwell.
8. Здесь я должен упомянуть по крайней мере одно важное исключение: вклад Амартьи Сена, который в своём тщательном анализе причин голода в Индии не уклоняется от ответа на вопрос «Кто виноват?» и особенно подчёркивает роль землевладельцев и неэффективных местных органов власти. Amartya Sen, Poverty and famines, An essay on entitlement and deprivation, Oxford 1982..
9. Ужасные последствия, которые может иметь и уже имеет такой подход для политики борьбы с бедностью в США как со стороны демократов, так и со стороны республиканцев, описаны в книге Bob Goudzwaard, Who cares? Poverty and the Dynamics of Responsibility, in Stanley W. Carlson-Thies and James W. Skillen, Welfare in America, Christian perspectives on a policy crisis, Eerdmans 1996:49- 81.
 10. Здесь также заслуживает упоминания конкретное исключение: работа Германа Дейли, особенно последняя книга, которую он написал в соавторстве с теологом Коббом-младшим: Herman F. Daly and John B. Cobb, For the common Good: reorienting the Economy towards Community, the Environment and a Sustainable Future. Boston 1999. О разнице между объектами потребления и объектами заботы см. также: Bob Goudzwaard and Harry de Lange, Beyond Poverty and Affluence, toward an Economy of Care, Grand Rapids, 1995.
11. Sм Andre Bieler, La pensee economique et sociale de Calvin, Geneve 1959:449- 453.
12. Дополнительные комментарии по этому вопросу см. в работах Christopher Lasch, The True and Only Heaven: progress and its critics, New York 1991, and Bob Goudzwaard, Capitalism and Progress: a diagnosis of Western Society, Eerdmans 1982, ( to be reprinted in 1996 in England in the Classics Series of Patmos).
13. Подробнее об этом в моей книге  Idols of our Time, IVP 1984.

БИБЛИОГРАФИЯ
DALY, H.E. & COBB, J.jr., 1990. For the common good, redirecting the economy towards community, the environment and a sustainable future. London : Green.
GOUDZWAARD, B. & DE LANGE, H., 1995. Beyond poverty and affluence: towards an economy of care. Grand Rapids : Eerdmans.
GOUDZWAARD, B., 1996, Capitalism and progress; a diagnosis of Western society. Grand Rapids : Eerdmans.
STORKEY, A., 1993, Foundational epistemologies in consumption theory. Amsterdam : Free University.
TIEMSTRA, J. ed., 1990, Reforming economics; Calvinist studies on methods and institutions. New York : Edwin Mellen.

Перевод (С) Inquisitor Eisenhorn