Катамаран Лобачевского. Женщина. Глава 13

Глава 13

- Ты мне скажи, как ты относишься к продолжению фильмов? Ну фильм сняли, успех, они через пять лет продолжение из пальца высасывают, иногда без первачей первого состава. -
Алик выпил запустил и стал терпеливо пытать Олега Владимировича.
Олег Владимирович не понимал, почему Алик не пьянеет.
А Алик, не дождавшись ответа, продолжал:
- А где гарантия успеха во второй раз? Никакой…. потому что состав другой: главный герой другой, режиссёр другой… Или ещё задам вопрос: а в чем душа фильма?
Это трудно: иногда режиссёр, иногда режиссёр и сценарист, иногда сценарист и актёр, композитор, актёр и режиссёр - вот такой вот салат. Вариантов много: дуэт, трио, квартет…Иногда это кто-то один, иногда идея, но, если эту душу потревожить, отрезать хоть одно, хоть чуть-чуть, хоть одну - фильм замерзнет и всё.  И всё вроде есть и всё хорошо, только душа замёрзла и фильм умер.
- А если Чаплин? - спросил Олег Владимирович. - И если это не Чаплин вообще?
- Это исключение. Чаплин был всем, - запинался Алик.
- А ты подумай: два советских хита, как теперь говорят. Разные режиссёры?
- Да.
- Разные актёры?
- Да. кроме двух, - глаза Алика горели газовые синью.
- Хендехох, - сдался Олег Владимирович, рявкнув  в зеркало.
- Доктор капут, - рявкнул Алик, - да и ещё сдох, и ещё подванивает.
- Ты говоришь что за фильм?
- Можно мерку для ящика снять? - не унимался Алик.
Нравилось ему мерку. Можно венок, можно музыку, можно, а вот как можно не назвать да потому что можно и не знать…
- Я не знаю, - оторопел Алик.
Конечно, я не знаю, ну так случилось, извольте «Волга-Волга» и «Карнавальная ночь».
Идея -  реформаторы-консерваторы, главный Ильинский, все остальные белки-стрелки, пять  минут, пять минут, женские ушки, роли хоть колхоз и имени урожая. И, конечно, музыка.
Но если убрать Ильинского – пшик, ну как?
Алек смотрел со снисхождением  победителя: чистая победа, нокаут. но ставлю еще пузырь,  что вывернусь.
давай два
- Хорошо, - согласился Олег Владимирович, - но пьет проигравший.
- Хорошо, – взнузданный Алик бил копытом. - Есть фильм, где есть Ильинский, идея - реформатор–консерватор, музыка-песни, а хита нет. и что-то про парк или ещё что-то такое,
Алик повесил голову.
 Олег Владимирович посмотрел на него Кутузовым, но двумя глазами, как на замёрзшего француза: левым брезгливо и презрительно - правым.
- И поэтому, - заключил Олег Владимирович, - продолжение тот же сценарист тот же режиссёр тот же главный герой тот же композитор и оператор, в общем никаких рокировок, тогда может что-то и можно повторить.
- Согласен, кивнул Алик. встал и пошёл за водкой.
Олег Владимирович проследил его до двери и бегом к холодильникам: что время терять…
Когда пришел Алик, Олег Владимирович, к своему счастью, сразу нашел, что хотел: мужчину и женщину, худых и молодых.
Алик пить продолжал.
- Мне один дипломат рассказал, как они развалили СССР, - наступил на любимую мозоль Олег Владимирович.
- Кто развалил? Да у них мозги под гамбургер заточены и колой залиты.
- Развалили мы, чтобы не кормить варшавскую клику нищих, и 11 голодных братских нищих республик, и пол-Африки, и Латинская Америка, и ещё черт знает кого.Скинуть нахлебников -  это еще Громыко задумал, но умер рано. а Мишка-идиот от испуга все угробил. А коммунисты разбежались бежать на баррикады!  Я никогда не думал, что наша коммунистическая партия - это стадо испуганных свиней. Я с собакой недавно около цековского дома прошел - один пердун, заорал как резаный, а я ему: ты бы за партию так бился, как за газон.
Алик выпил и предложил,
- Должно было быть четыре государства в одном: мы, хохлы, белорусы.
- А четвертой?
- Казахстан.
Алик посмотрел на Олега Владимировича, как на идиота.
- Да кто знал, что они вдруг все решат царями стать. А потом началась эпоха запоя. Власть, броневик и Крым не нужен.
Алик налил, выпил:
 - Но самое главное, что, если у Америки не будет СССР – врага, она обнаглеет и залезет везде, где надо и не надо. Ни свои ошибки, ни чужие ошибки не замечает, прет вперед.
А все присоски варшавские и советские где? На американском брюхе пьют кровь пиявочные государства, пока есть кровь.
- Сомнительно, - проговорил Олег Владимирович.
- Не хочешь - не кушай, но Америка ни одной войны не выиграла, чтобы один на один,
и с индейцами как СС.
- Как тебе кремлёвский катамаран?
- Какой катамаран? - не понял Олег Владимирович.
- Как какой? Вова-Дима.
- А, понял, что эти двое?
- Ага, все наши правители плыли в байдарке одноместной, всегда боялись преемников и поэтому путевых убивали. Кроме Ленина, Сталина, Хрущева, Брежнева никого не было на замену. А эти красавцы на катамаране, если не перегрызутся, вернее, если их лбами не столкнут. Я уверяю - 70% окружения хотят разбежаться по байдаркам. им так легче.
Катамаран очень устойчив - это все это всех пугает, устойчивая Россия- это гибель Америки. Рассорить их, распилить катамаран - главная задача, а эти двое должны понимать: пришли пилить - враг России.
- Я с этим согласен, - сказал Олег Владимирович, - за это нужно выпить.
- Нет, я при исполнении, - вяло и неэмоционально отказался Алик.
- Как хочешь, - согласился Олег Владимирович, - увы, а как же нам ограничить выдачу гражданства нероссиянам?
Алик вспыхнул, и стал объяснять диспозицию:
- Первая: до 91-го года все россияне, но после все захотели свободы – мерси. У нас новыми россиянами после 91-го станут только беженцы-русские, а остальные в Россию - ни-ни. Мы оккупанты, чего вы к оккупантам приползли. Лучше расскажите, как русских гнали и в какой республики сколько их было и сколько стало. Уголовные дела по геноциду россиян не открыты, компенсацию беженцы не получают. Россия скоро потребует трибунала 90-х годов. Над россиянами надругались, а пьяная сволочь оркестром руководит, а трезвая Нобелевскую премию получает. В Россию мы возьмем белых: русских, татар, чеченцев, бурят, мордву, дагестанцев, т.е. тех, кто, кроме России, не имеет своего государства, а остальные живите на родине. Наш паспорт нужно заслужить. Но вначале долги отдать.
Алек сломался на абортах. По его задумке, аборты запрещаются все, даже по медицинским показаниям. А если не хотят ребёнка - им заплатят деньги и отдадут на усыновление. Содержать алкоголичек и курящих беременных в санаториях под приглядом до родов. Аборт -на тебе статья за убийство. А деньги на это? А деньги на это -  90% сокращение автопарка чиновников. И еще 10 бесплатных ЭКО, и бесплатные общежития для матерей-одиночек.
Олег Владимирович позвонил, открыл мужчине дверь, вдвоём они вынесли трупы, погрузили в машину и отвезли в папин морг.  Потом Олег Владимирович вернулся, до утра делал записи, изучал документы, подправлял. С шести до восьми будил Алика и приводил в чувство. а потом встретились в кафе. Завоза не было, по субботам на трупы натыкаются собачники и сообщают не сразу, полиция едет не сразу - им тоже похмелиться надо и дождаться смены, пусть новые и едут. Это Алик рассказал. уничтожая пиво жадно, страстно, остервенело.
- Сейчас время шестидесятников.
- Ты про шестидесятые годы, Олег Владимирович, а я про рождённых в шестидесятые.
Хотя в шестидесятые годы родилась и умственная интеллигенция, и масс-интеллигенция, и эстрадная интеллигенция. И дети и внуки ответственных работников, которые дали себе труд родиться, и комсомольские работники, и еще много всякого дерьма.
Но слава Богу и много детей фронтовиков, которые знали, как защищать Родину.
- А я думал, ты про бардов, - спросил Олег Владимирович.
- Это те, которые призывали за руки взяться, и чтобы комиссары в пыльных шлемах склонились молча? Да они своими песнями цементировали Советский Союз. Без них коммунякам было бы плохо, а так у нас свобода: театры, Тарковский, ещё и Таганка, и гонение на наше искусство, чтобы оно в цене было. До нас только Шолохов получил премию за талант в литературе, остальные - за муки гонимых.
- А доктор Живаго? - спросил Олег Владимирович.
- Да этого доктора даже Ахматова не любила, стихи, говорила, хорошие, жалко, что старые.
- А демонстрации по Чехословакии? - спросил Олег Владимирович.
- А тебе Чили не напомнить, как Альендо убивали, это как? А сколько покушений на Кастро? Скольких убили, потому что не слушались? А сколько ещё убьют? Чехи неблагодарные, надо было самим нацистов победить, тогда и решали все сами, а то сразу легли под Гитлера. тогда бы решали все сами. Барды не разваливали, а цементировали, сгоняли в городские табуны к кострам романтиков великих строек. Разваливают свободные и независимые одиночки, а у них коммунистическое артековское детство и родичи из ЦК, и так было хорошо. А почему Гречко Горбача выдвинул, ясно -  тот со своей ипатовской аферой выдвинулся, а Громыко нужен был молодой дурачок, чтобы им манипулировать. Вот только Громыко в байдарке уплыл. А комбайнер намолотил вместе со своей обезьянкой, и тут манипулировали другие.
- Ну и переходы у тебя! Слушай, Алик, а ты сегодня работаешь? -  опасливо спросил Олег Владимирович.
- Америкосы имели Европу во все дыры, и они сделали вид, что Сталин делал это больнее, неделикатнее, так что ли. Их водили на коротком поводке - и лакомство после правильного исполненной команды.
«Почему ты, почему ты спрашиваешь?» - не спросил Олег Владимирович, потому что трупы лежали в холодильнике, а дочь с мужчиной ждали, когда Алик заснёт.
- Вот смотри: кофе - это вода плюс кофейный порошок, водка - спирт и вода, коньяк - спирт и добавка, а хороший и дорогой коньяк - это спирт и дорогая реклама и добавка.
Правда?
- Правда, - соглашался Олег Владимирович и клял Алика.
- От добавки зависит цена, результат тот же, а значит, нищий от богатого отличается только дорогостоящей добавкой к общему результату. Но добавка — это иллюзия богатства, потому что кто-то хитрый доказал, что дорого - это здорово и очень дорого. Богатый имеет желание и возможность, и к мясу ему продадут дорогущий соус, хоть соус убивает мясо. платят за белую скатерть, белую сорочку официанта и очень редкий, засекреченный рецепт соуса.  Плата за уровень и чем дороже, тем выше…
Человек плюс добавка - вот элита. Убери высокую цену - и нет коньяка. Вот счастье узнать себя без добавки, голенького. Получится ли у тебя быть лидером, просто человеком? 40% занимаются выдумыванием новых добавок, подтверждением своего уровня, рекламируют, крышуют, воруют, лоббируют добавки. Они рабы добавок, уже забыли, кто они есть и что они едят. Кто-то привёз на рынок мясо цена десять…
- Что десять? - спросил Олег Владимирович.
- Просто десять, не перебивай. Приходит полиция, санэпидстанция, азербайджанская мафия, ветврач, администратор рынка и уже тридцать. Ресторан – 40, 100, 500…Сын ресторатора круче выглядит на новой спортивной машине, и это тоже добавка. Вот добавка - пустая глупая никчёмная плата за стадное желание.
Нет-нет, сосиски, сардельки — это вообще не мясо и в Америке, и в Париже. Селянин получает цену мяса, и это человек, а все остальные - это добавка к человеческой мерзости, глупости и стадному влечению. А как же ветврач? Куда нам без осмотра мяса?  Пусть они смотрят, что в Москве творят с тухлыми курами гастеры. Тухлые рыба, на рынках вымоченные в хлорке крысы…Но самое главная военная тайна - в ресторане подают тухлое мясо. Чем больше острого соуса - тем хуже мясо. В ресторане никто не подаст просто кусок без соуса.
И картины, которые они покупают, и женщины, и собаки – всё-всё-всё подделки. Богачи -главные лохи в мире. И коньяк, и часы - всё добавки.
А по телеку артисты-добавки рассказывают о своей тяжелой добавочной профессии, о том, как это трудно. И нет ни одного, кто вырастил хлеб и мясо. И молодёжь идёт в артисты, в проститутки, в модели и бордели. Бордели уже не могут принять всех желающих, стены лопнули и добавочные вагины и пенисы расползлись по миру. А как я хочу увидеть по телеку мастера, который сделал дом без одного гвоздя, ювелира, сантехника, человека, который делает что-то лучше всех, а не пластических хирургов, которых мы не можем оплатить. Я против передачи об очередной звездульке, её творческих исканиях, а у самой два аборта в 14 и 17 лет и порочность в каждом слове.
- Сплошные добавки, - это последние слова Алика, причмокивавшего и положившего ладони под щеку.
Алик уснул.
Олег Владимирович рванул к ждущим.
- Сначала ты, - обратился к мужчине, - с тобой возни много.
Они вошли в комнату с двумя столами.
- Раздевайся и ложись, - крикнул мужчине Олег Владимирович, - и помоги.
Так они лежали - трупы и мужчина, а Олег Владимирович методично переносил с одного другому все, что было на первом.
- Часы я ношу на правой руке, - подал голос мужчина.
- Ты что, левша? - удивился Олег Владимирович.
- Нет, просто мне не нужна правая рука для драки. Я уверен в себе и не боюсь.
- Ты хочешь сказать, что я ношу на левой, потому что боюсь и жду нападения?
- Конечно, вы постоянно нервничаете - ждёте нападения.
- Глупость какая-то, -  вздохнул Олег Владимирович, но часы завёл и нацелил на правую руку трупа. Мужчина улыбался, но страх перед болью жил внутри. Шутка ли: вытерпеть, когда тебе вырезают огромный кусок кожи без обезболивания.
Олег Владимирович подошел с ножницами:
- Ты не передумал? Точно без обезболивания? Я даю тебе слово….
- Нет, дело не в тебе, я хочу себя испытать, - мужчина усмехнулся. - Как я могу допустить, чтобы мне сделали укол неизвестно чего. Меня легче убить, чем помогать.
Он прав6 не надо мне доверять, убью и не задумаюсь, потому что дочь…
- Значит без наркоза?
- Без.
- Ты разбудишь Алика криком, тогда его придётся тоже убить, - продолжал Олег Владимирович.
- Тоже? - встревожился мужчина.
- Это я про труп, - смутился Олег Владимирович.
- А как тебя зовут?
- Никак, - обозлился мужчина и что-то обдумывал.
- Так, - поднялся мужчина, - я сам все сделаю, не подходи!
Мужчина явно испугался, что его убьют. Олег Владимирович сделал шаг.
- Не подходи, я закричу! - взвился мужчина.
- Да ты и так закричишь, - сплюнул Олег Владимирович, отошел.
- Оля, - позвал мужчина, - подойди и подготовь сетку, вату, зажим, нитки.
Олег Владимирович вытащил нож, и спросил:
- Мы делаем?
- Делаем.
- Хорошо, давай сделаем мезообезболивание.
- А это что такое?
- Это я тебе закину микродозы в кожу, и тебе будет не так больно. Мы сделаем около 3000 уколов по всей татуировке.
- Хорошо, давайте, - согласился мужчина.
Олег Владимирович вытащил мезопистолет, шприц и лекарство. Мужчина очень долго разглядывал ампулу новокаина, потом набрал шприц, вставил, повернул и нажал на курок. Швейная машинка затарахтела, оставляя на коже кровавые следы.
- Я с помощью этого пистолета одной мадаме живот убрал, - наблюдая за мужчиной, Олег Владимирович говорил дочери. Мужчина перехватил это взгляд, гневно зыкнул на Олю. Та зло на отца, он сделал шаг назад, второй, третий. Дочь вопросительно посмотрела:
- Папа, продолжаем.
Олег Владимирович послушно продолжил.
«Дублер, я дублер -  самая жалкая роль на свете, - подумал Олег Владимирович, -человек на подхвате.  узаконенное унижение. Дублер ненавидит, завидует и надеется на болезнь, смерть первача, но и первач ненавидит и ревнует к тому, кто ждёт его ошибки, смерти, не прочь подставить ножку и врёт о дружбе. Я, отец, дублер. И никто не заметил пустоты, благодаря затычке-дублеру. Не заметят, заткнут дыру при надобности и поплывут дальше». Он вздохнул: только отсутствие дублера делает человека свободным, относительно, конечно. Назначение дублёра - это уже пощечина.
О свободе говорят все, но ни один человек не имеет свободы. он зависит значит несвободен. кислород тоже зависимость. В семье дублер пытка. мама сноха отец зять дети тоже делят роли. Дублер в армии воздухе в космосе, а вот в театре в балете Дублер — это безнравственно это пытка, это плевок. то как взять в заложники, будешь бузить дублер заткнет, машинка замолчала, лекарство кончилась
Олег Владимирович подошел и взял в руки ножницы. Мужчина посмотрел на отца, потом на дочь, потом опять на отца, потом опять на дочь, нырнул мыслями в себя и вынырнул, задрал голову и приготовился. Олег Владимирович оттянул кожу, воткнул ножницы и быстро-быстро защелкал. Кожа с хрустом поддавалось. Фьють-фьтю и фыр-фыр. а мужчина выгнал спину, сжал пальцы в кулаки, бицепсы-трицепсы -жуть. шея, жилы – струны, лицо - одна оскалина. Язык окаменел, и глаза ненавидящие. и выдох со слюной, и вой горлом, грудью, минута, может, меньше. Увы, как аппарат без остановки всё сделал, он не слышал: он затолкал вату и надел наушники с громким роком, он всегда так делал, когда работал. крик отвлекал бы, а … мне дело делать надо, за руки не хватал и этого довольно.
Как этот минута!.. Отец был под впечатлением, все были под впечатлением их дуэли, то ли дочь ему гарантии дала, то ли он в меня поверил? А вот что бы делала Оленька, если бы я его по горлу? Дочка моя родная, папку бы грохнула или нет?
Глупые родители, дебилы, кого больше любишь – проверь. А если не тебя, а этого? Мужчина дрожал, тело билось мелкой судорогой, живот работал, как поршневой двигатель, пот лился, как из крана, губы в крови, глаза красные кровью.
Олег Владимирович сорвал кожу и бросил в банку с раствором.
- Всё! - закричал мужик.
- Всё! - закричала дочь. – Молодец!  - и так раз сто повторяла.
- Всё-всё-всё, - повторял мужчина.
«Не уверен, - подумал Олег Владимирович, - а кто молодец?»
-  Всё, мужчина захрипел на Олега Владимировича.
- Да, конец, - подтвердил Олег Владимирович.
- Всё, как же больно, сам выбрал, сам, сам только ларго!
- Что-что? - переспросил Олег Владимирович.
- Ларго, медленно очень.
- Ты о чем говоришь, висельник?
- О тебе, ремесленник.
- Да никто бы быстрее не смог, ларго, - надулся Олег Владимирович.
- Да ещё сетку нашел, ещё ножницы точил, да я чуть сознание не потерял, - огрызнулся мужчина.
- Лучше бы ты сознание потерял - меньше бы скулил, -  отправил мяч назад Олег Владимирович. - Неблагодарность - главный грех, тебе себя жалко и это всё обмочил кликуша.
- Я кликуша? - взорвался мужчина, столкнулся со взглядом Ольги, как птица о стекло ударился, посмотрел на труп на втором столе, сразу очнулся, застыдился. Во время этой перепалке Оля продолжала бинтовать и обрабатывать рану.
- Вы простите, вы правы, вы делаете, а я подвожу, неблагодарный.  Не верил, боялся, откуда знал, что такая боль. Ах! - театрально вскинул и умилительно выставил богомольные руки шалашиком Олег Владимирович. - Мой труд оценили, я счастлив, хоть и просил, клянчил, как нищий на паперти.
- Я прошу простить закричал мужчина, попросил прощения я, он хотел встать, но Олег Владимирович не дал.
- Нет, дорогой мой, лежи.
- Ольга, таблетки, уколы и обкалывать.  а я пока во рту поделаю, -  Олег Владимирович включил дрель, -  пломбу на клыке замастрячу.
Оля смотрела на его манипуляции с трупом:
- Как мне пришло в голову спереть вещицу с пальчиками Стрельникова? Это хорошая расплата за всё, будет ясно, что всё это от него
- Пойми, дочка, это нагнетает, а все, что нагнетает, заставляет насторожиться. Зачем? Пусть выдохнет воздух, расслабит мышцы, заправит откушенную губу и мозг. Переведёт дух, успокоится и снимет бронежилет. И будет уязвим, а по-другому - если просто убить, так надо просто в голову
- И всё, всё кончится и всё, и ничего этого не надо. Чувство стиля - самое главное, - подал голос мужчина на столе — это как коррозия. Нельзя читать современников, особенно талантливых, начинающему писателю.  Сбивается прицел, рубанком по стилю, своему стилю, и тогда конец. Ты такой же, как он, шлифанул - и нет тебя.
- Да-да, - отозвался Олег Владимирович, - это на войне хорошо.
Это как на войне: в одном строю, в одной струе, а узнаваемость для снайпера, для поэзии, - сказал Олег Владимирович, выставив язык, работая над клыком трупа, пломбируя клык у трупа.
- Это ты что, типа её не поддерживаешь? - задумался Олег Владимирович. - Оля говорила насчёт стиля, я не все слышал, но, наверное, нужно поддержать. У вас от боли мозги повредились, это от вашего воя. А дочка предлагает самодеятельность, а я прошу, нет, умоляю, придерживаться плана! Всё просчитано, я не успею среагировать на все последствия вашего вдохновения с потолка …заклинаю… по моему плану…сейчас… импровизация потом.
Олег Владимирович рассмеялся, Мужчина рассмеялся, Олег Владимирович посмотрел демонстративно на часы и, не обращая внимания, что мужчина хочет что-то сказать, бесцеремонно полез пальцем в рот.
- Хватит, умник, у нас ещё много работы, - включил фонарик и залез насильно в открытый рот всем, чем можно. - Это почему вы промолчали про три моста… !!!! три!!!!
Мужчина не мог говорить, да и что он мог сказать, он боялся, он трусил.
- Как можно было безответственно относиться к зубам! Три моста! Мой папа всегда мне говорил: следи за зубами и простатитом. это можно и нужно держать, всегда держать в рабочем состоянии. Вам, молодой человек, не говорили этого, жалко. Это не вина ваша, а беда.
- Терпите, молодой человек, терпите, - и опять бесцеремонно полез в рот холодной железякой, напоминающей клещи. Мужчина вырвался:
- Что вы что собираетесь делать?
- Я? Чудный вопрос, спасаю вашу задницу.
- Объясните, как? - не унимался мужчина.
- Очень просто: три моста снять и поставить на дублера. Есть возражения? Я думаю, нет. Олег Владимирович стоял в выжидании на старт с железякой на изготовку. Вопросительно глядел и злился.
Мужчина посмотрел, послушал тишину, вдохнул, закрыл глаза, лёг и открыл рот.
Ольга отвернулась и только стоны и металлические щелчки подтверждали, что все идёт по плану. Она повернулась, когда оба склонились над трупом.
- Так, эти мы вырвем, а эти подточим, - хруст, стук, голова об стол, трение напильника о зубы.
Ольга с ума сходила от этого, ее зубы заболели, пот вышел везде и много и обильно, кружилась голова, тошнило. Закончив с зубами, Олег Владимирович раздел мужчину, начал записывать расхождения в телах.
Первое: у дублёра нет БЦЖ. Второе: ногти неухоженные. Третье: у мужчины Оли шрам на боку – три сантиметра.  Четвертое: кожа более смуглая. Слава Богу, операции нет. Пятое: член меньше, но после обжарки сравняем. С вами всё, мужчина. С дочерью было быстрее: один мост, разрыв влагалища и ануса.  Перелом скуловой кости и все, да еще три шрама.
Теперь на улицу и паяльную лампу. Олег Владимирович с мужчиной вынесли труп.
- На Руси место, где собирали подати, называли погостом. Подать и сейчас собирают и место похоже, - рассказывал Олег Владимирович. -  А я, так получается, на этом хозяйстве отчёт-подсчёт, отчего-почему, высшая бухгалтерия. А теперь ещё и мошенничество особо извращенным способом. А ещё слово «уроки» -  количество сборов - тоже перекликается, как с уроками в переводе «долги отдать». Удивительно, как глубоко простирались корни слов. Через годы, столетия пролетают, прорастает только стержень, смысл остается, часто философский, но всегда в точку.
- Вот «врач» от слова «врать» - как же это в точку, хотя бы сейчас, - Олег Владимирович хохотал, продолжая вынимать, выжигать нужные часть кожи. Потом втроём переодели. Это казалось очень тяжело и сложно. приходилось пороть одежду, чтобы надеть на окоченевшие руки-ноги рубашку, брюки.
- А ведь у вас между лопатками родинка. Попробовать соорудить что-то подобное или.., - он сделал паузу, - вырежем быстренько?
Мужчина посмотрел на Олег Владимирович с ненавистью и страхом.
- Быстренько, вот это уже нравится, вы уж во вкус вошли? Вам мои страдания жизнь продлевают?
Олег Владимирович сделал глупое лицо, удивился естественно:
- Что, вам больно? А я-то думал, что без наркоза
- Это вы…- мужчина не дал сказать не-на-ви-жу
Олег Владимирович отошел назад:
- Хорошо, мы эту родинку создадим с помощью проволоки и пассатижей.
Мужчина закивал, и тревога и испуг поменялись на нервную улыбку.  «Проволокой перетяну, закончу, а потом откручу, - подумал Олег Владимирович, - сойдёт, и зажарю»
- Я таким способом бородавки в детстве изводил, - вконец веселился мужчина.
- Вот бородавки сводил, а родинку испугался, - бросил Олег Владимирович.
 - Я думал опять резать, опять терпеть, а тут Алика можно разбудить.,
- Да, - вспомнил Олег Владимирович, - мы о нем совсем забыли.  Алик спал, да это очень хорошо, утром он у меня … Привезут бедолаг, и Алик как свидетель. Вот как не знаешь, где сломаешь, где починишь, где вдруг правду сочинишь.
А мужчина сентиментальный … После того, как план был разгадан, и он не умер, и ему повезло, Олегу Владимировичу пришлось придумывать все это. Олег Владимирович задавал вопросы: а стоил ли он, чтобы вот так мучиться? Ведь убить его и сейчас можно просто, без затей. Но не было уверенности, что кто-то Ольге поможет, а этот с ней как два ботинка пара.
И дело не в том, как она к нему относится. Когда по дороге кровь, никто не считает слез.
Выжить - это главный приз, и искусств состоит в невнимании к трупам, которыми можно прикрыться. Можно скорбеть потом. Но во время боя нужно научиться через них перешагивать. талант такой - перешагивать и не цепляться.
Без него или с ним - вот в чем вопрос?
Если бы ей не уезжать, прибил бы я мужика, а потом весь остаток жизни положил бы на счастье дочери. Но ей уезжать, ему прикрывать отход. А посылать девочку в никуда одну он без гарантии боялся, и кто их даст, эти гарантии?
Так мужчина остался жить, а то, что он, как маятник, качается от жизни к смерти и назад, чувствуется.
Человек это чувствует, только не хочет в это верить, считает – пронесёт, как всегда.
Более пуганые и, значит, умные и подготовленные, начинают хвастаться, хватать спасательный круг, заводят больше знакомых и друзей. Как магнит, прицепляют к себе всё больше и больше железа.
Хоть и сам хотел умереть, да расхотел, хотел убить, да расхотел.
А теперь все хотим жить.
Человек смешон до непредсказумия. А как могли бы растерзать мужика, но нет другого… Может быть, просто за то, что он мешает дочери или ещё кому-то жить.
Вот жизнь, дикая теснота в желаниях… они трутся друг от друга, запуганные страхом до искр. Их, как лошадок, подстегивает собственная цензура, собственный надзор и самогипноз. И страх, что цензура кончится, и самогипноз растает, и ты останешься один на один со своими желаниями. И за последствия придётся отвечать только тебе самому.
Дикая теснота, а отдуваться ему самому.
Они полной жизнь живут, полной грудью, счеты сводят с окружающими и с собой. А он дублёр на подхвате: боеприпасы поднести, раны перевязать, горячую пищу организовать.
Олег Владимирович злился, человек совсем не логичен. И в его логике самая логичное и естественное отсутствие этой самой логики., иначе как можно упасть в обморок при виде мыши и в тоже время два раза в день внимательно следить, как выползает какашка из-под хвоста любимой сявки, тужиться вместе с ней и радоваться новорождённой колбаске и видеть облизывание попки, а потом давать вылизывать ей свое лицо, где логика? Олег Владимирович злился, бурчал и делал все с удовольствием. И трудности радовали, грели, веселили. А он и есть стрелок, он первый номер, и это другие подносят патроны и бинтуют раненых. И его нужность как религия к любимой дочери, дважды воскресшей.