Через Камчатку роман 40

          ГАВРИИИЛ    В   МОНАСТЫРЕ

     К середине октября  на увядшей листве появился иней. Он же покрыл тонкие веточки. Холодно стало дышать. 
     Лиственный лес пропал, сменился  и  непроглядными   ельниками, пихтачами   и кедровниками.
     Кажется, и небо свинцовое  здесь  уже  и ниже. 
     Облака  цеплялись  за  сырые  верхушки   вековой  хвои.
     Солнце  провалилось в тучи.
 
     Вероятно, его здесь никогда  и не  было.
     Все это  угнетало  и  давило.
 
- Ты знаешь, куда мы идем?
- Там есть тропа. Зимовье, заимка какая-нибудь? Или еще что?
    
     Осматривали скалы впереди, сбоку  невысокое ущелье, внизу река.

- Мы сможем пройти здесь?
- Ты  знаешь другую дорогу?

     Гавриил уже  который день тащил  груз  за  двоих, контейнеры  оттянули  плечи. 
     Порой ему казалось, что руки его уже  свободно  достигают колен.

     Спустились к реке.
 
     На  противоположном   берегу   женщина  в   черном набирала  в  ведра  воду.
     Она заметила незнакомцев, поспешила уйти.

     Алешка ахнул:

- Неужто монашка? Монаха встретить – к несчастью.
- Это ж баба. Невеста Христова. - Заметил Гавриил. - Где-то поблизости Резей.

     Алешка сбросил тяжелый вещмешок, прыгнул в воду на  камни и побежал за монашкой.
     Та ускорила шаг и норовила скрыться в кустах.
     Алешка прибавил шагу.

- Девушка! Девушка! Можно вас проводить до дому? Наш Резей у вас. Не бегите, пожалуйста.
 
     Но как он ни торопился,  монахиня словно растворилась   меж  елок. 
     Огорченный, он повернул к берегу.
          
 - Ну что, сорвалась рыбка? – Спросил Гавриил.
               
– Если монашка, поблизости  должен быть  монастырь. - Заключил Алешка.                – Логично. -Согласился Гавриил.
- Я пошел? – Выпрямился Алешка, когда они последний  рюкзак перетащили на другой берег.
- Возьми с собой Диего. – Посоветовал Гавриил. – Не то потеряешься. Темнеет.

     Далеко идти им не пришлось.
     У  реки  тропинка  метнулась в ивняк,  протиснулась в заросли ольховника и побежала, теряясь, под старыми мрачными елками.
     И  неожиданно уткнулась в  высокий частокол из толстых, плохо ошкуренных, бревен.
 
    Они совершенно  вымотались в поисках входа-выхода, прежде чем Диего догадался воткнуть ветку в узкую щель меж столбов.
     Когда же они вновь наткнулись на нее, оба буквально свалились под ель
.
- По одной и той же орбите три или четыре раза лётаем? – Догадался Алешка.

     Диего кивнул на частокол.

- Хорошо спрятались.
 
     Они прислушались.
     Из-за  частокола не доносилось ни звука.
     Курьеры недоумевали, ощупывая  массивные бревна:

- Как же она туда просочилась? Неужто перелетела, как ворона?

     Бревна столь  плотно  были прилажены друг к другу, что Диего,  немного поразмыслив, отказался самостоятельно искать врата в сей рай.
     Алешка же еще с добрых полчаса едва ли не обнюхивал каждый столб в надежде найти  хоть мизерный проем.
     Помешали быстро опускавшиеся на тайгу  сумерки.

- Где тут пульт? Где-то же вход есть? А? – Спрашивал он  и себя и спутника.

     Подошел с рюкзаком  Гавриил.

     Втроем они перетащили остальные  вещи к загадочному ограждению.
      
     Алешка  уже не в первый раз стучал пустой миской по  пахучим столбикам. 
     Увы, на стук никто не отзывался.
     Он  влез на ближайшую ель. 
     Густая хвоя скрывала все, что находилось по ту сторону изгороди.
     К тому же совсем стемнело.
     За  частоколом будто  все  вымерли.
 
- Может, там  и  нет  никого,-  засомневался   Гавриил.

     Алешка снова влез на знакомую елку, когда в темноте замаячил  огонек.
     Бесшумно разомкнулись деревянные столбы, и пред взором путников предстала высокая фигура  в длинном черном одеянии с толстой  свечой в руке.
     Монахиня молча поклонилась.
     Алешка спрыгнул  с елки прямо перед ее носом.
     Свеча затрепетала, монахиня и бровью не повела.
 
     Путники поздоровались.

- Господи, спаси. Что вас привело к нам? - Строгий лик женщины не располагал к вольной беседе.

     На просьбу курьеров  приютить их в обители  монахиня  отвечала,  мужчинам  сюда нельзя. К тому же, и устроить их совершенно негде. Монастырь только строится.

- Строится? Мы могли бы помочь вам. – Не растерялся Гавриил.
- Наш человек у вас. – Выпалил Алешка. И осекся. Его ткнули  в бок.

     Она  с сомнением осмотрела троих пришельцев, едва не  подпалив носы каждому своей толстой свечкой.

- Крещеные?

     Диего прказал на груди крест, остальные перекрестились.

-  Проходите. –  Сказала  она,  немного поразмыслив.

-  Звоночек повесьте. А  то  стучать  руки  отбили.  -  Бурчал  Алешка, всматриваясь в  кромешную  темень. - Если бы не  забор, фиг  бы  догадался,  что  тут  люди.

     Сквозь  елки  не  блистало ни  огонечка.
    
     Вещи  оставлены  были  у ворот.
 
     Гавриила тут же повели к настоятельнице, двое  ждали  у  крыльца.
     Роскошная красота хозяйки  таинственной обители  мало  вязалась  с  ее  чопорностью. 
     Сухим бесстрастным  голосом   она  спросила  его о цели путешествия.
     Он решил: ведьма.
     И  промямлил что-то.
     Она терпеливо его слушала.
     Коротко  взглянула  на  монахиню,  что  впустила  странников.
     Та  вышла,  вернулась с Алешкой и  проводником.

     Ободранные, бородатые, изнуренные  тяжелым грузом,  предстали  они   пред  суровым  ликом  матушки-настоятельницы.

     Настоятельница скользнула  по ним быстрым  взглядом.   Поинтересовалась, нет ли случаем у них с собой  томика Льва Толстого?

-  А надо? – Испугался Алешка.

    Проводник Диего виновато развел руками и вознес глаза к потолку: О, Господи!  Она еще и дура!

-  Нам только  и делов, что романы на горбу  по  сопкам таскать!- Возмутился  Гавриил.

     Давешняя монахиня метнула  черные  молнии  в его  сторону.
     Настоятельница продолжала:

-  Сестры ютятся в  кельях по нескольку человек. У  нас пока нет гостиных  комнат, поэтому  сестра Ненила  поместит  вас…         
     Она взглянула  на  монахиню.

-  В бане. -  Вставила та  поспешно.
-  В бане. – Повторила  Настоятельница. - И  помните,  долго вам находиться здесь нельзя. Без приглашения по обители не передвигаться. Необходимое, в чем случится нужда, вам предоставят. Но не  более.

     Мгновенно по  монастырю разнесся слух: сестра Ненила    привела трех богатырей из леса.
      
     В баньке  было тепло, пахло  вениками.
     Видимо,  в ней  недавно  мылись.

     Упали, не раздеваясь, по полкам, в чем были.
     Звон монастырского колокола к заутрене не смог прервать их богатырского сна. 
     Присланная матушкой инокиня, споткнулась о  вещмешки у порога. 
     Разглядела в полумраке разбросанные по  лавкам фигуры,  и тихо  затворила дверь.
 
     Разбудила она их в полдень. 
     Представилась  сестрой  Рафаилой,  показала, где  умыться. 
     С тоненькой  монахиней притащила  две кастрюли - уху  и  макароны. 
     В небольшой алюминиевой фляге  доставили компот. 
     Склонив  голову, тихо  прочитала  молитву  и  вышла.
    
     Постная монастырская пища оказалась необыкновенно вкусной и сытной.
     Уха им чрезвычайно понравилась.
     Обычные макароны, сдобренные жареным луком, были съедены вмиг.
     Кисловатый рябиновый компот, что принесен был в  трехлитровой фляге, как нельзя лучше завершал трапезу.

     Алешка дивился:  слипшиеся макароны с луком и толченой черемшой никоим образом не прельстили б его в домашней обстановке.
     Тут уплетал, за ушами трещало.
     Он поднял  голову  от  алюминиевой миски,  его   спутники сосредоточенно поглощали  обед.
     А  может,  они   просто соскучились по обычной   пище? 
     В  тайге  всегда  голодно.

     Вскоре прибежала  сестра  Рафаила, и   в  совершенно  ином  настрое.

     На гостей обрушился такой поток информации о  местной жизни  и  порядках, что курьеры только успевали раскрывать рты да  переглядываться.

-  У нас и гостиничной нет. Кто знал?  в этакой тиши живем,  и вы  тут  как  тут  появитесь? - Первым делом сообщила  она.

     Говорила она так  скоро и напористо, словно  боялась, что  ее  сейчас или остановят или слушатели  разбегутся.
 
- Батюшка  Зосима никак не оправится. Только стопы свои куда, а тот ему дорогу застит. Скорбей много.
 
     Батюшка  Киприан,  их  духовник,  шампуни отвергает – все химия.
     Велит  мыться хозяйственным мылом и волосы – тоже. 
     Так здоровее.
     И нет никакой  аллергии.
     И  стирать   лучше   тем  же  мылом. 
     Надо белье намылить и оставить так. 
     Лучше на солнце. 
     Все и отбелится.
     А полоскать лучше в проточной  воде. 
     Река-то под боком.
     И мыло реку не  губит, это ведь не стиральный порошок.
     А  мазями-кремами они  тоже не пользуются,  магазинов – аптек тут за сто верст не сыщешь.

     Но из этой печали их батюшка вызволил. 
     Мазь сестры варят  сами.
     Состав очень простой и надежный: мед, воск, сало дичи или сливочное  масло и прополис. 
     Вот  тебе и антисептик и косметическое средство.
     Этой мазью и лицо мажут, от мороза или от  солнца, и ссадины лечат.

     Да и еще много  чего - мало  ли. 
     Батюшка  сам придумал  состав.
     И  щедро делится  с  сестрами.
     Вот, взгляните. 
     У нее коробочка  с  собой.
     Замечательно  пахнет, правда?

     Сестра  Рафаила достала из  черных  складок своей юбки  небольшую  берестяную  коробочку и сунула  ее к носу каждому из  присутствующих.

     А  еще  батюшка  Киприан  велит  изучать  местные  растения.
     Он привез несколько книг из Петропавловска.
     Есть дикие растения – абсолютно  съедобные.
     С  ними  можно  даже  пироги  стряпать.
     А ведь  сестры  даже  не подозревали об этом.
     А есть растения,  которыми  стирать  можно. 
     Правда, здорово?
 
     Гавриил  что-то  буркнул  из  своего  угла, но  Рафаила   не обратила   внимание и продолжала с жаром свое повествование.
     Оказывается, к ним должны  были  приставить не  ее, а  послушницу Полину.
     Но  Полина  нынче  занята.

     Вот уже скоко дней  в ее келье  живет «ранетый дядька, что впал  в  болезнь», сама она ночует в трапезной.
     Отдохнуть  и прилежать ей некогда, потому как цельный день на людях.   
     А  сегодня с утреца и тетка с собакой приперлись, и неизвестно, кто злее: собака или хозяйка ейная.
     Сестер  шуганула, на саму матушку Благочинную цыкнула. 
   
     Ой-ей-ей! Сколько она наговорила. 
     Будет ей порицание.
     Сестра Ненила  обязательно  сообщит  матушке Марии о  ее грехах.
     Рафаила  похватала  кастрюли  и убежала.

     Гавриил тут  же отправился взглянуть на «ранетого».
 
     Тут-то они и столкнулись.
     Памятуя о раздетом  Резее,  Ольга  притащила  ему  куртку, брошенную у лесорубов.
 
     Более всего Олю-Колю покоробило, что этот небритый бродяга  Гавриил нимало не удивился ее появлению.
 
     Окинул  неприветливым взглядом, поздоровался и удалился, ни о чем не спросив.
     Она  быстро собралась и, не прощаясь, ушла.

     Неподалеку от монастыря остыла, подумала, сказать бы надо о Шурке. 
     Но обида опять ее захлестнула, и  она  пошагала  дальше.
     Набрела в густой кедрач  на  шишки.
     Зеленые, блестящие, как елочные  игрушки,  они соблазнили ее своим ароматом и необыкновенно крупным размером.
     Она немного постояла,  подумала  и  стала набивать  ими все подручные емкости.

- Иногда надо доверять интуиции, - говорил Гавриил, с чудовищной силой сжимая  кулак Резея. – Наобум шли. К  тебе, дружище.

     Он  с трудом сдерживал  непреодолимое желание  сграбастать  друга,  да  прижать  к  себе, да так,  чтобы  косточки  захрустели.   
     Останавливало присутствие   посторонних.
 
     Стоило Полине  на  минуту выскользнуть из помещения, как Гавриил сгреб-таки  приятеля  в свои железные объятия. 
    
     Странный звук и слабый стон заставили его разжать руки. 
     Гавриил  оглянулся  в  поисках источника непонятных звуков. 
     Но на пороге никого не было.
 
     Он повернулся  к приятелю:

- Больно? – Прохрипел он, потрясенный.
 
     Шурка  виновато  улыбнулся:

-  Извини, болит еще.

     Он хотел рассказать о плене, о побоях,  о побеге…  и запнулся.
      
     Гавриил меж  тем  разглядывал приятеля, стараясь  вникнуть в услышанное.
 
     Болит?  Как это? 
     У него самого сроду ничего  не болело.
     Ему совершенно  было невдомек, как может болеть  сердце или печень с почками? Где они есть?
 
     Со  скукой и недоверием  выслушивал жалобы знакомых по поводу головной боли или рези  в желудке.
     Дожил он до сорока пяти лет и не верил, что голова может кружиться или просто болеть.  Ему знакома была усталость, и только.
 
   - Не может голова болеть, - уверял приятелей Гавриил. - Башка – не коленка. На нее не падают.

     Никакие доводы не могли убедить здоровяка в обратном.

     Но сейчас бледный вид Резея заставили Гавриила задуматься.

- Как же ты пойдешь дальше?

     Резей свесил ноги с кровати.

- Как-нибудь. Не оставаться же в дамском монастыре. Хотя, всю жизнь мечтал об этом. – Он поморщился. И улегся  снова.
 
     Гавриил уставился на голые ноги Резея. 
     Прежде ему и в голову не приходило обращать на них внимание.
     Сейчас он видел костлявые лодыжки, бледные тощие икры, тонкие волоски на них.
     И это ноги мужчины? 
   
     На вопрос  приятеля о Шурке, Гавриил отрицательно качнул  головой и прикрыл глаза.
     Ни думать, ни говорить о плохом  сейчас не хотелось.
   

     В комнату бесшумно проник Диего с маленькой кожаной торбочкой. 
     Взял кружку с высокой  скамьи.
     Опорожнил торбочку, залил  горячей  водой  с плиты.
 
- Матушка Мария лечит,- вяло отмахивался  Резей. – Накачался по горло этим гербарием. Еще ты тут. Один чих от них.
    
     Диего постучал пальцем по спине Гавриила, призывая отодвинуться в сторону.

- От моих не чихают. Завтра встанешь. Послезавтра дальше пойдем.

     Гавриил согласился:

-  Слушай  ительмена.

     Ольга  потихоньку вернулась в обитель.
     Просила у сестры Ненилы прощения, одарила  насельниц ворохом шишек. 
     Взяла  еще мешок, помощницу, и вновь отправилась шишковать до вечера.
 
     Ольга сама страдала от своей вспыльчивости, но дурой  себя назвать не согласилась бы. 
     Ночевала в сторожке у восточных ворот.   
     Ждала выдвижения группы.
      
     Приходилось самой себе признаться, чем холоднее и  угрюмее  был  с  ней  Гавриил,  тем сильнее  душа  ее стремилась к этому  бездельнику.

     Резея мучила совесть. 
     Она терзала его с того самого момента, когда  некий тип неожиданно согласился отпустить его за непонятную услугу.

     В обмен на свободу этот мужик вырвал из  него обещание отдать ему нечто.
     Что – не сказал.
     Да и Резею было не  до выяснения таких тонкостей.   
     Он был так избит, что хотелось одного: забиться в угол и  исчезнуть.
     Он плохо соображал и толком не понял, чего от него хотят.

     Незнакомец быстро развязал  его руки, вывел из сторожки, и указал, в какую сторону двигаться.
 
     Спотыкаясь и падая, плохо соображая, Резей  поплелся, как мог, быстро  по тропе.
     Чужак помочился на  его  след  и вернулся в домик.
 
     Резей  же  заблудился  и  Шурке не помог.
     Жив ли он? 
     Камчатские сопки непредсказуемы.
 
     Вот объявился Гавриил, а радость его половинчата.
     Он понимал, что нет его вины в том,  что Шурка был зверски избит, а ему удалось сбежать от  Еремина.

     И  рассказать бы  надо. 
     Но и говорить, по  сути,  не  о  чем.
 
     Поначалу  ему казалось, вот сейчас он все  объяснит. 
     Расскажет, как на  самом  деле все  случилось. 
     Потому  что ничего  страшного  и не  случилось.
     И  не  сделал он ничего  плохого.
     И все поймут, никакой он не предатель. 
     Не подлец.

     Хорошо оправдываешься,- думал он. - С другой стороны, может, и не подлость это? сбежать от бандитов одному, без  друга? раз  подвернулась  такая  оказия.

     Он притянул за рукав Гавриила.

- Слушай. Какие здесь красотки, скажу я тебе.  Иконы!  Истинные  красавицы. Они же не красятся!  Матушку – настоятельницу видел?

     Гавриил  кивнул.

-  Женюсь. Пока я больной, я женюсь… Но когда я вылечусь, я не женюсь никогда.
- Как же ты  женишься, когда ты женат?
- Н-дааа. А женат ли я?

     Гавриил усмехнулся:
- Ну, брат, тебе лучше знать.


     Как  и обещал  Диего,  назавтра  Резей  встал с постели  самым  чудесным образом.

     Сбежались  сестры и с тихим  изумлением  воззрились на вполне бодрого  Резея. 
     Тот  вышагивал у часовенки и  кокетничал  со  всем  монастырем  сразу.
     Своим  появлением  сестра Ненила распустила собрание.
      
     Гавриил объявил о немедленном  выступлении.
     По великодушному решению  матушки –настоятельницы путешествующих  снабдили нехитрым пропитанием и  водой в пластиковых  бутылках.
     Хлебы с остальными продуктами в Алешкином рюкзаке нес пока слабый  Резей.
     Послушница  Полина успела сунуть ему в ладонь  иконку.
     На шею Алешке надела на суровой нитке образок.

     Они выходили через восточную калитку.
 
     Следом за курьерами незаметно выскользнула Ольга с Броней.
     В западную калитку вошли Дед с Анной.
 
     Позади них, на тропе меж еловых стволов замелькали люди в камуфляжной форме.
 

     Коммандос ворвались в монастырь. 
     Сестра Ненила пыталась  задержать чужаков. 

     Еремин   заверил  о наличии   горючих  средств  за их  плечами. 
     В  случае необходимости  средств  этих  хватит, чтобы пустить  дымом  по  ветру  их  красивые  домики вместе  с часовней и  частоколом.
     Пришлось  уступить.

     Матушка холодно выслушала Еремина.
     Она сожалеет, но ничем помочь не может.
     Чужим мужчинам не место в женском монастыре,  их просят поскорее удалиться.
     Она вперила в пришельца ледяной взгляд и более Еремин не смог вытащить из нее ни слова.
 
     Он рыл носом землю.
     Но, кроме свежеиспеченного хлеба и кастрюль с варевом, ничего путного  не нашли.
     Монахини  не показывались, заперлись в маленьких бревенчатых избушках.
     Как ни  стучали, как ни высматривали их в крошечные темные окошки, никого высмотреть не удалось.
     Давешний  старик с девахой как сквозь землю провалился.

     Из малюсенького  деревянного храма выволокли на свет божий дряхленького попика.
     Рыжему попик пригрезился переодетым  проводником Бушуева.
     Еремин  дернул его за бороду и оба  кинулись  стаскивать с попа сутану.
 
     Попик взвизгнул, невесть откуда взявшаяся тетка, круглая, как колобок, вцепилась зубами в кисть рыжего.

     Настал черед визжать рыжему. 
     Тетка покатилась в сторону.
     Попик одернул рясу, осенил себя крестом, перекрестил рыжего с Ереминым  и медленно  вплыл в часовенку.
     Все это наблюдала матушка из своей кельи.

     О ночлеге в монастыре нечего было и думать.

     Еремин и не подозревал о существовании тайной восточной калитки.
     Покинул монастырь западными вратами, откуда пришел.

     Курьеры заснули под открытым небом.
     Диего вызвался стеречь костер, но задремал.
     К утру резко похолодало, поэтому проснулись все одновременно.
     Не завтракая, двинулись  дальше. 
     Ноги буквально подкашивались.

- Как сразу мороз-то стебанул!  -  Сокрушался  Алешка.

     Следующие три дня выдались сухими солнечными и без приключений. 
     Сплошняком пошли болота, топи, мари, перемежающиеся гривками.   
     Пришлось свернуть к востоку и держаться гор.
     Пару раз пролетал над ними вертолет.
 
     Еду,  как  могли,  экономили.
     И  все  равно она как-то сразу быстро улетучилась. 
     Надо было охотиться или заняться рыбалкой.
 
     Курьеры уже стали  привыкать к хронической усталости, недосыпанию и скудному питанию.
     Груз становился только все неподъемнее и неудобнее.

     К вечеру очередного  дня дошли до границы леса.
 
     Пошли было по разбитой грунтовке. 
     Передвигаться вдоль ям и ухабин быстро надоело.
     Выбирать не приходилось: продираться сквозь дикий малинник  и  шиповник  было  еще труднее.

     Словно из другой жизни послышался звук мотора.
     Позади, из-за поворота выкатился древний, некогда белый пазик.
     Колеса утопали в подмерзшей колее.
 
     Через дорогу  перекатился  серый  комочек – всполошенный  грохотом  зайчишка.
     Автобусик  приближался. 
     Курьеры  переглянулись. 
     Алешка кивнул в сторону леса.
     Резей  взглянул на  Гавриила. 
     У того  дернулась  щека – поздно. 
     Пазик  остановился перед  ними. 

   

                У  ЕРЕМИНА  В ПЛЕНУ