Свобода и родное, своё...

     Некоторые уехали, навсегда отказавшись считать что-то родным, своим, а те, которые остались, заговорили о моральной и уголовной измене Родине уехавшими.

     Также те, которые остались, начали присматриваться к своей молодёжи: "Не такая же и она безродная, как и те, которые уехали, наговорив гадостей о бывшем своём народе, о бывшей своей стране?".

      А ведь это проблема сложная! Наскоком её не разрешить. Хотя есть и такие люди, которые интуицию считают разрешением сложной проблемы именно наскоком.

      Пытающиеся решить проблему моральной или даже уголовной измены человека своему родному народу, люди, не склонные к интеллектуальным, умственным   излишествам, стараются так рассмотреть, наскоком:

     "Сначала сами позволили народу распуститься, а когда многие из него действительно распустились и выбыли из его рядов, вы стали возмущаться. Не поздновато ли? Не ушёл ли поезд навсегда?".

     Те, которые не решают проблемы наскоком, спрашивают склонных к упрощению:

      "А что надо было делать, чтобы изменников было поменьше? Что вы сами предлагаете? Точнее, - как вы думаете, что раньше делать надо было, чтобы не возникло столько таких, которые  нагадили и якобы навсегда из родного народа выбыли?".

     Те, которые являются не очень сложно рассуждающими людьми, вдруг вспоминают о Моральном кодексе то ли строителя, то ли строителей коммунизма:

     "Почему бы нам раньше, то есть  загодя не придумать было Моральный кодекс патриота? А то высмеяли, понимаете ли, Моральный кодекс строителя коммунизма, а теперь спохватились. Не такая уж эта бесполезная и не совсем глупая штука была,  - кратко сформулировать основные требования к человеку, как к к патриоту,   и побуждать  следовать им!".

      - А действительно, может быть вы и правы. Заставляем школьников на уроках обществознания вызубрить наизусть несколько статей Уголовного Кодекса. Они их выучивают наизусть, чтобы положительную оценку  получить, но начинают ли они после этой зубрёжки яснее ощущать свою тесную связь, свою принадлежность к родному народу? - начинают вслух рассуждать те, которые любят не наскок, а размышления подлиннее  и посложнее. - Но, вполне возможно, дело не в наличии или отсутствии иделогизированого Морального кодекса, а в одном понимании свободы, которое долго было у нас, здесь, сильно распространённым, то есть  господствующим.

     - Только не надо трепаться, что вы знаете, чем ложное понятие свободы отличается от правильного её определения! - возражают любителям долгих размышлений люди попроще.

     А он, стоящий посередине между любителями серьёзных рассуждений и теми, которые уважают наскок, вдруг решил  придумать то определение свободы, которое усвоили в своей жизни уехавшие. И вот что у него получилось:

     Свобода - это отсутствие ограничений в выборе способов завладения большими суммами денег и способов получения жизненных удовольствий.

      А потом он представил себе окружность, очень большую, состоящую из точек-целей, на которой расположен сам человек и внутри которой, как в круге, расположены варианты допустимых целенаправленных  и целесообразных действий.

      Также он вспомнил красивую сказку о том, что свобода человека заканчивается там, где начинается свобода других людей и где его, человека, действия заставляют других ощущать свою несвободу.

     А, может быть, просто представить себе ограничения, которые человек сам на себя налагает перед тем как выбрать и начать осуществлять целенаправленные и целесообразные действия?

      Тогда можно получить и такое определение:

     Свобода - это самостоятельный выбор человеком своих жизненных целей и ограничений в своих действиях, которые человек считает для себя обязательными.

      Что же получается? Не получается ли так, подумал он, что те, которые выбыли из своего бывшего народа, ни в чём не хотели себя ограничивать?

     Тогда патриотизм можно рассматривать совокупностью ограничений, не позволяющих человеку осуществлять действия, наносящие вред народу, который человек считает своим, родным.

     И если применять такое определение патриотизма, над которым вволю могут нахохотаться уехавшие, то  для того, чтобы человек считал для себя обязательным соблюдение в своих действиях каких-то ограничений, нужно его побудить к освоению не очень большого числа положений, например, таких:

     Первое. В существовании народа бывают не только безоблачные, но и суровые периоды, когда его  дальнейшему существованию многое угрожает.

     Второе. Человек, который в суровые периоды существования и развития  своего народа делает то, что усиливает угрозы дальнейшему существованию своего народа, превращается если не в уголовного, то в морального изменника.

      Третье. Тот моральный изменник, который хотел бы вернуться в ряды своего родного народа, но сам не знает, как ему нужно словами и действиями осуществить покаяние за свои вредные для народа действия, такого возвращения пока не достоин.

     Он подумал, что среди этих трёх положений только два положения являются ограничениями: не делать то, что усугубляет угрозы существованию и развитию своего народа и не возвращаться в ряды своего бывшего родного народа, если сам, без принуждения, не осознал то, как нужно словами и делом покаяться за ранее совершённые проступки.

     Требований или ограничений гораздо меньше, чем их было в идеологизированом  Моральном кодексе строителя коммунизма, и уехавшие, а также остающиеся здесь радикальные либералы, подумал он, будут дико смеяться над их, ограничений и положений, расплывчатостью.

     Те, которые в глубине своего внутреннего мира дико смеются над расплывчатостью понятия народа и над патриотизмом, как совокупностью ограничений, соблюдаемых человеком в своих словах и действиях для того, чтобы не навредить своему народу, могут, конечно, вернуться, но снова  своими бывшему своему родному народу они больше не станут никогда.

     Надёжной технологии чтения чужих мыслей пока не существует, поэтому всегда остававшиеся в рядах своего, родного народа  не могут установить, что те, которые возвращаются, не смеются, дико, в своих внутренних мирах, над расплывчатостью понятий народа и патриотизма.

     Но, подумал он,  выработать технологию выявления в словах и действиях вернувшихся в ряды народа того, что наносит вред существованию и развитию народа, наверное, можно.

     И, если технологию выявления вреда слов и действий существованию  и развитию родного, своего и технологию критических высказываний в отношении непатриотов получится выработать, то на выработку и проведение в жизнь национальной идеи и  единой идеологии  не нужно будет тратить  значительные время, деньги, нервы и силы.

     P.S. Автор считает своим долгом предупредить читательниц и читателей, что он является сторонником не выработки единой государственной идеологии, а проведения в жизнь  мысли о том, что если существованию  народа всегда больше угрожает то, что происходит внутри народа, а не вне его, то лучше следить за тем, кто и как возвращается извне в ряды народа, чем осуществлять бесполезные умственные и другие  затраты на выработку единой национальной идеи. Он также понимает, что рассмотренная в данном тексте  тема больше подходит  размещению её в разделе публицистики, а не философии.  И определения свободы через отсутствие и наличие ограничений, самостоятельно налагаемых человеком на себя в своих словах, действиях и в получении жизнненых удовольствий, являются не чисто философскими. Автор это тоже понимает, но оставляет данный текст в разделе философии, так как для патриотов-практиков  с чёткой жизненной позицией размышления о том, что происходит во внутренних мирах покинувших свой народ и желающих вернуться в его ряды, являются сугубо философскими, сильно оторванными от действительной, а не воображаемой, народной жизни.