Карьер

 Исполнилось мне восемнадцать лет и я вступил в общество охотников и рыбаков получив на руки членский билет, с годовой оплатой членских взносов в общество, и выписал журнал «Охота и Рыбалка». Прошло то время когда ещё пятнадцатилетним мальчишкой, прятал под длинный брезентовый плащ разложенную старую одностволку купленную мною, честно признаться не помню у кого. Да это не столь важно. Важно то, что с пятнадцати лет я уже начал вырабатывать и учиться всем навыкам охотника. Первое, прятаться, что я делал прекрасно пряча разложенную одностволку под плащ и шёл через весь посёлок. Второе я учился терпению и ожиданию. Третье скрадыванию дичи, выследив её и точному выстрелу.  Но самое главное я учился вслушиваться и всматриваться в природу. Я ещё мальчишкой понял, что охотник, как таковой, никогда не нанесёт огромного вреда природе, это просто не в его силах, а вот нерачительные хозяева огромных сельских хозяйств это делают, очень часто и наносят огромный ущерб природе. В этом я убеждался, при чтение получаемого мною охотничьего журнала на страницах которого были фотографии грузовиков с отравленной дичью на совхозных полях. Оставленное протравленное зерно на полях уничтожало столько дичи, сколько один охотник любитель не смог бы отстрелять за всю свою жизнь. Моя охота начиналась при выходе из посёлка, в то время наша степь ещё была не столь заселена чужими, город за тридцать километров от посёлка только расстраивался, река ещё в некоторых её местах за посёлком была глубока, два прекрасных песчаных переезда через неё связывали берега, где можно было без труда переходить не замочив колен. От второго переезда и начиналась моя мальчишеская охота. Там, как говориться я вставал во весь рост, вытаскивал из под плаща разобранную одностволку, цевьё из кармана. Собирал её вставлял патрон в патронник, штук шесть семь у меня ещё были в кармане, И со мною происходило преображение. Слух мой становился чётче, глаза приобретали зоркость орла, ногу я старался ставить на свободное место от камешков и сухих веток. Чтобы не производить лишнего шума при движении, начиная движение я немного как бы пригибался и ружьё со взведённым курком лежало удобно в руках. Наша речушка ещё как следует в то время не заросла тальником и чилижником по берегам и в воде можно было наблюдать на её берегах недлинные участки редкого камыша. Но она, речушка уже поделена была на плёса с переходами между собой по два три метра и глубиной до метра и более. На этих плёсах и протоках гнездилась наша местная кряковная утка, лысуха, чирки. Я шёл весь собранный и напряжённый, в ожидании взлетевшей утки и готовый своевременно нажать на курок. Правда это не всегда получалось, то взлетевшая пичужка из под куста, то налетевшая чайка вдруг отвлекут внимание, а в это время метрах в тридцати начнёт взлетать ранее не видимая тобою утка. И вскинув ружьё мажешь по ней себе на здоровье, ствол один, готов не был, перезаряжай ружьё и жди следующего момента. Таким образом я уходил далеко за водохранилище на реке которой стояла дамба. В надежде что метров через сто двести поднимется утка я произведу удачный выстрел, возвращаться домой с добычей всегда легче и радостней. В одну сторону я наматывал пешком километров десять-пятнадцать, и как тяжко было идти назад не имея ничего из дичи. Приходя домой, уставший, и недовольный тем, что ничего не подстрелил я говорил себе, на фиг оно нужно завтра не пойду никуда. Но наступало завтра, я прибегал домой после первой смены школы, на ходу хватал со стола, что было поесть и навесив ружьё на плечу и накинув плащ, шёл по тому же маршруту, что и вчера. Ах золотое время юности, сколько же мне оно дало. Получив охотничий билет, я приобрёл нормальную двухстволку, был уже у меня и мотоцикл, хорошие кожаные патронташи, резиновая лодка, ну и всё что полагалось нормальному охотнику для охоты. Я оттачивал своё мастерство в охоте на водоплавающую дичь, но старыми маршрутами из моей юности я иногда пользовался, так как знал каждый кустик на том пути по которому я ходил. Читатель может заметить мне, что пятнадцать и восемнадцать лет, не большая разница. Я могу на это сказать, что возможно и не большая для городского жителя, но для поселкового или деревенского жителя это огромный срок который делает из юноши почти что взрослого человека, каждодневное общение с природой и приусадебным хозяйством, где ему волей -неволей надо принимать участие, сильно влияет на его мышление и поступки. Я не в чём не унижаю достоинство городского жителя, но отличие их от поселковых велико, я утверждаю это по той причине, что половину своей детской жизни проводил в городе, половину в посёлке. Да и дальнейшая моя жизнь происходит по тому же сценарию. Вот мне уже и двадцать четыре, и называют меня все Петровичем, так уж получилось что с восемнадцати лет меня упросили поработать в школе в качестве учителя пения и физкультуры, вот с тех пор меня и зовут Петровичем. Охоте и рыбалке я отдавал всё своё свободное время, если оно у меня проглядывало. А это не просто жить в посёлке иметь семью, домашнее хозяйство. Но всё же выпадало это время и меня уже было не удержать В коляске  для мотоцикла лежало всё подготовленной для рыбалки и охоты, кроме ружья хранившегося в доме. Я ещё большой любитель поспиннинговать, поэтому и спиннинг лежал в коляске. В этот раз я решил постоять зорьку в карьере находившемся метрах трёхстах от дамбы с её правой стороны ближе к грейдеру. Моё решение было вызвано тем что времени у меня было в обрез, а для того чтобы отстоять вечернюю зорьку на карьере его вполне хватало и на дорогу и на охоту. Карьер напоминал собою чем-то бумеранг по своему виду если на него смотреть сверху. Смотреть сверху, это моё преимущество, я сначала обхожу любой объект или площадь или незнакомый городок или деревню, а потом представляю себе как бы вид сверху. И пред моими глазами встаёт полная картина которую я до этого видел частями. Одно его крыло входило собою в пшеничное поле, другое заворачивало в сторону военного грейдера параллельно нашей реки. По внешнему берегу лежали огромные отвалы глинистых почв, опоясавшие весь карьер по всей его береговой линии. И лишь кое-где просматривались проходы между отвалами. Внутренний же обрывистый берег от камыша в воде и его чистовода, отделяли натоптанные тропинки с оставленными на них копытами крупно рогатого скота, проводившего в этом месте обеденную сиесту. Я часто мог наблюдать здесь за отвалами и под их тенью лежащих летом коров в обеденные часы. Камыш не опоясывал весь карьер и иногда к воде можно было свободно подойти. Между карьером и хлебным полем проходила неясная полевая дорога, ею по всей видимости пользовались комбайнёры и трактористы при обработке полей. И по ней я обычно проезжал к карьеру, прятал между отвалами свой мотоцикл и осторожно выглядывал в проход между отвалами, или забирался на верх отвала ложился и просматривал нет ли утки на воде, что бы принять решение, как её правильнее взять. Так было и в этот раз, просмотрев воду крыла направленного в хлебное поле, и не увидев там ничего, я взял ружьё на изготовку и по тропинке прикрываясь камышом осторожно стал пробираться в другое крыло карьера, но и его чистовод был пуст. Я присел на берегу и стал всматриваться в камыши в надежде, что что-то появится из них, но всё было тихо и спокойно. Гладь воды ещё блестела на не совсем позднем солнце, и до зорьки было ещё часа два. Вдруг в конце крыла появилось какое-то движение. Я привстал, но ничего не увидел. Через пару минут опять тоже самое круги по воде, утка ныряет, а я её не успеваю заметить, подумал я, и стал продвигаться в конец крала карьера. Придя в самый конец я ничего особенного не увидел. Я подивился, чудеса да и только, улетела, что ли? И хотел было идти на своё место где я обычно встречаю вечернюю зорьку в невысокий камыш с прекрасным обзором. Вдруг удар на воде заставил меня оглянуться, ха, так это рыба, откуда она здесь. В этой воде отделённой от всего что может в неё попасть, река в стороне. С ним не соединена. Интересно, интересно. Охоту на сегодня придётся отложить. Я вернулся домой взял пару небольших сетей с крупной сеткой. Я как и все рыбаки длинными зимними вечерами сидя рядом с тёплой печкой под завывание долгих буранов и метелей вязал для себя рыболовные сети, иногда ко мне подключалась моя жена и мы разговаривая о том и о сём плели метр за метром капроновую сеть. Часто я ими не пользовался, в том не было такой необходимости. Но иногда я употреблял их в качестве вспомогательного средства для ловли рыбы. Вернулся на карьер я уже под самый закат, накачал лодку, выплыв на воду я поставил пару сеток вдоль камыша где резвилась рыба, о том какая это была рыба я не имел понятия, утром узнаем, что тут плещется и отправился домой. Ещё до света я проснулся по моей уже сложившейся привычки просыпаться в то время в какое приказал себе проснуться и отправился на карьер. Сети стояли с притопленными  поплавками, как будто их не было тут вообще. Ага что-то есть. Я начал выбирать сеть в лодку и каково же было моё удивление, когда в моих руках затрепетался карась килограмма на два. Из двух сетей я вытащил ровно двадцать карасей как один, в этом я убедился уже дома взвесив каждого, ровно полтора килограмма. Я опустил их в четырёх кубовую ёмкость с чистой водой. Эту ёмкость я сварил сам из пяти листов железа, у тестя рядом с кузницей. Пришлось повозиться, но дело стоило того и у меня в огороде теперь всегда был запас воды в четыре кубометра для полива. В эту ёмкость я и опустил пойманных карасей, наказав детям чтобы не вздумали их прикармливать. Для прокорма им хватало личинок и насекомых которые не осторожно вели себя с водной поверхностью. Жена могла теперь в любое время угостить меня и наших деток свежей жаренной рыбой. Но мысль о том, как попал карась в карьер меня долго мучила и не находила своего разрешения. И вот уже будучи председателем нашего поселкового Охотничьего Общества, я был в гостях у нашего знаменитого садовода, дяди Володи Гронвальд. Что-то я им привёз или разрешение на охоту или порох, от общества, точно не помню. Сад у них был отменный и его хозяин Дядя Володя, коллекционер, садовод-цветочник каждое почти утро получал письма от друзей любителей цветов и селекционеров, а то и бандероли с новыми сортами семян. Да и сам он часто рассылал  письма и бандерольки своим друзьям, и коллегам садоводам. Его сыновья Слава и Юрий были в это время у него и мы разговорились, меня пригласили отобедать вместе с ними, и угостили под рюмочку водки тушёной кролятиной, сначала потребовав от меня узнать по виду что в сковороде. Я конечно ошибся, спинка кролика мало чем отличается от толщины двух килограммовой щуки да ещё порезанная на небольшие ровные доли. Я сказал что по виду напоминает щуку, Дядя Володя засмеялся и сыновья улыбнулись за ним. Кролятина тушенная в сметанке. Я выразил своё восхищение кролятиной после опустошения сто граммов. А, я вот говорю, до сих пор не могу понять как карась попал в карьер возле нашего водохранилища. А что спросил дядя Володя, ты его что, там видел. Да не только видел ответил я но и выловил двадцать штук и все как один полтора килограмма. Нет ну ты посмотри на него, сказал дядя Володя, я их три года  назад втихаря выпустил в карьер штук сто, а он их уже жарит. Если выпустили их три года назад сто штук, то теперь их там на всех хватит, ответил я. Да но не сетями, ответил Дядя Володя. Всё понятно, это была лишь проба, понять что там за рыба появилась. С той поры можно было часто видеть рыбаков с удочками сидящими у воды карьера в надежде на улов хорошего карася, но сетей карьер больше не видел.
27.10.2024г.