Я вот всё думаю

(Моей С.И.)


Я вот всю думаю…
Светлана Ивановна.
Я вот всё думаю.

Неужели человек принужден своими стратами в жизни так жить, чего-то хотеть, от чего-то страдать, чему-то радоваться, - лежать на диване в кухне  вечером воскресенья и слушать как варится рис, и быть довольным своим раздирающимся сердцем, что «всё хорошо»?

А вот этот мальчик Саша, или девочка Света, мальчик Ваня, девочка Лена - они в чём-то повинны, что их жизни и всё то зло что они причинили, - а они - им, - : девочке Насте, мальчику Коле, девочке Лене и мальчику Серёже, - они в чём же виноваты (?) - что они родились в месте, времени, условиях, что были, были тогда, что им встретились такие же счастьеслепоглухие?

А потом вдруг обретя (как им кажется) счастье как избавление, они по неизбывным временам остаются один на один со своей данностью, - казалось бы: вековой, вселенской, монолитной плитой из Вольского цемента на дне платформы  нефтяной скважины в одном из северных морей, - времена пройдут: и платформы не станет, и скважины, и нефти, а плита останется.

Любовь. Я давно понял её тонкий шлейф: это любовь вообще: ко всем, ко всему, и только она сбирается к чему-то и кому-то одному, то непременно свирается.
Как масло на холодной сковороде: если не жарко - нет моей всей поверхности.

Поверхности. Посмотри в глубину и сконцентрируйся на одном человеке и своих самых близких - тебя не хватит на всех! Так говорят от отчаяния и самооправдания, что они сами - может и хотели бы - да не смогли, и не таковы, и поэтому хотят покрасить в «свой (или услышанный от других) опыт» тебя, чтобы ты стал «своим». Каким?  Таким же - и транслировал это в века. И успокоится: и ты, а они, с радостью, тем более.

Тем более. Тем менее. Конечно нервы навыпуск, и изнанка судеб на вкус цвета крови, и тщеславие, и оголтелая самовлюблённость сжигает дотла. И только все люди Земли вдруг укором своего существования мне пронзят мимолетными взорами душу острейшим смертельным стилетом - и я погиб, но не до конца: я искренен поныне в своей идиотической юности - она неподсудна.

Неподсудна. Неподсудно ничто. И нет ничего. И всё - в душах людских, и в мире. И любовь.

И любовь. Люблю. Как это трудно. И понял как-то: любовь есть огромный труд, почти Сизифов, но в конце времен - тот камень будет на вершине.

На вершине. Наших жизней, наших душ печальных, вольной волей - и «зачем»- не надо…